твои бледные ручонки — героин

— Ты прям как твой отец, — с иронией прошипела женщина на пороге и сдула с лица тёмные пряди волос. Даня ещё долго стоял в ступоре, держась за ручку только что распахнутой двери, пока фигура перед ним недовольно вздохнула. По парадной разнеслось эхо, где-то внизу хлопнула дверь, слышались чужие голоса, но все эти факторы не мешали Кашину находиться в недоумении. — Мам? — еле выдал он спустя минуту неловкого молчания и произнёс это с такой интонацией, словно у него отроду матери не было, или он совсем позабыл о ней. — Да, Данечка, да, представь себе, — с иронией шепнула Наталья и смахнула надоедливую прядь рукой. — Почему на связь перестал выходить? Весь в отца? Парня окатило ледяной водой: быть похожим на своего отца для него было хуже смерти, и тот весь побледнел от этой новости, да так, что отлив его рыжих волос в контрасте с белой кожей казался матери каким-то неестественным и смотрелся пугающе. Время уже перевалило за семь часов вечера, и женщина снова напомнила Дане о своём присутствии и намекнула, как сильно устала в дороге из Казани в Питер, и, в принципе, вообще ожидала не такой реакции. Кашина словно током прошибло. Он очнулся от своего «гипноза» и тут же схватил чемодан Натальи, втаскивая его в свою огромную квартиру. Размер вещицы был внушительных размеров, и волей-неволей Даня был вынужден задуматься о том, каков по длительности будет визит его мамы в Петербурге. Но то, что в соседней комнате его ждала несовершеннолетняя девушка с глазами, полными надежды и любви, не могло не терзать ему душу. Ведь если кто-нибудь узнает об этих отношениях — плохо будет всем, особенно Дане. А особенно, если это узнает его мама. — Неплохо ты устроился, — улыбнулась она и сбросила с себя пальто и высокие кожаные сапожки, что прикрывали её ноги ровно до колен. Ступив босой ногой на паркет, женщина глубоко вздохнула и осмотрела помещение получше. С тех пор, как Даня звонил крайний раз, чтобы рассказать ей о том, как у него дела, был в июле, как раз перед смертью начальника, и о повышении сына на эту ужасную должность и об опекунстве над Лизой Кашина Наталья естественно не знала. Несмотря на то, что отношения с матерью у Дани всегда были отличные, и даже такую информацию, как работа дилера в Санкт-Петербурге, он мог доверить своей маме, она всё равно по каким-то причинам не знала и половины того, что случилось с её сыном за последние несколько месяцев. — Как работа? — с иронией произнесла женщина и хитро улыбнулась, прекрасно понимая, что с деньгами у Дани всё хорошо, но она и сама не поняла, какой смысл вложила в этот вопрос. Парень воспринял всё буквально. — Как раз об этом нам нужно поговорить. Очень серьёзно. — понимая, что диалог будет долгим и тяжёлым, он безнадёжно глянул в окно с чемоданом в руках и не сдвинулся с места. — Ну, так идём на кухню? — тихо, словно боясь его напугать, проговорила женщина. Она всё время оглядывалась по сторонам и поправляла пряди волос, как будто постоянно готовилась кого-то встретить. Холодный свет лапм скользил по гарнитуру и мебели, а уже привычная тишина, нарушаемая гулом за окном и тиканьем часов, давила на барабанные перепонки сильнее, чем нахождение на рейв-фестивале. Секунды, плавно переходящие в минуты, казались тягучими, словно карамель, и липкими, а Кашину казалось, будто он вляпался в это сладкое пятно и теперь не отмоется. Наталья продолжала терпеливо ждать, не произнося ни слова. Ей нравилось слушать рутинную тишину, когда, вроде бы, гудят автомобили на улице, слышны чужие радостные крики под окном, то же тиканье часов, телевизор, включенный на фоне, и птичий гул отчётливо слышен за окном, но эти звуки настолько въелись в твоё сознание, что ты сравниваешь их с тишиной и минутами спокойствия. Когда всё сплошь кипит и шумит, живёт своей обычной жизнью, а кажется, как будто вся эта «жизнь» сосредоточена в пустой холодной квартире, в таком же холодном Питере, и всё, что могло остановить эту жизнь, уже остановило её. Как будто планета больше не переполнена людьми, как будто за этими стенами их нет, всё в миг опустело. Как будто всё умерло. Такие мысли нагнетали