No time for being afraid, faint hearts never succeed. I swear not to hurt anyone but I will make them see.
— Давно я так не волновался, — действительно мурашки от предвкушения завтрашней игры, а еще легкий, нет, вру… очень сильный мандраж. — Мы тоже переживаем, — Хонбин гладит по волосам одной рукой, вторую подложив под голову. В комнате темно, однако свет уличного фонаря пробивается сквозь легкие шторы, позволяя разглядеть мимику. — Особенно за твое здоровье. — Со мной все хорошо, — я — самый большой лжец на свете, и это, кажется, знают все. Брат уже и не спорит — принимает подобное. И если с Бинни мне все ясно, то как на самом деле будет вести себя Хосок — отдельный и важный вопрос. «Мы» из уст брата не осталось незамеченным, однако последние годы наши отношения были насколько ненормальными, что можно предположить любое развитие событий. — Так и поверил. Но тебя ведь все равно не остановить. — Конечно, — усмехаюсь в ответ, пытаясь найти удобную позу для предстоящего сна. — И не вздумайте поддаваться! — И мысли такой не было, — улыбается старший, однако смотрит серьезно. — Без пощады до самого финального свистка. Любопытно, у Хосока тоже не возникло желания поддаться?.. Так двуличен с ним и совершенно не знаю, почему огорчаюсь при мысли, что четвертому номеру Хансон хоть сколько-нибудь не захотелось уступить. Порой Шин такой, как прежде — и мне просто хочется забыть все, стереть себе память, исправить детское идиотское поведение. А потом он становится кем-то чужим — злым незнакомцем, в котором все еще вижу любимого человека. Сопротивляюсь и тянусь одновременно. Кажется, словно вскоре распадусь на миллион осколков вместе с битыми зеркалами в душевой после очередного насилия. Вот только будь оно исключительно физическим — ерунда, я бы не отреагировал на прикосновения, дал сдачу, сделал бы хоть что-нибудь, спасаясь от безумца. Однако ни разу не делал ничего, наоборот — лишь надеялся, что Хосок прекратит сам. Мне его касания — и нежные, и жесткие — всегда отдаются мурашками, всегда распаляют сердце старыми чувствами. И слезы льются не из-за боли, а просто потому, что все неправильно. Да, сам — идиот — довел до такого, а теперь страдаю. Однако предпринял ли что-нибудь? Нет. Потому что страшно — вдруг Шин просто посмеется надо мной, вновь предав доверие. Несмотря на то, что последние дни все действительно по-другому, продолжаю ожидать подвох — словно только и ждет, что доверюсь, а потом погрузит в пучины отчаяния очередной грубой выходкой. — Брат, — сонное мычание в ответ. Движение пальцев в моих волосах давно прекратилось, и если бы не мой детский и неловкий вопрос, не терпящий отлагательств, то не стал будить, однако: — Как думаешь, Хосок правда все еще любит меня? — Идиот, — бурчит Бин, ворочаясь и ложась удобнее, кутаясь в принесенное с собственной кровати одеяло, — еще как любит. Жаль, вы оба — идиоты. — И что, никаких слез из-за чувства вины? — обнимаю брата со спины, переваливаясь, дабы заглянуть в лицо. Донимать родного человека перед сном — самое гадкое и приятное занятие! На самом деле, хочется визжать, как влюбленный подросток, ведь кому-кому, а уж Хонбину точно известно все про лучшего друга. Но эмоции надо куда-то деть, потому и спасаюсь, нападая на брата, чтобы хоть как-то перевести волнующую тему, лишь бы чувства так сильно не будоражили, только бы сердце не стучало, как сумасшедшее… — Один очень умный, добрый и вообще самый замечательный человек на планете… — начинает сонно бубнить Бин, но прерывает хвалебную речь, продолжая спокойным тоном: — В общем, Хакен убедил, что вы сами во всем виноваты. — Эй, не прячься под одеялом! — трясу старшего, зарывающегося в кокон с головой от смущения. — Так ты добился своего или да? — После чемпионата… — бурчит мягкое