Never thought you'd make me perspire. Never thought I'd do you the same. Never thought I'd fill with desire. Never thought I'd feel so ashamed.
«Думал, что ты изменился… Каждый раз, когда хочу пойти навстречу, делаешь какую-то херню, из-за которой больше видеть тебя не хочется! Ты применяешь силу…» — эти его слова не выходят из головы. Словно раньше ставил сам себе же подножку и падал. Все портил… Однако, Хенвон умеет искажать ситуацию так, что другие виноваты. И что правда, что ложь — вещи неясные, ведь для каждого имеют свое значение. И все же… Мне больно? Да, скорее всего так. Хочется обнять и сказать: «Я — все тот же Шин Хосок, что и во времена знакомства — и готов оберегать ото всех напастей». Только вот Вон не поверит — у него уже есть в голове пример «ненадежного» и, что еще хуже, — жестокого парня. Мои попытки привлечь внимание порой доходили до полного беспредела, а потому искоренить это все из головы Ли будет слишком сложно — плохое же помнится гораздо лучше. Особенно на контрасте тех прекрасных и нежных чувств и трепетных эмоций, что были между нами до того самого дня. Я позволял себе многое в порыве гнева и обиды, что бушевали всё сильнее с каждым его «нет», — всегда настолько твердым, уверенным голосом, что хотелось вцепиться и сделать все, чтобы «нет» стало «да»; чтобы твердый стальной тембр вновь превратился в мягкий бархатный шепот. И чтобы до утра тихо-тихо говорить обо всем на свете, улыбаясь, целуясь, занимаясь любовью, а не… Не тем, что я творю последние четыре года, приперая в душевых, врываясь в чужой дом, запирая нас в раздевалке после ухода всех. Хенвон никогда не соглашался, а я никогда не спрашивал. Ли просил остановиться, однако я не слушал, кроме единственного раза. Младший говорил, что не хочет, и все же его тело говорило обратное, отвечая, пусть не сразу, на мои прикосновения. Хенвон каждый раз целуется так, словно говорит себе: «Сегодня уже ничего не исправить, потому я получу удовольствие, но больше такого не допущу», — однако, пусть не часто, а наши с ним короткие связи происходят. И я вроде бы отрицательный персонаж, но в то же время, если бы младший в итоге не сдавался, я бы прекращал сам. — Что так тяжело вздыхаешь? — садится рядом Бин, передавая бутылку с водой. — Очень хочу выиграть завтра, однако все время думаю, что Хенвон либо не выйдет на площадку, либо не сможет играть в полную силу — но выложится на полную и сделает себе хуже. — Во-первых, я все утро говорю тебе о том, что брат хорошо себя чувствует, — сразу же начинает раздражаться друг. — Может, он просто не хочет тебя беспокоить… — Угомонись! — получаю подзатыльник от Хакена и вскрикиваю от неожиданности. — Ему не будет приятно, если размазней станешь ползать по паркету, а не всерьез играть! — Не собираюсь я уступать! — возмущаюсь на капитана. — Просто переживаю! — Тогда бегом тренироваться! А то расселся, пока остальные работают в поте лица, — каким бы милым ни казался Ча, он — тот еще командир. Закрываю глаза и концентрирую свое внимание на последней мысли: «Хенвон никогда не прогоняет по-настоящему». Пусть вырывается, плачет, ругается — Ли все равно нуждается в своем ненавистном бывшем парне. Мне необходимо сломать барьер, чтобы Вону некуда было деваться и пришлось выслушать. Мой милый Принц, что сознательно спрятался в башне замка, ждет, когда его спасут, хотя просто хватило бы открыть дверь навстречу. Но ведь гордость перевешивает, а потому только один выход:Выигрыш Хансон — это вынужденная мера, чтобы обоим было некуда бежать от своих опасений, от собственной трусости