напряжённую обстановку, и тишина уже не казалось женщине такой красивой и спокойной. — Нужно тебе кое-что показать, — начал Даня, опустив виноватый, но в то же время хмурый взгляд в пол, разглядывая деревянный паркет, что иногда поскрипывал под большим весом. Кремовый диван в углу оказался первым местом, куда уставшая после дороги Кашина могла присесть и облегчённо выдохнуть. Хотя «облегчённо» — понятие растяжимое. Ни один человек, казалось, на Земле, и знать не знал, какую тревогу чувствовала тогда мать. Особенно, когда прекрасно знаешь о работе своего чада. Коленки даже задрожали, и мышцы немели, взгляд торопливо бегал по стенам, а после женщина пытливо посмотрела в глаза своему сыну, что до сих пор не сдвинулся с места, ища хоть какое-то спасение. Только вот его там не было. — Ну, показывай, что хотел, — в следующее мгновение Даня исчез из гостиной и направился вместе с чемоданом в другую комнату, в неизвестном для Натальи направлении. Ей оставалось только ждать. Дубовая дверь чуть скрипнула, и рыжий на месте принял решение, что петли пора смазать, пока длинная полоска света поползла по полумрачной комнате. Девушка сидела на кровати. — Кто там? — взволнованно пролепетала она, опасаясь, что конкуренты на отцовский бизнес и отцовское наследство могли до неё добраться. На солнце её глаза всегда блестели изумрудным, переливаясь даже в светло-зелёный, но сейчас, при свете луны, в вечернем мраке и страхе быть пойманной, они горели бирюзовым. И в них читались такая тревога и такое смятение, что дурно становилось. В помещении было очень душно, поэтому, прежде чем вымолвить хоть слово, Даня подошёл к окну, отдёрнул плотные тёмные шторы и лёгенькие зановесочки, которые очень приглянулись Лизе пару месяцев назад в магазине, и с радостью открыл окно. Звуки тишины и ночной жизни сливались в единую идиллию, привычную и родную для ушей городских жителей, и разрушить её не осмеливался в этой комнате никто. Девушка по-прежнему сидела на мягкой постели, обвив тонкими ручонками такие же тонкие ножки, и приготовилась ждать. Ждать, пока Кашин осмелиться разорвать эту зябкую нить молчания и наконец сказать ей хоть слово. Но тот не торопился: лишь медленно переводил свой томный взгляд от фонаря, одиноко освещавшего пустую улицу, к круглосуточному ларьку во дворе с неоновой вывеской; то задерживался, бывало, на сбившихся с пути чайках, то на танцующих на холодном ветру листьях; или вновь наблюдал за проезжающими мимо машинами, а потом любовался облаками, облитыми мягким светом луны. Сердце девушки колотилось с невероятной силой, и она чувствовала это всем своим продрогшим телом, она чувствовала эту пульсацию в кончиках пальцев и даже в ступнях. Дыхание совсем сбилось, и, казалось, если он продолжит молчать и смотреть в окно, девушка и вовсе задохнётся. — Что? — тихо шепчет она, боясь сказать первое слово, сделать первый шаг. — Только не волнуйся, — парень наконец отворачивается от окна и подходит к ней. — Там моя мама приехала. Лиза опускает руки и еле сдерживается, чтобы не закричать. Сердце забилось в разы быстрее, глаза распахнулись от ужаса, новость действительно повергла её в шок. Не зная, как справиться с паникой, Неред начинает жадно глотать воздух ртом и продолжает хранить холодное молчание. — Ни в коем случае ей нельзя знать про наши отношения, — тянет Даня, надеясь на понимание со стороны девушки, и она кивает. — Конечно, конечно, Дань, — тараторит дрожащим голосом. — я понимаю. Он украдкой целует девушку куда-то в лоб, а потом нежно берёт за ладони, стаскивая хрупкое тело с кровати. Когда девичьи ноги касаются холодного пола, парень отпускает её руки и подходит к дубовой двери, распахивая её перед своим носом. Наталья наблюдает за появлением в зале своего двухметрового сына, а сразу же за ним — женским силуэтом, что по росту и до плеч парню не доходил. Маленькая девочка с русыми, словно пшеница, волосами мнётся на месте, убирая прядки за уши, и от волнения прикусывает губу, оголяя железные брекеты на ряде белых зубов. На ней лишь растянутые домашние штаны и мятная толстовка с надписью «Никого не люблю». Женщина щурится. Все трое застывают.

