***
Вернувшись к конюшням, Виктория застала лошадь в деннике. Ничего необычного, возможно, усталость всё-таки взяла верх над страхом, и она вошла туда сама, желая спрятаться от жары, но дверь денника была заперта, лошадь распряжена, а в корыто кто-то налил воды. Может быть, конюх? Но Виктория не видела его со вчерашнего вечера и была уверена, что он отсыпается после ответственного поручения навести порядок в винном погребе. Лошадь лениво жевала сено, смерив её равнодушным взглядом, похоже, затаила обиду. -Ладно, не злись, я не по своей вине задержалась. И вовсе я о тебе не забыла — она протянула руку, но та, демонстративно отвернулась, сосредоточившись на кормушке. -Подкова — От неожиданности Виктория чуть не лишилась чувств. В дверях конюшни стоял Йоханнес. От пиджака он избавился и успел натянуть рабочие брюки, а резкий запах пота исходивший от рубашки чувствовался даже на расстоянии. -Всё дело в подкове, она держалась на одном гвозде, я её снял, но нужно будет прибить другую — -Спасибо — кивнула Виктория -Не за что. Ты слишком долго искала конюха, она едва не умерла от жары — его слова прозвучали с укором, будто он пытался её пристыдить. -Да, я знаю, пришлось задержаться — -И что же тебя отвлекло? — -Мама — она пожала плечами, давая понять, что не желает продолжать разговор. -Вот как, а может всё дело в ваших гостях? — -Прости? — -Да ладно, не прикидывайся, я знаю, что сюда снова прибыло семейство камергера — -Да это так — -И что же они здесь забыли? — -Они приезжают сюда каждое лето, разве это удивительно? — Йоханнес улыбнулся, но отнюдь невеселой улыбкой. -Удивительно, я думал, что с вами их больше ничего не связывает. Ты сама говорила — -Что я говорила? — -Что с ним покончено. Он ведь разорвал помолвку? — -Да. Но ведь камергер-то по-прежнему друг моего отца — -Ясно, а Отто по-прежнему твой друг? Он ведь тоже приехал, не так ли? Кстати, сообщите заранее, когда нужно будет отвести вашу дружную компанию на остров и передай ему, что, если снова вздумает заявиться к отцу на мельницу, я за себя не ручаюсь — он сунул ей сломанную подкову и, развернувшись, направился к выходу, нервно взъерошив волосы. -Йоханнес, постой — Виктория догнала его у ворот — да что с тобой такое? — -Со мной всё в порядке, это с тобой что? Говоришь одно, а на деле выходит совсем иначе — -Я не врала тебе, Отто действительно разорвал помолвку, но, видимо, камергер об этом ещё не знает — Йоханнес стиснул зубы, терпеливо вздыхая. -Честное слово. И Отто не приехал, он на службе и вряд ли вообще вернётся. И даже если бы вернулся я бы не изменила своего решения, очень грустно, что ты во мне сомневаешься — -Что же вы со мной делаете, фрекен Виктория? — выдохнул Йоханнес — я веду себя как кретин — он взял её руки и поднёс к губам — прости меня ради бога, я просто… Не знаю… Просто приходи сегодня вечером как договаривались, я буду тебя ждать — -Да, я приду — сказала Виктория. После того как вновь поклялась в своей верности, не прийти на встречу было бы бесчеловечно. -Я буду тебя ждать —***
Ей удалось ловко откреститься от застолья, сославшись на головную боль. Учитывая то, какая жара стояла на улице, её слова прозвучали весьма убедительно, поверил даже отец. Остаток дня она провела на веранде, раскачиваясь в кресле-качалке с часами в руках и без всякого интереса листая книгу. Время, как это обычно случается, когда чего-то отчаянно ждёшь, тянулось невыносимо медленно и на неё начинала накатывать тревога. Это ощущение не имело ничего общего с приятным волнением перед запретным свиданием, это был самый настоящий страх, будто предчувствие чего-то плохого. Виктория старалась гнать прочь эти мысли, чтобы случайно не накрутить себя до истерики, но страх упрямо завладевал её сознанием. И когда солнце почти скрылось за горизонтом, несмотря на то, что жара с его уходом не испарилась, по коже то и дело пробегал неприятный холодок. Даже розовые кусты, заботливо высаженные матерью перед крыльцом, под покровом сумерек выглядели зловеще, и как бы Виктории не хотелось убраться из дома, ей казалось, что сегодня этого делать не стоит. Совсем не кстати вспомнилась слепая старуха на городской пристани, Виктория будто бы о сих пор слышит этот жуткий скрипучий голос, предупреждающий о ком-то, кто идёт следом за ней. Кого она имела в виду? Виктории было удобнее считать её сумасшедшей, при свете дня и находясь рядом с матерью это было легко, но теперь, когда близилась ночь и из леса то и дело доносились тревожные крики ночных птиц, слова старухи начинали обретать смысл. -Вот ты где, а я тебя обыскалась — мать легонько коснулась её плеча. Виктория выронила книгу. -Мама, ты напугала меня — -Прости — она с тяжёлым вздохом опустилась в кресло, и может Виктории показалось, но мать будто бы тоже была чем-то встревожена. -Мне кажется, они умирают — сказала она, перебирая жемчужное ожерелье. -Кто? — -Розы. Возможно, стоит подыскать им другое место. А может, я просто не умею за ними ухаживать — мать невесело улыбнулась. -Что-то случилось? — Она не ответила. -Мам — -Нет, всё прекрасно. Вот только тебе всё же стоит присоединиться к нам — -Я не хочу — -Знаю милая, но папа настаивает — -Ах вот оно что. Значит, ты снова на его стороне. А я-то тебе поверила — -Нет, что ты я не… — -Значит, за меня ты боишься, но если отец настоял можно и… — -Виктория, я помню о нашем разговоре и не отказываюсь от своих слов, я лишь попросила тебя присоединиться к гостям. В конце концов это невежливо — -А мне плевать! Тошнит уже от этой вежливости. И вообще гости прибыли к отцу, вот пускай сам их и развлекает — -Сделай это хотя бы из уважения ко мне, разве так сложно просто посидеть за столом? Отто здесь нет, тебе ничего не угрожает — -Тогда может скажем камергеру, что им здесь больше не рады? — -Не самый подходящий момент — -А когда же будет подходящий, мам, сколько мне ещё притворяться? Я устала — -Ну всё, довольно разыгрывать драму. Думаешь, мне их общество в радость? Да после того, что я узнала — она замолчала будто, подбирая слова — ну да ладно, скоро всё закончится. А сейчас будь добра, ступай к гостям, пока сюда не заявился отец. Поверь, он уже достаточно пьян, чтобы устроить представление. А оно нам надо? — Как бы всё её естество не восставало против, аргументов, чтобы противостоять этому спору больше не находилось. Виктория прошагала в дом, намеренно громко печатая шаг и в знак протеста вздёрнув подбородок — это всё, на что хватило духу. В конце концов мать была права: разве справедливо, что она выносит общество камергера в одиночку?***
