Разрешаю меня ненавидеть

-Почему вы так уверены, что он виновен? Хотите сказать, изворотливый «цирюльник», за которым мы охотимся больше года, попался так запросто? – Не унимался помощник, пока они с Эскадом шли по коридору полицейского управления. Ему, подозревавшего каждого, кого доводилось допрашивать, совершенно необъяснимым образом, вздумалось выгораживать Отто. -Я не говорил, что он виновен – -Не говорили, но вы пытались добиться признания – -Ты еще не видел, как я признания добиваюсь – усмехнулся Эскад. -Не уклоняйтесь от темы, гер Эскад. Объясните, почему вы думаете, что убийство совершил Отто? – Эскад не ответил, после напряжённой ночи ему требовался крепкий кофе и хотя бы пара часов тишины, а этот надоедливый выскочка, как всегда неутомим, прицепился как банный лист, так и норовит вывести его из себя. - Я уже сказал, у него есть мотив – -Какой же? Как-то всё очень размыто, гер Эскад - он немного помолчал, пока они поднимались по лестнице, потом продолжил - хорошо, предположим, у него есть мотив. Он испугался, что Луиза расскажет какую-то сомнительную правду о каком-то убийстве, совершённом бог знает сколько лет назад – -Четыре года – -Что? – -Четыре года назад в квартире Линдбергов было совершено убийство и не сомнительное, а вполне реальное. Вместо того, чтобы домысливать, покопался бы в архивах - -О, я непременно изучу документацию. Но, позвольте, убить её мотив был, но какой был мотив для убийства других девушек? – -А это нам и предстоит выяснить - он толкнул дверь своего кабинета. Человек в чёрном пальто, сидевший на лавке возле окна, успел задремать, ожидая их возвращения. -С добрым утром – Эскад наклонился и небрежно потряс его за плечо. Мужчина открыл глаза и тут же вскочил, пригладив засаленные волосы. - Вы вообще в своём уме? – Возмутился он, и, опасаясь встречаться глазами с Эскадом, посмотрел на помощника - я уже третий час вас жду – -Да, знаю. Приносим свои извинения, пришлось задержаться – ответил помощник. -Я ведь и пожаловаться могу, разбудили ни свет, ни заря, притащили бог весть куда, как я теперь обратно доберусь? Или вы меня за убийцу приняли? – -Нет, мы… - -Если бы мы вас за убийцу приняли – прервал Эскад помощника - вы бы сейчас же в камеру на нижний этаж отправились и сидели бы там в окружении крыс, ожидая допроса с пристрастием. Рекомендую сбавить обороты, иначе я вам сейчас же устрою туда экскурсию – Мужчина недовольно фыркнул, всем своим видом показывая, что угрозы Эскада его ничуть не волнуют, однако, заговорил он куда вежливее. - Позвольте спросить, для чего же я вам? - Эскад указал ему на стул, а сам сел напротив. Помощник остался стоять, держа в руках уже раскрытый блокнот. -Вы - единственный свидетель, ваше слово может стать решающим, возможно, благодаря вам мы наконец сможем выйти на след убийцы. Только отвечать нужно честно и постараться вспомнить все детали – медленно и с расстановкой проговорил Эскад. -Детали? Да я же уже сказал, что не видал, кто её убил - -Это я уже уяснил. Расскажите, когда в последний раз вы видели фру Линдберг живой – -Вчера и видел, когда она из отеля уходила – мужчина нерешительно уселся на предложенное ему место. -В котором часу она покинула отель? – -Часов в шесть – он задумчиво почесал затылок - а нет, погодите, в семь, да, в семь, я как раз дал распоряжение разнести в номера ужин - -Хорошо. Вы говорили с ней? – -Ну, она сказала, что идёт на какой-то там вечер и будет поздно, а я попросил её оставить ключ от номера. Я никому не позволяю выносить ключи из отеля, посетители их частенько теряют – -Ясно, она говорила ещё что-нибудь? В каком была настроении? Может взволнована, напугана, не заметили странностей? – -Нет, напротив настроение у неё было замечательным, пожелала мне хорошего вечера и ушла. Чёрт возьми, красивая же баба была, и какой ублюдок мог сотворить с ней такое! – -Когда она вернулась? – -Вот этого не скажу, не застал. Вероятно, когда она пришла, я уже крепко спал – он нервно передёрнул плечами и принялся осматривать кабинет. -А если вы всё же попытаетесь вспомнить? – Наклонился к нему Эскад - я уже сказал, сейчас важна каждая деталь - Мужчина шумно вздохнул. -Ну хорошо, кое-что показалось мне странным, но только обещайте, что моя благоверная никогда не узнает об этом разговоре. Иначе лучше сразу заприте в темнице, эта стерва из меня душу вынет, лишусь и отеля, и сбережений, и дома, а дом у нас знаете какой, я его сам… - -Ближе к делу, пожалуйста – не выдержал помощник, не до конца понимая почему Эскад назвал этого человека важным свидетелем и на кой чёрт потащил с собой к дому камергера. -Да. Значит, есть у нас в отеле женщина, повариха, по пятницам приходит, готовит для постояльцев. Хорошая, добрая женщина и не транжира, как жёнушка моя, знает, что деньги счёт любят. Я ей номер выделил, а то пока она на кухне управится уж темно, а живёт она далеко и ночью домой одной возвращаться, сами знаете, опасно – -Вы очень любезны – проговорил помощник, раздражаясь. -Мы это, как бы сказать, дружбу с ней имеем. Давно уж. Я это, в номер к ней иногда наведываюсь вечером. Ну, сами понимаете зачем. Вот и вчера заглянул я к ней где-то часиков в одиннадцать. Ух, хорошая она женщина, надолго я там остался, видно, потому и прослушал, как фру Линдберг вернулась - -И какое это отношение имеет к делу? – Помощник перелистнул исписанную страницу. -Да, поясните пожалуйста – Эскад откинулся на спинку стула. -Так я и рассказываю. Был я у неё долго, всегда, как к ней в номер войду, так и забываю обо всём. Ей богу женился бы если б раньше встретил – -Давайте по делу – -По делу так по делу, сами же просили с подробностями – в голосе рассказчика послышалось удивление - в общем, находился я у неё долго, когда вышел уж ночь глубокая была. Безалаберно поступил, сам знаю, следить за отелем некому, а я пост оставил. Хорошо хоть деньги у меня всегда с собой – он похлопал себя по карману и, уловив на себе строгий взгляд Эскада, продолжил - номер моей подруги находится недалеко от номера фру Линдберг, на том же этаже. Так вот, я, когда мимо проходил, удивился, что дверь у неё не заперта. Заглянул, позвал, никто не ответил. Заходить не решился, не любит она, когда в её номер без разрешения входят, даже горничная порядки наводит только в её присутствии. Сначала я подумал, что она вышла. Спустился вниз, с поста больше не уходил, но она так и не появилась, и я решил, что, должно быть, она на вечере перебрала и уснула, забыв закрыться. А утром пришли вы и потащили меня с собой. Зачем? Неужели нельзя было там обо всём спросить? – -И я пока тоже не понимаю – помощник с досадой захлопнул блокнот, не услышав ничего нового. Однако Эскад не спешил отпускать бесполезного свидетеля и был на удивление спокоен, будто всё происходило именно так, как задумывалось. -А теперь скажите, человек, что ехал с нами в карете, я просил вас обратить на него внимание, вы знакомы с ним? – Мужчина усмехнулся и снова огляделся. -Нет, слушайте, я рассказал вам всё, что знаю. Клянусь здоровьем своей жены – -Не слишком-то убедительная клятва – язвительно подметил помощник. -Тихо – бросил Эскад - так знакомы или нет? – - Нет, вы меня не предупреждали о том… Чёрт побери, позвольте вернуться в отель, там наверняка уж все постояльцы разбежались. У меня и так проблемы теперь