Любой ценой

      Едва установленный на семь утра будильник раздался мягкой мелодией, Чонгук тут же открыл глаза, будто и не спал вовсе, и поспешил отключить звонок, чтобы не разбудить Сокджина. Сокджин сонно завозился в руках тонсена, потеревшись носом о его плечо, вздохнул и снова затих. Поддавшись моменту, Гук ласково взъерошил мягкие волосы и осторожно поцеловал открытый лоб. Его размазывало от нежности, топило в любви и счастье. Он был счастлив, очень-очень счастлив, его буквально распирало от этого щемящего чувства внутри. И мирно посапывающий на плече Джин-хен, спокойный и расслабленный, ах, что же он делал с ним! Ради таких пробуждений рядом с любимым человеком Чонгук был готов на все.       Как бы сильно ему не хотелось остаться в кровати, дождаться пробуждения Джина и, возможно, утянуть его в негу ленивого утреннего секса, дела не ждали. Он должен был поторопиться и устранить возникшие проблемы до того, как станет слишком поздно. Ради них с Сокджином. Ради их счастья. Ради возможности просыпаться вот так, вместе. Аккуратно выбравшись из объятий Сокджина, Чонгук подложил ему вместо себя плюшевую игрушку альпаки, подоткнул одеяло, чтобы утренний сквозняк не холодил разморенное после сна тело, и, не удержавшись, оставил нежный поцелуй на виске, чуть задевая губами аккуратное ушко.       – Джуни? Куда так рано? – хрипло пробормотал Сокджин, чуть разлепив сонный глаз. Чонгук не стал поправлять его и напоминать свое имя. Его хен еще не привык и толком не проснулся, всему свое время. А сейчас пусть поспит и отдохнет перед поездкой. Им лететь в ночь, в кресле не отоспишься как следует.       – Я в офис. Туда и обратно, – тихо ответил он, чтобы не растревожить полусонное состояние любимого. – Ты поспи еще, время есть. А я по пути нам завтрак захвачу.       Джин согласно угукнул в плюш игрушки, снова проваливаясь в сон. Чонгук тихо прикрыл за собой дверь в спальню, собрался в рекордные сроки и поспешно выскочил из дома. Если он успеет на ближайший автобус, то доберется до кафе к самому открытию, когда еще нет посетителей. Этот идиот, который чуть все не испортил, всегда работал в первую смену и приходил пораньше, чтобы успеть разложить свежую выпечку на витрину.       Наверное, Чонгук все же скучал по небольшому кафе близ студенческого городка. Оно вызывало столько положительных воспоминаний. Он же тогда еще совсем сопляком был, глупым мальчишкой, полным надежд и сладких грез, такой еще неказистый и такой влюбленный. Казалось, взлетел бы высоко-высоко, кричал бы на весь мир о своей любви, делился бы улыбками со всеми, до того хорошо было. Чонгук верил в судьбу, все было предопределено, не бывает таких случайных совпадений в жизни. Ни один человек за всю его жизнь не вызывал у него таких сильных эмоций, ни один, кроме этого невероятного старшекурсника, который волею судьбы вел у него подготовительные курсы. Лишь он один притягивал к себе его взгляд, к нему одному он чувствовал такое сильное притяжение. Ну, разве это не судьба? Разве их встреча не была предрешена свыше? Они были созданы друг для друга, Чонгук знал это. Знал тогда, уверен был и сейчас в своей правоте. Джин сейчас принадлежит ему и он счастлив с ним, не с Намджуном, а с ним. Живет с ним, доверяет ему, полагается на него, поддерживает его, интересуется им, любит его. Зовет его «Гуки».       Чонгук прикрыл глаза, проезжая очередную остановку. Блаженная улыбка расползлась по лицу. Гуки. Теперь он – Гуки. Его Сокджинни такой ласковый.       Раньше у него не было всего этого. Раньше у него и были только фотки, сделанные украдкой на телефон, которые он пересматривал перед сном, предаваясь мечтаниям и желая, чтобы Сокджин приснился ему. И он снился, казалось, каждую ночь. Просыпаться после этих сновидений не хотелось совсем, не хотелось возвращаться в пустую реальность без Сокджина. Ему очень хотелось распечатать фотки, развесить их по всей комнате, засыпать и просыпаться, окруженный любимым человеком со всех сторон, но не поняли бы родители, не понял бы старший брат. А позже и сосед по комнате в общаге не понял бы. Снять бы отдельную комнату, и увешать бы ее фотками, но тогда денег бы не хватало бы на ежедневное посещение кафе.       