***

— Так, получается, ты Елизавета Романовна? — протягивает Наталья, послушав абсолютно всю историю из уст сына, и делает маленький глоток горячего чая из чёрной кружки. Даня опускает ладони на веснушчатое лицо и закрывает уставшие глаза, пока девушка недовольно морщится из-за упоминании о своём отце и какой-либо принадлежности к нему и быстро кивает. — Хорошо, так сколько тебе? — Шестнадцать. — Ой, Дань, надеюсь, ты к ней не пристаёшь, — шутит Кашина старшая и единственная испускает смешок, пока её сын криво усмехается, а Неред нервно глотает чай. — М-да…

***

День был в действительности тяжёлым: Лиза завалила тест по истории, не сдала домашнее задание по литературе и решила прогулять с Дашей алгебру, за что обеим очень знатно влетело, и они чуть не попали в кабинет директора. Уставшая и сонная, с полным осознанием в голове, что дома расслабиться не получится, потому что там находится посторонний человек, и готовая уже отхватить от Дани за полученные «двойки» и пропуск в школе, Неред выходит из душного помещения на улицу. Холодный ветер пробирал до костей и заставлял зубы стучать, а щёки покрыться красным румянцем. Даша шла сбоку, но, скорее, не шла, а медленно брела, перебирая тонкими ногами по асфальту. Её новые мартинсы¹ уже немного протёрлись с боковых сторон, и грязь, прилипшая к подошве, свидетельствовала о том, что обувь давненько не подвергалась чистке. Блондинка медленно опустила свой томный взгляд серых глаз на такой же серый бетон под ногами и тяжелейшим образом вздохнула. Русая украдкой посмотрела на лучшую подругу, но не решилась сказать ни слова, и обе продолжили путь в ледяной тишине. Вокруг по асфальту разлетались грязные листья, которые будто бы кричали о помощи, но, понятное дело, им никто не собирается помогать. Они медленно танцевали свой последний молчаливый вальс на ветру и были уже готовы попасть под мётлы дворникам. Снега было немного, и тот был грязнейшим до безобразия. Дороги тоже были мокрыми, с прилипшими кусками грязи и каких-то непонятных травинок и листочков. Школьники медленно вытекали из учреждения, все уставшие и тоскливые, как будто выходили с каторги, и так же медленно плелись по грязному асфальту кто куда. Каплан посильнее затянула шарф на шее и укуталась в него с носом, продолжая взглядом изучать кончики своих ног и школьный тротуар, по которому держала путь. Рядом с ней Лиза в это время в который раз за день убрала надоедливые пряди пшеничных волос за уши, что так же, как и щёки, горели румянцем, и снова посмотрела на блондинку. — Мама очень странная в последнее время, — тихо констатирует она и убирает руки в карманы тёплого пальто. Лиза замешкалась. Девушки доходят до школьного забора и по очереди преодолевают калитку. Белого Кадиллака, который обычно ждал Неред у ворот школы, почему-то ещё не было. Она шмыгнула носом. — В каком смысле? Дарья пожала плечами. Видимо, не в настроении говорить об этом или просто не знает как. В любом случае, девушки договорились на ближайших выходных встретиться, прогуляться и отправиться домой к Лизе с великого разрешения Кашина. Там и поговорят. — Я пойду? — с осторожностью спрашивает Каплан, понимая, что русой придётся постоять здесь какое-то время, прежде чем машина подъедет за ней. — Да, конечно, — старается как можно мягче заключить Лиза и обнимает подругу, и та, как обычно, крепко обнимает её в ответ. — Напиши мне.