начнутся, разорюсь как пить дать, а вы ещё просите, чтоб я против сына самого камергера пошёл – он испуганно замолчал. -А, то есть, всё-таки знакомы – Эскад звонко хлопнул в ладоши. -Ох, ну да, знаком. Он был любовником фру Линдберг и соответственно частым гостем в отеле. Это всё, что я знаю – -Что вы можете о нём сказать? Не волнуйтесь, даю вам слово, никто не узнает о нашем разговоре – Поджав губы, мужчина упрямо молчал. -Помните, вы помогаете нам в поимке преступника – -Ладно уж. Я, в общем-то, не слишком хорошо его знаю. Наше знакомство приветствиями ограничивается. Ну что о нём сказать? Он неплохие чаевые платил за молчание – -За молчание? – -Да, говорю же с фру Линдберг они любовниками были, и муж её, видно, знал, пару раз в отель наведывался выспрашивал, но я не выдал. Потом они оба пропали надолго, и вот спустя четыре года снова вернулись. Сняли тот же номер – -Какой он человек? Может быть, вспыльчивый? Агрессивный? У них случались ссоры с фру Линдберг? - -Ссоры? – Мужчина нервно хихикнул - да у них кровать так скрипела, что я опасался, как бы пол не проломили. Какие уж там ссоры. Правда однажды он повздорил с носильщиком. Не знаю с чего началось, вроде как тот что-то нелестное фру Линдберг сказал, он вообще за языком не следил, так вот Отто очень доступно ему объяснил, что так не делается. Вспыльчивый? Может быть - -Этой ночью он был в отеле? – -Говорю же, я не видел, обо всём позабыл, но как мне кажется, фру Линдберг вернулась одна – -Я просил вас говорить честно – сказал Эскад строже. Мужчина вытер пот со лба. -Боже мой, всё пропало. Да, той ночью я его видел – Помощник снова открыл блокнот. -Но не в отеле, нет – -А где? – Спросил Эскад. -Перед тем, как лечь спать, я решил выкурить сигаретку, я всегда выкуриваю сигаретку, когда возвращаюсь от подруги. Так вот, вышел на улицу, а у крыльца он. Меня, честно, аж жуть взяла, в грязи по колено испачкан, пальто порвано, еле-еле на ногах держится, а взгляд какой-то стеклянный, как неживой. Я ему говорю, мол чего не заходишь, а он будто не слышит. Потом промямлил что-то об экипаже где-то застрявшем, повернулся и учесал в сторону дороги. Вот и всё. А утром вы пришли – -Так в отель он не заходил? – Спросил помощник, искоса взглянув на Эскада. -Ну, думаю, будь он там, я бы услышал – он задумался. -На этом собственно всё, можете быть свободны, благодарим за помощь. Внизу вас ждёт экипаж, возничий отвезёт, куда скажете – торопливо проговорил Эскад. Мужчина поднялся с места. -В отель, конечно, боюсь представить, что теперь будет. По миру пойду не иначе, жена со свету сживёт - Застёгивая пальто и, поднимая ворот повыше, он подошёл к двери, дёрнул ручку и прежде чем выйти на всякий случай осмотрел коридор. Вдруг сюда вызвали камергера, и тот совершенно случайно услышал их разговор. -А знаете - он повернулся к Эскаду и впервые за всё время осмелился посмотреть ему в глаза - я совершенно уверен, что Отто в отель не заходил – -С чего такая уверенность? – -Я слежу за чистотой в парадной, каждое пятнышко на ковре замечаю, всё-таки как-никак это лицо отеля, первое, что видит посетитель - -Похвально, но какая связь? - -Как я уже сказал, в грязи он был по колено и, если бы ступил на крыльцо, там бы остались такие следы, не заметить которые было бы сложно. Но крыльцо и ковёр в парадной остались чистыми, значит, внутрь он не заходил - -Да, вы очень наблюдательны, ещё раз благодарю за помощь - Мужчина кивнул и вышел. Эскад устало вздохнул и потёр глаза. Силы стали покидать слишком быстро, раньше бывало по трое суток не спал и хоть бы что, а теперь в старую развалину превратился. -И зачем, гер Эскад? - Помощник сел напротив. -Что на этот раз тебе непонятно? - -Непонятно, зачем вы пригласили этого свидетеля, мы ничего нового не узнали - Эскад посмотрел на него как на безумца. -Не узнали? Конспекты свои перечитай внимательней, писарь. Всё же яснее некуда, подозреваемый был этой ночью в отеле… - -Рядом с отелем - поправил помощник. -Рядом не рядом, не важно, нам он в этом не признался, а значит ему есть, что скрывать. Мы должны выяснить что – - Он не убивал её - с уверенностью заявил выскочка. -Да чтоб тебя! Позволь спросить, почему ты так уверен? - -Он её любил – заявил он просто. -Нет, достаточно на сегодня, это выше моих сил. Проваливай из моего кабинета - Эскад указал на дверь - с таким мышлением только дамские романы писать. Попробуй как-нибудь на досуге, у тебя явный талант – -Не вы ли мне говорили, что нужно человека слушать, пытаться понять? Я принял к сведению ваш совет и понял, он говорил правду. Я видел его реакцию, когда вы сообщили ему о смерти фру Линдберг, такое нельзя сыграть. Вы ведь сами знаете, он не притворяется. И к тому же у него есть алиби – -Ох, вот же ты наивный кретин – Эскад уселся за стол. -Нельзя ли без оскорблений? – -А как же иначе, когда ты всё переиначил. Выслушать - не значит поверить каждому слову, может ты удивишься, но люди врут очень часто. Невеста его, эта милая девочка, как раз-таки соврала. Почему я должен объяснять тебе очевидные вещи, всё же яснее некуда. Скорей всего, он заставил её это сказать, а она боится его, потому и ослушаться не посмела – -Мне не показалось, что она врёт – -А мне показалось, что у тебя со слухом проблемы, портье же сказал, что вчера ночью видел этого сукиного сына возле отеля. И знаешь, я скорее поверю ему, чем запуганной девчонке – -Однако, железных доказательств у вас всё же нет - -Нет, но уверен, скоро найдутся. А ты пойди изучи архивы, неплохо было бы тебе понять, что это за люди - -Изучу. Но знайте, я остаюсь при своём мнении – -А ты знай, что мне глубоко насрать – Послышались громкие, торопливые шаги. Кто-то нёсся по коридору во весь опор и Эскад уже знал кто. Резко распахнув дверь, в кабинет влетел разъярённый Хольмберг. Его мясистое лицо и складка, заменявшая шею, стали пунцово красными. Разум застилал гнев, но от быстрого бега сбилось дыхание, и пока он лишь хватал ртом воздух, одаривая его суровыми взглядами. Что ж, к этому разговору Эскад был готов. -Гер, Хольмберг - сказал помощник, кивая так низко, будто приветствуя самого короля. Подхалим чёртов. -Вон – задыхаясь, шепнул начальник и указал на дверь. Тот возразить не посмел. -Да уж, пробежки явно не ваше, гер Хольмберг, поберегли бы себя - -Ты… - он откашлялся - сукин ты сын, Эскад! Задумал меня со свету сжить или под старость лет совсем рассудком тронулся? - -Ну-ну, сбавь-ка обороты, поговорим спокойно. Я догадываюсь… - -Засунь ты поглубже свои догадки! Нет, ты что ж это делаешь! Я к тебе, как к человеку на уступки пошёл, а ты мне вон как отплатил! - -Потрудитесь объяснить, гер Хольмберг, в чём причина вашего гнева, или вы просто встали не с той ноги? – -Объяснить тебе? Изволь. Я только что говорил с камергером, он крайне негодует, какого чёрта к нему с утра заявляются полицейские и без видимых причин обвиняют его сына в убийстве. Как ты понимаешь, настроен он был весьма недружелюбно - -Ах, вот оно что, быстро же сориентировался. Помнится, в прошлый раз, когда его сынуля влип, звонил он не сам – -Помнится в прошлый раз, меня чуть не подвесили за яйца по твоей милости! – Он не мог больше стоять на ногах и плюхнулся на стул - бумага о твоём отстранении всё ещё лежит на моём столе, какого чёрта ты снова на рожон лезешь? – -Я не