* * *
По утру меня, основательно продрогшую, разбудил шум хозяйственной Ани. Похоже — готовит нам завтрак. Ох, да что же так холодно-то? Пробую свернуться калачиком. Но ничего не выходит: основательно спавший, но всё ещё пухлый живот и утренняя эрекция не дают поудобней улечься. Ладно: «Подъём, лежебока!» Зябко поёживаясь, пробую встать. Да что ж такое-то? Думаю, так себя чувствуют женщины на поздних сроках беременности. А у меня, помимо тяжелого живота ещё и сильнейший стояк — с этим проблема даже на бок повернуться. В итоге кое-как, наконец, поднимаюсь. И встречаю ставший уже привычным вопрос: — Ну, как? — Милая, мне лень, — неловко флиртую. Флирт — это тоже искусство. — Если интересно — сама посмотри. Аня с энтузиазмом бросает плошки-тарелки и через мгновение начинает проводить «усердный осмотр», нежно массируя мою попу руками. — Нет, пока как и прежде Я же пропускаю её замечание мимо ушей. Наконец-то — случилось! Я дождалась — мои пригоршни покоятся на теплых упругих холмах. За ночь у меня выросла грудь, да не просто, а добротный третий размер — теперь не прикрыться ладошкой! Почему я ничего не почувствовала ночью? Я бы своим девочкам «помогла». Проклятье, рубаху придется надорвать, иначе теперь уже не налезет… Делаю пару подскоков, качаюсь на пальчиках ног — не удивительно, что грудь моя движется вместе со мной. Что завораживает — так то как они, плавно качаясь, подрагивают вслед за моими движениями. — Чего? — Аня не понимает моего внезапного веселья. — Вот, полюбуйся, — я обернувшись, изящно роняю на землю одеяло, являя любимой прекрасное зрелище: мошонка с большими, с грейпфрут, налитыми спермой, шарами, громадный член, «смотрящий» вперед под большим, как у беременной, животом и сочные сиськи. Мне кажется, я сейчас словно ангел! Руками поправляю свои пухлые груди — что странного в желании того, чтобы мои девочки сидели правильно? Приятный вес на ладони говорит, что теперь мы с Аней сравнялись размером. Я нежно ласкаю себя на глазах у подруги — увы, но мои «габариты» всё ещё не так велики, что бы пальцы в них утонули. Но ничего — большое дрожащее вымя идет в комплекте к моему телу. Я подожду… Подпрыгнув еще раз, чтобы насладиться волнами, я чувствую, как внезапный жар пронзает мою горячую киску, заполняя всё тело, вторгаясь в каждый клочок моего естества и отправляя разум страну плотских утех. Проклятье, я совсем о подобном забыла! Моё тело дрожит, извиваясь в волнах сексуальных желаний, и всё — от простых ласк груди! Я мну свои груди, теребя соски и, через миг, с головой ныряю в пучину оргазма. Блаженство экстаза, лишая эмоций и разума, роняет меня на колени. По бедрам текут реки девичьих соков и, через мгновение, тугая струя моей спермы разбивается о ноги Анюты. Опершись руками — запалёно дышу. Это было великолепно! Кто знал, что я поймаю оргазм от одних только ласк?! «Пилка, в чём дело!» «Очередной этап трансформации — твое тело понемногу готовится к материнству», — м-да уж — просто и лаконично.* * *
До полудня я шаталась по округе в неглиже, опасаясь очередных «приступов» эротизма. Аня всё понимала и лишнего не говорила. Течка тавриссы начала проходить и хотя мощный конский член всё ещё был на виду, горячая животная жажда её уже почти не тревожила. Мы упаковывали вещи, проверяя, что б не оставить чего и ожидали полудня. Таков был «хитрый» Аннушкин план: явиться в деревню к закату. Бабуля вряд ли найдет достойный предлог и не сможет меня прогнать, приютив хотя бы на эту ночь. А дальше… А дальше будет попроще. Наконец, солнце встало в зенит и мы выдвинулись в путь — прощай «родная» пещера! Хорошенько измазав друг друга вонючей растительной мазью, мы, в последний раз пройдя по берегу озера, свернули в лес. Анна сказала, что можно было бы