По методике Сасори-сенсея

— Отвратительно. Твои марионетки сделаны из соломы? Я еще неделю назад говорил тебе поработать над их прочностью и защитой. Зачем ты вообще навязался к нам на тренировку, если ничего не собираешься делать? Ты не пробил песчаную стену Гаары, а он бьется с тобой даже не в полсилы. Жалкое зрелище. Канкуро скрипнул зубами. Этот мудак изводил его своими менторскими едкими нотациями-комментариями каждую тренировку, совершенно не давая сосредоточиться на ней самой. Неудивительно, почему Темари сразу отказалась тренироваться в паре с Гаарой. Потому что к Гааре теперь по умолчанию прилагался вечно всем недовольный Сасори-сенсей. Прошло уже несколько месяцев после их возвращения домой, а он все ходил мрачнее тучи. Раздражался по любому поводу и теперь даже не скрывал этого. Такого за Сасори Акасуной раньше не наблюдалось. Обычно он держал все в себе и держался ото всех подальше. Теперь же, с официальным причислением его в наставники Однохвостого, Сасори приходилось не только посещать разного рода собрания, но и на постоянной основе контактировать с другими — уже формально бывшими своими учениками. Сасори это безумно утомляло. Даже занятия с интересующим его джинчуурики не могли избавить его от хандры. Даже работа над марионетками не приносила прежнего воодушевления, что и раньше. Это, наверное, напрягало больше всего. Сасори лгал самому себе, говоря, что все в порядке. Нет. В Суне ему по-прежнему было тесно. Душно. Но Сасори не позволял себе забываться. Скоро это все должно закончиться. Как ни странно, мальчишке-джинчуурики он верил больше, чем родной бабуле. Как ни странно, он довольно часто возвращался к их разговору месячной давности — забывал хотя бы на время об уже въевшемся ему под кожу раздражении. — Я хочу стать Кадзекаге. Если я стану Кадзекаге, я отпущу вас. Сасори смотрит на подростка-джинчуурики и едва сдерживается, чтобы не засмеяться ему в лицо. Он давно не смеялся. Собаку но Гаара продолжает его удивлять. Ему это нравится. — Бабуля Чие обещала мне примерно то же самое, когда отправляла меня на экзамен в Коноху. Ты думаешь, я настолько глуп? И я не тот человек, кто может помочь тебе добиться признания Совета. Я тебя только дискредитирую, Гаара. Меня там не особо любят, если ты не знал. — Вы мне нужны не для этого, — голос Гаары звучит ровно, словно он знает наперед все поддевки сенсея. Гаара без него уже все обдумал не раз. От него ему нужно только согласие — уже без сомнений и колебаний. После возвращения за ними обоими ведется усиленный контроль. Джинчуурики и без пяти минут нукенин — эта парочка не может не наделать бед. — Тебе не стать Каге, — усмешка наконец стирается с губ Сасори. Ему не нравится, что мальчишка даже после возвращения в деревню продолжает грезить явно несбыточным. Пост Кадзекаге… Нужно ли все это? Те, ради кого он хочет подняться на вершину, сделали из него урода. Зачем, Гаара? Проницательность Сасори в очередной раз ужасно подводила. Удивительный ребенок. Даже у Сасори в свое время таких больных амбиций не было. — Тебя никто не поддержит, я уже говорил тебе это. Сасори следит за реакцией — Гаара поджимает губы. Колеблется. Думает, стоит ли совсем довериться — поделиться еще ни разу вслух несказанным? — Это уже мое дело, — все-таки мысленно одергивает себя он, а Сасори на это только безразлично хмыкает. Правильно. И правда, не его это дело. — Если меня поддержите вы, этого будет достаточно. Сасори льстит это признание. Но он все равно не видит в этом никакого смысла. И что в голове у этого ребенка? Неужели такой наивный? — Почему ты думаешь, что если я научусь контролировать тебя, я не буду использовать тебя в своих целях? Ты — мощное оружие, Гаара. Не стоит предлагать себя каждому — особенно тому, кто в любой момент может стать отступником деревни, которую ты так боишься случайно сам стереть с лица Земли, если в очередной раз демон проснется без твоего ведома. В зеленых мутных глазах просыпается сомнение, но тут же тонет в пустом принятии. Именно поэтому он пришел к нему. Сасори ведь лукавит. Сасори не нужны власть и контроль сам по себе. Ему нужен всего лишь гарант, козырь. И ему просто безмерно везло, что его козырем захотел стать сам джинчуурики. Гаара