на рожон лезу, а расследую порученное мне дело. Ты знаешь мои методы, знаешь, что для меня не существует авторитетов, но, тем не менее, сам доверил расследование, чем же тогда не доволен? - -Да, доверил, потому что думал от тебя будет польза, а ты под шумок решил отомстить за прошлые обиды. Я в последний раз тебя предупреждаю, оставь эту затею, Эскад! - Он угрожающе постучал по столу толстым пальцем - оставь или, клянусь, я без сожалений подпишу бумаги - -Вперёд, подписывай! Вылизывай зад камергеру в попытках сохранить насиженное место и наплевать на факты – -Какие к чертям факты? Не лезь туда, ради всего святого! Ты представления не имеешь, что это за люди. Если разворошишь их осиное гнездо, зацепит не только тебя – -К сожалению, имею и святого у них ничего нет. Его сын - единственный подозреваемый. Не утверждаю, что он виновен, но проверить обязан. И пока я веду это дело, никаких исключений быть не может – ответил Эскад. -Нет! Ты сейчас же прекратишь всякие поползновения в его сторону, мне не нужны проблемы! – Пригрозил Хольмберг. -Прекращу, как только буду уверен, что у него нет склонностей к парикмахерскому искусству – -Совсем спятил. Знаешь, не в обиду камергеру, но Отто не отличается особой сообразительностью, единственное его достижение – это громкое имя, а Цирюльник-то, хоть и больной на всю голову, однако вокруг пальца нас обводит успешно – -В том-то и дело, он настолько сообразителен, что может мастерски прикидываться дурачком. Помнишь в семьдесят пятом дело о… - -Довольно, Эскад, разговор окончен. Вычёркивай отпрыска камергера из своего долбанного списка, пока я не вычеркнул твоё из списка числящихся в штате – опираясь на стол, он не без труда поднялся на ноги и поплёлся к выходу. Конечно он понимал, что избрал неверную тактику, для принципиального Эскада угрозы подобны вызову. -Да поздно уж отступать – произнёс Эскад. -В каком смысле поздно? Ты это о чём? - - Вычёркивай, не вычёркивай его из списка подозреваемых, всё равно кристально чистая репутация камергера уже макнулась в дерьмо - -Нет, только не говори, что…- -Газетчики уже в курсе – -Дьявол! И ты конечно же с ними поговорил – -Конечно, люди ведь взволнованы, мы должны держать их в курсе расследования – Эскад ехидно улыбнулся. -Идиот! Господи боже! Да камергер теперь всё наше управление заживо похоронит - -Ну раз уж нам неизбежно гнить в земле, давай я всё же доведу дело до конца. Если меня уволят сейчас, пресса выставит нашего всемогущего в самом невыгодном свете – -Будь проклят тот день, когда я пошёл в полицию! К чертям тебя, старикашка неугомонный, веди своё расследование, только делай всё тихо и незаметно – -Как всегда – Он вышел за дверь и хлопнул ею так, что затряслись стены. Надежды Эскада получить хоть немного заслуженной тишины не оправдались, не успел Хольмберг покинуть его кабинет, как на пороге тут же появился помощник, держа в руках огромную стопку бумаг. Видно, уже успел сбегать в архив. -Я порылся в архиве, как вы и сказали, и вот что нашёл… - -Подожди, притормози-ка, у меня силы на исходе, боюсь, не выдержу твоей очередной гениальной теории. Будь добр, сходи вниз принеси кофе. И себе захвати. Да покрепче, спать сегодня не придётся –

***

-Поедем – в очередной раз всхлипнула камергерша. Вот уже битый час после ухода полиции, она как обезумевшая повторяет одно и то же - я прошу тебя, поедем, ему нужна наша помощь. Поедем - -Да не мешай ты – отмахнулся камергер, перелистывая потрёпанную записную книжку. -Поедем сейчас же! - -Подожди, я сказал. Сперва нужно сделать один звонок - -Но ты уже позвонил! – Она перешла на визг Камергер, сохраняя невозмутимость, продолжал изучать потрёпанные страницы. -Поехали. Поехали сейчас же! – -Милая, в самом деле! Помолчи две минуты, не видишь, я пытаюсь найти решение – -Тогда я сама поеду - камергерша подскочила и решительно двинулась к выходу - я им и без твоей помощи докажу, что мой сын не виновен! - -Ну всё довольно, возьми себя в руки – -Подать лошадей! – Громко крикнула она. Камергер отложил книжку, понимая, что жена не шутит. -Дорогая, ехать туда нет нужды. Я уже всё уладил, Отто скоро вернётся. Нужно только подождать - -Ага, уладил он, как же. Нет. Я больше ждать не намерена – дрожащими руками она попыталась накинуть на плечи шаль, но ничего не вышло - я поеду, я докажу и даже не смей меня останавливать! – -Никуда ты не поедешь. Закатишь там истерику и только хуже сделаешь – -Я им докажу, что мой сын не убийца, а ты сиди здесь и прячься как трус. Подать лошадей! Немедленно! – На её приказ реагировать не спешили. -Успокойся, я тебя прошу – -Не говори мне успокоиться! Как я могу быть спокойна, когда мой сын неизвестно где! Черт, а я ведь даже не знаю, куда ехать – она нервно рассмеялась - нелепость какая, господи. Ты-то мне не скажешь, да? Ну да, тебе же на сына нашего плевать. Я сама им позвоню и спрошу. Сама всё сделаю, сама! – Она рванула к телефону. -Прекрати, отдай – камергер попытался отнять трубку, но жена вцепилась в неё мёртвой хваткой. -Нет! Дай я с ними сама поговорю! Я им докажу, что он не виновен! - Кричала она в истерике - докажу, что это не он! - -Шарлотта! Неси капли и сейчас же пошли за доктором – Шарлотта, стоявшая в дверном проёме, наблюдая за матерью будто застыла. -Быстрее, Шарлотта, быстрее! – Повторил камергер, ему наконец удалось вырвать из рук жены телефон. Теперь, почувствовав своё бессилие, она громко рыдала и сыпала проклятиями, точно безумная. Шарлотта выскочила из комнаты. -Всё-всё. Упокойся, тише – -Не говори мне успокоиться! Что если его казнили? Что если он не вернётся? – Она, не моргая, смотрела прямо перед собой, слёзы текли по щекам - поедем к нему, прошу поедем – -Поедем, обязательно поедем – -Вот, мама, выпей – Шарлотта дрожащей рукой протянула стакан -Выпей, милая, и сразу поедем – -Не-ет, опоить меня решили. Снова разговариваете со мной, как с сумасшедшей! – Она отпихнула стакан, пролив всё содержимое на пол - я не сумасшедшая! Я просто хочу спасти сына! – Всё это время Виктория наблюдала за ними, не смея покинуть гостиную. Она знала, что её присутствие сейчас неуместно, знала, что не должна быть свидетелем их трагедии, но от страха никак не могла заставить себя сдвинуться с места. Сердце колотилось у самого горла, внутренности сковывало холодом и, казалось, её вот-вот вырвет. Она вцепилась в обивку дивана и молилась о том, чтобы весь этот ужас скорее закончился. -Мама, пожалуйста, хватит – Шарлотта трясла камергершу за плечо, стоя рядом с ней на коленях - он скоро вернётся- -Идём – Виктория вздрогнула, когда кто-то коснулся её руки, она повернулась и увидела Ирму - пошли, пошли, тебе тут нечего делать – её голос, как всегда ласковый, утешающий, кажется, ничто в мире не могло заставить выйти эту женщину из себя. Небо на землю упадёт, а Ирма останется такой же спокойной. Виктория кивнула и, кое-как поднявшись на ноги, последовала за Ирмой. Гувернантка проводила её до лестницы и проследила, чтобы Виктория ушла к себе в комнату. -Ты доктора позвала, где его чёрт носит? – Крикнул камергер. Вопли слышны и за закрытыми дверями, и даже если зажать ладонями уши, всё равно можно различить её болезненный плач. Она никогда не видела, как люди сходят с ума, но, должно быть, это происходит именно так. Виктория мечется по комнате, не