-О, а вот и наши дамы — воскликнул камергер, неловко поднявшись со своего места — мы вас уже заждались. Уж перепугались как бы не заблудились, ночи-то здесь ух какие тёмные — -Не стоило волноваться. Вы разве не знали, мы приспособились видеть в темноте — отшутилась мать. -Мне стоило догадаться- камергер, свалив несколько тарелок и проигнорировав красноречивый взгляд жены, которой по неосторожности отдавил ногу, выполз из-за стола и, рывком подвинув оба стула, пригласил их сесть. -Спасибо, вы очень любезны — улыбнулась мать, очень натурально ему подыгрывая. Виктория так не умела, потому обошлась лишь кивком, и мужественно стерпела, когда камергеру вздумалось поцеловать её в макушку. -Красота! У моего сына есть вкус. Предлагаю выпить за вас, Виктория — он не без труда вылил в рюмку остатки коньяка, пролив половину на скатерть — Зараза. Принесите ещё бутылку! С вашего позволения разумеется — приложив руку к груди, он обратился к отцу Виктории. -Конечно, для вас всё что угодно — ответил он. Вопреки сложившейся традиции, роль главного шута сегодня была доверена камергеру, и тот справлялся с ней на ура, пока отец, развалившись в кресле, утирал пот с раскрасневшегося лица. Жара, похоже, совсем его разморила. -Милый, но может тебе уже хватит — камергерша потянула мужа за рукав — ты уже на ногах не стоишь — добавила она тише, чтобы слышал только он. -Разве? Я как стёклышко — -Простите, просто в последнее время столько проблем. Мой муж обычно очень сдержан — поспешила оправдаться камергерша, в её голосе слышалась неподдельная горечь, и Виктории почти что стало её жаль. -Ничего, иногда можно и расслабиться. Тут все свои –ответила мать. Виктория теперь поняла, почему она так упрашивала её присоединиться, атмосфера за столом была такая же тяжёлая, как и воздух. Разговор никак не клеился, то и дело возникали напряжённые паузы, а от наигранной вежливости начинало подташнивать. У каждого по-своему было тревожно на сердце, никто на самом деле не хотел здесь находиться, но отказаться от традиционных посиделок в саду, означало бы признаться самим себе, что всё изменилось. Они из последних сил разыгрывали эту сценку, вымученными улыбками и нелепыми шутками создавая иллюзию беззаботности и старательно избегали волнующей темы об убийствах. В этот раз семья камергера приехала сюда не для отдыха, а чтобы укрыться от косых взглядов, бесконечных допросов и вездесущих газетчиков, ославивших их на весь город. Но их ждёт сюрприз, усадьба не станет спасением, слухи здесь распространяются со скоростью света и, спускаясь сюда, Виктория слышала, как служанки уже выдвигают свои версии произошедшего. -Эй, кто-нибудь принесёт ещё? — Закричал камергер, обрушив бутылку на стол, так что фарфоровые тарелки опасно подскочили. -Папа, ну можно потише — недовольно промямлила Шарлотта. Опустив голову на подлокотник, она умудрилась задремать. -Прости, милая. Слушай, может быть, тебе стоит пойти лечь? — -Могу проводить вас до комнаты — отозвался отец Виктории. -Нет, благодарю, мне нужен свежий воздух — -Свежего сегодня не завезли– сказал Дитлеф. За весь вечер он подал голос впервые. Или ему было совсем уж скучно или же спустя десять лет он всё же внял наставлениям отца и перестал встревать во взрослые разговоры. -Милая, уж не заболела ли ты? — Камергерша наклонилась к дочери и коснулась её лба. -Нет, мам, со мной всё в порядке, просто слегка перегрелась — -Неудивительно, воздух и впрямь какой-то раскалённый. Скажу слугам, чтобы не забыли раскрыть окна в гостевых спальнях — мать поднялась со своего места и, не обращая внимания на умоляющие взгляды Виктории, зашагала в сторону дома. -Будто в аду — отозвалась камергерша. Виктория взглянула на часы, время близилось к восьми, и, судя по всему, уже можно начинать волноваться по-настоящему. Их отношения с Йоханнесом и так переживают не лучшие времена, и, если она не придёт сегодня на встречу, им, вероятнее всего, настанет конец. -Куда-то спешите, фрекен? — Она не сразу поняла, что камергер обращается к ней. -Что? — -Всё на часы поглядываете — -О, нет, просто… Просто немного хочется спать. Наверное, я тоже пойду — ответила Виктория первое, что пришло ей в голову. -Конечно — он кивнул, будто бы она спросила у него разрешения — но сперва, выпейте со мной — он налил стопку коньяка. -Нет, я не пью — отмахнулась она -Всего одну стопку, из уважения ко мне, как-никак вы мне теперь как родная дочь — -Я… Извините, но я не хочу. Мне нехорошо после алкоголя — -Тут всего-то пара глотков, в малых количествах алкоголь даже полезен — она снова непроизвольно отметила их схожесть с Отто: та же нерушимая уверенность, тот же пристальный взгляд и этот голос, он вроде бы говорил спокойно, но таким тоном, что отказаться не представлялось возможным. Виктория обвела взглядом присутствующих, надеясь хоть в ком-нибудь найти поддержку, но камергерша была поглощена заботой о дочери, Дитлеф увлёкся изучением механизма карманных часов, а отец конечно же был на стороне камергера. -Пей, я разрешаю — сказал он, одобрительно кивнув. Виктория, обречённо вздохнув, взяла стопку и медленно поднесла к губам, всё ещё надеясь, что мать удосужится вернуться и спасти её от этого унижения. -Вот, другое дело — на лице камергера сияла победная улыбка. И внезапно она вспомнила, что больше не обязана подчиняться, вспомнила, что больше её ничего не связывает с этой семьёй, она на своей территории, у себя дома, и никто не смеет указывать ей что делать. -Нет — Виктория поставила рюмку, удивившись тому как уверенно звучал её голос — я не хочу — Дитлеф оторвался от изучения часов, камергер стал невероятно мрачен и ей показалось, что в его взгляде, блеснула злоба, Шарлотта оторвала голову от подушки и посмотрела на неё с удивлением, отец смял в руке салфетку, а на глазах камергерши совершенно неожиданно навернулись слёзы. Все как один пялились на неё как на невидаль. Уверенность испарилась мгновенно, она поёрзала на месте, конечно, никто не ожидал от неё подобной дерзости, но неужели их и впрямь так сильно возмутил её отказ, или камергеру отказывать не положено в принципе? Пока она размышляла, борясь с желанием задать интересующий её вопрос «в чём дело?», Шарлотта, потерев глаза сказала: -Что б мне провалиться! У меня сонный бред или я и вправду вижу Отто? — Камергерша, издав страдальческий стон, закрыла ладонью рот. Беззвучно рыдая и улыбаясь сквозь слезы, она выбралась из-за стола и топталась на месте, будто никак не могла решить, что ей делать. Отец Виктории встал, одёргивая жилет, на лице Дитлефа сияла улыбка, сама же Виктория с трудом заставила себя обернуться, до неё вдруг дошло, что её жалкие попытки показать свою независимость, не могли вызвать такой реакции. Это, вероятно, тот самый случай, когда не веришь своим глазам. В голове крутилась сотня вопросов и один из них — «как он мог оказаться здесь?» Ей не мерещилось, Отто был здесь и, глядя на него, она почувствовала, как её обдало холодом, тело будто окаменело, делая все движения жутко неуклюжими, и она порадовалась тому, что уже достаточно темно, чтобы раскрасневшееся лицо не выдало её волнения. Его белоснежная форменная рубашка маячила в темноте, Отто направлялся к ним уверенным шагом, как ни в чём не бывало, будто бы просто на пять минут отходил покурить. В руке у него был вещь-мешок, а небрежно смятый китель он перекинул через плечо, что было странно, ведь со своей формы он буквально сдувал пылинки. Когда он подошёл ближе, камергерша, будто бы до того не верившая в реальность происходящего, сорвалась с места и с горестным всхлипом бросилась к сыну. -Сынок… Ты вернулся… Вернулся — она повисла у него на шее, обливаясь слезами, точь-в-точь как в день отплытия — слава богу с тобой всё хорошо — -Конечно, всё хорошо, ты меня будто с войны встречаешь — Отто, как можно деликатнее высвободился из её объятий. -А я уж думал, мне одному тут придётся чалиться — сказал Дитлеф, когда они обменялись рукопожатием. -А я, конечно, рада тебя видеть, братец, но