верит, что деревня Сасори интересует чуть больше, чем предложение старшего брата Канкуро стать его учеником. Гаара верит, как только они оба получат свое, их дороги разойдутся. Гаара прибьется к Суне окончательно и железно, а Сасори оторвется наконец и исчезнет в песчаной дымке. Такая концовка устроит всех. Даже тех, кто не знает основного сценария. Сасори-сенсей хочет свободы. Его ученик хочет ему ее подарить. За скромную плату, разумеется. — Если я не стану Кадзекаге и не сдержу своего слова, можете сделать из меня марионетку. Вы же… можете сделать из меня марионетку? Сасори вздергивает бровь, удивление так и прорывается сквозь его нарощенную маску невозмутимости. Он хоть понимает, на что хочет подписаться? Дурак. Отчаянный дурак. Но Сасори отчего-то верит ему. Гаара не из тех, кто будет играть в манипуляции. Сасори действительно может и хочет довериться ему одному. Марионетка-джинчуурики? С ней его точно никто не достанет. Сасори нравится эта идея. Нравится их обоюдное резонирующее безумие. Отчаяние загнанных в угол, в котором никто из них не посмеет признаться. — Кажется, нам обоим нечего терять, — спустя минутное молчание многозначительно и очень даже исчерпывающе заключает Сасори. Гаара лишь коротко кивает. Молчаливое взаимное согласие. Всегда бы так легко приходить к сложным договоренностям. Они тренировались каждый день. И каждый день оставались друг другом недовольными. Гаара постоянно останавливал себя, боялся терять контроль — хотя бы временно становиться марионеткой Акасуны. Сасори же это раздражало. Если они оба будут сдерживаться, то точно ни к чему не придут. Они проиграют, так и не рискнув сразиться. Сасори это понимал. Гаара все еще колебался. Присутствие Канкуро на тренировках, казалось, только все больше осложняло. Сасори считал, что он только мешался под ногами. Канкуро в свою очередь было плевать, что там считал Сасори-сенсей. Он переживал за своего брата. И совсем не доверял Акасуне, особенно после их разговора. Он прямо признался, что собирается использовать Гаару. Может, даже попытается навредить ему, если будет нужно. Канкуро не мог этого допустить. А потому заявлялся на их тренировки с раздражающим постоянством. Пробовать себя и нервы Сасори Акасуны на прочность. В этом чувствовалось что-то нездоровое. Садомазохистское. Но Канкуро было плевать — он и правда тронулся на желании стать сильнее и обратить наконец на себя внимание Сасори-сенсея — гения-марионеточника. Канкуро не собирался сдаваться. Поздно. К тому же, присматривать за младшим, кроме него, больше было некому. Раньше они с братом почти не тренировались вместе. Даже общались порой через раз — при редких встречах и таких же редких миссиях. Сейчас же Канкуро чувствовал, что что-то изменилось. Гаара больше не отворачивался от него, не закрывался. Гаара изменился. И Канкуро пока не мог понять, почему. В целом, его это не особо беспокоило. На их тренировках он пытался сосредоточиться в первую очередь именно на них, а не на своих самокопаниях. И пусть замечания Сасори его постоянно отвлекали и только распаляли, все же помимо пустой надменности в них проскальзывало что-то толковое. Наблюдая за боями, Сасори видел малейшие бреши в чужих марионетках. И Сасори с охотой комментировал каждую. Если Канкуро хочет стать сильнее, пусть знает, на каком отвратном уровне находятся он и его марионетки сейчас. Если Гаара хочет стать Кадзекаге, в этом клоповнике из покрывшихся плесенью старейшин ему нужны сильные союзники. Сасори в их счет входить не будет. Сасори очень быстро их всех покинет. — Работай, Канкуро. У вас обоих не так много времени, чтобы вырасти. И Канкуро со временем затыкает свое клокочущее раздражение. Работает. Утром, днем — тренировки. Вечером — марионетки. Кукольникам всегда было сложнее. Им нужно было работать не только за себя. Во время очередного боя Сасори смотрит и понимает, что эти дети не так уж безнадежны. Оба упертые, в обоих горит желание дотянуться до вершин. У одного это — признание деревни. У другого — признание своего же учителя, коим Сасори все еще не особо хотел себя признавать. И все же как бы то ни было: он может дать им то, чего они желают больше всего. Только если Собаку но Гаара сдержит свое слово.