находя себе места. Известие о смерти Луизы поразило её до глубины души. Нет, она не испытывает жалости, не сочувствует, ну разве что самую малость, как это обычно бывает, когда узнаёшь о смерти малознакомого человека, здесь было нечто иное. Виктории казалось, будто гибель Луизы — это лишь начало, предвестник чего-то ужасного и если в ближайшее время не покинуть дом камергера, то беда прикоснётся и к их семье. Кто-то позвонил в дверь, она прислушалась и сквозь крики камергерши смогла различить учтивый лепет Шарлотты, значит это не Отто, вряд ли бы с ним говорили так вежливо. Виктория выдохнула, маленькая стрелка резных часов над камином стремится к пяти, а он так и не вернулся. Видно, полиция ей не поверила, нужно было постараться быть более убедительной. Но что теперь, неужели они и впрямь обвинят его в убийстве? Безумие какое-то. Отто, конечно, первоклассная сволочь и пороков у него с избытком, но на убийство он точно не способен. Даже тот факт, что вчера у них с Луизой произошла фееричная ссора, и потом он неизвестно где находился, не заставит Викторию сомневаться. Она вовсе не хотела ему помогать, но, когда увидела его реакцию, всё получилось само собой. Ледяное спокойствие во взгляде, на лице не дрогнул ни один мускул, выдержка железная он ничем себя не выдал, но она поняла, насколько ему было больно. Нужно быть совсем уж бесчувственным куском дерева, чтобы не понять. Признать это трудно, но, похоже, он любил её взаправду, так как никогда не полюбит её, так полюбить уже невозможно. Их отношения были неправильными, порицаемыми обществом, но, тем не менее, настоящими. Виктория даже представить себе не может, что творилось у него в душе, когда он услышал печальную весть, она никогда не сможет помочь ему пережить утрату, но было бы бесчеловечно не попытаться спасти ему жизнь. Столь же бесчеловечно, как и остаться здесь, ожидая помолвки. Она опускается на стул возле туалетного столика и тут, среди разбросанных шпилек и прочих замысловатых штуковин весь вечер удерживающих её причёску, замечает выглядывающий из-под платка камергерши уголок конверта. Вчера, когда вернулась домой, Виктория ненавидела весь белый свет, в особенности Луизу, стараниями которой в очередной раз почувствовала себя ничтожеством. Первой мыслью было немедленно избавиться от конверта, потом любопытство взяло верх, и она задумала его вскрыть, но пока искала, чем бы сорвать печать, решила, что в кой-то веке проявит характер и попросту не отдаст его Анне. Никто не вправе указывать ей, что делать. Она оставила конверт на столике в прихожей, надеясь, что первым таинственное послание найдёт камергер, но тут же опомнилась. Анна и так достаточно пострадала от её легкомыслия. Держа конверт в руках, она долго гипнотизирует его взглядом, раздумывая, как правильней поступить. Отдать или запрятать от греха подальше. Неизвестно, имеет ли теперь это послание хоть какой-то смысл? Поможет оно или нет - неизвестно, но расстроит совершенно точно. Прежде стоит узнать, что там. Виктория осторожно тянет, но печать не поддаётся, рвётся сам конверт, она вздрагивает и, будто опомнившись, отодвигает его подальше. Нет, какое она имеет право лезть в чужие дела? Луиза просила передать его Анне, так она и поступит. Как можно быть такой глупой? Анне ведь не жить после сегодняшней выходки, так может это действительно ей поможет. Накинув шерстяной платок, Виктория прячет конверт за пазуху. У двери прислушивается, кажется, голоса внизу стихли, она выходит в коридор и, бесшумно спустившись вниз, останавливается возле гостиной. В прихожей опрокинута вешалка, палас сбит комком и по всему полу разбросаны внутренности разбитого телефонного аппарата. Она осторожно перешагивает их, продвигаясь к выходу. Камергершу удалось утихомирить, вколов ей небольшую дозу снотворного. Теперь она мирно спала, сложив руки на груди, точно мёртвая. Камергер, сидя рядом с ней, внимательно слушал наставления врача. Шарлотта сидела напротив, тихо всхлипывая и до красноты натирая глаза, она до ужаса испугалась за мать и теперь её трясло как от холода. Ей, наверное, тоже не помешало бы успокоительное, но, благо, отец Виктории оказался рядом. Глядя на неё так участливо, он заботливо укрывал пледом её плечи и прям-таки «по-отцовски» губами прижимался к нежной щеке. Какой же мерзавец. В поисках Анны она несколько раз обошла вокруг дома, прошлась по саду, вышла за калитку, но её нигде не было. Виктория вздохнула спокойнее, когда подумала, что робкая горничная воспользовалась моментом и отважилась на побег, но потом заметила, что на конюшне распахнуты ворота. Она обнаружила её в пустом деннике, где хранилось сено. Анна забилась в дальний угол, сидела там, положив голову на колени и крепко обхватив себя руками; такая маленькая, такая худая, она больше походила на подростка, нежели на взрослую женщину. Её била дрожь, она чуть заметно покачивалась и тихо скулила себе под нос. Виктория шагнула к ней. Буйная лошадь в соседнем стойле, учуяв появление незнакомца, фыркнула и начала беспокойно топтаться. Услышав шум, Анна внезапно вскочила на ноги и схватив лежавшие рядом вилы, точно безумная, бросилась на Викторию. -Не подходи, убью! – Крикнула она. Виктория вжалась в стену, вилы остановились в миллиметре от её груди. -Анна, ты что… – Выдохнула она. -А, это ты – Анна убрала своё оружие, невесело усмехнувшись – надо же, я чуть тебя не прикончила. Зачем пришла? - Виктория нервно сглотнула. -Ты хотела меня убить? – С трудом проговорила Виктория, не смея оторваться от стены. -Не тебя. Его, камергера, эту сволочь! И я убью, как только он сюда заявится. И скотину его убью – она повернулась и со всего маха ударила черенком о дверь денника. Испуганная кобыла металась по стойлу. -Не нужно – -Не нужно? – Анна резко развернулась, взглянув ни то с удивлением, ни то с вызовом. -Я хотела сказать… Не нужно из-за него губить свою жизнь – Виктория наконец обрела дар речи. -Губить? А моя жизнь уже погублена. Луиза мертва и мне прямая дорога следом за ней. Мы приехали в этот город вместе, вместе его и покинем – она встала рядом, так же прислонившись спиной, закрыла глаза и продолжила говорить - но перед этим я убью эту тварь, пусть меня казнят, но жить он не будет – Виктория молчала, не способная подобрать нужных слов. -Так зачем пришла? Он послал? - -Нет, я сама - -Если вздумала пожалеть, так я в твоей жалости не нуждаюсь - -Нет, я пришла не за тем. Да и вряд ли у меня получится тебя утешить. Я хотела отдать кое-что, не знаю, имеет ли это теперь какое-то значение, но вчера Луиза попросила передать его тебе лично в руки – Виктория достала конверт и протянула Анне. Анна прикусила губу и, смахнув слёзы, скатившиеся по щекам, взяла конверт. -Что там? – -Я не знаю – Анна отвернулась, силясь не разрыдаться. -Она… Она говорила что-нибудь ещё? - -Ей было очень важно спасти тебя – подумав, ответила Виктория. Анна всхлипнула и сорвала печать. -Отто не убивал её. У Луизы в этом мире было лишь два человека, которые по-настоящему любили её - он и я – -Кем она тебе приходилась? – Анна не ответила, и Виктория пожалела о своём вопросе. -Она была моей двоюродной сестрой – сказала она очень тихо. В носу характерно защипало, Виктория взглянула на неё и, не найдя подходящих слов, тут же вышла, посчитав нужным оставить Анну одну.

