Быть с тобой

За окном хлопьями сыплет снег, застилая землю белым ковром, на котором множеством ног протоптаны глубокие дорожки из разных размеров шагов. Мерно горят фонари, зажигающиеся непривычно рано, и в их свете можно разглядеть падающие резные снежинки. Обнажённые деревья тоже завалены белым покровом, стучат ветками в окна под порывами морозного ветра: не совсем приветливо, тревожа уютный покой обитателей тёплых квартир. В одной из таких в огромной зале приятно потрескивает огонь искусственного камина, воздух пропитан хвоей, терпкой корицей и томной карамелью, и где-то на батарее сворачивается клубком чёрный кот с одним глазом по кличке Эмин. С кухни тянется запах свежей выпечки, и мягкий, воздушный пирог с ягодной начинкой уже ловко разрезается на части ножом, являя собой шедевр кулинарного искусства, который, увы, попробовать достанется не всем. Хуа Чэн кладёт на блюдца им обоим по приличному куску, разливает по фарфоровым чашкам с золотыми каёмками душистый травяной чай, пока Се Лянь в нетерпеливом ожидании десерта ёрзает на стуле, прячась по подбородок в ворот цветастого свитера. Как только последний кубик сахара летит в его чашку, он хватается за вилку и беспощадно вонзает её в пирог, тут же отправляя его себе в рот и запивая. — Гэгэ может не торопиться, — тихо смеётся Хуа Чэн, тем не менее любовно наблюдая, подперев подбородок рукой, как Се Лянь с нескрываемым аппетитом поглощает его творение. Как только тот всё пережёвывает, то считает обязанным упомянуть: — Сань Лан, твой пирог восхитителен, твоя готовка восхитительна, ты — восхитителен! — восторг так и плещется в его голосе, и внешне на лице Хуа Чэна только ширится улыбка, когда на самом деле внутри он медленно плавится, переполняясь счастьем от похвалы. Слова Се Ляня всегда искренни, идут от самого сердца, и Хуа Чэн не может поверить, что он действительно заслужил нечто подобное по отношению к себе. Сидеть на кухне в один из самых прекрасных вечеров (сказать по правде, все вечера с Се Лянем для Хуа Чэна даже более чем прекрасны), уплетать за обе щёки домашнюю выпечку под размеренные разговоры ни о чём, пока за окнами тихо кружится снег, — разве можно мечтать о чём-то большем, чем у него есть? Разве что оказаться в крепких объятиях любимого, но это они ещё всегда могут успеть. Хуа Чэн тоже закидывает себе в рот кусочек пирога, чувствуя, как тот буквально тает на языке, и решает, что в этот раз он правда хорошо постарался. Угощение постепенно исчезает, ещё не раз наполняются чаем чашки, и тихо движется стрелка часов, отмеряя секунды неминуемого счастья. На кухню лениво проходит Эмин, ластится к ногам Се Ляня, а потом запрыгивает к нему на колени, требуя внимания. Се Лянь запускает руку под стол и проходится ладонью по мягкой шерсти, пропуская её между пальцев, чешет подбородок и за ушком, и Эмин начинает привычно громко урчать. Таким послушным он бывает только с Се Лянем, и тот каждый раз беззлобно смеётся с того, как кот и Хуа Чэн очевидно ревнуют друг к другу. Так и в этот раз: стоит Се Ляню поднять свой взгляд, как он натыкается на наигранно обиженное выражение лица Хуа Чэна. Се Лянь в ответ улыбается самой тёплой из своих улыбок и произносит: — Пойдём. У меня есть для Сань Лана подарок. Обида мгновенно сползает с лица Хуа Чэна, и он, довольный, встаёт из-за стола, успевая закинуть посуду в раковину, пока Се Лянь аккуратно спускает Эмина на пол с пригретых колен. Хуа Чэн подходит и мягко переплетает их пальцы: его руки как всегда немного холодные, но их температура быстро поднимается от спокойного тепла Се Ляня, и тот, поглаживая большим пальцем тыльную сторону сжимаемой ладони, ведёт их в залу, едва слышно ступая пушистыми носками по полу. Они приближаются к празднично украшенной ёлке: совсем недавно они наряжали её вместе, дурачась и хохоча, пока Эмин путался под ногами, желая присоединиться ко всеобщему веселью. Сверкают стеклянные шары, блестит мишура, сияет разноцветными лампочками гирлянда, а на самой верхушке восседает ангелок с белоснежными крыльями, которого купил Хуа Чэн, потому что тот показался ему бесконечно похожим на Се Ляня в своих изяществе и красоте. Под ёлкой грудой лежат подарки: по большей степени не настоящие, а лишь декорации для создания соответствующей атмосферы, но среди них также прячутся и те, что на самом деле ожидают торжественного вручения. Се Лянь с неохотой вынужден расплести их руки, чтобы взять из-под ёлки подарок, тщательно подготовленный им для Хуа Чэна. Он в самом деле стоил ему больших трудов, поэтому он с некоторой долей волнения, заливаясь румянцем, двумя руками протягивает небольшую коробку, затянутую ленточкой с бантиком. — Сань Лан, это тебе, — говорит он едва ли не дрогнувшим голосом и наблюдает, как Хуа Чэн с самой яркой на свете улыбкой принимает подарок и открывает крышку. Его единственный глаз сначала в удивлении округляется, и Се Лянь уже готовится умирать со стыда, но потом выражение лица Хуа Чэна снова смягчается, и он наконец говорит: — Гэгэ сделал это сам? Се Лянь не может не залиться краской, отводя взгляд, смущённо потирает одной ногой о другую и выдаёт тихое: — Да. Хуа Чэн тут же откладывает подарок, чтобы вместо того в руках у него — точнее, в объятиях — оказался крепко зажат Се Лянь. Хуа Чэн целует его куда-то в растрёпанные волосы, проговаривая одно за другим чувственное «спасибо», и Се Лянь обвивает его руками в ответ, успокаивая своё бешеное сердцебиение. Когда спустя долгие мгновения объятия наконец размыкаются, Се Лянь предлагает: — Может, примеришь? Надеюсь, я угадал с размером, — он неловко смеётся, но Хуа Чэн выглядит совершенно серьёзно, когда аккуратно достаёт вязаный свитер. Се Лянь правда связал его сам, прячась от Хуа Чэна со схемами и спицами. Это был первый раз, когда он занимался чем-то подобным, и поначалу спицы казались ему смертельным орудием, но не было ничего, чего нельзя было бы добиться усердным трудом и бесконечными попытками, поэтому каждая последующая петля оказывалась увереннее предыдущей, и так они друг за другом сложились в узорчатые ряды. Хуа Чэн просовывает руки в рукава и надевает свитер прямо поверх своей белой рубашки. Свитер ярко-красный, на фоне совсем схематично вырисовывается серебряная бабочка, и чуть-чуть длинноваты рукава, и Се Лянь надеется, что Хуа Чэн не заметит всё-таки проскользнувших ошибок в вязании. Хуа Чэн сразу чувствует охватившее его тепло: от того, что свитер действительно согревает, от того, что Се Лянь специально сделал подарок для него своими руками, и он не может удержаться от того, чтобы снова заключить свою любовь в объятия, осыпая всё лицо поцелуями, а затем накрывая своими губами чужие, уже не зная, какими способами выразить благодарность и переполняющее его счастье. За окном всё ещё тихо кружится снег, оповещая о предстоящей долгой зиме. Но до тех пор, пока между двумя живёт негаснущая любовь, в этом доме всегда будет тепло.