Разрешаю меня ненавидеть

Ледяной ветер кусает щёки, пробирается сквозь одежду, вызывает колючую дрожь. Растрепал наспех уложенные волосы, заставил снять шляпку, потому что та не удерживалась на голове дольше секунды. Коченеют пальцы, тонкие бархатные перчатки не годятся для холодной погоды. И она в который раз проклинает свои очень модные, но страшно неудобные туфли. Ей ещё не приходилось ходить пешком на такие дальние расстояния. Виктория - создание теплолюбивое, изнеженное, к холодам как и проблемам не приспособленное. Она шла нарочно медленно - всё думала о предстоящем побеге, но чем дольше думала, тем более безумной казалась идея. Когда увидела Йоханнеса, всё прояснилось, встало на свои места. Ещё каких-то полчаса назад она была полна решимости, и даже ожидание её не пугало. Сейчас же решимость испарилась, появились сомнения. План их был слишком невероятен, за гранью возможного воплотить его в жизнь. Виктория не сомневается в нём, она сомневается в себе: азарта в ней нет ни грамма, бунтарства ещё меньше, домашняя девочка, не видавшая жизни, ведь струсит перед лицом неизвестности, не сможет, отступит в решающий момент. Сколько времени пройдёт пока Йоханнес закончит с книгой? Не день и не два, а ей всё это время придётся жить в доме камергера, каждую ночь делить кровать с Отто. Страшен не сам момент близости, а чувства, которые она испытывает - неправильные, запретные, которых быть не должно. Брак лишил её свободы, грозится лишить и любви. Испытание предстоит то ещё, ведь отказать уже не получится. Уж лучше бы он был отвратителен, стар, или грубо с ней обращался, тогда бы никаких сомнений не возникало. Собственно так она и представляла их брачную ночь - никакого участия, только терпение. Но Отто, вечно он всё портит, даже здесь решил отличиться. Наверняка, победителем себя чувствует, своего добился, может, уже и друзьям рассказал. Прошлым летом она своими ушами слышала, как они хвалились друг перед другом своими «любовными» похождениями. И светской ту беседу назвать было нельзя, волосы дыбом от обилия грязных словечек - мерзость. С Отто её пытались свести с малых лет, помнится тогда, после услышанного, в её глазах он упал ещё ниже, Виктория решила, что ни за что на свете не свяжется с ним. Но надо же, какая ирония. Где же вчера пропадала гордость? Виктория недовольно вздыхает, оглядываясь назад, вроде и дорога неблизкая, и шла медленно, но как-то уж слишком быстро вернулась. Она останавливается у подъезда, не решаясь войти. А что если не ждать? Сбежать прямо сегодня? У отца, наверняка, есть деньги, иначе и быть не может. Он хранит их во внутреннем кармане дорожного чемодана, она забудет о совести - заберёт все до копейки и это будет лишь малой платой за то, как он с ней поступил. Не в силах терпеть холод, она всё же заходит внутрь. Нарушив тишину, дверь подъезда жутко скрипит. Виктория на секунду замирает. Вокруг такая роскошь, а петли смазать не могут. Убедившись, что никто не услышал, она, держась за перила, медленно поднимается по лестнице, обдумывая новый план, этот не кажется таким безрассудным. Главное - успеть до вечера, пока на неё снова на нашло затмение. -Вернулась - раздался властный голос Ирмы. Она стояла у входа, держа дверь открытой, будто ждала её всё это время. Виктория, подхватив полы платья, быстро преодолела последние ступени, улыбнулась ей. Ирма в ответ лишь головой покачала, смотрела холодно и с укором. Точь-в-точь как в детстве, когда она совершала какую-нибудь пакость. Ирме не нужно было повышать голос, хватало одного взгляда, чтобы Виктория почувствовала свою вину. Детство кончилось, а взгляд старой гувернантки по-прежнему имел на неё воздействие. -Ну что? - Не выдержала молчания Виктория - всё равно поступлю как считаю нужным, я уже не ребёнок, у меня есть своя голова на плечах - -Да, есть - Ирма захлопнула дверь и забрала у неё шляпу - но, похоже, только для красоты. Твой отец... - -Хватит, я не хочу это обсуждать – она подошла к зеркалу, стягивая перчатки, изо всех сил старалась казаться невозмутимой. Вот только с Ирмой это не сработает, она знает её как облупленную. -В тебе говорит обида, но пойми... - -Я