***

В сизой пелене вечерних сумерек она различила очертания повозки, вышла на тротуар и, не обращая внимания на мелкую колючую морось, медленно пошла ей навстречу. Нет, на этот раз она не могла ошибаться. Уже больше двух часов Виктория простояла на улице в ожидании, шерстяной платок и домашние туфли не спасали от холода, замёрзли руки, онемели ноги, а лицо полыхает как при высокой температуре, мелькает отстранённая мысль о том, что завтра она очевидно сляжет с простудой. За всё это время мимо дома камергера проехало одиннадцать экипажей и каждый раз она выходила навстречу, и каждый раз замирало сердце, если по какой-то причине они слегка замедляли свой ход. Но сейчас Виктория была совершенно уверена, что этот экипаж уж точно остановится у их ворот. Лошадь уже перешла на шаг, а значит он направляется сюда. Она быстро поравнялась с большой крытой повозкой, окна которой были плотно зашторены, извозчик смерил её равнодушным взглядом, но даже и не подумал натянуть поводья, чтобы остановить гнедую кобылу. Надежда не оправдалась, повозка медленно, со скрипом, как в каком-то бредовом сне, проплыла мимо. Виктория, проводив её взглядом, устало вздохнула. Для чего она вообще здесь стоит? Она даже не знает, что ему скажет? Наверное, ничего, Отто сейчас не до разговоров. Скорей всего она даже не осмелится к нему подойти. Ей бы только увидеть, что с ним всё в порядке, тогда, возможно, на душе станет немного спокойней. Невероятно, ведь совсем недавно она мечтала о том, чтобы он навсегда испарился из её жизни, а теперь, коченея от холода и рискуя отморозить конечности, ждёт его возвращения так, будто нет ничего важнее. Её отношение к нему не изменилось, она не начала думать о нём как-то иначе, просто Отто должен вернуться, сейчас она желает этого даже больше собственной свободы. Экипаж сворачивает и останавливается на противоположной стороне улицы. Виктория возвращается в своё укрытие, под густые кроны деревьев, здесь хотя бы можно спрятаться от дождя. Привалившись спиной к кованному забору, она, будто бы уже не замечая холода, наблюдает за тем, как спустившийся с козел извозчик, осматривает копыто гнедой кобылы. Он смачно сплёвывает и грязно ругается. Наверное, подкова слетела, вот почему он ехал так медленно. Она снова всматривается вдаль, затянутую сизой пеленой. Совсем уж стемнело, кое-где зажгли фонари и, кажется, больше нет смысла ждать. В перепуганном сознании, как обычно вырисовывается самый страшный сценарий, но может всё совсем не так, Виктория ведь склонна преувеличивать. Она же своими ушами слышала, как камергер разговаривал по телефону с начальником полиции, и тот сказал, что об аресте не шло и речи. Отто не в участке, наверное, после случившегося он просто не хочет возвращаться домой, она ведь и сама торчит на улице по той же причине. Подул ветер, потревожив деревья, и на неё градом просыпались мелкие ледяные капли. Всхлипнув, Виктория накинула на голову платок и тут заметила извозчика. Поведение его было странным, лошадь он оставил в покое, но уезжать не спешил, прошёлся вдоль улицы, осматриваясь и заглядывая в окна соседних домов, мельком оглядел сад и дом камергера. Виктория на всякий случай отошла поближе к воротам, но убегать не спешила. Извозчик отворил дверь экипажа и забрался на пассажирское сидение. По спине пробежал холодок, но уже отнюдь не от промокшего платья, её снова охватило необъяснимое чувство тревоги. Может всему виной излишняя впечатлительность, но сейчас она каждой клеточкой ощущала – случится беда. Извозчика не было довольно долго, а может ей так казалось. Вдалеке зажгли фонари, Виктория, сощурив глаза, посмотрела на свет, на пару секунд выпустив из внимания таинственный экипаж, а когда взглянула туда снова, то от испуга едва не лишилась чувств. Извозчик стоял посреди дороги, без отрыва глядя на неё каким-то жутким, будто нечеловеческим взглядом. Она бы даже не удивилась, если бы глаза его засверкали, столько было в них злобы. Казалось, он вот-вот набросится на неё и разорвёт. Виктория невольно попятилась назад, забывая, как дышать и не смея моргнуть, чтоб не дай бог не выпустить его из поля зрения. А что, если это тот самый убийца - «цирюльник»; что, если он маскируется под извозчика, чтобы выслеживать своих жертв? Да, он вполне похож, почти стопроцентное сходство с тем чудовищем, которое вырисовывалось в воображении, когда она читала о нём статьи. Неужели это конец? Пока она застыла, соображая, что же ей делать: звать на помощь или давать дёру, всё решилось само собой. Извозчик медленно двинулся в её сторону, взгляд его стал ещё более угрожающим, может, даже глаза засверкали, Виктория видеть не могла, потому что, не смея обернуться, со всех ног неслась к дому. У самого крыльца она налетела на кого-то и непроизвольно вскрикнула, когда чьи-то руки вцепились в её плечи. -Виктория, да ты что? – Она подняла глаза и увидела Ирму. -Чего ты по двору бегаешь в такой час? Я думала, ты у себя – -Ох, Ирма, это ты. Я просто выходила посмотреть… - теперь, будучи в двух шагах от дома, она осмелилась обернуться. Её никто не преследовал. -На что ты хотела посмотреть? – -Я хотела… Там какой-то странный человек – -Какой ещё человек? Где? – -Да там, за воротами, он так на меня посмотрел – Ирма устало вздохнула. -И зачем же ты выходила за ворота в такой поздний час? - -Я хотела… Ну да ладно, неважно. Наверное, мне привиделось – сказала Виктория, после пережитого кошмара ей совсем не хотелось рассказывать всё с самого начала. -Конечно, ещё не такое привидится, когда завтра в температурном бреду будешь маяться. Ты погляди, вся до нитки промокла, неужели было так трудно надеть пальто? За тобой как за дитём малым глаз до глаз – Виктория пожала плечами, осматривая двор. -Ну, чего стоишь? Иди в дом и немедленно переоденься – -Ирма, у тебя нет такого странного чувства, будто бы скоро должно произойти что-то ужасное? – -Опять предчувствия? Какая же ты всё-таки впечатлительная. Нет, у меня такого чувства нет - -А у меня оно появилось, как только мы сюда приехали - -Снова ты за своё. Простудиться – единственное, что тебе сейчас угрожает. Давай, не стой, заходи – Виктория поглядела в сторону конюшен, ворота уже были плотно закрыты. -Неужели Анна осмелилась вернуться в дом? – -Анна? Я только что видела её на конюшне, перекидывающей сено. Странно… - Ирма о чём-то задумалась, и это тоже заставило насторожиться. Может она и впечатлительная, но, пожалуй, только слепой не заметит, что творится какая-то ерунда. -Ворота заперты. Ну, вероятно она уже дома – -Вероятно –