и по ручью, но «маскировку» стоило поберечь. — И много здесь волков? — походя интересуюсь, жуя очередную травинку, а Пилка анализирует возможные полезные свойства. Жаркий воздух дурманит ароматом сосновой смолы и багульника. — Не в этом дело, — Аня зорко озирается по сторонам. — Они не подходят близко к деревне — не любят запах дыма и людей опасаются. Но иногда стая мигрирует на новое место и вот тогда на неё нарваться — очень паршиво. — Только волки? — Ну… Биралов тут уже лет семьдесят как не водится. Они вроде как любят там, где чаща глухая… Есть ещё маркоши, но эти тебя до смерти залижут, — улыбается девушка. — Это кто такие? — А, ну… В общем увидишь. Они часто к деревне подходят… Аня везёт всю поклажу — незаметно, чтобы ей было хоть сколько-нибудь тяжело. Мой живот почти совсем уже спал, и я, то и дело, порываюсь помочь. Не знаю, как бы я смогла примостить на себе эти переметные сумы, но просто должна предложить свою помощь. — Не, не нужно — они же не весят совсем ничего, — отмахнулась таврисса. — Анька, а давай на перегонки! — подначиваю я. Ну очень скучно в округе, когда просто идешь и делом не занята. Я, разумеется, понимаю, что следует быть начеку, но уж от волков я свою девушку легко смогу защитить, будь они трижды громадными злющими тварями. Анна колеблется. — Ну же, не трусь, — не отстаю я. — Ань, ты же знаешь — я сильнее, чем выгляжу. Со мной тебе ничего не грозит, трусишка. После пары минут уговоров таврисса наконец сдаётся. — Хорошо, — она указывает на просвет между деревьев. — Вон, видишь — поляна? До неё шагов сто — сто пятьдесят — столько хватит? А лучше, дойти до деревни и там, на лугу… — Не-не-не… Давай сейчас! Команду на старт подаю я, и Анна, стремительно разгоняясь, срывается в галоп. А я, попытавшись бежать так же, как в отряде на тренировках, начинаю «сливать» эту гонку. Проклятье, стоило попрактиковать бег ещё у озера! Неловко будет проиграть, будучи заводилой. Проигрывать — страсть как не хочется. Я пробую прибавить шагу и с восхищением понимаю — моё сексуальное тело, тем не менее мощно настолько, что я разгоняюсь, словно спортивный болид! Мне даже не нужно двигать руками — я просто отвожу их за спину — ноги несут меня сами, взрывая лесную подстилку. Глубоко наклонившись вперёд, я, подобно птице, буквально парю над землёю! Вот Анна… Совсем рядом мелькают копыта её задних ног… Вот я с ней поравнялась… Сейчас я её обойду! …Но пробежав таким образом шагов где-то сорок, я замедляюсь и прекращаю свой «полёт». Анна, заметив, что я едва ли не прорвалась вперед, но отстала, так же остановилась, вернувшись назад. Я слышу её звонкий смех: — Ну что ж ты, бегунья, — она корчит мне обидные рожицы. — Столько гонору было… — Понимаешь, — я взвешиваю свои груди руками, — они — «прыгают»! — да и не только они. Между ног тоже всё дрожит и трясётся — ничего такого, но дискомфортно. Определенно — первым же делом мне следует озаботиться поиском подходящего белья. Анна уже откровенно хохочет. Ей то хорошо — человеческая «половина» почти неподвижна, даже во время галопа. Никаких неудобных «вибраций». Мне же поможет лишь крепкий бандаж. Прекрасная девушка, бегущая, похлёстывая громадным членом себя по бёдрам — зрелище довольно возбуждающее, но не всегда уместное. Анна не прекращала надо мной подтрунивать до самой деревни. Вот же — нашла повод. Тут, понимаешь, человек в печали, а ей всё «хихоньки»!* * *
