where are we now?

это просто смехотворно, думаешь ты, в очередной раз глядя на себя в зеркало. у тебя есть всё, о чем ты мечтал, будучи глупым подростком – у тебя есть даже то, о чем ты никогда не задумывался. когда, спустя несколько месяцев беспорядочного секса, пьяных поцелуев, объятий и откровений, кто-то из вас первый произнёс инородное для тебя тогда слово «отношения», ты ни на минуту не сомневался, что это всё временно – как в старой притче: и это тоже пройдёт. теперь же, просыпаясь каждое утро в вашем общем доме, готовя отвратительный кофе по утрам и планируя обеды и ужины, ты просто вынужден признать: это не входило ни в один из твоих планов (в основном, планов побега, конечно). ты вынужден признать: ты чувствуешь себя пойманным в блядскую ловушку, в которую тебя заманили комфортом. тем, что в принципе всегда казалось тебе сопливой скучной хуетой, но на деле оказалось куда приятнее, чем ты себе представлял. и что же в итоге? ты сытый домашний кот, творческий импотент, не способный написать ни строчки. абсолютно-счастливый-с-чужой-точки-зрения. ты просыпаешься, стоит солнцу только осветить комнату; раньше в это время твоя голова только касалась подушки после очередной дикой ночи. ты ложишься спать в то время, когда раньше поднимался с кровати; у твоей кожи и волос по собственному домашнему спа-салону из скляночек, коробочек и бутыльков. когда-то чужая сперма на лице была твоим увлажняющим кремом и мицелляркой в одном флаконе. *** ты думаешь так каждый чёртов раз, но так погано тебе ещё не было. ты лукавишь, говоря, что всё в порядке – конечно, у тебя ведь есть она, что у тебя может быть не в порядке? ты улыбаешься, показываешь зубы; рано или поздно кто-то заметит на них кровь, или, быть может, что-нибудь похуже. очередной вечер пятницы (понедельника? четверга?), Лени на другом конце страны, делает свою работу; whatever makes her happy, отстранённо думаешь ты, сегодня тебе не перед кем притворяться в огромной пустой квартире. иногда тебе приходится остановиться и поблагодарить Хелену за то, что из твоего телефона пропали некоторые номера (один ты всё равно помнишь наизусть), и в такие моменты, как сейчас, ты довольствуешься алкоголем. как банально: пачка сигарет из ближайшего супермаркета, бутылка чего-бы-там-ни-было за пару сотен долларов и куча жалости к себе. крепкий алкоголь жжёт тебе горло, почти отвыкнув от ощущения, ты закашливаешься. вспоминается, как он учил тебя пить хороший дорогой алкоголь – не проглатывая, лишь бы взяло, а смакуя каждую ноту пряного аромата. смеялся от того, как ты морщишься, «как будто это не виски, а лекарство от простуды, которое нужно перетерпеть». улыбался этой своей чёртовой солнечной улыбкой, которой разве что артерию на шее вскрывать. к чёрту ностальгию, отстранённо думаешь ты, от неё только хочется вернуться в прошлое и разбить своё глупое смазливое ебало за то, что ты сделал с вами. представляя, как лицо прошлого Брайана стекает вниз красными подтёками краски, ты даже на минуту успокаиваешься. нельзя не признать: ты наслаждаешься своей же болью застарелой раны: ты вскрываешь ее края в такие моменты с любопытством ребёнка, сцарапывающего корочку с пореза просто чтобы увидеть, что там под ней. всё то же кровавое, разлагающееся месиво, да? вот и чудненько. иногда ты думаешь: а что если его никогда и не было, что если он просто результат твоего наркотического бреда, твоя очередная больная фантазия? в конце концов, это бы хотя бы объяснило, как он с первой встречи с такой лёгкостью читал тебя, как открытую книгу. от воспоминаний об этом ты чувствуешь нарастающее пьяное возбуждение: откинуться на подушку, закрыть глаза, представить его руку на своей шее. господи, лучше бы он просто удушил тебя в один из тех разов, после которых подолгу першило в горле и шея становилась желтой от синяков на дни и недели, пока он отпаивал тебя ромашковым чаем и смазывал осторожно заживляющей мазью. по крайней мере, так бы ты не дожил до такого плачевного состояния. ты приподнимаешься на подушках и залпом осушаешь свой бокал; к желанию себя жалеть примешивается острое чувство тоски. ты определённо скучаешь. из-за опьянения твоя собственная рука ощущается как инородная, чужая. ты наблюдаешь, будто в замедленной съёмке, как ладонь снова опускается к шее, оттуда к груди и на живот. не то чтобы ты в нынешних отношениях мучался от недостатка секса или чувствовал недостаток внимания и тепла, но... ты же помнишь, с ним было по-другому. например, когда он одной рукой держал твои запястья над головой, а другой мучительно долго доводил тебя до оргазма, касаясь осторожно, медленно, ласково. «двинешься – я прекращу», глядя тебе в глаза. хотелось бы тебе, чтобы рука на твоей груди сейчас принадлежала ему. он бы проводил ей медленно от шеи по груди, спускаясь к чувствительной коже на рёбрах и животе, до последнего игнорируя твой стоящий член, истекающий смазкой. потом он, конечно, спустился бы к бедру, только слегка поглаживая и улыбаясь на твои нетерпеливые стоны и невнятные мольбы, что-то говоря о том, что у тебя совсем нет терпения. в задницу терпение, ответил бы ты, и он бы снова усмехнулся. о, испытывать твоё (да и своё, в общем, тоже) терпение он просто обожал: если не мучительно медленными движениями, то тем, что, стоило тебе почувствовать подступающий оргазм, сжаться в его предчувствии, он останавливался вовсе, довольно ухмыляясь