***

В доме камергера по-прежнему царило деланное спокойствие. Как бы не старались, члены семьи плохо скрывали своё волнение. За время пребывания здесь, Виктория успела заметить - если в гостиной тишина, значит, происходит неладное. Они находились в комнате в том же составе, даже с мест своих не сдвинулись. В ожидании новостей, для них будто бы остановилось время. Они не разговаривали, молчала даже Шарлотта, будто слова сейчас были под запретом. Камергер всё внимательно изучал записную книжку, а Шарлотта, склонив голову сидела рядом с матерью, которая так и не оклемалась после щедрой дозы снотворного. Заходить в гостиную и тревожить их своим появлением Виктория не стала. Не хотелось, чтобы все узнали, что она тоже его ждёт. Остановившись у лестницы, она скинула промокшие туфли и протянула их Ирме. Гувернантка, держа обувь кончиками пальцев, с укором покачала головой. Виктория сунула ей платок и поспешила уйти, пока Ирма не начала снова читать морали. В комнате за закрытыми дверями стало немного полегче. Она избавилась от шпилек, царапающих голову, раскрутила хитросплетённую причёску и уселась рядом с камином. На улице совсем стемнело, и пламя, удерживаемое кованной решёткой, служило единственным источником света. Его тёплые отблески и треск сухих поленьев после долгого пребывания на холоде невольно заставляли расслабиться, отвлечься, вспомнить о «замке». Там наверняка сейчас тоже зажжён камин и пахнет так же приятно, там всё так же, как прежде и никакой беды случиться не может. Виктория взяла книгу, но только покрутила её в руках, открывать не стала, прочитать в очередной раз строчки «всадницы» значит снова начать страдать, а на сегодня страданий уж точно достаточно. Она кончиками пальцев провела по шершавой обложке. На тёмно-синем фоне золотыми буквами, точно искусная гравировка, имя «Йоханнес Миллер». Книжка разошлась большим тиражом, многие люди точно так же держали её в руках, прочли и отправили пылиться на полку, но никто из них даже не догадался, что каждая её строчка посвящена ей, девушке из усадьбы, которая однажды, желая привлечь внимание, случайно обмолвилась о том, что хочет, прочитать стихи о себе. Для остальных золотая гравировка – просто имя очередного писателя, для неё - целый мир. Виктория поморщилась, звучит очень напыщенно, а главное неправдоподобно, порой она сама себе противна, когда-то Йоханнес был для неё всем, но в последнее время он всё реже стал занимать её мысли. Горькая правда, которую она никогда принять не осмелится. Несколько раз шёпотом она произнесла его имя, вроде бы звучит так же приятно, однако, уже не вызывает тех трепетных чувств, заставляющих сердце колотиться быстрее. Кто-то неуверенно постучал в дверь, Виктория, очнувшись от размышлений, отправила компрометирующую книжку в коробку из-под шляпы. Не дождавшись ответа, в комнату вошла Шарлотта. -Можно я побуду у тебя? – -Конечно - ответила Виктория и, подвинувшись, уступила ей место на пушистом ковре. Шарлота уселась рядом и надрывно вздохнула. Какое-то время они сидели в тишине. Как бы не хотелось Виктории узнать последние известия, она не смела ни о чём спрашивать. На Шарлотте, что называется, не было лица. Раньше она не понимала этого выражения, но сейчас была уверена в том, что это выглядит именно так. В глазах нет присущего ей задора, ресницы влажные, веки распухшие, губы плотно сжаты, а взгляд будто стеклянный. Виктории уже знаком этот взгляд, точно так же сегодня смотрела Анна. -Уже совсем темно – поизносит Шарлотта - а вестей по-прежнему нет – Виктория молчит. -Как думаешь с ним ведь всё хорошо? – Спрашивает она так, будто от ответа зависит его судьба. -Будем надеяться, ведь для ареста доказательств нет – отвечает Виктория, стараясь не смотреть в её сторону, Шарлотта ведь заметит, что она боится точно так же. -Конечно, откуда же им взяться. Кстати, спасибо тебе – -За что? – -За то, что выгородила Отто перед этим дотошным старикашкой, он бы точно нашёл повод посадить его за решётку. И отец тоже благодарен, нам всем стоит сказать тебе спасибо - Виктория, взяв кочергу перевернула обуглившиеся полено, подняв столб искр. -Благодарить не за что, на моём месте так поступил бы каждый – -Нет, не каждый. Мой брат такой кретин, после того, как он вчера с тобой обошёлся… Я была уверена, что ты на него злишься, я бы злилась, но ты… Ты точно святая, Виктория – -Да уж, святая – она усмехнулась - разве что нимб не светится - Шарлотта чуть улыбнулась, но потом снова стала печальной. -Отец хочет отослать меня в училище - -Почему сейчас? – -Боится, что я пострадаю. Раз заявились детективы, то скоро имя нашей семьи будет во всех газетах, на первых полосах, рядом со словом «убийство». Повторение событий четырёхлетней давности и снова из-за Луизы. Господи, эта сука даже сдохнуть не может по-человечески, ей непременно надо утянуть его за собой. В аду пусть горит – Шарлотта с отвращением сплюнула, точно ядовитые слова обожгли ей язык. -Не говори так, никто не заслуживает такой страшной смерти - Шарлотта издала звук, отдалённо напоминающий смех. -Знаешь, я ведь слышала всё, что говорил детектив, сидела на лестнице, так вот, он сказал, что убийство произошло в номере отеля, в её номере, причём следов взлома не было – -И что? – -А то, что она сама впустила этого «цирюльника». Очевидно, она его знала. Путалась со всеми подряд, вот и поплатилась. Так что ты ошибаешься, смерти она заслужила – Виктория ничего не ответила, кем бы она ни была, отвратительно слышать такие слова о покойнице. -А ещё служанка. Странная реакция, да? Интересно, что же за секрет их связывал? – -Разве сейчас это важно? – -Да, ты права, несу какую-то чушь, а Отто неизвестно где. Вот бы этот идиот не совершил чего-нибудь сгоряча – -Не будем думать о плохом – сказала Виктория и отложила кочергу в сторону. -Знаешь, а он ведь… - начала Шарлотта. -Что это там? – Прошептала Виктория. Комнату озарила яркая вспышка. -Где? – -За окном – Шарлотта обернулась. И снова вспышка, но на этот раз её сопровождал странный протяжный гул. Он будто бы прокатился по стене дома, едва не выдавив окна. Звук повторился. Виктория вскочила на ноги и подбежала к окну, Шарлотта последовала за ней. Во дворе вдруг стало светло, казалось, что по периметру разом зажглись все фонари, даже дальние, которые в целях экономии зажигать было запрещено. Первое, что они увидели, это то, как вокруг дома мечутся испуганные лошади, наталкиваются друга на друга, падают, пытаются найти выход. Шарлотта дёрнула щеколду и распахнула окно, в нос сразу же ударил запах гари. Виктория этот запах запомнила, ни с чем его не спутать, так же пахло, когда однажды на дальнем участке их усадьбы загорелся один из амбаров для хранения сена. Тогда была осень и дул сильный ветер, и они всерьёз перепугались, что по сухой траве огонь расползётся на много миль. Виктория закашлялась, Шарлотта тоже, но зажав нос, перегнулась через подоконник и высунулась на улицу. -Закрой – Виктория, последовав её примеру, тоже зажала нос, и прежде чем успела произнести ещё слово, Шарлотта закричала. -Мамочки, горим! Пожар! – Она спрыгнула с подоконника и выбежала из комнаты, Виктория, позабыв о распахнутом окне помчалась следом. -Папа, пожар! Пожар! – Орала Шарлотта, но, видно, в объявлениях уже никто не нуждался, разве что камергерша, которая только что проснулась и сидела с ошарашенным видом, озираясь по сторонам. -Мама, горим! – Шарлотта заглянула в гостиную. Горелый запах здесь чувствовался гораздо сильнее, от него начинали слезиться глаза. Неистово дребезжали стёкла и яркие вспышки украшали их дьявольскими красными отсветами. Но по-прежнему было непонятно, где именно начался пожар. Внизу царила настоящая неразбериха, обслуживающего персонала в доме камергера оказалось гораздо больше, чем себе представляла Виктория. Они будто бы прятались, но сейчас разом покинули свои укрытия. Большинство из них метались в панике, хватались за голову, причитали. От их суетливого гомона закладывало уши. Кто-то закричал, что огонь перекинулся на «веранду» и