от объятий, пожалуй, воздержусь, не успела ещё соскучиться — отозвалась Шарлотта -Аналогично — ответил Отто и, сбросив свою ношу прямо на землю, занял свободное место, стараясь не реагировать на камергера, который судя по взгляду, мечущему молнии, был не очень-то рад его появлению. -Виктория — он кивнул. Виктория кивнула в ответ, сцепив руки в замок и, пытаясь унять дрожь в коленях, только бы никому сейчас не вздумалось с ней заговорить, ведь точно начнёт заикаться. -Всем добрый вечер — -Добрый, надеюсь хорошо добрались — вежливо поинтересовался её отец. -Нормально — забрав злополучную стопку у Виктории, он вмиг её опустошил и налил ещё. -Мы вас не ждали так скоро, ваш отец сказал — вы отправились на службу — -Да, так и было — он опрокинул ещё одну стопку. -В каком смысле было, может быть, пояснишь? — Спросил камергер, натянуто улыбаясь. -Ну, а что тут пояснять — он взял из тарелки устрицу и, понюхав, вернул обратно — кстати, извините, я бы не явился без приглашения, если бы мои не распустили всех слуг и не забрали ключи от дома — -Помилуй господь, зачем же вам приглашение, вы часть нашей семьи, мы всегда вам рады, верно, Виктория? — Виктория издала невнятный звук. -Распустили, потому что не ждали тебя так рано, что-то произошло? — Камергер пристально посмотрел на него, однако, Отто его взгляд ничуть не смущал. -Ничего такого, всего лишь уволили — Лицо камергера окаменело, он шумно задышал, будто бы ему не хватало воздуха. Камергерша закрыла лицо руками, беззвучно рыдая. Сам же Отто оставался невозмутимым, казалось, ему вовсе и не было жаль. -Вот это новости — Невесело улыбнулась Шарлотта. Повисла напряжённая пауза. -Но, может быть, это шибка какая-то — голос отца Виктории прозвучал ужасно глупо на фоне произошедшего, будто детский лепет, ей даже стало за него стыдно. -Я обо всём распорядилась, можете… Отто? — Мать, остановилась в нескольких шагах от стола, а затем приблизилась к Виктории и положила руку ей на плечо, будто бы желая защитить, если ему вдруг вздумается накинуться на неё и растерзать прямо здесь. -Почему ты… Я думала, ты на службе — в её голосе слышалось волнение, и это тоже было до ужаса глупо –может… — -Сын, отойдём на секунду — камергер встал из-за стола. -Куда это? Зачем? — Подскочила камергерша, испуганно глядя то на мужа, то на сына. -Нужно поговорить — -Так говорите здесь. Здесь посторонних нет — -Всё нормально — Отто встал и пошёл вслед за отцом –Разговор будет скучным, вам не понравится- -Господи — она схватилась за голову. Отто и камергер остановились у крыльца достаточно далеко, чтобы разобрать слова, но недостаточно, чтоб не услышать в каком тоне происходила беседа. Атмосфера за столом и до того невеселая теперь уж стала совсем тяжёлой. Камергерша сидела, низко опустив голову, и не понятно было: то ли она расстроена новостью, то ли испытывает чувство стыда за то, что её идеальная семья устроила позорную сцену. А потом, не стесняясь, она вдруг нарушила правила этикета и, выплеснув из бокала остатки чая, налила туда коньяка. -Ничего. У всех бывают трудности, в конце концов мы тоже люди — сказала она, пытаясь утешить саму себя. Мать зачем-то взяла Викторию за руку, смерив её сочувствующим взглядом. -И даже не жди от меня помощи! — Проорал камергер, в порыве гнева напрочь позабыв о сторонних наблюдателях. Позади послышались шаги, Отто, не произнеся ни слова, забрал свои вещи, случайно опрокинув стул, и ни на кого не глядя поспешил уйти. Виктория проследила за ним взглядом, он на секунду становился, чтоб закурить, а затем вышел из сада, хлопнув калиткой так, что пошатнулась цветочная изгородь. -Отто, куда ты? Стой! — Крикнула ему вслед камергерша –Куда он пошёл? — Обратилась она к мужу, полыхавшему от злобы. -Пускай. Пускай, проваливает — рявкнул камергер, вернувшись к столу — гадёныш, всю жизнь за ним бегаем и вот она — благодарность. Нет, с меня хватит, это было последней каплей, теперь почувствует, что такое самостоятельная жизнь — -Останови его, он ведь натворит глупостей. Ты что его не знаешь? — -Натворит, будет разгребать сам! — Он потянулся за портсигаром, но, покрутив его в руке, швырнул на стол. -Он ведь вернулся, с ним всё хорошо, но тебе этого мало. Тебе нужен не сын, а совершенная модель человека, чтобы все тобой восхищались — -Ошибаешься, мне нужно лишь уважение, хоть какая-то благодарность, но он воспринимает мою помощь как должное, а, значит, может проваливать на все четыре стороны. Я ведь знал, что ничего путного с него не получится, но надеялся до последнего, что он всё же возьмётся за ум, что служба сделает из него человека — -Он твой сын, всё, что есть в нём плохого, всё от тебя — -Тем не менее, я всего добился сам и, может, я не самый лучший человек, но мне хватило ума и ответственности, чтобы устроить не только свою жизнь, но и вашу- -И ты не устаёшь нам об этом напоминать — -Ну всё хватит, сядь, разговор окончен. Решил уйти — пусть уходит, мне плевать, я и так сделал достаточно. Теперь надо думать о себе, как нам пережить этот позор — -А ты всегда и думал только о себе. Чёртов ублюдок! Ты мне противен. Если с ним что-нибудь произойдёт, я тебе не прощу — процедив последние слова сквозь зубы, камергерша ушла. Камергер остался сидеть, молча глядя перед собой. Дитлеф и отец переглянулись, приняв мудрое решение промолчать. -Прошу меня простить, но я тоже пойду к себе — сказала Шарлотта и побежала вслед за матерью. Виктория, ничего не объясняя, тоже вышла из-за стола, сердце бешено колотилось, руки дрожали, будто она сама только что поучаствовала в этом скандале. Она взглянула на часы, Йоханнес ждёт её уже пятнадцать минут, а она теперь совсем не уверена, что хочет идти на встречу. Виктория поднялась на крыльцо и услышала оживлённые голоса слуг, они меняли портьеры в гостиной на более праздничные, ну и конечно же не забывали обсудить последние новости. -Да как у него совести хватает здесь появляться? — -А глаза-то видели, девочки, взгляд-то какой недобрый, верно говорят — в глазах душу видно — -Возможно, стоит сообщить…- -Да тихо ты! Совсем спятила, он, когда мимо меня проходил, так посмотрел, что я от страху чуть не поседела — -Да, кто бы мог подумать. Верно они сделали, что дочь оттуда забрали. Читали, как он жестоко расправился со своей любовницей — Они говорили наперебой, иногда и все разом, не переставая сыпать идиотскими подробностями. Их бестолковый, совершенно возмутительный трёп напомнил ей куриное кудахтанье. Безмозглыми курицами они и были. Да как они вообще могут о чём-то судить, когда, путаясь в строчках, читали эту паршивую газетёнку по слогам и то общими стараниями осилили лишь половину. Она с трудом подавила желание заявиться в гостиную и заткнуть их паршивые рты, это бы здорово её скомпрометировало, породив новый повод для сплетен. -С тобой всё в порядке? Ты чего тут стоишь? — -Просто так. Мам, а как думаешь… — Она вдруг замолчала, поймав себя на мысли, что не знает, как сформулировать вопрос. -Что думаю? — -Отсюда ещё можно уплыть? В смысле, в город вернуться, паром ещё ходит? — -Возможно, а почему ты спрашиваешь? — -Просто интересуюсь — Мать сложила руки на груди, посмотрев на неё озадачено. Виктория не знала, куда девать глаза, топталась на месте, будто бы провинившись -Дело в