По методике Сасори-сенсея

— Ты серьезно? — Сасори не двигается с места, окидывает презрительным взглядом пожилую женщину и усмехается. Едва сдерживается. Он не верит. Он не идиот. Пусть его бабуля и правда ловко умела крутить людьми, Советом, даже Казекаге — Сасори не один из них. Он тоже умеет манипулировать. Знает, как это делается. — Почему я должен верить, что это не очередная твоя провокация, бабуля Чие? Сасори все-таки решил дать бабке шанс: объясниться, запутать, спровоцировать. Именно поэтому сегодня домой они возвращались вместе. В тяжелом молчании. Оба предвкушая непростой, но неизбежный разговор. — Потому что я никогда не лгала тебе, Сасори, — в тон внуку просто и исчерпывающе отвечает Чие, замечая, как Сасори едва меняется в лице. Злится, раздражается еще сильнее. Но все еще не теряет холодного самообладания и маски наигранного безразличия. — Если на экзамене Однохвостый не выйдет из-под контроля, все пройдет ладно, по окончании твоей миссии Совет с моей подачи позволит тебе покинуть деревню. Ни один мускул не дрогнул на бледном лице Сасори. — Так просто? Знаешь, я ведь и сам могу уйти. Без балласта в виде джинчуурики и твоих манипуляций. — Стать нукенином — не самая завидная участь, поверь мне, Сасори. Все отступники плохо заканчивали. Я не хочу такой судьбы для своего внука. Я знаю, ты тоже не хочешь. Акасуна щурится. Он все еще не верил ни одному слову этой бабки, которая всегда действовала и мыслила в первую очередь в интересах деревни. В своих интересах. Этим доживающим свое старикам не нужны были проблемы в лице нукенинов: его бы никто не отпустил с миром. И не отпустит. Даже с руки Чие-баа-сама. Он не наивный мальчик. — Я не собираюсь выслуживаться за то, на что и так имею полное право. Я хочу уйти. Ты прекрасно знаешь, бабуля Чие, в этой деревне никто меня не остановит. Никто не вернет. И ничто меня здесь не держит. А на роль няньки подыщите кого-нибудь другого. В отличие от вас я понимаю, насколько опасен этот мальчишка-джинчуурики. Я не смертник, бабуля Чие, в перспективе хочу жить вечно. Изможденное лицо женщины мрачнеет. Язвительность, отчаянная издевка так и сквозит в каждом слове Акасуны. Он прав: ему нечего терять, его ничто не держит, связываться с джинчуурики по своей воле станет разве что сумасшедший. — Если сбежишь — я самолично обращусь как старейшина за помощью к союзной деревне — Конохе. И тогда у тебя точно не будет свободной жизни, о которой ты так мечтаешь. Только скитания в бегах и смерть от куная АНБУ. Непоколебимость в тяжелом голосе бабули на секунду подкидывает Сасори мысль, что на этот раз она не блефует. Сасори и правда было плевать на шиноби Песка: он, мастер-марионеточник, специалист по ядам, мог противостоять хоть нескольким отрядам этих дилетантов. Но в Конохагакуре, как ему было известно, с военными шиноби-гениями все обстояло значительно лучше. Да и бегать от всего мира явно в планы молодого отступника не входило. Сасори мечтал посвятить свою жизнь искусству; застыть в размеренности и красоте личного бытия. Раствориться в своих еще не созданных шедеврах. Если в рядах шиноби нескольких государств на него будет объявлена охота, то времени на свои творения у него точно не будет. — Не знал, что именно ты будешь так печься о моей судьбе. Сасори ненавидел идти на компромиссы. Ненавидел даже допускать мысль о промахе, поражении. Признавать слабость. Чие знала и видела его насквозь. Ей тоже было нечего терять — внук для нее давно потерян. — Я в лице Совета предлагаю тебе сделку, Сасори. Ты на время экзамена на чуунина берешь на себя ответственность за джинчуурики, а я в свою очередь позволю тебе без преследований покинуть деревню. Ты ведь этого хочешь? Ты знаешь, Сасори, я всегда держу свое слово. — А если не справлюсь? — Сасори в злой усмешке изогнул бровь и пронзительным взглядом окинул осунувшееся лицо некогда родного человека. Человека, который ставил сейчас бескомпромиссные ультиматумы. — Справишься, — в тон внуку ответила Чие, не меняясь в лице. Ее Сасори всегда добивался своего: хитростью, стратегией, силой. С забитым подростком он точно справится. — Советую первым делом втереться мальчишке в доверие. Усыпить Шукаку. Сасори ничего не ответил. Только усмехнулся: надо же, бабуля за него уже начала продумывать план. Знала, что он согласится на ее предложение. Иного выбора у него ведь нет, верно? — Мне нужна информация об этом джинчуурики и Однохвостом. В небольшой комнатке послышался слабый вздох. В этом сухом требовании Чие отчетливо услышала холодное скупое, пока еще неозвученное «согласен». Сдался. Она победила. Сасори в непривычном нетерпении шагнул в сторону двери. Его все еще ждали дела. Его все еще ждали марионетки — единственное, что все еще держало его в этой деревне. — Переговори с Баки, он был его последним воспитателем. Больше я тебе ничем не смогу помочь, — так же сухо ответила Чие, прикрыв глаза. Она верила, что ее внук справится с этой миссией. Но не верила, что даже после этого она сможет его отпустить, собственноручно наречь его нукенином. Сейчас главное выиграть время. Занять Сасори. Ослепить. Миссия с контролем и укрощением джинчуурики подходила как нельзя лучше. Акасуна прошел мимо женщины, совершенно не обращая на ту внимания, подошел вплотную к двери. Взялся за ручку и замер. Липкое неприятное чувство засвербило пустую душу: ему все казалось, что будто бы именно сейчас решалась его судьба. Судьба быть загнанным в угол. — Если вздумаешь нарушить уговор — пожалеешь. Завтра я дам окончательный ответ. Чие понимала: это не угроза. Констатация факта. Сасори никогда до конца ей не доверял, она знала. И правильно делал.