— Намирра! — широким жестом Аня демонстрирует ворота деревни так, словно собирается мне её продать. — Тут я и живу. Аккуратные разномастные домики как под линейку были выстроены внутри бревенчатых стен. Улица за воротами была достаточно широкой, чтобы разъехались две повозки. И это не считая мощёных досками тротуаров по обеим сторонам. Единого стиля в архитектуре не было, но всё смотрелось довольно гармонично: увитые зеленью фасады, яркие, но не кричащие краски, общий порядок и ухоженность оставляли впечатление идиллической сельской жизни. У ворот нас встретила дежурная смена стражи. Тут я изо всех сил постаралась скрыть своё любопытство, а было чему удивляться. К Анне я давно привыкла и не замечала её «тавричности», но вот другие её соотечественники вызывали во мне острейший интерес. Например, если один из стражей был просто рослым, мощным парнем с коровьими рогами, раздвоенными копытами и тонким, коровьим же хвостом, то его коллега был просто хрестоматийным «оборотнем», о которых я читала в работах по мифологии! Впрочем, в отличие от картинок в тексте с безумными монстрами, сейчас на меня смотрели умные, проникновенные глаза с лёгкой ноткой недоверия. Но это понятно, работа такая — быть подозрительным. — Здравствуй, Анька, — первым заговорил «оборотень». — Удачно сходила? — Он слегка кивнул в мою сторону, намекая: надо бы по подробнее объяснить — что это за чудо в обносках с ней пришло. Я поприветствовала их как полагалось и умолкла, позволяя Анне решить остальные вопросы. — Лоен, привет! — Аня — просто само дружелюбие. — Да вот встретила горемыку. Кровью истекала… Говорит — ограбили её. Еле выходила… — Неужели снова Клык?.. Мы уже давно отработали с Анной легенду моего появления в деревне. «Официально» я была бывшей наёмницей, ушедшей в мелкую торговлю и развозившую товары по окрестным деревням. Повстречала на пути разбойников, была ранена, но смогла сбежать, потеряв весь товар. Про наемницу — это была попытка объяснить мою силу, если кто-то прознает. Хотя глядя на мою гладкую прелестную мордашку, я бы засомневалась на месте проверяющего. Потому про «наёмницу» мы пока не говорили — приберегли на потом. Аня рассказала мне о принятых в этом мире правилах приличия, общепринятых предрассудках, верованиях. Поэтому, по задумке я должна была показаться странницей издалека, просто оказавшейся не в том месте и не в то время. Но не слишком «издалека» — опять же, чтобы не вызывать подозрения. Перестраховались, как могли. По-моему, это был оптимальный вариант, чтобы мирным образом влиться в жизнь поселения. Пока Аня рассказывала все наши «придумки» страже, я осматривала проходящих за воротами людей. Колоритный народ, сказала бы я раньше, назвав их зверолюдьми, но после знакомства с Анной — уже не замечала большой разницы между собой и ними. Просто было любопытно находить «звериные» черты их тел. Легко можно было заметить кроличьи уши, кошачьи хвосты, коровьи рога, копыта, цветастые перья вместо волос. А в остальном — люди как люди. Что бросалось в глаза — это были, в основном, дети и подростки. Лишь изредка проходил согбенный старик с подозрительным взглядом или женщины, с поклажей в руках, шли по делам. Стража нас в итоге пропустила — похоже, история вполне удачна, да и обаятельная девушка в драных лохмотьях скорее вызовет больше жалости, чем подозрения. — Ань, а почему так мало взрослых? — интересуюсь я, когда мы, пройдя через ворота, двинулись к центру деревни. — Уже вечер, но на улицах только детвора. Что-то случилось? Анна враз погрустнела: — Все сильные мужчины и женщины рекрутированы в армию герцога. Подробностей я не знаю, но говорят, что на западной границе неспокойно и правитель собирает своих вассалов в поход. Я бабушку попрошу — она расскажет подробнее… — Смешная тётя, смешная тётя! — в этот миг послышались нагоняющие нас детские крики. Стайка детей лет четырёх — шести догнала нас, образовав стихийный хоровод вокруг моей персоны. Оно и понятно: высоченная тётка — а по их меркам я, наверное, и вовсе древняя старуха — ходит по деревне в драных лохмотьях. Если не подразнить её, так до