что не ясно выразилась? Позволяешь себе лишнее, Ирма. Не лезь не в своё дело - Ирма замолчала, глядя на неё с сожалением -Простите, Фрекен Виктория. Такого не повторится - женщина кивнула и, больше не проронив ни слова, ушла. Ушла с достоинством, гордо распрямив плечи, ничтожные попытки Виктории показать, кто здесь главный, для неё пустой звон. Она и не хотела этого делать, просто указать ей своё место было единственным способом защиты. Зато теперь на душе ещё паршивее, она едва сдержалась, чтобы не побежать следом с извинениями. Виктория бросила перчатки на полку у зеркала, ещё раз посмотрела на своё отражение. В конце длинного коридора промелькнула чья-то тень, она повернулась и увидела Анну. Девушка бесшумно, едва касаясь пола, забежала в гостиную, держа в руках бутылку какого-то алкоголя, и если судить по возгласам, доносившимся оттуда, приносит уже не первую. Среди смеха и пьяного говора, Виктория различила фальшивую интонацию отца - снова восхищается рассказами друга о доблестном боевом прошлом. Актёр из папаши никудышный, его неприкрытая лесть отвратительна, режет слух, но такие люди, как камергер, любят, чтобы перед ними заискивали и падали ниц. Он прекрасно знает, что отец нуждается в нём. Веселье продолжается. Со дня как они приехали, прошла уже неделя, за это время Виктория ни разу не видела их трезвыми. Отцу здесь явно было хорошо, а вчера, когда приблизился к цели, стало ещё лучше. Вдруг накатывает волна отчаянной злобы, она стискивает зубы, так и хочется зайти и высказать всё, что о них думает, всё, что так долго копилось в душе и не находило выхода. Высказаться в последний раз, после чего уйти с достоинством, а не сбежать тайком, точно воровка. Но не пристало воспитанной девушке говорить всё, что вздумается, не пристало перечить воле отца. Улыбайся, будь учтивой, молчи пока не спросят - правила, что с самого рождения вбивали ей в голову, Виктория не из тех кто осмелится их нарушить. На глаза попадается газета, свернутая вчетверо, она хватает её и принимается читать, чтобы хоть как-то сдержать порыв неконтролируемой ярости. Выскажется - на побеге можно поставить крест. Взгляд быстро скользит по строчкам. Подробная статья об очередном преступлении, совершённом «цирюльником», для успокоения нервов не самое подходящее чтиво. О маньяке, прозванном в народе «цирюльник», гудел весь город. Виктория же узнала о нём недавно - из случайно услышанного разговора в кондитерской. Красноречивый рассказ о вопиющих преступлениях тогда не вызвал никаких эмоций, не её беда, какое ей дело до чужих трагедий, когда собственная жизнь разваливается на кусочки. Но сейчас, то ли газетчики мастерски подобрали слова для описаний, то ли всему виной её страх перед неизвестностью - статья повергала в шок. Трудно поверить, что написано о реальных событиях, разве человек способен на подобные зверства? После непродолжительного отсутствия, позволившего всем спокойно вздохнуть, зверь объявился снова, в очередной раз поражая своей чудовищной фантазией. Жертва - молодая женщина. Её труп был найден в городском парке, усаженным на лавку, лицо и тело настолько изуродованы, что пока не удалось установить личность. Фишка цирюльника не только в том, что он обрезает волосы жертвам, но и в том, что трупы он оставляет в самых людных местах, не прячет, желает, чтоб их поскорей обнаружили и каким-то чудом ему каждый раз удаётся уйти незамеченным. Статья оканчивается стандартным предостережением, призывающим жительниц города быть бдительными и возвращаться домой засветло. Мороз по коже, она сворачивает газету как было, стараясь больше не смотреть на шокирующую фотографию, украсившую обложку. Виктория решает, что должно быть этот город проклят, чем скорее они уедут, тем лучше. Увлечённая мрачными мыслями, она чуть не вскрикнула, услышав шум. Её отец в коридоре напротив гостиной, чертыхаясь, собирал с ковра просыпавшийся из трубки табак. -Ну брось - слышался голос камергера - да что у нас слуг нет? Прибери! - Из комнаты выскочила Анна, присела, ладонью сметая сухую траву, которая тут же превращалась в пыль и забивалась в густом ворсе. Отец, покачиваясь, держался за дверной