***

Сасори вставал рано, еще до рассвета, а ложился обычно глубоко за полночь. При свете догорающих свечей ему работалось особенно охотно. Живо. Вдохновенно. Последние пару дней он и вовсе потерял какое-либо желание и возможность спать. Спать спокойным сном. Акасуна все прокручивал разговор с Чие-баа-сама, вспоминал все до мельчайших подробностей. Сасори понимал, что это всего лишь компромисс. Но нужен он был прежде всего Совету и его бабке. Так почему же он так быстро согласился? Захотелось поиграть. Сасори любил сложные миссии. А еще больше он любил загонять свою жертву в угол. Сасори не любил, когда им пытались манипулировать. Но еще сильнее он не любил, когда его недооценивали. Он тоже может использовать джинчуурики в своих целях. Тоже может играть и переигрывать. Бабуля Чие, вероятно, запамятовала. Сасори успел изучить мальчишку. Внезапный визит Гаары был ожидаем. Ребенок и правда был мнительным, опасливым, но остаться закрытым от проницательного Акасуны у него не получилось. Боль, злость, пустота, отрешенность без труда читались в глазах, коротких жестах, грубых фразах мальчика. Сасори посочувствовал бы Собаку но Гааре, если бы умел. Если бы хотел. Джинчуурики всегда, несмотря на их огромную демоническую силу, внушаемый страх, были всего лишь пешками в играх старших. В игре Сасори Гааре отводилась роль не выше. Марионетка. Марионетка, которую даже не нужно было создавать. Джинчуурики сам пришел в его мастерскую. Осталось только приструнить, сделать послушным. Выбить подозрения и мнительность. Стать сенсеем для своего личного монстра.