А в кафе ходить было нужно. Там во вторую половину дня работал Сокджин. Чонгук знал о нем все. Наблюдал за ним, провожал до дома, до университета и до кафе, отставая на несколько метров, выучил расписание и порядок смен, запоминал, что тот берет в магазинах и неизменно покупал то же самое. Хотелось стать ему ближе, понять, чем он живет, чем дышит, чтобы потом в день Х сразить наповал их поразительной совместимостью. А пока он сидел тихонько в самом углу в кафе, давился ненавистным горьким кофе, разрисовывал альбомные листы портретами любимого и заставлял себя не пищать от восторга, когда к нему подходил Сокджин, такой аккуратный и безупречно красивый, в идеально выглаженной белой рубашке и черным фартуком, и брал у него заказ, награждая мягкой улыбкой, отчего его щечки становились похожи на рисовые пирожки. Или на спелые персики. Чонгук давился слюной и заказывал молочный коктейль. А потом жадно наблюдал, как Сокджин готовит ему напиток. Ему. Для него. Чонгук заводился, кровь приливала к паху, он же молод, так молод, ему много не надо, чтобы возбудиться, а когда предмет воздыхания рядом и такой горячий в милой униформе, то нечего и удивляться, что тело подростка так бурно реагировало.       Чонгук не мог воплотить свои фантазии в жизнь пока, но никто не мог запретить ему рисовать. И влюбленный школьник рисовал все то, что было в его голове. Грязно, развратно, с кропотливым усердием прорисовывая каждую деталь, нескромно накладывая тени. Это были не просто грезы, скорее пометки на будущее, чтобы не забыть. Впрочем, Чонгук хмыкнул себе под нос, направляясь к дверям автобуса на выход, на память он не жаловался.       Чонгук вышел из автобуса и направился знакомой дорогой в кафе. Давно он здесь не был, а ничего толком и не изменилось. Наверное, Сокджином овладела ностальгия, когда он вчера нашел дорогу к своему прошлому. Улыбался, наверное, рассматривал все вокруг, широко распахнув глаза, как тогда во дворе после выписки. А может наоборот, волновался, боялся неизвестного и прятал дрожащие пальцы в рукавах. Что именно он вспомнил? Все ли он рассказал или что-то скрыл от него? Чонгук не сможет уберечь его от неправильных поступков, если не будет знать все.       Его встретил знакомый перелив колокольчика над дверью, едва он прошел внутрь. Посетителей еще не было, как он и думал. Он хотел разобраться быстро и как можно скорее вернуться домой. За барной стойкой никого не было, наверное, бариста был в служебной комнате.       Улучив время, Чонгук осмотрелся. Знакомый столик в углу, где он часы проводил, наблюдая за Сокджином. Канарейка в клетке, не факт, что та же самая, над которой Сокджин ворковал, подсыпая любимице корм. Тот же барный стул, второй слева, который всегда занимал Намджун, воруя внимание его Сокджина себе. Этот жалкий кретин думал, что имеет на него какие-то права, что-то говорил о любви, смел называть его своим мужем. Касался его. Чонгук сжал кулаки.       – Доброе утро, – пропел знакомый голос бариста, поспешившего вернуться в зал. – И добро пожаловать! Что бы вы... А, это ты.       Добродушную улыбку будто смыло с миловидного лица, глаза сузились до самых щелочек, а ноздри раздраженно раздувались. Чонгук с вызовом встал напротив парня в фартуке. Вот ублюдок, все из-за него!       – Какого хера, Чимин? – ярость клокотала в груди Чонгука. Он очень надеялся, что этот мелкий ублюдок понимал, в какой жопе они оказались. Однако тушеваться под бешеным взглядом Чимин не собирался.       – Какого хера? Это ты меня спрашиваешь? – прошипел бариста, опершись руками о барную стойку и подавшись вперед. – Это ты меня просвети, какого хера ты устроил, Чонгук?       – Я? – вот же блядь охеревшая. – Сокджин вчера пришел домой и заявил, что вспомнил Намджуна. Он не мог его вспомнить сам. Он был здесь и вспомнил явно с подачи Хосока! Хер знает, что он еще там вспомнил! Ты должен был следить за Хосоком и за тем, чтобы он не пиздел ничего лишнего!       – Так а какого хера он шлялся здесь? – не остался в долгу Чимин. Выругавшись, он шумно втянул носом воздух и продолжил. – От тебя всего лишь требовалось, чтобы твой ненаглядный не приходил сюда и все, ничего больше! На мне же четыре человека, мать твою! Четыре! Так позволь поинтересоваться, какого хера, Чонгук? Какого хера этот пришел вчера сюда?       Логично, – недовольно пронеслось в голове Чонгука. Чимин тяжело дышал, весь красный от крика. Небольшие ладони сжимались в кулаки до побеления костяшек, казалось, он вот-вот не сдержится и пропишет Чонгуку в глаз.       – Что Хосок знает? – успокаиваясь, спросил Чонгук. Очевидно, налажал именно он, а не Чимин. Чимин в бешенстве и в отчаянии, а это добром никогда не заканчивалось. – Что он тебе сказал?       – Обрадовал новостями вчера вечером, оказывается наш покойный хен ожил, – съязвил Чимин. – Хосок не идиот. Он понял, что их любимый хен у тебя был все это время. Твой ненаглядный рассказал ему достаточно, чтобы Хосок сложил два и два, и понял, что похороны были поддельные, что гроб был пустой. Что он выкупал долю хена за кафе не у банка, а у тебя, раз свидетельство о смерти липовое. Что дозвониться родителям твоего ненаглядного он не может не потому, что они горем убиты из-за смерти сына, а потому, что кто-то сменил их номера у него в телефоне. А еще он распиздел все Тэхену и распиздит потом Намджуну, как только он включит телефон после командировки.       – Надо убедить его не делать этого.       – Да что ты говоришь! – вызверился Чимин, всплеснув руками. – А может не надо? Точно подумал?       – Хватит уже, я понял, что налажал. Ты не помогаешь решать ситуацию своим ором.       Чимин едва ли грудью не лег на столешницу бара, приближая свое лицо к Чонгуку, обещая мучительную смерть одним лишь взглядом.       – Слушай внимательно меня, Чонгуки, – угроза текла медом с пухлых губ. – Если Намджуни узнает, что твой гребаный Сокджин жив, я посажу тебя за решетку. И ты сгниешь в одиночке за все то дерьмо, что ты творил с Сокджином весь тот месяц, когда похитил его. Если Намджуни узнает, он начнет искать и, поверь мне, он найдет его. Он вернет его, а я каждый день буду слать тебе фотки воссоединившейся парочки!       – Сокджин не вернется к нему, – Чонгука передернуло от тона, с которым Чимин выплевывал ненавистное имя соперника. Он был уверен, что Чимин сдержит свое обещание. Он ничем не гнушался. – Я тебе обещаю, Намджун останется с тобой. Мы сегодня с Сокджином улетаем.       – Да мне похуй, что ты сделаешь с ним, слышишь? Мне похуй! Хоть увози его, хоть запри на месяц, как ты умеешь, да хоть на год, хоть на всю жизнь! Мори его голодом, трахай, избивай, переломай ноги, разбей голову, чтобы снова память отшибло! Но чтобы его здесь не было! – Чонгук нахмурился, вспоминая тот нерадужный период в их с Сокджином жизни. Он тогда совсем голову от вседозволенности потерял, и хуже всего, Чимин знал об этом. Чонгук не удивился бы, если Чимин сохранил историю болезни Джина с перечнем всех увечий, что он тогда ему нанес. Чимин перевел дух и продолжил вкрадчивым голосом, проговаривая каждое слово, чтобы оно отпечаталось в мозгу Чона. – Я не для этого столько времени вытаскивал Намджуни из депрессии, не спал ночами и следил, чтобы он не вышел в окно. Не для этого возился с документами на это ебаное кафе. Не для этого изображал из себя страдальца перед друзьями, когда объявлял о смерти их святого Сокджина, покупал липовые документы, организовывал липовые похороны. Пока ты наслаждался своим медовым месяцем в мажорном реабилитационном центре, я рвал свою жопу не только ради себя, но и ради тебя! Поэтому, когда я говорю, что я упеку тебя на пожизненное за решетку, кусок ты бесячего дерьма, я это сделаю. А потом я лично прирежу твоего ненаглядного.       – Никто ничего не узнает, – заверил Чонгук. – Я со всем разберусь.       – У него номер Хосока, – нервно запустив пятерню в волосы, уже спокойнее поделился Чимин. – Хосок сказал, что успел дать ему на всякий случай. Очень надеюсь, что твой ненаглядный не успел ему ничего написать.       – Не должен был, – под закипающим взглядом, Чонгук тут же добавил. – Но я проверю.       – Как убедить Хосока не пиздеть больше?       – Если Сокджин его сам об этом попросит? Он сделает это.       – Он знает, что Сокджин у тебя, и не поверит, что он добровольно просит не искать его, после того, как ты его похитил два года назад.       – Он же знает, что Джин потерял память? – дождавшись согласного кивка, Чонгук продолжил. – Я разберусь. Просто поддакивай там и лей в уши, что ты там обычно льешь. Сокджин на связь больше не выйдет и сюда не вернется. Искать вас и Намджуна он не будет, обещаю. Я смогу убедить Хосока, а ты понаблюдай за ним и за Тэхеном.       – В отличие от тебя, я хорошо справляюсь со своей работой, – огрызнулся Чимин, оставляя последнее слово за собой.       Оба затихли и обернулись на перелив колокольчика, оповестившего о новом посетителе.       – Доброе утро, – в сладкой улыбке расплылся бариста, приветствуя гостя. Потом быстро зыркнул на Чонгука, кивая ему на выход. – Не мешай мне работать. Что будете заказывать?