нём, да? — -Нет — — Господи, какой ужас. Подумать только, и ведь мы тебя собственноручно в это втянули — -Мама, прекрати раздувать из мухи слона, ты ведь разумная женщина, а веришь во всякий бред. Просто, он… — -Нет, не вздумай, даже не смей, поняла? Я знаю, о чём ты думаешь, но чего бы он тебе не наплёл, чтобы между вами не произошло, Отто не тот человек, который заслуживает жалости. Во всём, что с ним сейчас происходит виноват он сам. И я не хочу, чтобы ты впуталась в эту чудовищную историю — -Я уже в неё впуталась, когда надела на палец это чёртово кольцо — -Нет, отныне вас ничего не связывает. Мы уже это обсуждали. Виктория, те чувства, которые ты к нему испытываешь, лишь иллюзия, впечатление и не больше — -Откуда тебе знать? — -Потому что я знаю тебя. Страсти улягутся, и ты забудешь о нём, как о страшном сне. Жизнь — не любовный роман, милая, научись смотреть на вещи трезво. Отто никогда не был для тебя идеальной парой, это ведь не твой выбор — -Как же ты вовремя мне об этом сказала — -Мы совершили ужасную ошибку, распорядившись твоей судьбой, не усложняй всё ещё сильнее — -Дорогая! Этот чёртов граммофон не хочет работать — с улицы донёсся пьяный возглас отца. -Сейчас, дорогой, одну минуту. Ты собиралась куда-то идти. Так иди он наверняка уже ждёт — -Кто? — -Йоханнес, конечно, я же знаю, что ты собиралась на встречу, весь вечер на часы смотрела — Виктория едва заметно кивнула. -Ну, так идти, не упускай момент, сейчас никто не заметит. Иди и забудь обо всех проблемах — -Но я хотела… — -Давай, давай, быстрее — мать буквально вытолкала её из дому и, заговорщически подмигнув, направилась к отцу, воюющему с граммофоном — дорогой, ну что ж ты наделал, не так же надо — Ей ничего не оставалось, как послушаться мать, но как только Виктория вышла за калитку, то сразу же поняла, куда ей нужно идти.***
Он никогда не был для неё идеальной парой, она никогда не выбирала его. Её судьбой распорядились так грубо и беспардонно, что хотелось выть от отчаяния. Порой представляя свою дальнейшую жизнь, Виктория и впрямь готова была утопиться. Она всегда воспринимала Отто как угрозу, самодовольный ублюдок, он был препятствием на пути к их счастью с Йоханнесом, она ненавидела его всеми фибрами души и уж точно подумать не могла, что его величайший провал, позорное увольнение со службы, вызовет у неё сочувствие. Она вдруг сумела оценить ситуацию беспристрастно, посмотреть на неё с другой точки зрения и как бы это не было глупо, вдруг обнаружила, что он обычный человек, которому тоже свойственно ошибаться. И дело вовсе не в том, что её рассудок затуманили девичьи грёзы, напротив она, возможно, первый раз в жизни уверена в своих действиях. Мать не права, любой заслуживает жалости. Должно быть, тяжело пережить трагедию, когда от тебя абсолютно все отвернулись. В темноте тропинка почти не видна, но Виктория настолько хорошо знает дорогу, что может запросто пройти здесь с завязанными глазами и ни разу не оступиться. Она старалась не смотреть по сторонам. Ночью их прекрасный лес выглядит как самое настоящее прибежище троллей из местного фольклора. Ей вовсе не было страшно, треск сломанной ветки и глухой крик совы, хоть и вызывали лёгкую дрожь, но всё же не могли заставить её повернуть обратно, сейчас она волновалась лишь о том, чтобы её предположения оказались верны. Виктория обошла холм и спустилась к реке, приподнимая платье, которое и так успело испачкаться. Здесь было гораздо светлее. Последние отблески заходящего солнца окрасили воду тревожным бордовым оттенком, линия берега, теперь казавшаяся почти чёрной, отражалась в спокойной гладкой поверхности, а рваные облака нависли над ней, будто угрожая пролиться кровавым дождём. Этот закат не принёс ни прохлады, ни умиротворения, воздух по-прежнему был раскалён, а в странной тишине будто бы затаилось нечто недоброе. Держась за перила, Виктория поднялась на импровизированную пристань, больше напоминающую слишком широкий пирс. Под её весом, гниющие от воды доски жалобно заскрипели, свидетельствуя о ненадёжности конструкции и подвергая сомнению само название «новая пристань». Стук каблуков казался ей слишком громким, и Виктория невольно замедлила шаг, воровато озираясь по сторонам. О изобретении уличных фонарей в их богом забытой местности ещё не подозревали, и потому единственным источником света здесь служили окна так называемого трактира, а на деле обычного захолустного кабака, когда-то тоже принадлежавшего её отцу. У дверей белела табличка с расписанием движений парома, Виктория даже не стала смотреть, она знала, что последний паром ушёл ещё до заката, но тем не менее была уверена, что пришла куда нужно. Без сомнений, Отто сейчас находился здесь, хотя бы потому, что ему больше некуда пойти. Вовремя посмотрев под ноги и успев перешагнуть лужу рвоты, она остановилась у порога, не решаясь войти. Её охватило вполне оправданное волнение, во-первых, потому что Отто вряд ли хотел её видеть, а во-вторых она вдруг поняла, что за всё время существования этой забегаловки ни разу сюда не ходила, более того, её, девушку из хорошей семьи, на дух не переносящую алкоголь, подобные заведения всегда повергали в шок. Виктория поморщилась, обнаружив, что в спешке забыла прихватить шаль — не слишком-то хотелось оказаться там в лёгком платье с коротким рукавом и открытыми плечами. -Фрекен Виктория? — Шатаясь, будто от сильной качки, на пристань поднялся старый конюх, по всей видимости, решивший втихаря явиться сюда за добавкой и уж точно никак не ожидавший застать дочь хозяина. -Мать честная! Что это вы здесь делаете? — -Хочу войти — ответила она, не придумав ничего лучше. -Ясно — более не выдержав, он плюхнулся на лавку — но вам не нужно туда ходить. Небезопасно девушке находиться здесь в столь поздний час- -Знаю — обречённо вздохнула Виктория — но дело в том, что я кое-кого ищу и как только найду, мы сразу же отсюда уйдём — Конюх недоверчиво мотнул головой, задумчиво почесав редкую бородёнку. -Нет, не могу я вас туда пустить, а вдруг что-то случится, хозяин с меня три шкуры спустит. Это ж получается я здесь был и вас не остановил — — Но отец спустит с вас три шкуры и за пьянку. О таком серьёзном нарушении стоит ему рассказать — -Хм…- Её слова явно его озадачили. -Давайте поступим так: ни вас, ни меня здесь не было. Я ничего не скажу отцу, а вы в свою очередь не станете мне мешать. Идёт? — С ответом он долго не думал, впустить Викторию в этот дрянной прокуренный кабак и тем самым подвергнуть её опасности ему не позволяли остатки совести, но раз уж девица сама того хочет, то здесь он бессилен. -Идёт. Но, это самое, осторожнее будьте — Она кивнула. Его слова заставили её ещё раз усомниться в том, что идея разумная, но отступать было слишком поздно. Конюх остался снаружи, видимо, пить при хозяйке ему всё-таки было неудобно. Виктория толкнула дверь и вошла внутрь. Помещение оказалось довольно тесным, но тем не менее, отдавая дань современности, здесь умудрились разместить и приличное количество столов, и высоченную стойку, протянувшуюся вдоль противоположной стены. Специфичное амбре, присущее подобным забегаловкам, едва не снесло её с ног. В нос ударил резкий запах спиртного, застарелого пота и закусок не первой свежести. Не желая выдавать своей