косяк, то и дело извиняясь за свою неловкость. -Хватит, перестань - великодушно отвечал камергер - тебе просто нужно проветриться - -А ты - заговорил он резче, обращаясь к и без того нервничавшей служанке - возьми наконец веник, или может тебе его принести? - -Нет, конечно нет... - Анна поднялась и снова, почти не касаясь пола, умчалась за веником. -Виктория! - заметил её отец. Тут же подбежал и подхватил под руку - куда ты вечно исчезаешь? Невежливо вот так уходить, где твои манеры? - Она промолчала лишь потому, что в мгновение ока оказалась в гостиной. Хозяин дома, до этого вальяжно развалившийся в кресле, тут же подобрался и, улыбаясь, кивнул ей. -Садись - шепнул отец, подталкивая к дивану с резными ножками. Она села как раз напротив камергера. Своим самоуверенным вкрадчивым взглядом он до жути напоминал ей Отто, которого очень кстати здесь не было. -Ну как, Виктория, вам у нас нравится? - Спросил он. Виктория ограничилась кивком. -Хорошо спалось на новом месте? - Она закусила губы, а лицо, должно быть, залила краска. -Конечно хорошо - ответил за неё отец, всем весом плюхнувшись на диван - до обеда проснуться не могла - он многозначительно посмотрел на неё, ожидая, что дочь поддержит беседу, но она сделала вид, что не заметила. -Ну ещё бы - ухмыльнулся камергер - налей! - Протянул он стакан вошедшей в комнату Анне. Анна взяла бутылку, осторожно откупорила крышку, и наливая бренди, кажется, забывала дышать, боялась проронить хоть каплю мимо стакана. Камергер как будто нарочно пристально следил за процессом, а несчастная девушка не знала куда деться. -Вы читали сегодняшнюю прессу? - Неожиданно для себя заговорила Виктория. Отец напрягся. -Нет, дорогая, не читал. А что, пишут что-то интересное? - Он взял стакан, удобно устроившись в широком кресле. -Да, об убийствах - -Виктория - одёрнул её отец. -Вам интересны убийства? - Удивился камергер. Анна застыла по стойке смирно, ожидая новых указаний хозяина. В очередной раз Виктории показалось странным её поведение. -Да... В смысле нет, не сами убийства - она резко замолчала, по спине пробежал холодок, когда в гостиную вошёл Отто. Виктория смяла газету, которая так и осталась в руках. -О, а вот и он - отец Виктории неподдельно обрадовался его приходу. Подскочил, уступая своё место, это уж точно заставит дочь замолчать. Виктория бегло взглянула на него, тут же устремив глаза в пол. Отто, в свою очередь, как-то странно взглянул на отца, потом на Анну, Виктории показалось, что во взгляде его мелькнула злоба. -Налей - произнёс камергер, залпом осушив стакан. Служанка взяла бутылку. -Ещё один стакан принеси, не видишь, мужчин в комнате уже трое - -Я не хочу - сказал Отто, не сводя глаз с камергера. Непонятное напряжение между ними было почти осязаемо. -Как хочешь. Простите, Виктория, мы вас перебили, - Отто, перестав сверлить взглядом отца, кажется, только сейчас её заметил. Кивнул в знак приветствия. Виктория изобразила что-то похожее, продолжая сминать газетные страницы. -Неужели вы ничего не слышали о «цирюльнике»? - Запинаясь, продолжила она. Отто вскинул брови, будто готовясь возразить. -Здесь пишут, что сначала он убивает своих жертв, затем насилует, а после отрезает волосы. Её отец поперхнулся алкоголем. -Мне интересно, а достаточно ли здесь безопасно? Я имею в виду в этом городе, не лучше ли нам уехать, вернуться домой, пока всё не уляжется? Что думаешь, пап? - Голос дрожал, в носу щипало, она не меньше остальных удивлялась собственной дерзости. -Дай - Отто забрал у неё измятую газету – читаете всякую чушь, фрекен Виктория - -Простите её. Она, должно быть, переволновалась - поспешил оправдаться отец. Виктория извиняться не думала. -Впредь я буду следить, чтобы ей в руки не попадали подобные статейки. -Пустяки, вам нечего бояться, дорогая. Могу заверить, что в доме безопасно, а что касаемо убийцы, уверен, он скоро будет пойман, полиция ведь не сидит сложа руки. -Будем надеяться - Виктория встала - если не возражаете, я поднимусь к себе - -Конечно. Отто, проводи - -Нет - сказала она громче, чем хотелось. Заметив как Отто едва сдерживает улыбку, поспешила исправиться - нет, благодарю, мне как-то