«забери меня, я твой камешек у дорог. я лежал тут во время ливней и даже не думал плакать, даже всхлипнуть не мог»
Кеды промокли под дождём, но парень лишь важно шмыгнул носом и выплюнул излишнюю слюну в кусты. Опавшие листья буквально приклеились к мокрому асфальту, сухие веточки деревьев лежали в лужицах и на пожухлой траве.«меня пнули резиной тугих машин, я тут был и в мороз и в слякоть; я, не признанный до алмазов, я, избитый, обглоданный шинами тучных чужих камазов, я тут ждал тебя, до самых своих седин»
Ветер кружил пыль в воздухе и мелкие капли дождя, что падали с неба и полностью заточили Питер в свой водяной купол. Деревья покачивались, скрипели, небо темнело и таяло, серость улицы болезненно отзывалась на нервах, а ледяной ветер пробирал до костей даже самых закалённых и выносливых. Даня спрятал обветренные руки, которые до сих пор помнили мягкие и нежные прикосновения тонких ручонок Лизы, в карманы.«забери меня, как забирают мамы из детских садиков, как дети бегут к ним на шею, потому что думали, что мамы забыли их и оставили. забери меня, потому что я долго ждал, чтобы было кому забрать меня, и появился ты»
***
Стук в дубовую массивную дверь, на которой светло-серым по тёмно-коричневому было чётко выведено имя директора и номер кабинета. Ещё один неуверенный шаг вперёд, и Кашин уже внутри. Его распирает злость. Рыжие тонкие брови хмурятся, глаза бегают по помещению с достаточно уютной обстановкой: персиковые стены, большой светлый стол, чистое окно с салатовыми жалюзями, книжные шкафы по бокам; пальцы пробивает дрожь. Перед ним, на одном из кожаных диванчиков, сидит его Лиза, виновато опустив голову в пол. Так, что янтарные волосы полностью закрывали её опухшее лицо, пока руки, дрожа, места себе не находили. От стыда ей хотелось повеситься или, как минимум, исчезнуть, раствориться в пространстве, лишь бы не чувствовать на себе осуждающие взгляды всех присутствующих в кабинете. Особенно Данин. Такой прожигающий и леденящий душу и тело взгляд. — Вы понимаете, что такое поведение недопустимо в моём учебном заведении? — без каких-либо формальностей начал отчитывать директор Кашина, будто бы это он провинился перед ним. — Я всё понимаю. Даня отвёл затуманенный взгляд на пейзаж за стеклом. Меньше всего сейчас хотелось с кем-то спорить, что-то выяснять и оправдываться. Подул прохладный ветерок за окном, и рыжий про себя подметил, как плавно и умиротворяюще качаются деревья, и как бы он сейчас мечтал оказаться в тёплой постели, сомкнув донельзя уставшие глаза. Красные, словно он никогда не прикрывал веки; глаза, словно присыпанные пеплом. — Присаживайтесь, будем разговаривать, — злобно процедил зрелый мужчина в кожаном кресле за большим столом с кучей документов на нём и огромным монитором с клавиатурой. Даня опустил в глаза в пол и заметил под столом сам блок питания компьютера. После он занял место на стуле напротив директорского стола и повернулся в сторону всех присутствующих. Чуть поодаль от Неред сидела какая-то девочка с царапинами на лице и растрепавшимися волосами, одна половина которых была окрашена в розовый цвет, а другая — в блестящий чёрный. Рядом недовольно тёрлись, видимо, родители девочки, перед которыми Дане было бесконечно стыдно. Но только до тех пор, пока он не выяснит причины столь дерзкого поступка Лизы. — Алина ужасно повела себя, она устроила драку! Это возмутительно! — нередкая седина проглядывалась в жидких волосах старого директора, его кустистые брови были нахмурены очень сильно, из-за чего стали ещё сильней выделяться морщины на бледном лице с сухой кожей. Даня предпочитал молчать. В его глазах блестела адская злость. Кашина, взрослого успешного мужчину, добившегося достаточно многого в свои годы, сейчас бесцеремонно отчитывал директор школы, разбрызгивая слюнями от ярости. Стыд. То, что он испытывал тогда. Очень сильный стыд за то, что сидел, словно провинившийся, не в силах вымолвить ни слова, чувствуя на себе взгляды той самой девочки и её родителей. На смену стыда снова пришёл гнев. Как же он был зол на Лизу тогда… — Катя, расскажи, как всё было, пожалуйста, — дальше Пётр Владимирович, так звали директора, не захотел даже смотреть в сторону виновницы сего «торжества» (т.