неприязни, Виктория поморщилась про себя. Медленно направляясь к стойке, где, как ей казалось, можно будет осмотреться, она непроизвольно прикрыла руками плечи, желая защититься от липких взглядов, её наряд здесь казался до ужаса откровенным. Она приметила кое-кого из работяг Сейеров и парочку местных матросов, но основную часть посетителей составляли лесорубы, судя по всему, не здешние. Кто-то отпустил комплимент, назвав её «королевишной», кто-то любезно предложил выпить, кто-то разделить ложе, а кто-то сыграть в непристойную игру, одним словом — мужского внимания её персоне этим вечером досталось с избытком, из чего следовало, что статус хозяйки усадьбы здесь автоматически терял свою значимость. Даже разносчица спиртного, лавирующая между ломаными рядами столов, смотрела в её сторону враждебно. С горящим лицом Виктория остановилась у стойки, цепляясь за неё, как за спасительный круг, и стараясь игнорировать грязные шуточки, адресованные отдельным частям её тела, обвела взглядом помещение. Сквозь завесу сигаретного дыма, от которого у неё жутко першило в горле, она разглядела Отто за дальним столом у окна и испытала некоторое облегчение, по крайней мере, теперь она не будет выглядеть заблудшей овцой. Он сидел, равнодушно уставившись на жестяной стакан, в компании полупустой бутылки сомнительного пойла и девицы сомнительной репутации, которая тараторила без умолку, громко ржала и льнула к нему всем телом. Но как бы не старалась продемонстрировать себя во всей красе, она явно не вызывала у него интереса, но и спровадить он её не пытался, ему скорее было всё равно. Отто находился в этой прокуренной забегаловке лишь физически, а мыслями был где-то очень далеко. И Викторию охватила паника, она вдруг поняла, что совершенно не знает, о чём говорить. О чём она только думала? Она ведь не обладает достаточной мудростью, чтобы подобрать слова утешения, да и сдалось ему вообще это утешение? На фоне разрушенной жизни любые слова покажутся пустым звоном. Желание развернуться и дать дёру постепенно усиливалось, но не хотелось в очередной раз показаться ему идиоткой. Отто заметил её, шаги стали неловкими, а расстояние до стола бесконечным. Завидев Викторию, девица смерила её оценивающим взглядом, презрительно хмыкнула и, поднявшись демонстративно удалилась, явно переусердствовав с вилянием задом. Она присоединилась к компании, расположившейся за соседним столом, состоявшей из пяти вдрабадан пьяных мужиков и, судя по всему, её близкой подруги, которая, не удосужившись даже сползти с колен своего спутника, тут же начала нашептывать ей на ухо, поглядывая в сторону Виктории. Видимо, чтобы не привлекать лишнего внимания, женщине здесь нужно забыть о приличиях и вести себя крайне развязно. Одна из этих бесстыжих, что восседала на руках у мужчины, беспардонно шарившего у неё под юбкой, показалась ей смутно знакомой. Виктория нерешительно опустилась на стул, опасаясь, что от волнения начнёт глупо улыбаться. Оторвав взгляд от изучения стакана, он столь же равнодушно посмотрел на неё. Виктория прикусила губу, в груди неприятно кольнуло, когда она увидела, как сильно он изменился. От того безупречного Отто, избалованного женским вниманием, что гордо носил звание лейтенанта и не упускал возможности колко пошутить, не осталось и следа. Сейчас на неё смотрел уставший мужчина с трёхдневной щетиной и свалявшимися волосами. Высокие скулы слишком явственно выделялись на осунувшемся лице, а под глазами залегли тёмные круги постоянного недосыпа. И как бы Отто не старался отрицать всё человеческое, пережитое горе всё же оставило неизгладимый след. Однако, в нём по-прежнему чувствовалась сила, свидетельствующая о том, что сломать его не так просто. И даже сейчас, пребывая в полном раздрае, он не утратил былой привлекательности. -Отто — произнесла Виктория куда тише, чем планировала -Каким ветром тебя сюда занесло? — Спросил он довольно резко. -Я пришла за тобой — ответила она, чувствуя, как ладони начинают потеть. -Ясно. Отец послал — Отто откинулся на спинку стула — Значит, ты так и не обзавелась чувством собственного достоинства? — Обнаружив бутылку пустой, он жестом подозвал разносчицу, которая, однако, подходить не спешила. Мимоходом Виктория услышала своё имя, за соседним столом явно говорили о них, и она изо всех сил постаралась сделать вид, что ей всё равно. -Отец здесь ни причём- -Да неужели — -Я просто хотела убедиться, что с тобой всё хорошо — сказала она, проглотив обиду. А чего ожидала, что он станет плакаться в жилетку? Отто в своей манере, а сейчас так и вообще озлоблен на весь свет. -Убедилась? Теперь давай на выход, ты в своих милых кружевах сюда не вписываешься — -Но тебе идти некуда — -Ну почему же, у меня намечался нескучный вечер, пока ты сюда не явилась — в его голосе слышались стальные нотки — так что давай, ноги в руки и домой — К ним наконец-то подошла разносчица, принесла ещё одну бутылку точно такой же дурно пахнущей жидкости и, недоверчиво покосившись на Викторию, поставила перед ней жестяной стакан. -Ей не надо, она не пьёт и к тому же уже уходит — сказал Отто ледяным тоном. -Нет. Я, пожалуй, останусь — ответила она и, откупорив бутылку дрожащими от волнения руками, налила в стакан алкоголь, сделала большой глоток. Огненная жидкость обожгла пищевод и мгновенно попросилась наружу, Виктория закашлялась. Разносчица странно усмехнулась и, забрав свой поднос, ушла. Отдышавшись, Виктория сделала ещё один глоток и, должно быть, выглядело это крайне нелепо. Кто-то из посетителей посмеялся и назвал её недобитой аристократкой. Она отодвинула стакан и посмотрела на Отто, его этот идиотский подвиг не впечатлил. -Ну и что ты пытаешься доказать, что ты уже взрослая? Шла бы отсюда и побыстрее — -Не указывай мне, что делать, ладно? Я здесь вообще то…- -По приказу отца, я уже понял. Но ты передай ему, что за мной бегать бессмысленно, отныне с господином камергером мы не в родстве и ловить тут нечего — Виктория промолчала. -Всё, ты свободна, можешь идти. Совсем отец за тебя не переживает — -Я уже сказала, что пришла сюда потому, что сама так решила — -Зачем, пожалеть захотела? — -Да, я шла сюда именно с этой целью, подумала, что тебе, должно быть, сейчас очень паршиво, но я совсем забыла каким ты бываешь мерзавцем и желание пожалеть отпало само собой — Виктория удивилась собственной смелости, ещё недавно она даже дышать в его присутствии боялась, а тут отважилась на не односложный ответ. В голове зашумело от волнения, хотя скорей всего виной тому было непривычно большое количество алкоголя. -И правильно, я в твоей жалости не нуждаюсь. Надеюсь, на этом наш разговор окончен, хорошей девочке пора домой — -Ты прав. Я хорошая девочка и всегда была слишком хороша для тебя, ты никогда меня не заслуживал — -Какая досада. Что ж ты не сказала об этом отцу, смелости не хватило? — Он ехидно ухмыльнулся и если ещё пару минут назад Виктория могла ему посочувствовать, то сейчас испытывала острое желание придушить. За соседним столом тем временем уже не стеснялись, говорить о ней в открытую. -Верно подметил, с отцом мне не повезло так же как тебе — -Верно. Скажи, а твой отец тоже издевался и насиловал служанку, воображая, что это твоя любовница — Виктория нервно сглотнула. -Нет, он просто продал