Его история

      Бабочка смотрела в потолок и пыталась смириться с огоньком надежды в душе. Уже давно она не верила в то, что ей найдется место. И тут вдруг появляется Инк, который успешно сопротивляется ее очарованию и готов попробовать дать ей Дом.       Девушка не спала этой ночью и не видела снов. Боялась закрыть глаза и столкнуться с осуждающими взглядами давно мертвых врагов и друзей. Услышать, как они говорят о ее порочности и бедах, которые она принесет новому миру.       А еще она боялась вновь стать разрушителем. Боялась, что прежняя дурь ударит в голову и все вновь обернется катастрофой. Она вновь станет причиной конца всего.       — Я не хочу, — прошептала она.       Перевернувшись на другой бок, Бабочка протянула руку к плечу и коснулась кончика татуировки.       — Ты хоть немного поспала? — Инк стоял в дверном проеме и тоже выглядел невыспавшимся. Он неуверенно вошел в комнату и подошел к Бабочке. — Вначале позавтракаем или сразу пойдем?       Бабочка не ответила. Она продолжала ощупывать кончик татуировки, ее взгляд был направлен в никуда.       Инк жег татуировку взглядом. Каждый раз как он ее видел, ему чудилось, будто бабочка настоящая и ее крылья шевелятся. Он держал вопрос при себе до этого дня:       — Откуда у тебя эта татуировка? — спросил и сел рядом.       Девушка издала вздох, больше похожий на сип задушенной кошки, и вначале показалось, она вновь пожала плечиками. Но нет: она ими передернула, как будто пыталась стряхнуть с плеч вцепившиеся в них костлявые руки прошлого. А может, надеялась, что рисунок вспорхнет с костей прочь.       — Это не мое безумие, Инк. Но моя ноша. Эта татуировка — на самом деле нечто куда более страшное. И я не знаю, должна ли я была разделить судьбу многих ЕГО жертв или он готовил для меня иную участь. Я просто была рада, что меня успели спасти до того, как я распустила крылья.       Ее трясло, и Инк обнял, стараясь забрать как можно больше чужих переживаний себе. Он не понимал, о чем говорит гостья, но видел, с каким трудом ей даются слова. Потому не перебивал и не просил конкретики. От его касаний появились маленькие насекомые с бесцветными крыльями; их стрекотание дополняло страшную историю новыми пугающими нотами.       — Я знаю, что во мне его часть, его безумие. Его не выдрать из костей, пусть даже татуировка исчезнет. Его эго, стремления, желания: я их чертово воплощение. И я боюсь, Инк, что если стану частью вашей мультивселенной, то это безумие вырвется. И оно — я — вновь станем проблемой.       — Тогда я остановлю тебя, — твердо сказал страж. — Если ты действительно станешь причиной катастрофы, я остановлю тебя.       — Ты не сможешь.       — Верь в меня.       Инк вдруг понял, что никогда до этого часа не был столь близок к этой женщине. Пусть она ластилась к нему, целовала, соблазняла, раньше ее душа была закрыта. А сейчас она сидела, прижавшись к нему, рассказывая о своих страхах и боли, настоящая, прекрасная, живая.       Ее глаза сверкали потаенным огнем надежды. Она впервые была готова поверить, что даже такую как она может ждать счастливый конец.       — Завтрак, — прошептала она и повторила более громко: — Перекусим — и в путь. Надеюсь, твой ученый готов к явлению моей персоны в его владения. И надеюсь, он выслушает меня и отговорит тебя.       Готов Саенс не был. Сразу покрылся капельками пота и суматошно стирал их первой попавшейся тряпкой. На Бабочку он старался не смотреть, косил глаза то на пол, то на потолок.       — Готов внимать мне, ученая голова? — без особой надежды спросила Бабочка.       — Да… конечно… сейчас… — сразу после этих слов ученый повернулся к стене и пару раз со всей дури о нее приложился головой! По черепу пошли трещины, но взгляд прояснился. — Вот теперь готов.       Бабочка и Инк обменялись одинаково пораженными взглядами. Решимости Саенсу было не занимать.       — Инк рассказал тебе о возможных рисках?       — Да, — ученый продолжал политику «я говорю со стенами и потолком», — но мне нужно понять, почему подобное может произойти.       — Насколько мне известно, гость должен подходить миру. Нельзя просто прийти и отстроить дом и посадить садик. Нужно найти ячейку, подходящую тебе. Проведу аналогию. Если твоя форма — квадрат, то сколько тебя не бей, а идеальной сферой тебе не стать. А от того насколько ты идеальная сфера зависит, не рухнет ли вся конструкция.       Саенс думал с минуту и сказал:       — Наш квадратик сдох, так что форма свободная. Тоже черненькая.       Бабочка не удержалась и хихикнула.       — Проблема не только в этом. Дело в том, что лишь обычные жители Нулевой Бесконечности могут становится частью других мультивселенных. Но я… я прошла через одну странную трансформацию, которая дала мне эти соблазняющие силы, и я не знаю, являюсь ли просто жителем. Может стать, что я на самом деле путник. По многим показателям это так. Тьма не трогала меня, и я проводила в ней львиную долю времени.       — Но ты не можешь сказать, точно ли ты житель или путник?       — Не могу. Помимо красоты я не обладаю ничем особым и, в отличии от прочих Эрроров, не могу сходу влезть в код мультивселенной.       — Чем нам грозит, если ты не обычный житель и станешь частью нашего Дома?       Бабочка пожала плечиками и с беспечной улыбкой произнесла:       — Ну или это банально не получится, потому что я могу оказаться слишком чужой. Либо получится и случится конец всего. Ваша мультивселенная исчезнет.       По спинам мужчин прошелся холодок.       Инк не вмешивался в диалог, стоял у стены и ждал исхода.       — Так, а теперь подробнее, — Саенсу нужно было проникнуть в суть. — Почему это может произойти?       Бабочка стушевалась на мгновение, ее улыбка будто погасла, уголки чуть опустились. Но вот на ее лице прежняя улыбка, и в ее словах вновь нет печали:       — Трудно пояснить то, в чем сам не очень разбираешься. Но я постараюсь, — она вздохнула и сказала: — Вот есть Санс. К примеру. Он попал в Нулевую Бесконечность и стал путником. И, предположим, это бред, просто хочу для наглядности предположить, что он стал Хоррором. Его плотоядное стремление всех сожрать — его особое свойство, дарованное Нулевой Бесконечностью. И вот представьте: он становится частью чужого мультиверса. И приносит свое особое свойство в чужой Дом. И вдруг все жители начинают хотеть плоти.       Бабочка не стала уточнять, что подобное было скорее исключением, чем правилом. И получалось лишь в некоторых мирах с уже заложенными отклонениями и с особенными жителями, которые пытались уйти из Нулевой Бесконечности вопреки своему пути.       Саенс не удержался и посмотрел на гостью с ужасом. Но ужас стерся с его лица, и на его место пришло глупое выражение беззаботности. Пришлось ученому снова целовать стену. Это помогло немного прийти в себя.       — То есть все в нашем мультиверсе могут стать как ты? Вау! Ласт будет в восторге.       — Пожалуй, этот вариант безобидный. По сути либо ничего не произойдет, либо произойдет нечто неожиданное, либо все закончится веселым апокалипсисом.       Инку показалось странным, что Бабочка не упомянула чужое безумие, которое так боялась принести с собой. Но понял, что те вещи были слишком личными, чтобы говорить о них открыто. Это заставило ощутить себя по-настоящему особенным.       — Риск велик, — Инк отошел от стены и сел возле Бабочки. — Но чем больше времени проходит, тем яснее становится, что нашей мультивселенной плохо. Уже два мира полностью окаменели. Не только все жители и локации — даже олицетворяющие их листы в Области Набросков. Что дальше? Я не знаю. Но предполагаю, что ничего хорошего.       Бабочка смотрела на ученого и ждала, когда тот начнет ее отговаривать вмешиваться в дела чужого Дома. Хоть он-то должен понимать, насколько рискованный план предлагал страж. Но…       — Ну, выбора у нас нет, — он тоже хотел попробовать.       Бабочка тяжело вздохнула. Она надеялась, что хотя бы умный Санс отговорит стража от явного безумства. Но может, другие остановят ее? Подумав так, она поставила ультиматум:       — Хорошо. Если все хранители баланса темного и светлого проголосуют «ЗА», я стану частью вашей мультивселенной.       — Будто у них есть выбор, — пробормотал Инк и увел Бабочку собирать грузики баланса в кучку. Грузики послушными овечками прыгали вслед за красотой.       Местом встречи стал один из окаменевших миров. На его улицах наглядно стояли застывшие жители, клонили к земле окаменелые головки цветы, лежали упавшие с небес птицы, и казалось, даже ветер лишился жизни.       «Сборище леммингов» нашло пустое место. Ни о чем кроме Бабочки эти мужчины думать не хотели. Так что в первую очередь пришлось искать способ уменьшить влияние красоты на ум собравшихся.       Инк задумался на минутку, затем просто накрыл девушку одеялом, как канарейку. Что ж, не сказать, чтобы это сработало, так что вскоре над полоумными мужчинами открылся портал, и на них вылилась пара бочек ледяной воды.       — А теперь, когда вы готовы внимать, я вам расскажу о варианте спасения нашего Дома. Наша гостья будет следить, чтобы я не наврал и не склонил вас к риску, который считаю оправданным.       Бабочка не видела лиц, но слышала их напряженные вопросы, их крики против и возгласы за. Она хорошо понимала, что у этой мультивселенной нет особого выбора. Либо смирение, либо борьба. Но если они выбирают борьбу, то должны понимать риски и итоги.       А еще неплохо было бы понять, против чего они борются. Ведь даже она еще не понимала. Прислушивалась к себе — и не видела зла в происходящем. Понимания, каким образом происходит уничтожение этого мультиверса, не было. Почему все каменеет? Почему именно на внутреннем ободке? Почему именно эти два мира, а не другие? Почему они стоят вплотную? Почему вообще расположение миров тут только в одну плоскость? Какой мир будет следующим?       Если она станет частью этой мультивселенной, если получит назад силы Эррора, то увидит. И тогда и только тогда она сможет хотя бы понять происходящее. Сможет ли помочь, пока вопрос открытый. Также не ясно, как она повлияет на мультивселенную. И как избавиться от этого влияния, если оно действительно будет.       «Инк, зачем ты меня в это втянул? Сидела бы себе на удобном диване и ждала смерти. Нет, я сижу на холодной земле под одеялом и жду решения судьбы мультивселенной, палачом которой становиться не хочу», — вздохнула она.       Тем временем шло голосование. Дольше всех думал Дрим. Если бы у него были волосы, то он бы себе их все вырвал. Найтмер тоже нервничал и заламывал щупальца. Оба яблочных брата подозревали подвох. Они продолжали видеть в гостье угрозу. Однако все же проголосовали «За».       С Блу и так все было понятно.       — Единогласно, — выдохнул Инк. — Бабочка, нас ждут великие дела!       — Дела разгребания чужого говна. Всегда мечтала, — без энтузиазма сказала Бабочка.       Одеяло водой стекло с прекрасного тела. Несмотря на то что она была девушкой, она продолжала одеваться в привычную для всех Эрроров одежду. Даже цветовая гамма совпадала. Как никогда раньше она была похожа на покойного разрушителя миров.       — Что ж, тогда у меня нет выбора. Вы осознанно принимаете меня в свой Дом. И я принимаю ваше приглашение, — она открыла портал в пустоту. Но не успел Инк пойти следом, как Бабочка отгородилась от него радужной сетью. — Не ходи за мной.       Портал закрылся, и мужчины смогли выдохнуть.       — Она ушла, — огорчился Блу.       — Что теперь? — сглотнул Дрим.       — Теперь все зависит от нее, — как мог обнадеживающе произнес Инк.       — Мы все умрем, млять! — сплюнул Найтмер.               Бабочка медленно шла по белому ничто и озаряла его прекрасной улыбкой глубоко растерянного существа.       — Белое. Черное. Белое. Черное. Снова белое. Пусть этот круг не будет иметь повторения, и все закончится в этой мультивселенной.       Она коснулась кода пустоты. Когда она попала сюда впервые, она пробовала связаться с кодом, но в тот первый раз пустота была менее отзывчива и на контакт не шла. Сейчас же ластилась, как котенок. Колючий, но мурчащий. Девушка с наслаждением погрузилась в забытые ощущения, растворилась в коде и позволила потоку данных унести свое уставшее сознание в далекие дали. Но не успело путешествие начаться, как закончилось. Строчка, бывшая Эррором, сама явилась, ее даже не пришлось искать.       