нечто, извиваясь в попытках скинуть меня с себя — даст мне ответ после финала, поскольку его сбивают эти чувства… — А он серьезный парень, — смеюсь, чувствуя одновременно и радость, и грусть. Я все же немного завидую их открытым отношениям с Хакеном, хотя искренне счастлив за брата. — Уверен — ответ будет положительным. — Конечно, — ухмыляется Бин, раскрывая все-таки голову с лохматой каштановой шевелюрой, — ведь твой брат — красавчик, умница и спортсмен! — улыбается во все тридцать два, настолько ярко и довольно, что невозможно не начать приставать к такой счастливой мордахе. — Прекрати щекотать! Пока старший извивается и ругается, я все-таки продолжаю задаваться вопросами, ведь то, что Хосок приходил, пока я был без сознания, и скрылся — определенно проявление заботы… Шин не остался, ведь прекрасно понимает мою натуру: стал бы возмущаться и опять вести себя высокомерно. Завтрашняя игра нас рассудит, но главное в матче — как он пройдет и как противник поведет себя в этой схватке. В итоге, за всеми этими волнениями, даже спустя минут пять возни, я все-таки не могу отойти от мысли и переспрашиваю: — Правда любит? — Правда, идиот, — вздыхает обреченно. То ли Бин подтверждает: я — действительно идиот. То ли то, что Хосок на самом деле любит… А скорее всего — и то, и другое. — Я тоже… — зачем-то шепчу, отворачиваясь лицом к стене и накидывая легкое одеяло, ощущая почти сразу чужие прикосновения. — Знаю, — тихо отвечает брат, отставляя руку поперек моей талии и прижимаясь к спине. Так всегда делал Шин, пока мы были вместе. В те времена спали регулярно вобнимку, именно так: Хосок всегда был моим надежным тылом во всем. И как бы не было приятно тепло брата, сердце разрывает от того, насколько не хватает объятий человека, которого все еще люблю. Ненавижу проигрывать, но и сдаться в силу характера не смогу, и все же… хочется проиграть. Кажется, моя ставка на вечную разлуку меня же и погубит.***
— Хенвон~а, давай быстрее! Почему как черепаха собираешься?! — раздается голос брата по другую сторону двери, но не открываю, потому что с большим трудом наношу на спину обезболивающую мазь. Не хочу, чтобы Бин лишний раз переживал из-за синяков после падения и причитал, что лучше бы я никогда не занимался спортом. Всегда болезненно ощущаю волнение родных — такое искреннее и щемящее сердце — но как без травм в такой игре? Пройдя лекарством по бокам с уже коричневыми отметинами, надеваю футболку, не забывая забрать с собой мазь — определенно понадобиться в сегодняшней серьезной схватке. — Сегодня такой ответственный день, а ты уже медлишь, — когда выхожу в коридор, старший стоит полностью готовый с рюкзаком за плечами и смотрит укоризненно.Сегодня Бин выглядит воодушевленно — черные глаза блестят, в них ни следа сонливости, присущей нам обоим из-за трудностей с пробуждением по утрам. — Ничего, я свое нагоню в бою! — улыбаюсь брату, перенимая настрой и желая поддержать азарт игры еще до начала. — Все взял? — Разумеется, и как думаешь — кто твои вещи сложил? — ощущаю сарказм в адрес моей нерасторопности и забывчивости все подготовить с вечера, а Бин привычно устраивает мне гнездо на голове. — Что бы без меня делал?.. — цокает и качает головой, посмеиваясь. Прихожую заполняет звук дверного звонка, и брат открывает, не задумываясь, словно зная — кто там. В глубине души ожидал — может произойти что-то подобное, потому совершенно не зря написал Минхеку, чтобы зашел за мной. На пороге вместе с товарищем по команде стоит и Хосок, но Бин не пропускает Шина на порог, ведь он обещал — в доме нашем его не будет. И все же парень слегка застал врасплох: думал, что готов и никак не отреагирую, но зависаю на несколько секунд, пропадая в его взгляде — таком теплом и взволнованном. Сглатываю тяжелый нервный ком