новость была встречена новой порцией испуганных воплей. Сердце колотилось где-то у горла. Стоя на нижней ступени, Виктория пыталась усмотреть в этой толпе Ирму или отца, но вокруг мелькали незнакомые лица с глазами полными ужаса. Постепенно паника начала охватывать и её. Немногие, что сумели сохранить ясность ума, наперевес, тащили из кухни вёдра с водой. Она заметила Шарлотту, та вместе с матерью стояла у выхода из гостиной, но не успела Виктория спуститься, как распахнулась входная дверь и люди, норовя затоптать друг друга, разом ринулись к выходу. В тесном коридоре началась настоящая давка. Кто-то толкнул её, она, слетев с лестницы, едва устояла на ногах, толпа подхватила точно течение, противостоять которому не представлялось возможным. -Мама, где папа? Надо уходить. Мааам… - Шарлотту тоже затянуло в толпу. -Шарлотта, стой же. Нет, не выходи! Стой! – Виктория слышала голос камергерши, когда неслась вместе со всеми по винтовой лестнице, опасаясь наступить на декоративную плитку, залитую водой. -Шарлотта, не выходи! – Кричала камергерша, проталкиваясь сквозь толпу слуг - да расступитесь вы, стадо баранов! Шарлотта! – Виктория сбежала с крыльца и не успела повернуть голову как её едва не затоптала несущаяся мимо лошадь. Толпа рассредоточилась по двору, люди с вёдрами помчались туда, где разгоралось яркое зарево. Немного поостыла всеобщая истерия, когда обнаружилось, что пожар начался не в доме. Горели конюшни. Зажав ладонями рот, она едва удержалась чтобы не закричать. На конюшне осталась Анна. Не помня себя от ужаса, Виктория побежала вслед за другими. Огонь прорывается сквозь небольшие окошки. Трещат и рушатся перекрытия. Добротная деревянная постройка, целиком объята пламенем. Анна, Анна, неужели она решила закончить именно так? Какая страшная смерть! -Отойди - кто-то, грубо ухватив её за предплечье, потянул назад и она обнаружила что стоит слишком близко. Мужчины, выстроившись полукругом, одно за одним выплёскивали вёдра с водой. Но с каждой попыткой усмирить огонь, он разрастался только сильнее, на его стороне были мощные порывы ветра. -Тащите ещё воды! Что вы копаетесь! – Виктория увидела камергера, он метался вокруг конюшни, и орал не свои голосом. -Открыть ворота! Как собак перестреляю если её не достанете! – Она было подумала, что он беспокоится об Анне, но сквозь шум, треск и вопли оголтелой толпы, было едва различимо протяжное лошадиное ржание. -Открывайте! – -Не поддаются, изнутри будто закрыто! – Отвечал конюх безуспешно толкающий массивную дверь. Камергер отпихнул его в сторону и, ухватившись за огромные ручки-кольца, толкнул что есть силы, будто надеясь сорвать их с петель. К нему подбежал её отец. Его белая рубашка была испачкана, рукава закатаны по локоть, а на раскрасневшемся лице выступила испарина. Он держал в руках ведро, очевидно был среди тех, кто пытался усмирить это адское пламя. -Нужно снимать с петель! – -Не выйдет - отозвался конюх - не успеем - -Нужно попытаться – Камергер молчал, схватившись за голову. Виктория подошла к изгороди. -Внутри что, остались лошади? – Спросила она женщину, стоявшую рядом. -Одна. Кобылка нашего господина – В подтверждение её слов, кобыла издала пронзительный вопль. Здесь отчётливей слышался топот копыт, рычание и то, как она долбится в дверь денника. -Бедное животное, пристрелили бы её уже что ли! – Воскликнула одна из служанок, закрывая уши. Облегчать страдания животного никто и не думал, камергер, не оставляя попыток её спасти, приказал ломать изгородь. Сломать изгородь оказалось проще, она легко поддавалась ударам топора. Но слишком поздно, порыв ветра взбудоражил непоколебимые языки пламени, огонь перебрался на крышу и продолжил исполнять свой дьявольский танец уже наверху. Монотонный гул служил ему музыкой. Бордовые, жёлтые, оранжевые, языки пламени, точно тонкие шёлковые ленты победоносно взмывали в небо, окрашивая его в багрово-красный оттенок. -Песок, тащите песок! – Слышался чей-то крик, но никто и с места не двинулся. Крыша затрещала, рухнули перекрытия и в мгновение ока конюшня развалилась, как карточный домик, погребя под собой тех, из кого камергер успешно извлекал выгоду. Он упал на колени и издал вопль раненого зверя. О его трагедии, должно быть, услышали люди на другом конце города. Жаль Анну, как же нестерпимо жаль и не придумать судьбы страшнее, чем у неё. Что было в том письме? Может оно и подтолкнуло её покончить с собой? Нужно было сразу избавиться от него. Глаза застилают слёзы, яркое пламя превращается в расплывчатое пятно, она делает несколько шагов назад, но продолжает смотреть. Люди вокруг так же суетятся, но голоса их будто бы поутихли. -Виктория уйди отсюда, не путайся под ногами – рядом возник отец, вид у него был измождённый. -Папа, там погиб человек – прошептала она одними губами. -Чего? Что с тобой, испугалась? Не нужно было выходить – он тащил её к дому. -Папа, послушай, что я говорю. На конюшне была служанка, та, которую избил камергер – Отец остановился. -Послушай… - он стиснул зубы, когда мимо пробежало несколько человек - служанка эта пожар и устроила. И уж не знаю, какие у них там счёты с камергером, ты об этом забудь и в чужие дела не лезь – -Устроила и сама погибла! Он её до самоубийства довёл! – -Замолчи - прошипел отец, едва удержавшись, чтобы не отвесить ей подзатыльник, но Виктория не унималась. -За лошадь беспокоился больше, для него человеческая жизнь ничего не стоит! – -Ну всё довольно! – Виктория вырвалась из его руки и, смерив презрительным взглядом, отправилась прочь. У крыльца камергерша стискивала в объятиях дочь, обречённо глядя на то, как толпа слуг носится вокруг полыхающей конюшни. С лестницы быстро спустилась Ирма. Её лицо не раскраснелось как у других, дыхание было ровным, белые манжеты совсем не испачканы сажей и причёска в полном порядке. Будто бы она только узнала о пожаре. Но Виктория была слишком подавлена, чтобы замечать такие мелочи, предчувствия её не обманули. -Боже мой! Ты… - -Ирма, Анна погибла – выпалила Виктория, захлёбываясь слезами - она была на конюшне и… - Ирма неожиданно обняла её. Подобных проявлений нежности в обычное время от сдержанной гувернантки не дождаться, видно, сейчас потерянная Виктория и впрямь являла собой жалкое зрелище. -Она покончила с собой – -Нет – помолчав, добавила Ирма - вовсе она с собой не покончила – Виктория перестала плакать и посмотрела на неё так, будто бы видела впервые. -Но я её… - -Видела, знаю. Анна была на конюшне и, очевидно, она пожар и устроила. Выпустила лошадей, закрыла ворота изнутри и подожгла, в деннике осталась лишь одна лошадь; та, что была для камергера всего дороже. Такова её месть, жестоко, но справедливо – -Не понимаю, откуда ты об этом знаешь? Может она тоже… - -Я что, по-твоему слепая? Просто мне хватает ума не лезть в чужие разборки, моё дело третье, поэтому, когда я обнаружила Анну возле дальней садовой калитки, сделала вид, что меня это не касается – -Так она жива! Она смогла уйти? Невероятно. Но что, если он начнёт искать её? – -О, конечно начнёт, я уверена, что он уже обо всём догадался, но, будем надеяться, что к тому времени Анна будет уже далеко – Ирма отошла на несколько шагов -Но если она… - -Виктория, помни, нас это не касается –