***

      – Джинни? Ты встал? – позвал Чонгук, закрывая за собой входную дверь. Разувшись, он прошел на кухню, вытаскивая из пакета сэндвичи и круассаны на завтрак. – Сокровище мое, ты где?       – В ванной! – отозвался любимый, успокаивая встревоженно колотящееся сердце.       – Я завтрак принес, пойдем кушать, пока не остыл!       – Пять минут! Чайник пока... – конец фразы утонул за шумом включенной воды.       Чонгук включил чайник и, пощипав задумчиво щеку, направился к шкафу, искать одежду, в которой вчера пришел Сокджин. В кармане кофты нашелся скомканный лист с номером. Оглянувшись на дверь в ванную, Чонгук взял телефон Сокджина и принялся быстро пролистывать историю сообщений и звонков, проверяя, воспользовался ли он возможностью связаться с Хосоком.       – У тебя телефон сейчас отключится, – оглянулся Чонгук на вышедшего из ванной Сокджина в длинной футболке на голое тело и полотенцем на плечах. – Где зарядка?       – Я вчера совсем про него забыл, – Джин шустро сушил волосы полотенцем. – Зарядку вроде в спальне видел.       – Ты иди за стол, а я сейчас.       – А что в офисе забыл? – вдогонку спросил Сокджин, направляясь на кухню, заваривать кофе. – Я думал, ты уже со всем разобрался.       – Ничего такого, что нельзя было отправить по почте, – добавив искреннего раздражения в голос, Чонгук поставил телефон Джина на зарядку, а сам принялся со своего смартфона набирать сообщение Хосоку. – Но тимлид настоял передать документы лично.       – Б – безопасность, – хрюкнул Сокджин с кухни. – Ничего, в самолете отоспишься.       – В самолете я планировал охранять тебя от стереотипно сексуальных стюардов, – отозвался тонсен, прикрепляя к сообщению совместно сделанное на днях сэлфи, где они оба с Сокджином счастливые, ворковали друг с другом на камеру.       – Если бы я планировал заняться сексом в самолете, я бы позвал тебя с собой, честное слово, – мурлыкнул Сокджин, показавшись у дверного проема, и облокотился о косяк.       – А ты планировал? – голос сам стал низким и бархатным, с нотками флирта. Кажется, завтрак откладывался.       Сокджин выглядел как мечта. С влажными после душа волосами, в одной футболке, что липла к мокрому телу, обрисовывая заманчивый контур. Не скрытые мешковатыми штанами обнаженные аппетитные бедра. С лихорадочно сверкающими в желании глазами и мягкой зовущей полуулыбкой. Он хотел его, именно его, Чонгука. Не память о Намджуне, а его. Добровольно шел к нему в руки, жался к нему, целовал его, позволял делать с ним все, что захочется Чонгуку. А Чонгук хотел и много чего. Сколько бы времени не прошло, ему все мало. И вряд ли когда будет достаточно.       Чонгук поймал его в свои объятия, нахально запустил руки под майку, уложив широкие ладони на мягкие половинки, нежно рисуя самыми кончиками пальцев узоры на них, вжимая любимого в себя. Осыпал поцелуями длинную шею, собирая губами запах их общего геля для душа. Сокджин в ответ одаривал его уши тихими стонами и опалял их горячим дыханием. Такой отзывчивый, такой чувствительный. Сокджин лично вручил ему самого себя в руки, добровольно. Не вырывался, не кусался, не зажимался, не истерил, не проклинал, не умолял отпустить и не пытался сбежать от него. Нет, податливо прижался спиной к стене, утягивая Чонгука за собой, улыбался в поцелуй, когда тот, подхватив под бедра, приподнял его, закидывая длинные ноги себе за спину.       – Гуки, – прошептал в губы Сокджин, поддевая своим носом нос Чонгука. – Гуки, я...       