и ощущаю через секунду — моя ладонь оказывается в чужой. — Пойдем скорее. Не хочешь же, чтобы Кихен визжал, — улыбается Мин, уводя к лифту и кидая оставшимся позади: — Не опаздывайте! Невероятное желание оглянуться, вызванное жжением в спине из-за взгляда Шина, которым провожает нас. Нельзя показывать свое волнение противнику, несмотря на огромное влечение вновь погрузиться в тот взор, особенно — если за ним последуют объятия. — Хенвон, ты — пусть и гей, но не будь пидорасом. Перестань реветь и возьми себя в руки, — удивительно твердо заявляет товарищ, нажимая кнопку первого этажа. — Но я не реву! — возмущенно оглядываю парня. Минхек определенно настроен на бой — взгляд как у Бина, и я вспоминаю то чувство азарта, что было всего минуту назад. Хосок погасил его, заставив растеряться, но я обязательно возьму волю в кулак, ведь больше не один. — Если нет слез, это еще не значит, что твоя боль не видна, — недовольно кривит губы и сводит брови к переносице… На удивление — такое выражение лица не портит его привлекательных черт. Мы выходим навстречу погожему дню, согревающему теплыми лучами, золотящими волосы, и появляется некое символическое ощущение: это золото приведет нас к победе. — Минхек, если я начну сдаваться, двинь мне как следует, ладно? — вздыхаю тяжело, но уже со спокойным сердцем. — С удовольствием! Последние пару дней очень хочется пнуть за то, что ведешь себя как тряпка, — начинает тараторить старший, щуря глаза и резко жестикулируя. — Знаю, конечно — соберешься и уж кому-кому, а Хосоку, никогда и ни за что не уступишь. Однако последнее время ты правда — размазня! Разумеется, я в курсе — любовь делает из людей дегенератов, но… Хватит ржать! — Тебя так прорвало, — хихикаю над другом, а в душе такое облегчение невиданное, словно солнце и компания друга буквально растопили меня, лишая и груза на сердце. — Вот сам влюбись, тогда и посмотрим, в какого дегенерата превратишься. — А что если уже? — смотрит хитро, играя бровями. — А мало ли — в тебя? — Какой кошмар! Ну что за ужасное чувство юмора?! — толкаю товарища в плечо, получая в ответ шутливый тычок острым локтем под ребра. — И правда, я в такое болото, как чувства к Ли Хенвону, не хотел бы попасть, — задумчиво произносит Мин, сразу после усмехаясь иронично, однако лично для меня эти слова не кажутся смешными — друг даже не представляет, насколько прав. — Очень хочется отгородить Шина от них, чтобы не тонул в болоте. я бы предпочел страдать в одиночку, нежели еще кого-то еще втягивать в трясину. — Ой, вот только не делай из себя жертву, — недовольно замечает товарищ. — Хосоку самому выбирать свой путь. Не стал бы он просто так бегать четыре года за идиотом. А ты, между прочим, — натуральный идиот! Пффф, хоть в чем-то натуральный, — прыскает в кулак Мин, а я смущаюсь и злюсь — слегка бью ладонями по спине, отмечая, что «идиот» — уже мое второе имя. — Такие красавцы-спортсмены, как Шин, пользуются популярностью, потому уверен — ему поступает много намеков и предложений. Да и ты ничего так, — оценивающе оглядывает, пока смеюсь над быстро и много говорящим парнем. — Мог бы тоже кого-то найти, но ходишь без пары, чем и наводишь Хосока на мысли, что ждешь его… «Так вот как оно выглядит со стороны?.. Вот почему он не бросал попыток? Я и не думал…» Старший продолжает что-то говорить, а у меня словно сознание перешло в иную реальность — совершенно не воспринимаю. Подсознательно давал ему повод и шанс?.. Вот только ушел бы Шин, если бы я начал с кем-то встречаться или устроил сцену ревности? Смог бы отпустить меня?.. Столько вопросов, еще и в такой момент, когда необходимо быть максимально собранным. Сейчас понимаю, в чем дело: мало того, что люблю его, так еще…… Все еще живу тем обещанием, быть для друга единственными