нехорошо, пожалуй, пойду прилягу, - -Если вам что-то нужно, - -Ничего, спасибо - она поспешила выйти из комнаты. Дождавшись пока стихнут ее шаги, камергер вновь по-хозяйски развалился в кресле -Да, а ваша дочь не так проста как кажется. С характером. Осилишь? - Обратился он к сыну. -Можешь не волноваться - ответил Отто, уловив издевку в его голосе. -Я с ней поговорю - отец Виктории хлопнул его по плечу - впредь такого не повторится, не представляю, что на неё нашло, обычно она спокойная - -Анна, зачем вы здесь? - Спросил Отто, зная что отца это взбесит, но при госте он возразить не посмеет. Анна, всё это время старавшаяся казаться невидимой, переминалась с ноги на ногу, вцепилась в свой передник, будто найдя в нём защиту. Смотрела то на Отто, то на камергера, не зная как реагировать. Отто, и не ожидая её ответа, продолжил: -Идите по своим делам, думаю отец сам в состоянии налить себе выпить. Правда же, отец? - Он откинулся на спинку дивана. Камергер натянуто улыбнулся. -Да, Анна, он прав, можешь идти - -Благодарю, - пропищала она, поставив бутылку, изобразила неуклюжее подобие реверанса и, по обыкновению опустив глаза в пол, пошла в сторону двери. Камергер поймал её за руку, кажется, сжав чересчур крепко: -Помни о времени, пунктуальность очень важна - -Да - кивнула Анна и, освободившись, вышла, потирая запястье. -Хорошие у вас слуги, аж зависть берёт, честное слово - в очередной раз польстил отец Виктории. -Знают своё дело - камергер обменялся с сыном недобрым взглядом - когда возвращаешься на службу? - -Через две недели - ответил Отто и бросил газету с жуткой статьёй в урну. -Прекрасно, будет время побыть с невестой. Наконец появишься на приёме с достойной девушкой - -С чего ты взял, что я вообще там появлюсь? - -Конечно появишься, ведь не оставишь Викторию в одиночестве - -Что за приём? - Вмешался отец Виктории, не дав разыграться словесной перепалке. -Как? Вы не знаете о ежегодном приёме в писательском обществе? Большое событие... - -Скука смертная - перебил Отто. -Там собираются влиятельные и уважаемые люди... - -Ну да - -Отто не разделяет моё увлечение - пояснил камергер. -Постойте, вы состоите в писательском обществе? - Воодушевился гость, готовый вновь петь дифирамбы - неужели пишите? - -Ну как. Писал. Пара коротких рассказов о боевом прошлом, слава богу, есть что рассказать... - -Без сомнений - Камергер с деланной скромностью пожал плечами. -Здорово, не знал, что вы талантливы и в этой области - -Ну ладно, талантлив. Однако не буду скромничать получилось неплохо - -Не издал ни одного - вклинился Отто. Камергер едва сдержался, чтоб не ответить. -Зато неплохо проспонсировал это общество. Теперь вон каждый год балы закатывают, а отец искренне считает, что тем самым сделал вклад в развитие писательства - -И верно, талантов ведь много, но не все могут выбиться в свет. Взять к примеру вашего соседа, Йоханнес Миллер, кажется - Отто, презрительно фыркнув, подошёл к столу и налил себе выпить. Утро и так не задалось, для полноты картины не хватало только вспомнить выскочку-сына мельника. Вчерашней неожиданной встречи в театре было достаточно, откуда он вообще там взялся? С каких пор простолюдины приобщились к искусству? -Талантливый парень, издал уже несколько книг - -Да, кто бы мог подумать - согласился отец Виктории, набивая трубку табаком. -Пустая трата денег, как по мне - отозвался Отто. -Пусть так. Но как ты видишь, мы пока что не бедствуем. Вот станешь наследником моего капитала, поглядим, как будешь распоряжаться деньгами. -Грамотно, учусь на чужих ошибках. И кстати, читал я пару стишков твоего Миллера, ничего особенного - -Давно ли сынок, ты стал ценителем поэзии? - -Я не ценитель поэзии и мало что в этом смыслю, но всё же могу увидеть разницу между однодневкой и классикой - он опустошил стакан. -Отто, что за глупый спор? Скучно тебе, решил блеснуть остроумием? - Не выдержал камергер. -А я согласен, тоже не большой любитель поэзии - промямлил внезапно окосевший гость - проза другое дело. Вот где драма, вот где смысл... - *** Второй этаж состоит из пяти комнат, коридор устлан ковром, украшенным, кажется, всеми видами узоров. Яркое