меня как скотину одному самовлюблённому ублюдку — -Бедная, но чего ж ты тогда сюда примчалась? Ждёшь, что ублюдок внезапно исправится — Виктория потянулась к бутылке, алкоголь хоть и был паршивым, но явно добавлял ей решимости. -Хватит — Отто отодвинул бутылку на край стола — не хватало ещё, чтоб ты тут нажралась — -Тебе что за дело? Дай сюда — Отто, облокотившись на стол, подвинулся ближе. -Твоя персона вызывает здесь повышенный интерес — -Мне плевать, пусть болтают, что хотят — -Просто предупреждаю, если этим пьянчугам захочется, попробовать дочь хозяина усадьбы, я тебя защищать не стану — с этими словами он вернул бутылку обратно. -Ошибаешься, никто из них тронуть меня не посмеет — -Что ж, поглядим. Ваше здоровье, фрекен — он театрально поднял стакан. -Да, ваше здоровье, фрекен — вторила ему девица за соседним столом и помахала ей рукой. И тут Виктория её вспомнила это была нахалка Мэрит, от которой две недели назад избавилась её мать. Виктория не ответила и быстро отвела взгляд, но Мэрит, видимо, дойдя до кондиции и решив, что осторожность уже излишняя, выбралась из-за стола и направилась к ним. Она бесцеремонно плюхнулась на стул рядом с Отто и улыбнулась Виктории. -Какая неожиданная встреча, не думала, что элита ходит по таким заведениям — Виктория взглянула на Отто, но он лишь пожал плечами, давая понять, что ему совершенно плевать на назревающий конфликт. -Добрый вечер и вам — ответила Виктория, былая решимость её покинула. -Как ваша мама, здорова? Мы сейчас как раз говорили о ней — -Да, здорова, спасибо — -Мэрит, вернись к нам, чего ты там отираешься, они нас за людей не считают — крикнул мужчина из ее компании, под алкогольными парами он и впрямь уже мало походил на человека. -Да погоди ты, у меня с принцессой аудиенция — Виктория сжала стакан. Мэрит смотрела на неё, не отводя взгляда и, должно быть, чувствовала своё превосходство. -Не… Не надо называть меня принцессой — сбивчиво проговорила Виктория. -Простите, ваше величество, не хотела вас выдавать — она хихикнула — просто решила поинтересоваться, мы тут кое о чём поспорили — она выдержала паузу, сидящие за столом замолчали и во все глаза смотрели на них. -Когда усадьба совсем обанкротится, проституцией будете зарабатывать вы или ваша мать? — От такой неимоверной наглости у Виктории буквально отвисла челюсть. Наблюдавшие заржали как ненормальные, довольная собой Мэрит улыбалась своей фирменной нахальной улыбкой. Виктория стиснула зубы до скрипа, силясь не разреветься, она ещё раз взглянула на Отто, ища в нём поддержки, но он лишь равнодушно повёл бровями. -Ну так как? Мои друзья интересуются, будет ли… — Договорить она не успела. Виктория вскочила и, с остервенением крикнув: «заткнись!», выплеснула содержимое стакана ей в лицо. -Ах ты … Сука проклятая! — Мэрит опрокинула стул, едва не свалившись на пол. -Мэрит, господи, открой глаза, ты что-нибудь видишь? — К ней подбежала подруга. -Ничерта я не вижу, господи! Больно-то как! — Взвыла она, опускаясь на корточки. -Она теперь ослепнет, ослепнет! Помогите, да что ж это делается! — Своим диким визгом они вмиг подняли такую панику, что у их столов стали собираться зрители, будто с момента прихода Виктории все только и ждали, когда произойдёт что-то подобное. А причитания Мэрит о том, что её несчастную честную женщину вышвырнули на улицу без гроша в кармане, только подливали масла в огонь. Толпа работяг загудела от возмущения, кто-то даже грубо ткнул её в бок. Виктория, совершенно побледнев, стояла неподвижно, по-прежнему сжимая в руке стакан и никак не могла поверить, что всё это происходит по-настоящему. Мужчина, у которого Мэрит восседала на коленях, переместился за их стол, за ним последовал и его друг, видимо, оба решили поступить как джентльмены и взять ситуацию под контроль. Девицы притихли, ожидая кульминации своего представления. -Отто, давай уйдём отсюда — едва ли не взмолилась Виктория, понимая, что добром это не кончится, но он лишь пожал плечами. Мерзавец. -Тогда я сама уйду — произнесла она, но вокруг них стало настолько шумно, что он вряд ли слышал. -Куда собралась, тебя не отпускали — мужчина в рубахе не знавшей стирки, грубо схватил её за запястье и усадил к себе на колени — за свою грубость придётся ответить, принцесса — -Что вы себе позволяете! Немедленно отпустите, я… — -Знаю я, кто ты, принцесса, но беда в том, что больше мы на твоего отца не работаем и на угрозы твои нам насрать — сказал он и провёл по её щеке грязным шершавым пальцем. -Пусти. Ты, мерзавец! — Её неожиданно громкий возглас развеселил собравшуюся толпу. -Сиди смирно, сказал! — -Слышь, Отто, ты бы угомонил свою кобылицу, а то что-то больно она у тебя резвая — другой мужлан, не слишком-то отличавшийся от своего дружка, похлопал его по плечу. -Странно, не помню, чтобы я приводил сюда лошадь, но ты бы руку убрал, а то придётся угомонить тебя — -Ты мне это что, угрожать ещё вздумал? — -Нет, просто предупреждаю — -Ха! Слышь, предупреждает он! Между прочим, твоя овца… — -Слышь, скотовод, повторю ещё раз для идиотов: руку убери и дружку своему скажи, чтоб отпустил девчонку, я сегодня не в настроении и лучше бы вам свалить — -А иначе что? На куски нас порежешь, как тех несчастных? — Отто повернулся и смерил его ледяным взглядом, по спине Виктории пробежал кусающий холодок, она знала этот взгляд — острый как лезвие, она видела его однажды, когда после происшествия с Анной, Отто грозился убить отца. Опрометчивое упоминание о его беде довело до бешенства, но мужчина был слишком пьян, чтобы заподозрить угрозу. Отто откинулся на спинку стула и посмотрел на его друга, тот, однако, оказался наблюдательнее, Виктория почувствовала, как разжалась его стальная хватка, и он рывком спихнул её с коленей. Мэрит стояла рядом и вид у неё был весьма торжествующий. -Что смотришь? Думал, мы здесь о твоих делишках не знаем? Думал спрятаться? А хер там, газеты и сюда доходят, мы знаем, кто ты и, кажется, сегодня тебе ох как не повезло. А когда расправимся, сдадим полиции, может, даже награду за твою башку получим. А, парни, что скажете? — Крикнул он уже громче, и толпа поддержала одобрительным возгласом. Викторию всю трясло, надо было срочно звать на помощь, но пробиться сквозь плотно сомкнувшуюся толпу зевак вряд ли получится. -Удивительно, да? Как всё не в твою пользу складывается, а? — -Да, удивительно, не знал, что ты умеешь читать — -Чего? А-ну вставай или только языком чесать мастер? — -На самом деле нет, разговоры не мой конёк — -Тогда чего сидишь? — Мужик подскочил с места –страшно? — -Не особо, просто рассчитываю. Предположим тебя я вырублю с двух ударов, а то и с трёх, за это время твой дружок успеет обежать стол и напасть сзади, его я вырублю с одного удара, но отвлекусь… За это время толпа других идиотов… Нет, так не выйдет. Значит, сперва я вырублю твоего дружка, а уж потом расправлюсь с тобой — -Чего? — -Того — подскочив с места, он схватился за край стола и опрокинул его вместе с сидящим за ним мужчиной, который, будучи под хорошим градусом, не успел среагировать и оказался придавлен к полу массивной дубовой столешницей. Мэрит с подругой завизжали и бросились прочь. Того, который грозился устроить самосуд, Отто, как и обещал, уложил с двух ударов, но для верности нанёс