конца жизни будешь жалеть, что упустил такой шанс. — Цыц, мелкота! Вот я вам задам — а ну, брысь отсюда! — Аня сурово притопнула копытом. — Беан, Пане? И вы с ними? Вот расскажу вашей маме — она вам трёпку то задаст… Мальчик и девочка с лисьими пушистыми хвостиками и рыжими ушками торчком — похоже, брат с сестрой — замерли на миг: а ну как и вправду расскажет? Девочка спряталась за спину брата в нерешительности: мамка она такая — уши надерёт в раз за безделье. Но через миг нам показали языки и вся гурьба, держа самых маленьких за руки, умчалась по своим, самым важным в мире, детским делам. О чем волноваться, если до наказания вечером так же далеко как и до луны на небе! Улица, по которой мы шли, вывела к площади в центре деревни. Сюда же врезались и остальные. На краю этого пятака земли ожидаемо приютился единственный в посёлке двухэтажный дом — наверное, ратуша или жилище старосты. Анна сказала, что мы уже почти на месте. А через пару минут неспешного шага мы и вовсе остановились у неприметного скромного дома, просто тонущего в цветах и укрытого сенью деревьев. — А вот и мой дом, — Аня прошла за ограду. — Милости просим. Но как только я вошла за ворота, сразу раздался сердитый женский окрик: — Анька! Зараза, — из дома вышла таврисса. Как я полагаю — это была мисс Дойл, бабушка Ани. — Я тебе чего говорила — обождать! А ты снова сбежала! Сколько раз было сказано? — Ну, ба-а-а!.. — уши у Ани просто горят. Бабуля отчитывает непослушную внучку, да еще перед возлюбленной — как тут не вспыхнуть. — Ты же знаешь, что там безопасно… Я ожидала, что Дороти Дойл будет и вправду старушкой, но напротив меня стояла привлекательная таврисса, на вид — лет тридцати, соломенно-жёлтые длинные волосы и Игреневой «масти» короткая шерсть, пышущее жизнью и энергией тело. На голову выше чем Аня, необъятная задница, массивная грудь, стянутая свободной рубахой и приподнятая лёгким кожаным жилетом. О возрасте напоминало лишь холодное спокойствие во взгляде. — Ой, забыла совсем: познакомься — это Марика, я про неё тебе говорила, — Аня обнимает меня за плечи прижимаясь щекой к голове. Что ты творишь, дурёха — спалишься! Анюта же начинает трещать без умолку, просто вываливая всё, что мы понапридумали, без всякой системы и плана. По-моему, бабуля о всём догадалась. По глазам ясно, что всё поняла! Мисс Дойл смотрит, наконец, на меня: — Та самая подружка? — критический взгляд. — Поправилась? — это уже вопрос ко мне. Как и положено младшему, касаюсь рукой лба — фиолетовый камень укрыт под повязкой — и приветствую хозяйку дома: — Да одарит вас Мать своей благодатью. — И тебе пусть Матерь пошлёт все блага. В её глазах недоверие: одурачить стражу — одно, родную бабушку — совершенно другое. — Я правильно понимаю — хочешь, чтобы Марика осталась у нас ночевать? — Ага! Ба, ну куда ж ей пойти, на ночь глядя и без денег? — Аня выкладывает последний козырь — давление на жалость. — А в амбаре места полно… Мисс Дойл тяжко вздыхает, как-то слишком уж легко сдавшись: — Хорошо. Устрой нашу гостью. Матрас и бельё в чулане возьмешь. Ужин вы прозевали — давно уже всё остыло. Если есть хотите — сама знаешь, где котелок стоит, — помолчала, глядя на висящую на мне Аню, и добавила. — И чтоб мне тут без озорства! Этой ночью мы спали порознь.* * *