е. Лизы) и оглянулся на Кейт, перед родителями которой извинился уже порядком десяти раз за предоставленные неудобства. А вот перед Даней, как перед опекуном Лизы, даже и не думал извиняться, ведь она посмела себя так вести! Какой ужас… — Мы сидели в раздевалке перед физкультурой с одноклассницами, — голос девочки дрожал, но Данила сразу понял, что играет она очень хорошо и также хорошо сейчас будет оправдываться и давить на жалость. Русая, сидевшая поодаль от одноклассницы, стиснула зубы и залилась красной краской от злости. — Эта сумасшедшая залетает к нам с девочками со своей подружкой и начинает что-то говорить, я уже даже не помню. Потом она кричит мне, что я отбитая и конченная, — на этом моменте девушка запинается, имитируя сбитое от плача дыхание, — и кидается на меня. Мои действия далее уже можно расценивать как самооборону. Кашин не поверил ни единому слову барышни. Просто ни одному. А пока Кейт ухмыляется и, прищурившись, смотрит на Даню, сжимая в своей ладошке руку матери. Женщина (мама Кати) в тот же момент произносит фразу, сбившую с толка парня, также покосившись на него: — Она у вас ничем не болеет? Неуравновешенная какая-то. Челюсть буквально отвисает и у Лизы, и у Дани. В глазах второго читался немой вопрос, ответ на который он, наверное, никогда не найдёт в затворках своего сознания. Русоволосая, поправляя выбившиеся пряди янтарных волос за уши, наконец вскакивает с места, из-за чего Даня видит огромное количество ран на её тонкой шее и бледном лице, оставшихся после ногтей Кати, и синеющий синяк под глазом. Досталось ей, конечно, больше, чем сопернице, на которую якобы напала. Всё точно так происходило, как описала Кейт? Неужели ни у кого, кроме Дани, не закрадывались сомнения по этому поводу? — Она не договаривает! Это наглая ложь, послушайте! — девушка не успевает договорить, как Пётр Владимирович затыкает её и просит занять прежнее место. Кажется, даже слушать не собирается. — Ну, и что? — мужчина выжидательно смотрит на Данилу, что не был готов к такому повороту событий и слегка затормозил, но после всё-таки выдал: — Я не верю, что это могло произойти на ровном месте. Алина никогда бы просто так ничего бы не сделала. Посмотрите, у Екатерины даже ссадин почти не осталось, не то, что у Алины. Скажи, — он обратился к Кейт, что вжалась в стену от напряжения и ещё сильнее вцепилась в руку своей мамы. — Это превышение мер самообороны, или у Алины всё-таки была причина полезть в драку? Она отхватила побольше тебя, я смотрю, намного больше тебя. — Вы оправдываетесь? — Катерина набирает смелости сказать что-то в ответ, но даже не взглянув в его глаза. И прекрасно увиливает от вопроса. Даня кратко усмехается, предполагая, что вывести её на чистую воду будет очень сложно, ведь та прекрасная актриса, что очень вовремя включает дурочку. — Я не хочу оправдывать её поступок, потому что полностью отдаю себе отчёт в том, что это очень неправильно, и делать так ни в коем случае нельзя, конечно, — он спокоен и решителен, словно на каких-то переговорах по работе или на утреннем совещании. — Но ведь у Алины был мотив, верно? — Это мы разберём у меня в кабинете, прошу всех за мной. Даня поднимает ментоловые глаза и видит перед собой чуть открывшуюся дубовую дверь и торчащую оттуда голову классной руководительницы девочек. Она покидает комнату в ту же секунду и стоит в коридоре какое-то время, ожидая, пока все остальные подойдут. Лиза, без каких-либо колебаний, просто встаёт с места и идёт за женщиной, так и не взглянув на Данилу, а тот, в свою очередь, прожигает в Неред дыру, буквально сверлит её глазами. Недовольно и злобно. Поднимаясь с кресла, парень недовольно цокает, ведь в голову приходит осознание, что за всё это время он ни разу не видел, чтобы Лиза смотрела на