и третий и если до этого мужчина ещё подавал признаки жизни, то теперь лежал без движения, неестественно вывернув руку. Виктория ринулась к выходу, но ужас пригвоздил её к месту, когда брызжущая слюной толпа, от наблюдений перешла к действию. -Отто, осторожно! — Заорала она не своим голосом –Уходи оттуда! Не трогайте его, ублюдки! — Страх застелил глаза, она, уже не понимая, что творит, кинулась к ним, со всей дури ударяя кулаками об каменные спины, но они точно стадо разъярённых быков бросились на противника, отрезав пути к отступлению, и своими ничтожными ударами Виктория причиняла боль только себе. От отчаяния в ход пошли зубы, одного из них она умудрилась укусить за руку, но тут же получив по лицу и, словив порцию ярких искр, позорно опрокинулась на пол. Она лишь слышала его голос и, судя по всему, сдаваться он не собирался. Она слышала глухие удары, чей-то кашель, сдавленный стон, звук битого стекла, в тёмном углу таверны творилась полная неразбериха. Глотая солёные слёзы, Виктория поднялась на ноги. -Похоже, конец твоему ненаглядному. Жаль, придётся папаше перепродать тебя кому-то другому — Мэрит встала позади неё, улыбаясь во весь рот, происходящее явно её забавляло. Страх испарился, и Виктория, почувствовав внезапный прилив ярости, обернулась и что есть мочи толкнула её. Мэрит неловко покачнулась, улыбка моментом исчезла с её физиономии, однако, на ногах она устояла и толкнула в ответ с такой силой, что Виктория снова оказалась на полу, больно приземлившись на задницу. -Смотри, принцесса, я ведь и врезать могу — -Я тебе не принцесса — процедила она сквозь зубы и с каким-то нечеловеческим утробным визгом кинулась на обидчицу. Она вцепилась в её хлипкие волосы, в надежде вырвать их вместе с кожей, Мэрит взвыла от боли, но отставать не стала, кажется, Виктория даже услышала, как затрещала собственная шевелюра. Опасаясь её лишиться, она пнула обидчицу по ноге, и та была вынуждена ослабить хватку. Гнев явно обострил её реакцию, не дав ей одуматься, она повалила противницу на пол и усевшись сверху ударила по лицу, потом ещё раз, потом получила сама, но сдаваться всё же не собиралась. Происходящее отошло на второй план, перед ней была только Мэрит — конопатая девка с широким носом, глупая как пробка, посмевшая прилюдно оскорбить её мать и устроить эту чёртову драку. Она будто стала олицетворением всех её неудач, и Виктория била со всей силы, наотмашь, кулаками, царапала, кусалась, вымещая всю накопившуюся за долгое время злость. Мэрит мёртвой хваткой вцепилась в её запястья — слезь с меня, ненормальная! Помогите! — Держа её за волосы, она несколько раз приложила её затылком об пол. Больше Мэрит не улыбалась и не пыталась угрожать, Виктория почти физически чувствовала её слабость, и хоть удары были по-прежнему ощутимы, теперь девица лишь отбивалась. -Будешь знать, как разевать свой поганый рот! — Где-то вдалеке прозвучали два громких хлопка напоминающих выстрелы. -Забирай её! Быстро! — -Оставь, Виктория! Прекрати! — Потребовались немалые усилия, чтобы оторвать её от противницы и не унести с собой скальп как трофей. Кто-то схватил её за плечи и волоком оттащил в сторону. Разъярённая, она отбивалась, как могла. -Что на тебя нашло? Ненормальная! — Потребовалось несколько минут, чтобы сообразить, что к чему. Она обвела взглядом помещение и увидела старого конюха, а рядом хозяина заведения, ружьём сдерживающего беснующуюся толпу. Повернувшись она увидела Отто, живого и вполне себе невредимого. -Давай пошли, быстро — крикнул он и, не дожидаясь её согласия, потащил к выходу. Виктория потёрла зудящий нос и обнаружила кровь на руке. -Пусти меня, я её дожму! Пусти сказала! — -Да уймись ты, сваливать надо, а то дожмут нас — -Давайте, живо отсюда! — Заорал конюх. Они с хозяином забегаловки заняли боевые позиции, будто готовясь сдерживать натиск, но при виде нацеленной на них двустволки энтузиазм толпы значительно поугас. Теперь они лишь орали им вслед, что непременно найдут. Быстро преодолев пристань, они свернули на узкую тропинку, а затем и на дорогу, пролегавшую через поле и, лишь пройдя половину пути, сбавили темп. Голоса, доносившееся из таверны, постепенно стихли и стало ясно, что, несмотря на предупреждения, гнаться за ними никто не отважился. -Стой — Виктория остановилась, в груди кололо от непривычно быстрой ходьбы — дай перевести дух — -О, чёрт — проворчал Отто обернувшись. -Что? — -Кровь у тебя из носа идёт, вот что. Поднимайся, давай — Она с трудом разогнулась и потёрла нос. -И правда — -Правда, правда, голову задери — он двумя пальцами приподнял её подбородок. В эту безлунную ночь она могла различить лишь блеск его глаз, тепло дыхания и запах, ставший таким знакомым, впоследствии она бы непременно вспоминала этот момент как весьма волнующий, если бы Отто не разрушил его интимность, бесцеремонно оторвав оборку от её платья и скомкав, столь же бесцеремонно приложил к пострадавшему носу со словами «заткни течь». В другой ситуации Виктория приняла бы это за оскорбление, но сейчас не смогла сдержать смех. -По-твоему, это смешно — -А разве нет? — Она продолжила смеяться, должно быть, размазывая кровь по лицу — ой, прости — -Ты точно ненормальная. Идём — Чтобы поспеть за его размашистым шагом, ей приходилось местами переходить на бег. -Можно и помедленней. Нет, ты видел, как я ей вмазала! И знаешь, мне было совсем нестрашно. Но разве что сперва, а потом совсем нет! — Она вприпрыжку пробежала вперёд, чувствуя невероятный прилив сил. -Да, поздравляю, сегодня ты впервые напилась и устроила драку, молодец. Завтра встретишь рассвет с распухшим лицом — -Не я её устроила, но могла бы ещё продолжать. Не такая уж я и слабая оказывается — -Не льсти себе, дерёшься ты кошмарно — -Неправда — -Так и есть, как девчонка. Другое дело в одиночку раскидать целую толпу отморозков. Голову не опускай — -Да. Ты это специально говоришь, стыдно признаться, что не справился бы без моей помощи —***
Её бессмысленная болтовня порядком его утомила, кажется, она за всю жизнь не сказала ему столько слов, как за этот вечер, но хапнув адреналина с избытком, Виктория пребывала в каком-то радостном возбуждении и никак не могла остановиться. Она не стеснялась выражений, не мямлила и не тушевалась в его присутствии, она будто бы осталась прежней, но в то же время стала другой. Возможно, завтра будет неловко, но сегодня ей определённо нравится это состояние. В будущем Виктория назовёт эту странную ночь переломным моментом в своей судьбе; моментом, когда она свернула с намеченной тропинки и, повинуясь какому-то неведомому чувству, пошла другим путём, не задумываясь о последствиях. Не желая быть замеченными вездесущими слугами, они пробрались в усадьбу с той стороны, где был расположен охотничий домик. Скоро начнётся сезон, а пока до приезда «охотников» эта бессмысленная, по мнению матери, постройка служила складом испорченных кроличьих шкур и ненужной домашней утвари. Отто поднялся на небольшое крыльцо и, пригнув голову, чтобы ненароком не снести болтавшийся над входом фонарь, дернул за ручку. Виктория посмотрела в сторону «замка», в темноте виднелись лишь его массивные очертания, и она поймала себя на мысли, что ещё ни разу ей не доводилось возвращаться домой в столь поздний час, когда уже