Утром следующего дня, позавтракав, всей троицей отправились к ратуше. Мисс Дойл было по пути — она несла лекарство роженице на сносях, а мы с Анной шли в ратушу, обменять кристаллы. — Мисс Дойл… — Зови меня Дороти — все так зовут… — Хорошо… Э-м, Дороти, не подскажете, чем деревня живет? У меня ведь совсем ни гроша, даже вам за ночлег не могу заплатить. Может, кто-то ищет работников? — начинаю сбор информации. Даже если не пригодится — иногда полезно просто «быть в курсе». — Про ночлег — это пустое… А работа… — она замолкает на мгновенье. — У старого Тая в кузнице только двое младших сыновей осталось — он бы нанял молотобойца. Но ты хоть и рослая деваха, да только в бёдрах лишь широка — не сдюжишь. Швея?.. Так она с дочерьми сама управится, да и навык тут нужен. — Ба, а тетушка Бет? — И то правда. Беатрис держит молочную ферму. Работа у неё не особо сложная, но она подростков из округи почти не набирает — говорит, что её бурёнкам нужен уход и внимание ответственного человека. Платит, правда, немного, но зато сразу. Если совсем туго — то у неё подработать проще всего. — Спасибо, я поняла, — не очень хотелось бы начинать новую жизнь разнорабочим на ферме, но иногда выбирать не приходится. Заодно, увижу как Бет делает свой знаменитый сыр. — Аня, проведешь меня потом, к швее? — А тебе зачем? — Дороти удивлена. — Ты еще не заработала, а уже лишние деньги появились? Купишь готовое, в лавке… Анька встревает: — Ба, она как и мы — футанари. Сама же знаешь — ей на заказ нужно шить. — Красивая девка? — Дороти кивает в мою сторону. — Ой, бабуль, не то слово, — как на духу говорит Аня, затем, спохватившись, прикрывает рот ладонью. Мисс Дойл смеётся, а я не знаю что и сказать — раскрыты по всем фронтам. — Ты кого за нос водить надумала, вертихвостка? — беззлобно журит она. — Эх, молодо-зелено! Вы то хоть глупостей не наделали? А то мне правнуков нянчить некогда. Аня, вся румяная от стыда, мямлит в пол голоса: — Ба, ну что ты в самом деле… Мы же понимаем… Дороти даже не слушает этот лепет, оборачиваясь ко мне: — А я то думала — что ты всё эти обноски таскаешь? Ну-ка, покажись мне… — Простите? — сделать ей чего? Показаться? Это что — ритуал какой-то? Анька не рассказывала. Стою в растерянности. Дороти, слегка привстав на колени передними ногами передо мной, бегло ощупывает мою грудь, пару раз шлёпает по сочным булочкам ягодиц и, под конец, запускает руку мне в штаны. Пошарив, находит моего великана и взвешивает в руке. Мы с Анькой стоим красные, словно вареные раки. — А ведь и вправду: диво как хороша — одной рукой и не обхватишь. И мордашка смазливая и задница, как у нас, у тавров — солидная. И ростом нам опять же под стать… Анька, ты думала я не вижу, что ты в неё по уши втрескалась? — Ба-а-а!.. — Я уж давно поняла, что не спроста ты в ту пещеру зачастила. Дороти смотрит мне в глаза: — Вот только не отдам я тебе Анюту. Она молодая ещё, совсем жизни не видела, повелась на хозяйство твоё, да на глазищи бездонные. А ты обрюхатишь её и сбежишь… Аня уже откровенно плачет. Да уж, я оказалась не в мире волшебных фантазий, а всё ещё на старой доброй Земле — тут нужно думать наперёд, а не только предаваться утехам. Хотя Дороти и резковата в суждениях, но её можно понять — она в ответе за внучку и просто пытается её защитить. Что же, пора наконец брать судьбу в свои руки… — Дороти. Мисс Дойл, вы всё правильно поняли — Анна в меня влюблена, — Дороти надменно усмехается своей правоте. — Но вы упускаете из виду то, что я тоже люблю её, я хочу чтобы она стала моей женой, я хочу родить от неё детей. Я понимаю ваши мотивы и опасения. И красивые слова — слабое доказательство моих благих намерений. Аня прячется у меня за спиной держа за руку и утирая свои слёзы. — Я лишь прошу — не отдавайте Анечку никому, дайте мне немного времени «встать на ноги» и я изменю ваше решение. Анька тихонько всхлипывает, а Дойл серьёзно смотрит мне в глаза — не думаю, что я её убедила до конца. Эту особу белоснежной улыбкой и невинными глазками не проведёшь. Я слышу её тяжелый вздох: — Ну что с вами поделать? Если и вправду влюбилась в Анюту — докажи! Вот вернётся её дед, тогда об этом и поговорим., — и едва слышно добавляет. — Если вернётся… Обойдя меня и встав рядом с Анной, Дороти стала гладить ту по волосам. «Помахала» немного кнутом — теперь можно и пряником «угостить». — Ну, ну чего разревелась, глупенькая. Бабушка ведь не со зла, — всхлипы становятся тише. — И, это, Анюта: если совсем будет невмоготу — в задницу можете побаловаться, я разрешаю. Но чтобы никаких лобызаний на людях. Поняла? Аня, враз просветлев, обнимает её и смеётся сквозь слёзы. Я же стою ошарашено глядя на них — да что за народ, эти тавры?!* * *