***

Парень касается губами нежной женской кожи, отчего по ней мгновенно бегут тысячи маленьких мурашек, что будоражат сознание и тело. Девушка провела тонкой рукой по его шее, выгнулась в спине, поддаваясь вперёд, и зарылась пальцами в рыжих, как лучи закатного солнца, волосах. Даня поднялся по девичьей шее вверх, обвёл носом подбородок и щёки, а потом напористо впился в чужие губы. Лиза взвизгнула, когда почувствовала, как его настойчивый язык проникает меж её губ, но возражать никак не стала, сладостно прикрыв глаза. Он прошёлся по ряду зубов, задевая брекеты, по нёбу и дёснам, пока девушка пыталась догнать его. Их тела полыхали огнём, даже несмотря на то, что оба были полностью одеты. Кашин оторвался от желанных губ, улыбнулся и нежно-нежно поцеловал русую в нос. — А знаешь, — выдохнул он, нависая над хрупким телом и наблюдая за тем, как хаотично, но в то же время красиво разбросаны её пшеничные пряди по постели. — Я слишком влюблён. И в глазах его блеснул такой огонь, что, казалось, им можно с лёгкостью поджечь спичку, но единственная искра, сверкнувшая в тот момент, — искра их невероятной симпатии и привязанности друг к другу. — Я тоже, — только и слышит рыжий из её уст, хочет прижаться к ней всем телом и никогда больше не отпускать, но входная дверь в коридоре предательски скрипнула и оповестила пару о том, что Наталья вернулась в квартиру. Кашин начал судорожно хвататься за одеяло в надежде всё поправить и старался причесать непослушную чёлку, которую, к тому же, растрепала Лиза. Она тихо захихикала в ладошку, обращая внимание парня на себя. Он изогнул еле заметную бровь и перевёл взгляд в окно, на одинокий уличный фонарь и хлопья снежинок на фоне тусклого неба, но спустя пару секунд снова посмотрел на Неред, а в глазах его ментоловых явно читался вопрос. — Мы как будто школьники — от мамы прячемся, чтоб не спалила, — рассмеялась девушка, так же поправляя растрепавшиеся волосы, и встала с кровати. Даня нервно оглянулся на неё, будто бы ему совсем не смешно от этой шутки, и снова поправил чёлку трясущимися от напряжения руками. За окном опять валил снег. Фонари неподвижно стояли на улице, усыпанные белыми хлопьями, а дороги, что замело метелью, напоминали пути, посыпанные сахарной пудрой, словно в каких-нибудь сериалах или видеоиграх о сказочном сладком королевстве. Терпкий чай заваривался в белоснежной кружке с ярким забавным принтом, обещая оставить коричневые разводы после себя на дне и на стенках посуды. Лиза протяжно зазевала, гляда на Кашина, который сидел напротив. Он как обычно грыз ногти — то ли из привычки, то ли от нервов — и смотрел куда-то в пустоту таким же пустым взглядом. Сейчас их отношения напоминали какой-то карточный домик, хрупкий и ненадёжный: вроде бы, выстраивается всё хорошо, но любое дуновение ветра, любое колебание или неверное движение — домик рушится до основания с крахом, заставляя нервно взвизгнуть и начинать выстраивать всё заново. От холодного «пока», когда Лиза покидает салон автомобиля по дороге в школу в присутствии Натальи, до нежных поцелуев на шее и ключицах и самого трепетного «ты мне очень нравишься» всего пара шагов. Маленьких, словно топает детская ножка, неуверенных и кротких шагов. Но всё-таки женщина уже успела завоевать доверие и уважение Лизы, ведь, как никак, она, в первую очередь, мать Кашина. А Даня — самый близкий ей человек. Во-вторых, Наталья всегда вела себя очень осторожно с девушкой, не позволяла себе усмехаться над ней из-за неумения готовить или ломаной игры на укулеле, потому что русая только осваивает этот инструмент. Она не позволяла себе хамить, всегда проявляла доброту и заботу, восхитительно готовила, и иногда, когда Неред садилась за стол, она закрывала глаза и видела перед собой тарелку с едой, которую ей в первые дни знакомства готовила Зарыковская, видела себя в прошлом, вспоминала знакомство с новым городом, как будто сейчас это всё ей снова в новинку. Ностальгия пробирала до костей, оттого даже мурашки на коже выступали, и волосы дыбом становились. А бытовые разговоры Дани и его мамы почему-то грели ей душу. Возможно, это та самая деталь, которую Лизе никогда и не хватало для ощущения себя в этом обществе — семейный быт. Никаких больше ужинов в одиночестве с разогретой едой из холодильника, что лежит там со вчера; никаких больше споров, ссор, криков; никаких сквозняков по пустой московской квартире; никаких фальшивок. Только домашний быт, что, несомненно, грел её замёрзшую в старой отцовской квартире душу. А замёрзла она только потому, что окна там всегда были открыты.