изобилие, от которого рябит в глазах, зато идеально сочетается со стенами, расписанными почти так же, и совершенно неважно, что цвета разительно отличаются, о сочетании тут нет и речи. Главное - дорого. Подобной «роскошной» обстановкой грешит весь дом. Дорогие вещи, шторы из самых шикарных тканей, мебель с позолоченными вставками, наверняка, изготовленная под заказ, всё это выглядело помпезно и вычурно, крича о том, что хозяин неприлично богат. А ведь при грамотном сочетании эти вещи могли бы радовать глаз. Жаль за деньги не приобрести хороший вкус и чувство меры. Но Виктория здесь не за тем, чтобы оценивать обстановку, у неё есть задача, и грех жаловаться на наличие ковра, несмотря на свою вычурность, он хорошо заглушает шаги, передвигаться по коридору можно почти бесшумно. Вот бы ещё не скрипели проклятые половицы. Мертвенно бледная, накручивая на палец и без того растрёпанные волосы, она медленно продвигается к отцовской спальне. Момент выбран самый удачный: слуги давно закончили убирать постели, а отец не появится здесь до самого вечера, но всё же перед тем как войти в комнату она раз пять обернулась - всё казалось, что следом кто-то идёт. Сердце бьётся набатом, отдаваясь где-то в висках, когда Виктория затворяет за собой дверь. Она собирается украсть у родного отца, совершить преступление, от волнения впору лишиться чувств. Однако, как бы не было мерзко осознавать собственные действия, отступать она не намерена. Отец виноват сам, подумать только, до чего довёл. Она быстро соображает, где может храниться дорожный чемодан и приходит к выводу, что самое подходящее место - это плательный шкаф из тёмного дуба, занявший добрую половину спальни. Виктория резко распахивает дверцы и леденящий ужас прокатывается вдоль позвоночника. И эти дверцы тоже безбожно-громко скрипят. Она в панике бросается к выходу, но останавливается, услышав доносившийся снизу, ни с чем не сравнимый отцовский гогот. Чего волноваться? У папаши и так плохо со слухом, а как напьётся, кажется, вовсе его лишается. Медленно выдохнув, стараясь хоть как-то успокоиться, она вернулась к шкафу, но, к великому сожалению, чемодана там не оказалось. Как быть? Отступать поздно, проклиная себя, за то, что делает, Виктория обыскивает комнату. Чемодан находит под кроватью, и как она сразу не догадалась туда посмотреть? Немало усилий требуется, чтобы его вытащить, даже пустой он будто набит камнями. Глядя на тёмно-коричневый чемодан с потёртыми уголками и оторванной ручкой, на неё вдруг накатывает непреодолимая таска по дому, по прошлому. Она вспоминает, как будучи ребёнком, пряталась в этом чемодане, а отец, делая вид, что не заметил, брал чемодан, таскал его по комнате и грозился уехать с ним за границу. Как же весело было неожиданно выскакивать оттуда - его всегда искреннее удивление не могло не обрадовать. В детстве и до недавнего времени они с отцом были лучшими друзьями, Виктория и подумать не могла, что он способен на такое предательство. Силясь в очередной раз не заплакать, она открывает саквояж, вскрывает дно - денег там нет. Нет их и во внутренних и в боковых карманах, Виктория в ужасе обыскивает его снова и снова, не веря своим глазам. Не получилось, что же делать? Прийти сюда, игнорируя угрызения совести, было испытанием, она смогла, но к такой неожиданности точно была не готова. Виктория уверена, куда бы они не ехали, отец всегда хранил сбережения в потайном кармане на дне чемодана, собственно из-за наличия кармана старая истёртая сумка была его постоянным спутником. Захлопнув крышку, она ногами заталкивает его обратно. Опускает край покрывала, разглаживая складки. Так и оставшись сидеть на полу, судорожно соображает, куда ещё он мог запрятать деньги. Здесь и прятать-то особо негде: ни стола с закрывающимися ящиками, ни полок с книгами. Малая вероятность, что отец прячет бумажник под матрасом, но Виктория всё же проверяет и не раз, переворошив идеально застеленную постель. Конечно все оказалось без толку, только время потеряла на то, чтобы замести «следы преступления» - перестелить всё заново. Оставался шкаф. Она проверяет в каждом кармане. Пальто, пиджаки, брюки, оказывается