него. Боится? Детское любопытство загорается в двадцатитрёхлетнем Кашине буквально в один момент, он кратко ухмыляется и начинает рыться в голове и строить различные гипотезы по поводу причин настолько веских, чтобы можно было затевать драку. Прямо в школе, будучи уже взрослой девушкой. Миновав всей «дружной компанией» некоторое расстояние от кабинета директора до классной комнаты десятого «А» класса в гробовой тишине, все проходят в помещение. Тихое и уютное, где уже подняты стулья. Где портреты великих учёных украшают зелёные стены. Где доска покрыта заметными разводами, и где-то не стёрт мел. Но ведь от этого хуже не становится. Пошарпанные парты, потёртые временем; жвачка под стульями, уже засохшая; песок под столами из-за того, что кто-то поленился переобуваться. Есть в этом всём какая-то школьная атмосфера и эстетика, знаете. — Зачем ты это сделала, объяснись, пожалуйста? — монотонно, но в то же время мягко обратилась к Неред классная руководительница, приглашая всех остальных занять первые парты для серьёзного разговора. Лиза долго сидела, не произнося ни слова, поёживалась на стуле, но не от сквозняка, а от страха. Ноги онемели. Если она сейчас назовёт реальную причину, Кейт сможет вывернуть всё так, будто бы она и не виновата. И тогда претензии предъявлять будут уже Дане. Её уши загорелись, а в глазах блеснула безнадёжность, и тогда пришлось вставать. Девушка пошатнулась, но всё же вышла из-за парты и, чувствуя на себе взгляды всех присутствующих, откашлялась. — Она распускала обо мне грязные слухи, — уверенно произнесла Лиза и сжала ладони в кулаки, вспоминая слова одноклассницы в свой адрес, что ранили её и задели. Кашин нахмурился и разозлился моментально, взглядом впиваясь в виновницу потасовки. Он поправляет рыжую чёлку свободной рукой, что не облокачивалась о деревянную парту, и прикладывает ту к губам, еле сдерживая себя в какой-нибудь пакости по отношению к Кейт, но всё же всем видом старается показать, что готов слушать Лизу дальше. — Что именно она говорила? — учительница охнула, но после этого на момент в классе повисла тишина, и лишь вдох русоволосой её прервал. — Что… Я… — девочка страшно запиналась, водила круги ногами по полу, бегала глазами по кабинету, но говорить обо всём было действительно стыдно. Тем более, когда рядом Даня. Такое ощущение, словно она не умеет излагать свои мысли: тихо что-то бубнит под нос, не желая поделиться этим с остальными; зарывается в своих волосах, лишь бы не видеть ни людей вокруг, ни себя. — Я не распускала, я говорила, как есть! — в диалог вмешалась Кейт, и от этого у Неред даже рот приоткрылся. Ноги пошатнулись, в груди что-то ёкнуло. Она знала, что Катя будет оправдываться, очень хорошо знала. — Что она говорила? — не выдержал теперь уже и Кашин. Лиза оглядела его с головы до ног, что не скрывались под столом, а слегка выглядывали оттуда, и он показался ей настолько красивым и настоящим в тот момент, что девушка почувствовала необъяснимую уверенность в себе, прилив сил, что и позволило ей говорить дальше. — Катя утверждает, что я сплю с одним мужчиной из-за денег, — птицы за окном перестали шуметь, и ветер вдруг неожиданно стих. Деревья больше плавно не качались, часы не тикали как привычно, и время будто замерло. Лицо Кейт исказилось и изображало недовольную гримасу, и девушка как бы всем видом пыталась оправдать себя и свои действия. Очень безответственно и глупо. — Это правда? Как тебе не стыдно? — спустя пару секунд с места подрывается мать Екатерины и громко топает ногой, прожигая в дочери дыру пристальным взглядом, из-за чего все в классе дёрнулись, а Лиза победно заулыбалась, оголяя ряд белых зубов, обрамлённых в железные «оковы». Резинка на её брекетах в тот день была зелёной.***