04:57

внутри и снаружи пустота. отец опять не закрыл форточку. здесь очень холодно. сквозняк. я перестала что-либо чувствовать, кроме всепоглощающей боли. ни радости, ни грусти. пожалуйста, закройте это окно, я так больше не могу))

***

Пение птиц ласкало слух. Уже было достаточно холодно, но, тем не менее, пернатые товарищи решили не обделять людей своими чудесными песнями в эти холодные и пасмурные дни, потому что скоро им придётся совсем замолчать. — Слышала, девочка какая-то пропала? — пнула носком сапога снежок Даша, а Неред в ту же секунду подскользнулась и еле удержалась на ногах. Плохо дело. — С августа найти не могут. Она была поникшая, как ива на берегу речки, и белая, как будто смерть увидела перед собой. Но Лиза пропустила это мимо себя только потому, что Каплан сказала ей подобную новость. — Что за бред? — дыхание явно сбилось, и голос Лизин дрожал. Она нахмурились и сунула руки в карманы. — С чего ты взяла? Очередная история для подростков, чтобы те ночью гулять не ходили. Блондинка, ничего не заподозрив, лишь хмыкнула, ведь Неред была в действительности упрямой и всегда требовала доказательств и подтверждений любой новости, поэтому Дарья даже не удивилась. Она решила продолжить дискуссию, чем вызвала у Лизы только панику. — Новости совсем не читаешь? Это правда, Алин, — с серьёзностью, конечно, бормотала Даша, но и не могла она таким тоном общаться с подругой, поэтому из её уст это звучало как-то даже по-доброму, без капли упрёка. — Даже в школе все говорили об этом весь вчерашний вечер. Очень странная история, на самом деле. — Ноги у русой подкосились, но та сделала вид, что не имеет к этому никакого отношения, хотя в голове уже выносила план, что первым делом, как дойдёт до учебного заведения, обязательно позвонит Кашину. — Была дочь какого-то важного дяди, и тут оба пропали без вести. А у меня мама знала его — может быть, по бизнесу ей помогал — и теперь сама не своя. Не нравится мне это. — Да ладно, Дашк, — Неред попыталась улыбнуться, но нога тонкая дёрнулась, и девушка снова еле удержала равновесие, преодолевая путь по бордюру. — С кем не бывает. Не волнуйся, всё хорошо будет. Блондинка посмотрела на подругу. В тот момент её освещало яркое ледяное солнце, делая кожу зеленоглазой ещё белее, словно мрамор, которым выкладывали полы в знаменитых музеях и дворцах Питера. Её глаза, казалось, горели, сияли, переливались на свету, а, заглянув туда, Даше поймала себя на мысли, что могла бы запросто утонуть в их омуте. В школе было чересчур душно из-за большого скопления людей, и, как только ты миновал раздевалку, оставив там свои вещи, хотелось опять выйти на улицу, чтобы просто подышать свежим морозным воздухом. Кофта неприятно липла к телу. Лиза зажмурилась, пробираясь сквозь толпу учеников и учениц и стараясь не потерять светлую макушку Дарьи. Та проскользнула в соседний коридор и вовсе скрылась из виду. Но Неред тут же ускорила шаг и через каких-то пару мгновений уже топала своими кедами в ногу с подругой, сохраняя тяжёлое молчание. — Что ты там говорила про ту девочку? — русой пришлось сделать огромный вздох, прежде чем задать этот вопрос и приготовиться услышать что-то в ответ. Где-то в глубине души таилась надежда, что это вовсе не её история, а какое-то жалкое совпадение, что все уже давно забыли о существовании Лизы