Чан
— Шрамы — это привлекательно, — честно признался он тебе, когда разглядывал маленькие шрамчики на твоих руках, оставленные ещё детскими падениями. — Мне тоже так кажется, — покивала ты. — За каждым из них своя история, свой день и своя тайна. Чан обожал то, как легко ты понимала его, как быстро подхватывала любую тему разговора и воодушевлялась при этом, потому что вы узнавали что-то новое друг о друге. В тот вечер вы сидели вместе в его студии и показывали разные шрамы, рассказывая уникальные истории, которые заканчивались неизбежно белыми полосами и пятнами на коже. Главное ведь, что любые раны затягиваются со временем, а шрамы бледнеют, становясь призрачными напоминаниями о том, что ты жил.Минхо
— Почему ты выбрал именно меня? В комнате, среди десятка других невероятно красивых девушек, ты подошёл именно ко мне, — подняла ты вопрос, который тебя давно мучил, но ты не решалась спросить. Ты боялась, что Минхо скажет, что это просто была случайность. Но это было не в его духе. — Из-за этого, — и он сам осторожно закатал твои рукава, обнажая предплечья, немного загоревшие после лета. А на них тонкие розоватые полосочки. — У меня самого такие шрамчики есть. Так я сразу понял, что у тебя есть кошка и что ты её очень любишь, потому что шрамов много. Тебя царапают, но ты не прекращаешь лезть к ней, чтобы погладить и подержать на руках. Я люблю людей, которые любят котов и хорошо к ним относятся. — И ты об этом сразу подумал? — удивилась ты, думая о том, какой же он нежный. — Ты нежнее, чем пудинг. — И даже нежнее, чем кошачьи лапки? — улыбнулся он, протягивая к тебе руки. — В миллион раз.Чанбин
— Такой большой, — поморщился Чанбин, когда вдруг заметил на твоей левой руке шрам. — Откуда у моей зайки такой огромный шрам? Кто тебя обидел? — Моя неуклюжесть, — закатила глаза ты. — Торопилась зимой на учебу, поскользнулась, упала, вот так и получила открытый перелом. Боль адская, но что поделать. — Ой, у меня аж задница заболела, — простонал он, тут же ласково целуя твой шрам, даже не представляя, как это было мучительно и больно для тебя. — Надеюсь, это будет самый большой и последний шрам в твоей жизни. — Я тоже на это надеюсь, — покивала ты, наслаждаясь теплом его губ на своей коже. Чанбин на самом деле был очень переживательным, когда дело касалось тебя и твоей боли. О своих шрамах он и вовсе предпочитал молчать.Хёнджин
— Как красиво, — шепнул он, оставляя поцелуи на твоих открытых плечах. — Откуда они у тебя? Да еще и так много. Как к тебе попала карта звездного неба? — он искренне восхищался россыпью маленьких белых шрамов на твоей гладкой коже. — Обещай, что не будешь смеяться? — ты немного отстранилась, чтобы заглянуть ему в глаза, но Хёнджин быстро вернулся к твоим шрамам. — Клянусь. — Шрамы от ветрянки. На лице я не чесала, как и на теле, а вот спина меня не сильно интересовала, потому что я ее не вижу, так что вот… — Мне нравится. Он не врал, потому что ему правда нравилась твоя карта звездного неба, а особенно нравилось её изучать.Джисон
— Какой у тебя самый глубокий? — спросил Джисон у тебя, когда вы вместе сидели в общей комнате районной психиатрической больницы, куда вы оба попали после попытки суицида. — Что? — ты слегка заторможенно отреагировала на его вопрос, ощущая действие седативных. — А, ты про шрамы. Вот этот, — ты сразу показала на маленький шрам, который поперек пересекал нижнюю губу и почти исчезал на подбородке. — На запястье выглядит глубже. Почему ты выбрала этот? — спросил Джисон, хотя уже догадывался о причине. — Этот мне оставил отец, — просто объяснила ты. Шраму не обязательно доставать до кости, чтобы ощущаться самым глубоким и болезненным.Феликс
— Ну вот, теперь у тебя шрам останется, зайчик, — покачал головой он, обрабатывая твою рану и меняя повязку. — Может все же съездим в больницу и зашьём? — он умоляюще посмотрел на тебя. — Нет, у меня почти такой же на другой руке есть. Порезалась и ладно, не так уж и больно! — задёргала ты ножкой. — Зашивать не хочу. Это страшно… Феликс лишь застонал обречённо, но затем вспомнил обилие шрамов на твоём теле. Ты была человеком-катастрофой и шрамы были на тебе, как полоски на тигре. Но Феликс мог сказать, что от этого ты становилась только лучше. Красивая, милая и никогда неунывающая, как бы сильно не поранилась или обожглась.Сынмин
— Ты красивая, кто бы что не говорил, — убеждал тебя Сынмин, а ты с удовольствием поддакнула. — А какая у тебя была реакция, когда ты впервые увидела себя в зеркало после аварии? — Ну, сначала я пришла в ужас, когда увидела отекшую половину лица и швы через бровь, глаз и щеку. Потом я радовалась тому, что осталась жива. А когда всё затянулось, шрам стал выглядеть даже красиво. Знаешь, будто всегда тут и был и я приняла это. Это след того испытания, которое я пережила. Я выиграла эту битву на реабилитации и я горжусь этим шрамом, каждым своим шрамом! — и голову выше подняла, чтобы Ким тебя поцеловал. И он поцеловал, думая о том, как тебе шёл этот хулиганистый и красивый шрам, который свидетельствовал о том, что ты невероятно сильная.Чонин
— Он уродливый, — ты пыталась запахнуться, но Чонин уверенно распахнул твой халатик снова. — Давай без света, как всегда… — Я хочу увидеть тебя, полностью, — просил Чонин, становясь серьёзным, но не теряя огня страсти в глазах. — Меня ничто не сможет оттолкнуть от тебя. И я уверен, что я влюблюсь в твой шрам, потому что без него ты была бы в могиле. И ты сдалась. Чонин увидел длинный розовый шрам, оставшийся после операции на сердце и сделавший тебя здоровой. Он провел по нему сначала длинными пальцами, потом оставил поцелуи на каждом сантиметре, а затем языком провёл, уводя влажный узор на сосок и заставляя простонать впервые. Чонин заставил тебя полюбить свой шрам и перестать его стесняться.