***

— Ты стареешь, Чие. Женщина сощурилась, недобро зыркнув на брата. После произошедшего в Конохе их отношения стали натянутыми, но они все так же привычно каждый вечер продолжали прогуливаться вместе в саду у резиденции. Эбизо редко с ней заговаривал, да и сама она привыкла отдыхать от дел в тишине, расхаживая в глубоком молчании. — Что ты хочешь этим сказать? Эбизо остановился. В пустых глазах, заросших густыми седыми бровями, скользнула печаль. Он давно должен был поговорить об этом. Вот только привычка не перечить и во всем прислушиваться к сестре всегда его останавливала. Видимо, сегодня беспокойство наконец-то дало трещину в его железном терпении. — Ты слишком опекаешь нашего внука. В Конохе он устроил настоящий погром, напал на шиноби АНБУ. Если бы Хокаге не пошел нам навстречу, могла бы развязаться война. Ты знаешь, что наша деревня не выстояла бы в этом конфликте. Его нужно было оставить в тюрьме, он угроза… — Вот именно, Эбизо, — утвердительно кивнула Чие, мельком взглянув на главное здание резиденции. — Если бы началась война, наша деревня бы не выстояла. А знаешь, что это значит, Эбизо? Мы слабы. Суна слаба. И это наша с тобой вина. Женщина смотрела с укором на брата, но при этом если на кого она сейчас и злилась, то только на себя. Она давно должна была сказать вслух то, о чем думала уже не первый год. Они должны были это признать. Признать свое поражение как хранителей деревни. Эбизо же молчал. Ему нечего было возразить. За последнее время Суна и правда выглядела ослабленной. Среди юных шиноби очень сложно было разглядеть достойные таланты, а учителей катастрофически не хватало, чтобы эти самые таланты обучить должным образом. — Сасори сейчас тренирует Гаару. Я думаю, что нам всем это на руку. Думаю, Гаара когда-нибудь сможет занять место Расы. — Ты с ума сошла, Чие! — Эбизо не сдержался. Слова сестры впервые, наверное, за долгое время откровенно возмущали его. Нет, даже разочаровывали. — О чем ты думаешь? Мы как старейшины должны защищать деревню, джинчуурики опасен, он… — Ты снова прав, Эбизо, — усталым тоном прервала брата Чие. — Мы как старейшины должны защищать деревню. И мы не справляемся. Как ты думаешь, почему? Эбизо ничего не ответил. Чие всегда была себе на уме. За столько лет, работая с сестрой бок о бок, он уже привык к этому. Но сейчас она явно решалась перейти какую-то незримую черту. Они оба это чувствовали. Оба ожидали главного откровения. — Деревне нужна свежая кровь, Эбизо. С нас уже нечего взять. В нас уже давно нет силы — только опыт. Мы должны направлять новое поколение, а не забивать его. Если Гаара научится контролировать Шукаку, Суна станет сильнее. — Наш внук для этого очень не надежен, — продолжал твердить свое Эбизо. — Ты знаешь, что Сасори все это делает лишь для того, чтобы самому потом использовать Гаару в своих целях. Очнись, Чие. Ты слишком много возлагаешь на него, не обманывайся. Чие качнула головой. Сегодня усталость раньше обычного начала разливаться по венам. Видимо, Эбизо был прав, она и правда стареет. — Ты снова прав, Эбизо. Я не должна обманываться. Поэтому я хочу дать шанс нашему джинчуурики. И своему внуку. Они оба не причинят Суне вреда — в этом я уверена. Иначе вместо Сасори когда-нибудь ты наденешь кандалы на меня. Я пойду, устала совсем. Завтра собрание начинайте без меня. Эбизо промолчал. Он остановился у высокого дерева, что отбрасывало мощную тень, и задумчиво стал наблюдать, как неспешно его сестра удалялась прочь из резиденции. Он никогда ее не понимал. И даже годы не прибавили ему проницательности. Чие была права в одном: деревня уже давно утеряла былое величие и силу. Но Эбизо не хотел принимать то, что случилось это по их вине. Он не хотел принимать, что одним доверием совсем еще юному джинчуурики можно было все исправить. Эбизо на старости лет уже не знал, во что верить. Он уже не помнил, во что он вообще когда-либо верил.