Быть с тобой

Мягкий весенний ветер щекочет лицо, путаясь в волосах, переплетаясь с душистой травой в тихом шёпоте. На этой же траве расстелена ткань, на которой разложены свежие фрукты и стоит кувшин совсем некрепкого вина, а также пара чарок для него. Сидящий на коленях, с ровной, присущей настоящему принцу осанкой Се Лянь тянется рукой за спелым, бархатистым персиком и мягко кусает его, чувствуя на губах влажность сока. Хуа Чэн сидит свободно, чуть ли не развалившись, в своих бледных ладонях он держит ещё неочищенный мандарин, подкидывает его вверх и вновь ловит, довольно подмечая взгляд Се Ляня со смешинкой в глазах. Ногти впиваются в кожуру, и чуть с кислинкой сладкий запах мандарина смешивается с пряным запахом луговых цветов и чуть ли не впитывается под кожу. Хуа Чэн чистит медленно, дожидаясь, пока Се Лянь с явным удовольствием закончит есть персик — косточка исчезает в глубоком рукаве одеяний: может быть, он посадит новое дерево где-то у храма. Первая яркая долька мандарина отломана и, зажатая в тонких пальцах демона, движется в сторону приоткрытых божественных губ. Се Лянь с улыбкой перехватывает её, потом Хуа Чэн сам съедает одну, и так повторяется несколько раз, пока мандарин не оказывается полностью съеден. Се Лянь тихо смеётся, а внутри Хуа Чэна цветёт, подобно царящей вокруг спокойной, волнующей весне, переполняющая любовь. Хуа Чэн с мягким прищуром осматривается вокруг: по голубому небу плавно плывут облака, создавая причудливые формы, из-за этого солнце светит не так жарко, как могло бы, будь оно посреди совершенно чистой небесной глади. Взгляд перебегает ниже, и где-то вдалеке видны прохладные вершины гор; чуть ближе, но всё так же далеко — тёмная зелень лесов, а здесь, совсем рядом, луг покрыт яркими переливами распустившихся цветов. Среди этой умиротворяющей природы они сидят вдвоём, наслаждаясь естественным течением жизни и обществом друг друга. Пальцы Хуа Чэна пробегаются по поверхности трав и ловко выхватывают один из цветков: нежный и невинный в своей красоте. Он вспоминает о сотнях сорванных им прежде бутонов: каждый из них был прекрасен и достоин его божества. Он срывает ещё несколько и складывает их в незамысловатом плетении. — О, Сань Лан умеет плести венки? — заинтересованный взгляд Се Ляня ложится на всё растущий венок. Он совсем не броский, в нём переплетаются только самые светлые цветы: молочно-белые, бледно-жёлтые, светло-розовые и небесно-голубые с редкими вкраплениями сочно-зелёных стеблей травы — под стать невинной простоте и изящности Се Ляня. Хуа Чэн приподнимает уголки губ в улыбке и как-то совсем неопределённо отвечает: — Гэгэ видел не все мои таланты. Се Лянь даже не смеет в этом сомневаться и только терпеливо ждёт, когда работа будет окончена: Хуа Чэн действует со знанием, чередует цвета и оттенки, сплетает всё крепко — только и успевай следить за ловкими движениями пальцев. Се Лянь уверен, что, займись он подобным, его конструкция сразу бы развалилась: если не в руках, то на голове уж точно. На сердце теплеет, когда он понимает, что венок плетётся не кому-либо, а ему самому — с таким трепетом, с такой любовью и старанием — даже если это просто венок. Хуа Чэн заканчивает и довольно хмыкает, осматривая свою работу. Придвигается ближе, двумя руками со всем почтением протягивает цветочное кольцо. Дыхание Се Ляня на мгновение замирает, он прикрывает глаза; ресницы едва заметно трепещут, бросая тени на румяные щёки. — Теперь гэгэ коронован, — говорит Хуа Чэн, водружая на мягкий шёлк волос душистый венок. — Королю нужны подданные, — с улыбкой отвечает Се Лянь, лёгким движением поправляя выбившуюся прядь волос. — Я — ваш самый преданный подданный, Ваше Величество. И смех обоих заливает луг, вскоре превращаясь в звук поцелуя.