***

До пристани путь неблизкий, если добираться туда окольными путями. В городе плиткой вымощены только центральные улицы, а здесь дорога размыта затяжными дождями и местами отсутствует вовсе. Увязая по колено, взмыленная лошадь едва справляется, вытаскивая тяжёлую повозку из раскисшей земли. Извозчик, которому за труды пообещали приличную сумму подбадривал её звонким ударом хлыста. Ситуация осложнялась и тем, что ехали почти вслепую, от двух застеклённых свечных фонарей, прикреплённых по обе стороны экипажа, не было толку: их мутного света хватало лишь на освещение крыши, а на несколько миль вокруг сгущалась тьма. Когда становилось совсем уж сложно, извозчик не мог удержаться от комментария -Вот если днищем сейчас сядем, то всё, пиши пропало - В такие моменты сердце пропускало удар, она крепче прижимала сына к себе и жалела о том, что позабыла все молитвы. Она до сих пор не могла поверить в то, что спустя долгих четыре года, наконец держит его на руках. Губами прижимаясь к маленькой тёплой головке, к нежным шелковистым волосам, пахнущих дегтярным мылом, она, кажется, так до конца и не осознала, что это взаправду. Её радость в нескончаемых слезах, большего она позволить себе не может, слишком уж велика вероятность того, что всё происходящее окажется сном. Анна теснее укутывает его пледом, он будто бы мёрзнет, но на самом деле её саму пробивает дрожь. -Не волнуйся скоро приедем – за всё время поездки Отто заговорил впервые. Анна в ответ лишь кивает. Он не смотрит на неё, она тоже старается не встречаться с ним взглядом. Невыносимо. Для обоих Луиза значила слишком много, оба скорбят по ней одинаково. Вот только Анна, потеряв её, обрела в жизни смысл, у него же остались одни воспоминания и гнетущее чувство вины. Прошла целая вечность, прежде чем болотная жижа сменилась более-менее ровной дрогой, экипаж пошёл ровно и почти бесшумно. Они без задержек пересекли поле и, свернув, остановились возле небольшой рощи. Анна испуганно посмотрела в окно, вокруг по-прежнему ни души и темнота хоть выколи глаз. -Это не пристань. Куда мы приехали? – Отто смерил её неопределённым взглядом. -Как его зовут? – Кажется, он спросил это лишь для того чтобы нарушить возникшую тишину. -Хэл. Почему мы остановились? Это из-за поджога, да? – Отто невесело усмехнулся и, отперев дверь вышел из экипажа, Анна вжалась в сидение. -Твой отец, он ехал за нами? Конечно, вот зачем мы здесь. Как же я могла быть такой дурой? - -Выходи, нужно поспешить, мы и так задержались. Кстати, зачем ты поджог устроила, хотела уйти красиво? – Анна застыла в ужасе, со стороны рощи к ним приближался человек. -Анна, идём - Отто протянул ей руку, она мотнула головой. -Посмотри, видишь огни вдалеке? Там пристань, мы подъехали к ней с другой стороны. Ты права, отец, возможно, ищет тебя, поэтому не стоило лишний раз показываться в городе – Она с трудом сглотнула и посмотрела на спящего сына. -Анна, не бойся, я тебя не обманываю – Она ещё раз посмотрела на приближающегося человека, он был значительно ниже, чем ей показалось сначала. Пугающим незнакомцем оказался коренастый мужчина в высоких кожаных сапогах и пальто с меховым воротом, что было размера на два больше, чем нужно. Он остановился недалеко от них. -Кто это? – Спросила Анна. -Этот человек проводит тебя на корабль. Ты свободна, Анна, давай же решайся – Тишину нарушил громкий гудок, страх отступил и на душе вдруг стало легко. Укрывая ребёнка плащом, она осторожно выбралась из повозки. Снова хотелось плакать, но теперь сквозь слёзы она улыбалась. Мужчина в пальто, посмотрел на её жалкие стоптанные туфли - эх, ну и обувь, совсем не годится для прогулок по лесу - -Ничего, это я переживу – -Тогда идёмте, пора отчаливать. Давайте хоть ребёнка возьму, всё полегче будет – -Нет – Анна шарахнулась в сторону - я сама - добавила она тише. -Багажа тоже нет? - спросил он. Посмотрев на вскрытый конверт, что всю дрогу держала в руках, она покачала головой. -Спасибо – Анна повернулась к Отто. -Не меня надо благодарить – ответил он бесстрастно. -Нет, Луиза обеспечила нам свободу, а ты помог ей довести дело до конца. Без твоей помощи я бы не смогла выбраться из города - Отто кивнул, не найдя подходящих слов. Возможно, он спятил, но голос Анны сейчас слишком уж походил на её. Последовала недолгая пауза, теперь они не боялись смотреть друг другу в глаза. -Береги себя, Анна – Анна, вытерла слёзы и обняла его одной рукой, коснулась губами щеки. -Прощай, Отто – она отступила на шаг - и прошу никогда не думай о ней плохо. Жизнь Луизы не была простой, приходилось и лгать, и совершать дурные поступки, но тебя она любила – Он не ответил, Анна кивнула и, придерживая платье, пошла вслед за мужчиной. Она не обернулась, а он долго смотрел ей вслед. Луиза вернулась, чтобы освободить её. Как только Анна покинет Норвегию - станет другим человеком, всё начнёт заново, жаль только, что сама Луиза этого не увидит. -Любезный, неплохо было бы расплатиться – напомнил о себе извозчик. -Не волнуйся, деньги свои получишь. Едем обратно – Экипаж тронулся. Отто открыл портсигар и с досадой обнаружил, что тот пуст. -Сигареты не найдётся? – Спросил он извозчика. -Неа, курить я бросил. Кашель совсем замучил. И ты уж прости, любезный, но я всё-таки вернусь к вопросу оплаты – -Как угодно. Любезный – -Помимо стоимости поездки, рассчитаться придётся и за время ожидания, и за оторванную подкову, и за испуг той милой барышни возле вашего дома – -О, вот как. А морда у тебя не треснет? – -Не треснет, я вон как расстарался, бедная девочка панталоны наверно испачкала, как бы заикой не осталась – -Получишь, как договаривались - -А у тебя должок ещё с прошлого раза остался. Я, между прочим, тогда за городом чуть колёс не лишился. На кой тебя только понесло в тот треклятый отель? - Отто мгновенно оживился: -Так вчера ты вёз меня до отеля? Расскажи – -Чего рассказать? – Удивился извозчик. -Всё расскажи. Откуда забрал, что я говорил? - -Хах, говорил. Да ты вчера лыка не вязал, любезный, не мудрено, что ничерта не помнишь. В общем, у трактира на набережной я тебя подобрал, ты сперва домой увезти просил, но потом передумал, в отель этот треклятый решил ехать. Всё о каком-то предательстве мямлил, я так и не разобрал – -А потом что было? Вспоминай – -Ну а что потом. Повёз я тебя в отель, да и застрял на половине пути, а ты, вместо того чтоб помочь, пешком туда прямо по грязи учесал – -А потом? – -Потом вернулся я к тому времени…- -Как долго меня не было? – -Да я-то почём знаю! Минут десять, пятнадцать. Потом, как ни в чём не бывало вернулся, сел в экипаж и домой велел ехать. Рассчитался копейками, сказал, что остальное утром отдашь, но, как видишь, уже ночь, а долг так и висит – Отто откинулся на сидение. Неясные обрывки воспоминаний наконец начали выстраиваться в нужном порядке, образуя целостную картину вчерашних событий. Он вспомнил прокуренный трактир и виснувшую на шее плоскогрудую шлюху. Вспомнил, как вступился за её честь и отхватил по зубам. Вспомнил, как вышел на улицу, сел в экипаж и не обнаружил в кармане бумажника. А потом долго шёл через грязь и никак не мог придумать, с чего начнёт разговор, когда явится к ней среди ночи. Под действием алкоголя гнев его поостыл, и он вдруг осознал, как дурно с ней поступил. Потом он долго стоял у отеля, глядя на её окна, но так и не решился войти.