Неред, и искать её никто не собирается. — По новостям показывали, что пропала она с отцом ещё в августе. — Каплан тяжело качнула головой. — Без вести. Искать их начали с прошлого месяца. Мама постоянно куда-то уезжает, копошится везде, а мне ничего не говорит. Девушки остановились. Коридор был пустым, а в другом его конце одиноко мигала единственная неперегоревшая лампочка. С других этажей доносились шаги, разговоры. Из окон — шум машин, шёпот листвы и детские шумные диалоги. Казалось бы — вот она, жизнь. Но внутри у обеих было так пусто и холодно, что даже органы сотрясались от боли, и ноги подкашивались. «Они меня найдут» — в кипятке мыслей проскочила именно эта и надолго засела в русой голове, пока рядом с ней стояла точно такая же потерянная девушка и пыталась выкинуть из своей головы «Я не знаю, что мне делать дальше». — Знаешь, — тихо, еле уловимо, как песок сквозь пальцы, лепечет Дарья. — Иногда мне кажется, что нас с мамой ждёт такая же участь. А всё из-за её «бизнеса», — блондинка заключила последнее слово в кавычки и опустила томный взгляд. — Иначе, почему она так паникует? Зачем ей это всё? — Она знает что-то, чего не знаешь ты, — продолжает Лиза и ловит на себе удивлённый взгляд, будто бы одна Неред во всём этом мире могла сейчас понять Дашу. — И пытается тебя уберечь. — Мне страшно. Я не хочу пропадать без вести. Лиза долго смотрит на неё. Её руки леденеют, а сердце колотится, словно бешеное. Единственное, что сейчас она должна для себя сделать, — сдержать подступающие слёзы. Ком в горле душил её, а пелена в глазах закрывала вид на измученное лицо подруги, но главное сейчас — не поддаваться эмоциям. Со всем можно справиться, даже с кровоточащими ранами, которые не успели зажить, с воспоминаниями, что приносят нечеловеческую боль и сильно травмируют сознание. Смириться, справиться — да, но можно ли дальше с этим жить? Именно жить, а не существовать. Без мурашек по коже, без подгибающихся от страха ног, без боли прошлого. Как-то раз, Лиза подбежала к отцу, ещё будучи пятилетним ребёнком, встала на одну ногу и расставила ручки в стороны, весело прикрикивая: «Пап! Пап, смотри, без рук могу! Могу без рук!». Раньше без рук, а сейчас без перспектив, без будущего, без родителей, без чувств, без дома, без семьи. А теперь простоишь? — Если вдруг когда-нибудь я перестану отвечать на звонки, приходить в школу и открывать тебе входную дверь в свою квартиру, просто знай, что… Мне будет очень жаль. Слова Даши подействовали на Лизу, словно ток на провода, и та вся закопошилась и ринулась к подруге, обхватывая её плечи и прижимая хрупкое тело к себе. — Я не позволю. Блондинка обвела её пустым взглядом, уложила тяжёлую голову на плечо и тихо всхлипнула. Одинокая слеза скатилась по её впалой щеке, по бледной коже, и упала, разбившись о Лизину кофту и впитавшись в яркую ткань маленькой каплей. — Я могу с этим помочь, слышишь? — в русой голове родилась гениальная идея, которая могла бы «оживить» Дарью и помочь ей чувствовать себя лучше. Только вот страх того, что Даня узнает об этом, был велик, так как риск быть найденной федеральными службами непосредственно рос. Имя Лиза Неред теперь постоянно фигурировало на новостных порталах, а эту историю узнавало всё больше человек. Но как тут не помочь подруге? — После школы зайдём ко мне? Я постараюсь помочь.