— Она правда это говорила? Рыжий не отвлекался от дороги, ведь на улице был лёгкий мороз, заставляющий асфальт покрыться тонкой корочкой льда. Щёки Елизаветы до сих пор горели от холода и смущения и были до жути красными, что делало саму девушку невероятно милой и привлекательной. Она медленно кивнула головой, не собираясь вслух отвечать на поставленный раннее вопрос, и продолжила разглядывать Неву из окна белого Кадиллака, что мчался по проспекту. — Почему она так решила? Что за мужчина? — но Даня не унимался. Хоть он и понимал, что Лиза больше не хочет говорить на эту тему и старается отвечать либо безразлично, либо вообще жестами, но любопытство никто не отменял! Тем более, когда тебе нравится девушка, а кто-то начинает на неё бычить! Это же не дело! — Потому что, Дань, потому что! — Елизавета всплеснула ручками. — Она видела нас с тобой кафе и напридумывала себе всякой херни, чтобы унизить. Вот и всё. — Она серьёзно думает, — парень набирает в лёгкие кислород, — что ты трахаешься со мной из-за денег? — и тут же усмехается, выпуская струю воздуха изо рта. — Именно! Так она ещё и всем рассказывать начала об этом, — русая повернулась в сторону водителя и недовольно сложила руки на груди, пробегаясь взглядом по его одежде. — Я горжусь тобой, серьёзно, — Даня снова смеётся, но на этот раз она понимает, что парень не шутит и действительно говорит ей то, что думает. — Ты полезла в драку, классно. Где ещё я увижу, как из-за меня дерутся девушки? Насмешка разносится по салону, когда машина слегка притормаживает, чтобы вписаться в поворот, а после её прерывает громкий и явно недовольный выдох Елизаветы, что откинула голову назад и снова отвернулась в окно. Шея безумно затекла, но ей было почему-то плевать. Они долго ехали и томно молчали, выслушивали дыхание друг друга, ритм биения сердца, но противные бабочки в животе Кашина снова затрепетали, и если его мама твердила в детстве, что самое главное — это чувства, а остальное и не важно, то этот момент должен быть решающим. — Я тебе нравлюсь? — напрямую спрашивает, а девушка уж явно не ожидала такого поворота событий. Может, это слишком заметно, что она влюбилась, как дурочка? — Дядь, ты что, ёбу дал? Что за викторина? — свойственная ей манера отшутиться сейчас подводит девушку, выдавая что-то абсолютно скучное и не способное разрядить напряжённую обстановку. Сердца у обоих забились в два раза быстрее, из-за чего кровь в венах забегала как сумасшедшая. Ладошки Дани, крепко держащие руль, слегка расслабились и вспотели. Осознание того, что он сейчас ляпнул, ударило в голову, будто разбитая бутылка, отдаваясь в затылке острой болью. Его спасало лишь то, что можно не смотреть ей глаза, что нужно следить за дорогой и не отвлекаться ни на секунду. Он боялся увидеть там страх или отвращение. — Я действительно тебе нравлюсь? Снова этот вопрос, но Неред отговариваться не стала. Вместо этого она закатила глаза и приняла ровное сидячее положение. С виду спокойная и бесчувственная, хотя на самом деле изнутри её рвало буквально на куски. На огромные кровавые куски. — Нет, — очевидно солгала, чем выдал её дрожащий голос. Даня ухмыльнулся и включил поворотник, выворачивая руль вправо. — Милая, ты когда врёшь, — он на мгновенье оторвался от дороги и посмотрел на подругу, подмечая в ней все странные, как казалось ему, и не свойственные девушке детали. — у тебя уши краснеют. И это была правда. Он слишком хорошо её знает, чего Лиза точно не ожидала. Она накрыла свои уши ладонями, не желая показывать их ещё кому-либо, и всё-таки решила сдаться. Больное сердце сжалось в груди, рёбра упёрлись ей в кожу, ком стоял в горле, и Лиза просто не могла говорить. Её рот то и дело открывался за надобностью произнести хоть что-нибудь, но тут же все мысли исчезали из головы, словно выветривались через окно. Машина паркуется в уже родном для Лизы дворе, и у парня появляется возможность посмотреть на неё, подмечая не только красные уши, но ещё и горящие алым щёки. Неред громко выдыхает и собирает всю волю в кулак. Жизнь ведь на этом не закончится, верно? — Ладно, хорошо, я признаю! — она поднимает руки вверх, будто была арестована, и закрывает глаза, лишь бы не видеть его перед собой. — Я правда влюблена в тебя, извини, пожалуйста.