Как я и ожидала — за кристаллы мы выручили совсем ничего. Если местному, живущему охотой и земледелием на своей земле, эти деньги — лишь приятная прибавка к имуществу, то для меня, голодранки — капля в море. Потому я решила всё отдать Анне — хотя бы небольшая компенсация их семье за моё содержание. Аня благородно отнекивалась, но я настояла, что она, как практически моя жена, имеет право на всё моё имущество. Чем привела тавриссу в неописуемый восторг: ещё бы — её уже зовут женой! — Ань, а твои родители против не будут? — говорю я и тут же затыкаюсь. Когда уже думать-то начну? Аня ведь ни разу о них не упоминала — я могла бы и догадаться, что это больная тема. — Их нет — они погибли, когда я ещё была маленькой… Обвал в горах… — Прости… — Ничего, — Аня улыбается. — Это было давно и я уже привыкла… К тому же у меня есть бабушка и дед. А теперь и ты…* * *
Добравшись к швее и найдя её на месте, я обратилась с просьбой снять мерки, и хотя бы примерно назвать стоимость заказа. Пожилая хучин — представительница расы людей, вобравших в себя черты кошачьих — деловито обмеряла меня, отрывисто называя цифры своей дочери, которые та помечала. Здесь я снова испытала некоторый «культурный» шок. Швея, снимая мерки, быстро и ловко орудовала мерной лентой, почти не прикасаясь ко мне. Но вот моё солидное мужское достоинство основательно помяла в руках, измеряя и что-то высчитывая в уме. Причём это был настолько профессиональный интерес, что мне в голову даже не приходили пошлые мысли. Человек просто делал свою работу. В итоге комплекты простого, без изысков белья и верхней одежды с возможностью изменять размеры обошлись бы в семь серебряных монет. Я еще не успела разобраться в местном ценообразовании. Анна подсказала, что цена хотя и великовата, но того стоит — вещи будут хоть и неказистые, но практичные и крепкие. Что ж, и так неплохо, а ажурное кружевное бельё и вечерние платья оставим на потом. — Ань, почему такое особое отношение к футанари? — по пути назад задала я вопрос, вертевшийся у меня на языке. Слишком уж по простому ко мне относились. — Ну точно, я как-то даже не подумала, что ты не знаешь об этом, — девушка нахмурила брови, собираясь с мыслями. — Если вкратце — нас, футанари, считают кем-то, вроде избранников богов. Или, скорее, мы те, на кого снизошло их благословление: ведь мы собрали в себе лучшее из того, чем могут одарить Вседобрейший Отец и Благодатная Мать, — Аня пожимает плечами. — Не то что бы нас было мало, но девушки нашего типажа всегда нарасхват в роли невест и мужей. Таврисса задорно смеётся: — Одна из причин, по которой я облюбовала ту отдалённую кристальную пещеру — чрезмерное внимание со стороны окружающих, — она гневно хмурит брови, складывая руки на груди и передразнивая дурашливым голосом. — «Анечка, как дела…», «Анечка, ты сегодня прекрасно выглядишь…», «Анечка…», «Анечка»…» — раздражает! Девушка обнимает меня за плечи с хитрой улыбкой: — Ведь создать с футанари семью и завести детей — голубая мечта любого подростка. Хм, всё довольно удачно складывается. Пилка, сама того не желая определила меня в группу если не Избранных, то Привилегированных. Остаётся только отработать свои женские «чары» — и многие преграды на моём пути пропадут сами собой, рухнув у моих ног.