Он и сам не знал, что хотел сказать. Может ему просто нравилось ласковое прозвище, а может ему нравилась реакция самого Чонгука на это прозвище. Тонсен поцеловал Джина под подбородком, прихватил губами кадык, а сам жмурился от удовольствия, обнажал передние зубы в кроличьей улыбке. Смоченые слюной пальцы легко скользнули внутрь обожаемого до дрожи в коленях тела – там очень влажно и мягко. Подготовился заранее для него. Чонгук судорожно выдохнул. Боже, одна только мысль об этом сводила с ума. И Сокджин лучше не делал: змеем-искусителем горячечно шептал в самое ухо вставить ему глубоко и жестко. Но нет, нельзя. Огладив пальцами податливые бархатные стеночки в последний раз, Чонгук быстро спустил джинсы вместе с бельем до середины бедра, и, сплюнув в ладонь, погонял ею по стволу немного, увлажняя. Вжавшись лбом в плечо Джина и шумно выдыхая сквозь зубы, тонсен вдавил головку внутрь и осторожно опустил хена на член.       Нельзя с ним жестко, только лаской и любовью. Однажды он допустил ошибку, много ошибок, ошибался раз за разом, решив, что с любимым можно силой. Не раздумывая над последствиями, можно яростно вбивать в него свою правду, доказывая, что они должны быть вместе. Глупец, не слушал мольбы, не видел слез, не хотел замечать страха и ненависти в постепенно затухающих глазах. Лишь больше ярился, нападал, атаковал и ничего не дарил, хотя требовал очень много. И в итоге чуть не потерял самое дорогое, чуть не погубил свое Сокровище, собственными руками едва не лишил жизни свой смысл жизни. Никогда больше он себе этого не позволит. Только любовью, только нежностью окружать Сокджина.       Он не торопился, его толчки медленные, чувственные, он словно погружался в свой собственный Рай, ловил губами стоны и сцеловывал их, пил их с пухлых губ. Крепко держал под ягодицами, помогая насаживаться на себя глубже, под тем самым углом, от которого Джин сбивался с дыхания и хватал ртом воздух. Тянул футболку за самый край вниз, чтобы сильнее оголить плечо и ключицы, чтобы заласкать их языком и губами. Сокджин плаксиво поскуливал, хотел еще. Еще больше, еще сильнее, еще глубже, клялся, что готов, что выдержит, что иначе не сможет. Но сам Чонгук не был готов так рисковать, поэтому усердно доказывал, что нет, Сокджин ошибается, и так он тоже сможет.       Измученный лаской, на дрожащих ногах под локоть с Чонгуком, Сокджин потом медленно брел на кухню. Там на столе уже остывший кофе и вкусно пахнущая выпечка. Завтрак они провели в тишине, переплетя ноги под столом и поглаживая друг друга ступнями. Строили планы, куда сходить в первую очередь и что первым делом попробовать из местной кухни.       Оставшийся же день прошел в суматохе сборов. Вроде и вещей немного, вроде и приготовили все заранее, а времени все равно не хватало, поэтому выйти в ближайшее кафе пообедать отказались и решили просто заказать пиццу.        – Ну, вроде ничего не забыли? – Сокджин осмотрелся, стоя в коридоре, полностью готовый к выходу. Рюкзак с документами и вещами первой необходимости у него. Чемодан у Чонгука. – Паспорта у меня, лекарства тоже, зарядка, наушники.       – Фотоаппарат, – добавил Чонгук, завязывая шнурки на кроссовках.       – Хавчик перекусить, валюта наличкой, карты.       – Все, все взяли, о, погоди, – Чонгук последний раз проверил свой телефон, кивнул сам себе, пихнул себе в карман. – Теперь точно все. Пошли.       – Удачи нам, – звонко чмокнул Сокджин тонкие губы и вышел из квартиры.       Чонгук еще раз проверил наличие маленькой бархатной коробочки с кольцом во внутреннем кармане куртки, и поспешил за любовью всей его жизни.       – Удачи.