одежды у папаши не меньше чем у неё, вот только и этот обыск не увенчался успехом. Она с досадой захлопнула дверцы, снова замерев от ужаса, когда те громко скрипнули. Страх достиг своего предела, оставаться здесь больше нет смысла. Она бегло осматривает комнату, все вещи на своих местах, как и до её прихода, никто не догадается, что она здесь была. Виктория уходит, тихо затворив за собой дверь. Так же тихо, почти не дыша, возвращается к себе, и, только оказавшись в своей спальне, с облегчением выдыхает. Она безуспешно пытается придумать, как теперь поступить. Видимо, отец решил хранить деньги в банковской ячейке. Так надёжнее, или же он заранее обо всём догадался, ещё до того как ей в голову пришла мысль его обокрасть. Подстраховался. Конечно, тут и провидцем не надо быть, Виктория ведь всегда была предсказуема. Предсказуемая и безмозглая, в голове бессвязные мысли и ни одной нормальной идеи. Первая трудность, а она уже в панике. Верно подметила Ирма - голова у ней только для красоты. Но оставаться здесь она не намерена, нужно сделать хоть что-то для своего спасения, для начала хотя бы уйти. Она сгребает с вешалок все свои платья, бросает их на кровать, всё, что было на туалетном столике летит в ту же кучу. Туда же отправляется приличное количество головных уборов и коробки с обувью. Она плохо понимает, что делает, но раз уж решила уйти, надо собирать вещи. Закончив сборы, она критично осматривает образовавшуюся на кровати гору, даже не верится, что привезла всё это с собой. Утерев пот со лба, Виктория устало вздыхает, опустившись на кровать рядом со своим добром. Да чтобы всё это увезти дилижанс потребуется. И зачем ей столько вещей? В пальто, которое она так и не успела снять, вернувшись с улицы, становится жарко. Окна в этой комнате снова наглухо закрыты, и надо отдать должное кочегарам - топят они исправно. Она расстёгивает ворот, на пол падает смятый листок бумаги. Виктория осторожно поднимает его, разворачивает, нежно разгладив края. Написана всего одна строчка: «я бы мог подарить тебе мир...» всего одна фраза, на его взгляд, неудачная, но заставляющая её сердце биться чаще. По лицу пробегает тень улыбки, Виктория знает, что эти слова посвящались ей. С любовью проведя рукой по изломанному листку, она восхищенно разглядывает его почерк. Странно, раньше она никогда не видела, как он пишет. Ей Йоханнес любил рассказывать, а не писать. Почерк идеально ровный, каллиграфический, такой и должен быть у писателя. Она прислоняет листок к губам, закрыв глаза, представляет его за работой, сидящего за письменным столом в тесной комнате. Изредка он отрывается от написания, смотрит в окно, чтобы снять напряжение с глаз. Должно быть, он пишет ночами, об этом говорят едва заметные круги под глазами. Неожиданно в голову приходит идея. Большая часть вещей ей ни к чему, что если их продать? Подумав получше, Виктория решает, что продать стоит не платья, а золото. Серёжек и всевозможных золотых браслетов за всю жизнь накопилось столько, что уже едва умещаются в двух шкатулках. Странно как она сразу о них не вспомнила, в ломбарде за них должны дать приличную сумму. Хотя откуда ей знать, она ведь там никогда не бывала. Для неё это место всегда было чем-то постыдным - обратился туда, значит опустился на самое дно. -Всё-таки решила уехать? - Виктория подскочила, сжав в кулаке листок. Отто похоже нравится заставать её врасплох. Когда он успел войти? Она даже не услышала, как отворилась дверь. Его самоуверенность не может не раздражать, нервы и так на пределе, а тут ещё он со своей нахальной улыбочкой, уже заметил её волнение. Трудно не заметить - стоит по стойке смирно, будто кол проглотила и двинуться с места не может. Сейчас он примет это на свой счёт, предложит повторить, хотя почему предложит? Он же за этим и пришёл, теперь даже спрашивать не будет. Виктория проклинает свою дурацкую особенность краснеть в неловкий момент, всеми силами старается скрыть волнение, а щеки, окрасившиеся в бордово-красный, безжалостно выдают. Но чёрта с два, сегодня ничего у него не выйдет, больше она не купится на его взгляды, не позволит к себе прикасаться. А если будет слишком