не слышно голосов и ни в одном из окон не горит свет. -Заперто что ли — удивился Отто. -Заперто, точно, после потасовки между рабочими прошлой осенью. Я не рассказывала о том случае? — -Нет уж, избавь — -Так вот, после того случая отец велел вынести оттуда все ружья, спрятать их, а дверь запереть, чтоб никто не смел войти туда без его ведома. Теперь он хранит ключ у себя в столе и выдаёт только доверенным лицам — -Досадно. Хорошо, что ещё один он хранит вот здесь — Отто сдвинул растрескавшийся глиняный горшок, наполненный сухой землёй, и действительно нашёл там запасной ключ. -А об этом он, видимо, забыл — Пока он возился с замком Виктория, кусая губы, раздумывала о том, не будет ли считаться чересчур непристойным, если она войдёт туда вместе с ним, просто для того, чтобы немного привести себя в порядок. Не вообразит ли он чего-нибудь ненароком, решив воспользоваться её состоянием. Хотя переживать стоило скорей за себя, сегодня она уже потеряла контроль, и, если окажется с ним наедине в тесном пространстве, это может повторится ещё раз, а после наступит прозрение, и Виктория будет непременно корить себя за содеянное. Неожиданно зажегся свет, бесцеремонно выхватив её из темноты раздумий. -Ты заходишь или как? — Спросил Отто. -Я. Я лучше пойду домой — -В таком виде? Тебе бы умыться, будет лучше, чтобы никто не узнал о том, что случилось — -Пожалуй, ты прав — Виктория поднялась на крыльцо и настороженно обернулась, когда он запер дверь. Однако, напрасно опасалась, к её персоне Отто не проявлял ни малейшего интереса, и общение их ограничивалось лишь дежурными фразами, вроде «подай вон то полотенце». Оказавшись вдали от беснующейся толпы, он будто бы снова вспомнил о том, что его гложет, а может дело было в ней, сейчас она, как возможная замена, напоминала ему о женщине, которую он потерял. Так или иначе, над ними снова нависло тёмное облако печали. До Виктории вдруг дошло, как бы ей не было жаль, лучшее, что она может сейчас сделать — это оставить его в одиночестве. Очевидно, отец уже отдал приказ подготовиться к приезду гостей, и она была очень рада обнаружить здесь две фляги с водой. Смочив край полотенца, она, морщась, осторожно протирала ссадины на костяшках, правое запястье сохранило отметину от зубов, не только её эта безудержная схватка превратила в животное. Она осмелилась посмотреть в его сторону и обнаружила, что Отто досталось куда сильнее, помимо сбитых костяшек, у него была рассечена правая бровь, и на щеке расплывалась тёмная гематома, такой же пугающий ушиб был и на плече, Виктория не смогла сдержать вздох ужаса, когда он, расстегнув верхние пуговицы рубашки, критично осмотрел полученный урон. -Кошмар — выдохнула она, подойдя ближе — тебе с этим к врачу — Отто взглянул на неё с удивлением, будто она сказала о чём-то непристойном. -Травма, похоже, серьёзная. Сильно болит? — -Ерунда, бывали и посерьёзнее — отмахнулся он, небрежно бросив полотенце на стол, повернулся к ней и, вновь взяв её за подбородок, осмотрел со знанием дела — а вот тебе бы не помешало лёд приложить — -Льда нет — ответила Виктория, чувствуя, как от его близости в лёгких закончился воздух. -Плохо, к утру лицо разнесёт так, что мать родная не узнает. Угораздило ж тебя — -Ей тоже досталось — Отто мимолётно взглянул на её запястье и усмехнулся, заметив след от укуса. -А дерёшься ты и правда хреново — Тесное пространство, алкоголь, текущий по венам, и это его мимолётное, ничего незначащее прикосновение мгновенно задвинули её сдержанность и светское воспитание далеко на второй план, уступив место одному единственному желанию. Она облизнула пересохшие губы и кончиками пальцев коснулась его груди, осторожно будто опасаясь, что Отто может её отвергнуть, но, не встретив сопротивления, чуть осмелела и столь же осторожно коснулась губами ключицы. Руки не слушались, она не без труда расстегнула оставшиеся пуговицы на рубашке, но, столкнувшись с его внимательным взглядом, на мгновение замерла. Не было в этом взгляде ни страсти, ни присущего ему игривого огонька, только немая боль, она ощущала её столь же явственно, как и собственное возбуждение. Виктория прижалась к нему всем телом, обвивая руками крепкую талию, и продолжила целовать урывками, не стесняясь, не обращая внимания на полыхающие щёки, казалось, лишь так она сможет помочь ему найти спасение, хоть где-то в глубине души понимала, что никогда не сможет её заменить. -Что ты делаешь? — Он отстранился, удерживая её за плечи, точно обезумевшую. Обезумевшая и есть. Виктория не ответила. Кроме того, что с недавних пор она буквально им заболела, объяснений у неё не нашлось. -Ничего — шепнула она. Он наклонился и, столкнувшись с ней лбом, посмотрел в глаза. -Утром ты будешь об этом жалеть — Слова, призванные достучаться до её разума, шли вразрез тому, как недвусмысленно его рука скользнула вверх по бедру. -Едва ли больше, чем о разбитом лице — Он провёл большим пальцем по её нижней губе, будто проверяя достаточно ли она податлива, затем, притянув её ближе, поцеловал. Грубо, властно, до пульсирующих покалываний, до нехватки воздуха, до сладкого томления внизу живота, так что ноги начали предательски подкашиваться. Губы скользнули к виску и, оставив тёплый след, спустились ниже. На мгновение Отто замер, крепко стиснув её в объятиях и, уткнувшись лицом в основание шеи, надрывно вздохнул. Виктория провела рукой по его волосам и если до этого момента её ещё терзали сомнения, то теперь она почувствовала, как сильно он в ней нуждался. Она останется с ним, даже если мысленно он будет любить не её, останется, даже если утром их пути навсегда разойдутся, останется потому что нужна. Старый диван, очень кстати оставленный здесь за ненадобностью, жалобно заскрипел под их весом. Она шумно вздохнула, будто желая набрать в лёгкие побольше воздуха перед тем как волна удовольствия, вызванная его смелыми прикосновениями, захлестнёт её с головой. Она напрочь позабыла о предупреждениях матери, об обещании, данном Йоханнесу, о том, как он упрашивал её о встрече, впервые за долгое время она ощутила удивительную душевную лёгкость и, наконец освободившись от постоянной внутренней борьбы, могла наслаждаться моментом без зазрения совести.***
Так ласково, так медленно, не спеша, постепенно подбираясь ближе, яркие языки пламени окружили белоснежный листок, обступив его плотным кольцом. Края его пожелтели, свернулись, сделавшись хрупкими как осенний лист, а затем и вовсе рассыпались, обратившись в прах. Лишь один маленький клочок сумел вырваться из этого адского зарева, столь безжалостно поглотившего очередную попытку создать шедевр. Почерневший, он распластался на светлом ковре, точно мотылёк, опаливший крылья, и из всех тех никчёмных пятисот слов, сохранивший лишь одно единственное «нет». «НЕТ». Будь Йоханнес суеверен, он бы непременно принял это за знак судьбы, но он был не настолько возвышен и верил лишь в то, что только усердным трудом можно чего-то достичь, а потому подобрав истлевший клочок бумаги и вновь отправив его в камин, он вытащил из пачки очередной белый лист, уставился на него, будто пытаясь рассмотреть там будущий текст. Ни одна мелочь не должна отвлекать, ничто не должно помешать ему закончить книгу, её завершение расставит всё на свои места.