Я тебя не знаю

      Ты ведь ее любишь, Лен.       У тебя сердце от нее замирает, дыхание перехватывает, когда она улыбается и вообще счастливая существует в твоей локальной вселенной.       Тебе в ее руках тепло и сладко, и нежность с трепетом в груди заходятся торжественной канонадой. Она тебе солнце, она тебе свет, и ты без нее вряд ли — нет, не "сможешь" — захочешь вряд ли.       Вера, она разная. То светлый ангел, неземной, эфемерный — ты маску демоницы примеряешь, не зная, подходит ли, не слетит ли ненароком (рядом с Верой все летит к чертам, рядом с Верой ты настоящая, открытая, оголенный нерв). То томная, темная, желанная в своем открытом платье до больного. Улыбается тебе с намеком, а ты, даром что одета, обнаженной себя перед ней чувствуешь. И пасть готова, лишь бы ее за руки держать.       Она красивая. До странного красивая, так как будто не бывает. Она твой взгляд притягивает из тысячи, как никто. Самая лучшая, самая любимая. Она Кириллу улыбается ласково — ты вы-ды-ха-ешь. Не ревнуешь — Вера ни тебе, ни ему не принадлежит, значит, вы в равных условиях.       Да и как можно девочку-ветер, девочку-пытку удержать. Она одному принадлежать не будет, она до странности твоя — и одновременно безумно чужая.       Ты на нее смотришь. Не можешь глаз отвести, любуешься ей, тонкой-звонкой, радуешься от ее близости.       Ярик про ваш фотосет смеялся, помнится, что чёрное и белое, мол, смотрятся дивно, мол, соединяются в целое прекрасно.       Ты думаешь, что соединись вы, было бы чудесно. Ты бы целовала ее нежно по утрам, готовила бы ужин в ее свитере и любовь бы дарила всю-всю. Ты бы Сашке с его "игрой с огнем" и взглядами больными на Баярунаса отказала, наконец, выучила бы французский и немецкий, чтобы ей в любви признаваться по ночам.       Только вот вас никак не притягивает. Хреновый из тебя Рейстлин, да и из нее Крисания не то что бы хорошая.       Ты ведь ее любишь, Лен.       И ждать будешь столько, сколько нужно. И верить.       Люби ее, Лен. Подольше.