настаивать, не побоится влепить пощёчину, если конечно сможет. Отто обходит кровать с другой стороны, останавливается возле окна, а она, противореча самой себе, не сводит с него глаз. И чёрт бы его побрал, Отто это чувствует, судя по ухмылке, которую он и не старается скрыть. -Да, ты права, здесь действительно жарко - говорит Отто, глядя на неё через плечо. Виктория промямлила в ответ что-то невнятное. -Забыл сказать, чтоб не топили так сильно. Она молчит, упрямо сверлит взглядом. -Чего стоишь? Раздевайся- Внутри всё так и опустилось, лицо покраснело до самых корней, возмущению не было предела. Да за кого он её принимает? Каким бы плачевным не было положение, он не имеет права обращаться с ней подобным образом. Виктория шумно выдохнула -Кто тебе дал право так со мной разговаривать? - -Как разговаривать? - Он повернулся, удивлённо глядя на неё. -Сам знаешь. Решил, что я тебе обязана? Да не дождёшься, я не стану исполнять твои желания и по щелчку пальцев раздеваться не буду. Боже, мы ведь даже не женаты. Запомни, я не одна из твоих девиц для грязных развлечений. Виктория замолчала, рассчитывая услышать такой же дерзкий ответ, после чего они поругаются, Отто покажет свою гадкую сущность, что прячется за манящим взглядом и у неё напрочь пропадёт желание даже думать о нём. Она ожидала услышать всё что угодно, но только не смех, её слова казались ему смешными, это злило ещё сильней. -Ничего смешного я не сказала - -Нет, нет ничего. Мне просто интересно, ты всегда так бурно реагируешь на предложение снять пальто? - -Пальто? - Растерянно переспросила она. -Пальто, пальто. А ты похоже только и думаешь как бы поскорей раздеться - он обошёл вокруг и сел рядом с ней. Виктория хотела возразить, но в горле мгновенно пересохло. Застыв на месте, она устремила взгляд в стену, старательно пряча компрометирующий листок в кулаке. Сегодня поведение Виктории еще веселее, чем вчера вечером. Отто шёл сюда совсем не за этим, но упустить возможность подонимать её он просто не мог, чего только стоят эти неловкие попытки скрыть смущение. -Вольно, уже можно сесть - Она продолжала стоять. -Садись. Я думал, сегодня уже не так страшно - -Мне и не страшно - -Так о каких грязных развлечениях ты сейчас говорила? - Отто подвинулся ближе, когда она все же осмелилась присесть на край кровати. -Мы просто друг друга не поняли, не о чём таком я не говорила - -Но ты ведь об этом думала, признайся - -Я же сказала, мы друг друга не поняли - она напряглась, когда он, оказавшись совсем уже близко, положил руку на талию, другой, будто невзначай, провёл по бедру. -Хочешь знать, что такое по-настоящему грязные развлечения? - Он говорил тихо, будто специально понизив голос. Виктория ещё несколько минут назад была полна решимости влепить ему пощёчину, теперь даже пошевелиться не могла, а зря - Отто принял её бездействие за согласие. И боже, какая-то часть неё, действительно не была против, когда он, мягко проведя по плечам, помог снять пальто, когда его рука совершенно бесцеремонно забралась в вырез платья. Да чтоб его. На секунду она подумала, что в этом нет ничего плохого. Но лишь на секунду, взглянув на листок, она вспомнила о побеге, о Йоханнесе, она просто не имеет права так с ним поступить. -Нет - она подскочила - прекрати это, пожалуйста - -Что прекратить? Я ещё ничего не делал - -Отто, хватит, ты знаешь о чём я - -Не понимаю я вас, фрекен Виктория, только что раздеться были не против, теперь прекратить просите - -Не смешно. Это же просто недоразумение - она прикусила губу, отойдя на несколько шагов. В носу защипало, на глаза навернулись слёзы - Зачем ты это делаешь? Тебе так нравится меня унижать? - Чёрт бы побрал эту девку. Нежное создание, Отто и не думал её унижать, он даже и прикасаться к ней не хотел, просто было смешно смотреть как она краснеет по любому поводу. -Ну всё, успокойся - Виктория всхлипнула. Он встал напротив неё, но прикоснуться осмелился лишь утешительно, похлопав по плечу. Она не смела поднять глаза, уставилась на пуговицы его рубашки. -Виктория, слышишь? Извини, если обидел тебя, мне жаль - -Жаль? - Снова всхлипнула она -Да - -Ну конечно, это очередная