Девушка будто воочию видела, как он подошел к ней. Хмурый, агрессивный и уставший. Пронзил изучающим взглядом и молчаливо корил за грехи.       Она видела, что Эррор не хотел существовать. Его поглотили те же тёмные мысли, какие одолевали ее когда-то. О, как они были похожи. Этот мир и ее мир, этот Эррор и она. Но этот разрушитель закончил свой путь, и его история оборвалась. А она жива, она продолжает путь, и ее история все еще звучит.       Ей надо назвать себя в системе. Но она давно потеряла все имена. А ее новое похоже на издевательство над судьбой. Ведь ей удалось не стать бабочкой, так почему она позволила называть себя ею? Почему все еще думает о том безумце, благодаря которому потеряла покой? Почему носит на плече символ его порока? Почему он все еще с ней???       Его последнее имя, ее имя.       — Прекрасна, как бабочка, как взмах яркого крыла. Идеал, которого ты не увидел. Идеал, который никому не был нужен. Твой идеал сейчас совершает безумие. Но я Эррор: безумие для меня в порядке вещей.       Access allowed. … Error erased. Error Butterfly added.       Эррор будто прошептал: «Спасибо», — перед тем как исчезнуть.       Назад дороги нет.       Тут же ее будто обухом ударило осознание всего происходящего. Это были не ее знания, а того, кто их сохранил для нее. Тот, кто был растоптан ими, и чье место она заняла.       Ее разбирал смех. Истеричный, громкий, болезненно сжимающий ребра. Она не могла поверить, что ее так просто поймали на крючок. И опять это сделала очередная ее альтернативная версия. Даже в состоянии кода он смог воззвать к чему-то столь непостижимому, как Нулевая Бесконечность. И позвать кого-то столь неподходящего, как она. Столь проклятого. Столь никчёмного.       — Вот же ж я везучая, — истерика медленно сходила на нет, но слезы еще текли по прекрасному лицу. — Все повторяется. Все вновь повторяется.       И она сама подписалась на это.       Она путешествовала во тьме и никогда не интересовалась, близ каких кластеров проходит. Так что даже не подозревала, что попала в цикличный тороид. Ее мысли бились в судорогах осознания пропасти, в которую предстояло упасть. Но также она имела представление, как из этой пропасти выбраться.       Вот только путь, по которому ей предстояло пойти, был наполнен прахом и кровью. Но если она сделает все правильно, то может быть, все будет хорошо. Правда не для нее.       Рука сжала ткань в области груди. Предчувствуя неладное, Бабочка призвала душу, и ее плечи обессиленно опустились. На душе появились трещины.       Об этом она тоже слышала. Не всегда неподходящий гость приносил трагедию в мир: иногда он принимал удар на себя.       Бабочка ощутила легкую горечь. Ведь она только испытала надежду на лучшее, как оказалось, что ее суть просто не может жить по правилам этой мультивселенной.       — Что ж, подруга, ты сама хотела уйти на покой. Так чего вешать нос? — она вложила душу обратно в тело и размяла руки. Ей предстояло много работы. Жаль, что неприятной. Жаль, что той, которую она когда-то возненавидела. — Настала пора вновь стать той, кем я была рождена.       С шуршанием сотен крыльев открылся портал. И она ступила в мир, наполненный каменными изваяниями. Не тот, где продолжали ждать Инк и компания, соседний. Прошлась по нему, наслаждаясь мертвой тишиной, собираясь с мыслями и силами. Затем вновь открыла портал. Но в этот раз в мир правее. Где еще била ключом жизнь, где еще не было страшной каменной болезни.       Жители завороженно смотрели на прекрасное существо и не могли поверить глазам.       Бабочка замерла, принимая то, что собирается совершить. Когда ее зрачки перестали дрожать, а дыхание выровнялось, она ПОЖЕЛАЛА всеобщего внимания.       Жители буквально сошли с ума. Они кричали, молили, ползли на коленях, пожирали взглядами, тянули жадные руки, молили о большем и были готовы ради богини красоты на все.       Потому, когда она сказала:       — Я хочу, чтобы вы умерли, — они с радостью исполнили ее желание.