под твою жалобную ругань, целуя тебя в лоб и возобновляя ласку только спустя несколько минут – начиная заново мучительно-медленными движениями. и так по несколько раз подряд. тогда, царапая свои же пальцы, вытягивая затёкшие из-за верёвки руки, ты молил бога, в которого не веришь, о бесконечном фаустианском мгновении: господи, думал ты, только бы это никогда не кончалось, только бы всегда быть в его руках, дрожать в предвкушении, выстанывать его имя, выгибаться навстречу ласкающим рукам... в реальности к твоему возбуждению примешивается злость, досада: это всё с тобой, скорее всего, уже никогда не произойдёт, и тебе остались только пустые влажные фантазии, и всё это твоя и только твоя вина. интересно, с кем-то другим он сейчас такой же? контролирует ли ситуацию, как всегда делал с тобой, или отдаётся в чьи-то руки, доверчиво льнёт к ним, выстанывая чужое имя вместо твоего..? о, этот его чёртов голос, звучащий совсем не так как обычно в те моменты, когда терпение заканчивалось уже у него, это его тихое стонущее «Брай», пока он мучительно долго входит в тебя на всю длину, одной рукой сжимая твою руку, а другой скользит по твоему члену в ритм движениям своих бёдер. это его ироничное «хороший мальчик», когда он гладит тебя по волосам, пока ты тщетно пытаешься отдышаться от очередного оргазма и вспомнить хотя бы своё имя. ты насухую проводишь рукой по члену, пытаясь удержать в мыслях множественные образы: его лицо с самодовольной улыбкой, звук его голоса вкупе со сбившимся дыханием, его тело... надо бы, наверное, достать лубрикант. конечно, рациональная часть мозга говорит тебе перестать предаваться воспоминаниям и погружаться в это болото мыслей, но ты, согласно кивнув этой идее, прихлёбываешь ещё граппы прямо из бутылки. нахуй здравый смысл, опускаться на дно – так до конца. закрыв бутылку пробкой, ты тянешься-таки к верхнему ящику тумбочки за смазкой. откинувшись на подушку, прикрыв глаза, ты стараешься удержать в голове цельный образ. —voulez-vous coucher alec moi ce soir? это была одна из ваших первых встреч, первая, которую ты помнишь хорошо и в мельчайших деталях: ты не был пьян и ужасно нервничал. всё-таки тебе сложно было понять, что он, будучи успешным состоятельным человеком, нашёл в таком отбросе как ты. даже позже, когда он описывал тебе в деталях все причины своей заинтересованности, тебе сложно было в это поверить, ты не видел в себе того, что видел он: молодость, красоту, огонь в глазах. конечно, это был не первый ваш секс, но что-то в его взгляде тебя смутило, и ты, замявшись, перешёл на французский. «ты хочешь заняться любовью со мной?», не глядя ему в глаза. когда вы познакомились, в тебе уже не было ничего похожего на невинность или чистоту, но то, как он смотрел на тебя, будто видя перед собой произведение искусства, всегда заставляло чувствовать себя неловко. Дэвид проводит указательным пальцем по твоему подбородку, и, слегка повернув твоё лицо, глядя тебе в глаза отвечает «да, с удовольствием». —oui, avec plaisir. ты близок к тому чтобы кончить от одних только воспоминаний об этой ночи в его номере отеля: о том, как он медленно и осторожно растягивал тебя и не столь осторожно трахал, вжимая тебя в кровать и оттягивая назад за волосы, вынуждая тебя прогнуться в спине. вот бы только услышать ещё раз своё имя этим его блядским голосом, увидеть, как он жмурится, кончая внутрь тебя. а что если просто взять и набрать его номер, который ты до сих пор помнишь наизусть? это плохая идея, если не сказать «ужасная», но какая же, черт возьми, привлекательная... раньше – кажется, в прошлой жизни; вы часто так делали, будучи в разных городах: созванивались, чтобы говорить о сексе; ты рассказывал ему, как представляешь его член внутри себя, а он, посмеиваясь, прерывисто дыша, говорил, что не может кончить, пока не услышит, как ты умоляешь его двигаться быстрее. это ужасная идея, повторяешь ты, без особого труда извлекая из памяти цифру за цифрой. гудки; их было достаточно, чтобы успокоиться, продолжить ласкать себя, отдаляясь от мысли, что по ту сторону телефонных гудков кто-то есть; снаружи окон завывает осенний ветер. а вчера было солнечно... отвращение к себе накрывает тебя мягкой волной, и ты стараешься отвлечься от него на что-то более приятное, стараешься не думать о том, как бы его разные глаза смотрели на тебя с презрением и ненавистью: ты не раз вспоминал его взгляд, как будто воспоминание могло его вернуть. тебе бы хотелось чувствовать его взгляд на себе, даже пускай и презрительный, только бы он не отворачивался от тебя, только бы не... «Алло?» сонный голос в трубке сбивает тебя с толку, как будто ты уже забыл о телефонной трубке, сбившейся с ритма размеренных гудков. «Брайан?» ты хочешь сказать что-то – хоть что-нибудь, хотя бы «прости», но все слова застряли в горле, дыхание сбилось к чертям, в голове ни одной мысли, кроме пускай он говорит хоть что-то, господи, хотя бы ещё пару мгновений, тебе бы хватило этого, чтобы... закусив щеку изнутри, стараясь изо всех сил не издать ни звука, ты трогаешь себя одной рукой, перепачканной в смазке и собственном предэякуляте. ты слышишь его голос – теперь не в своих мыслях и воспоминаниях, а наяву, так что можно представить, будто он рядом, будто это его рука на твоём члене. «эй, ты в порядке?» дрожащей рукой ты жмёшь на кнопку отключения звонка, чувствуя подступающий оргазм. ты омерзителен.