насмешка - -Какая насмешка? Делать мне больше нечего - -Выходит что нечего - Отто терпеливо выдохнул, мог бы и догадаться, что чувством юмора она не обладает. -Ладно, слушай, я больше тебя не трону - Она посмотрела на него с подозрением. -Просто вчера я выпил лишнего, извини - -Как я могу тебе верить, а если сегодня ты опять выпьешь лишнего? - Снова всхлипы, снова по щекам текут слёзы. Неожиданная истерика начинала надоедать, похоже, плакать она может бесконечно. Виктория первая и единственная женщина, что плачет после проведённой с ним ночи. Ей или действительно было на столько плохо, или же просто нравится страдать. -Всё! Прекращай реветь и пошли - -Куда? - -Увидишь - Отто, неожиданно схватив её за руку, потянул к выходу. -Куда ты меня тащишь? - Она едва успевала за его размашистым шагом - Пусти, больно же - Он отпустил её возле соседней комнаты. -Осторожней хватайся, синяки останутся - Отто, ничего не ответив, толкнул дверь, жестом приглашая войти. Виктория насторожилась. Чего он от неё хочет, решил обстановку сменить? Или здесь кровать поудобнее? -Да заходи же- Не дождавшись согласия, он, в очередной раз наплевав на приличия, затащил её в комнату, не забыв закрыть дверь. -Подойдёшь ко мне, закричу. Я серьёзно, Отто, не смей меня трогать! - В её глазах читался неподдельный ужас. -Да тихо ты, ненормальная, что ж у тебя мысли-то все об одном - -Зачем мы здесь? - -Ты сама вчера жаловалась на духоту, здесь будет не так жарко - Она промолчала, всё ещё не понимая, для чего он это делает. -Прикажу, чтобы принесли твои вещи - Отто пошёл обратно -Зачем? Что ты делаешь? Объясни мне - -Разве не понятно, переселяю тебя в комнату с комфортной температурой, будешь жить тут одна - -Одна? Я теперь вообще ничего не понимаю - Да, это и правда страшно. Досталось сокровище, мало того, что истеричка, так похоже еще и умом не блещет. Ну Отто не сложно, он объяснит, спешить им некуда. -Виктория, если хочешь знать, этот брак будет выгоден для нас обоих: вы получите деньги, отец выплатит все ваши долги и не даст усадьбе разориться. Будете жить как раньше, ни в чём себе не отказывая. -Ты сказал для нас обоих. А в чем тут твоя выгода? Он задумался, подбирая слова: -Дело в репутации - -Да ну, ни за что не поверю, что у тебя плохая репутация - -Ошибки прошлого, но брак с тобой поможет всё исправить. Ты согласна? - -Не особенно-то спрашивали моего согласия - -Виктория, не по-настоящему, только на бумаге и на людях будем появляться вместе, изображая счастливую парочку. Это всё что от тебя потребуется - -Как-то странно всё - -Не бойся, могу дать слово, что больше не прикоснусь к тебе, разумеется, если ты сама об этом не попросишь - -Не попрошу, будь уверен - -Вот и хорошо, значит договорились. Располагайся - произнёс он официальным тоном. Встал и, не взглянув в её сторону, вышел из комнаты, оставив ошарашенную наедине со своими мыслями. Удивил так удивил. Виктория даже ответить ничего не успела, потому что просто не знала как реагировать. Все ищут свою выгоду, а она так и остаётся средством для достижения цели. Никто и не спрашивал, а хочется ли ей играть по чужим правилам? Ведь её выгоды здесь нет. Деньги её не волнуют, а свободы она не получит. От знания правды легче не стало, теперь она чувствует себя использованной вдвойне. И правда ли это вообще, может уловка, Отто просто решил усыпить её бдительность, а ночью снова сюда заявится. Она подошла к двери и закрыла её на щеколду, так будет спокойнее. Виктория развернула листок, который теперь помялся ещё сильнее, вновь перечитала согревающие душу строки. Йоханнес - вот уж кто действительно её любит. Он не ищет выгоды, не обещает богатства, он скромно готов подарить ей весь мир. Он не врёт, с ним она обретёт гармонию и спокойствие, утерянные ею после переезда в ненавистный город. Нет, она ни за что здесь не останется, пусть Отто думает, что сумел её убедить, так даже лучше - не возникнет подозрений. Виктория сбежит, она решилась и отступать не собирается. В дверь постучали, она сунула листок под подушку. -Фрекен, вы там? - Раздался дружелюбный женский голос. Она с облегчением выдохнула. -У меня приказ принести ваши вещи -