Любовник Госпожи

Это утро Саюрмала ничем не отличалось от прочих. В небольшую камеру, где помещались кровать, кресло со столиком, ванная с уборной за дверцей и маленькое окно с витражом, из которого открывался вид на фабричные трубы окраин, телепортировали завтрак. Разумеется, отвечающий всем нормам, питательный и даже немного вкусный — молочная каша и кусок вяленого мяса. Прилагался к ним стакан сока и стакан воды. Ведь права заключённых, равно как и всех остальных, не должны нарушаться! Даже пытки, которые полагаются особо опасным преступницам, не отменяют здорового и сбалансированного питания — словно насмешки, что перемещают в камеры три раза в день. Сай относился к категории особо опасных. Тех, чьи страдания должны перерабатываться в чистую энергию восьмого элемента и поддерживать царящий порядок, давая топливо «социальному развитию и научно-техническому прогрессу». Но победа не бывает без жертв, так? Массовый переход Союза Чёрной Розы ещё столетия назад от ручного труда и мануфактур к машинному и фабрикам не мог быть простым. За развитие промышленности, медицины, за выход на мировую арену в качестве крайне развитого государства, поставляющего в остальные технику, за ту самую поддержку всех слоёв населения кому-то пришлось бы заплатить. На реформы нужны деньги, в конце концов. Станки и машины должны чем-то питаться. Прогрессу нужно немало корма. И Тьма подсказала своим дочерям, что делать… Шпионаж за Верховной Рыцаркой, участие в антиправительственной деятельности, подрыв авторитета институтов власти, сокрытие улик от следствия… Саю было предъявлено много обвинений. Но ни одного такого, за которое положена смертная казнь. Нет, нарушитель порядка должен лишь вернуть обществу должок. И, если выживет за годы, может возвращаться к честной жизни в цветущем Союзе. Память Саюрмала тщательно просмотрели ещё в первый день. Допросы закончились во второй. Теперь он был углём для печей. После вчерашних «общественных работ», как называли свои издевательства союзные магессы, он до сих пор чувствовал леденящий холод в суставах… По правде говоря, лёгкие заклинания Температур, которые вызывали боль и запускали цепочку по доставанию энергии из «преступного элемента», он переносил плохо. Слишком плохо. Годы сытой и спокойной жизни в роскоши, видимо, сыграли своё дело. К хорошему быстро привыкают. С первых же дней у Сая сильно разболелось сердце. Уж неизвестно, какие причины тому послужили — чисто физические или же моральные переживания. Вероятнее второе, ведь ему постоянно вспоминалось, что Ммикё прекрасно знала, что ждёт её дорогого любовника. Она сама «усовершенствовала» ещё в первый срок правления систему исполнения наказаний. Она, как и всегда, всё знала. Но предпочитала не вмешиваться. Возможно, ей всё равно. Возможно, она уже забыла свою пикантную игрушку и нашла новую. Или в последние дни Верховной Рыцарке не до мужчин, и её голову занимают лишь следующие реформы да прочие дела государственной важности? Металлическая дверь почти бесшумно отворилась за его спиной. — К вам посетительница, — стальным голосом отвлекла Сая и от завтрака, и от размышлений надзирательница. Он обернулся… чтобы увидеть Ммикё. С собой она прихватила все необходимые элементы собственного образа — белую с золотыми знаками отличий форму и ухмылку. Но последняя, обычно коварная или ехидная, сейчас была мрачной и натянутой… Дверь закрылась. — Тебя здесь не обижали, Сай? — осведомилась диктаторша ласково, садясь на кровать. — Вернее, не обижали больше, чем положено? — Всё по уставу, — сдержанно ответил он. — Ты же знаешь, что я вовсе не хочу этого, — обвела она руками камеру. — Ты заслужил другой участи. Нужно лишь подписать бумаги, что отныне ты согласен работать на правительство. Он не ответил. — К чему упорство? — нахмурилась она. — На что ты рассчитываешь, Сай? На революцию? Её не будет. Чуда не произойдёт. У меня всё под контролем. Оставшиеся годы я буду править Союзом и ничто мне не помешает. Я осуществлю всё, задуманное мной ещё десятилетия назад, доведу реформы до логичного финала и передам власть следующей. И даже стану советницей. Как была мне советницей предыдущая Верховная Рыцарка. Я никогда не отвечу за «преступления». А вы так и останетесь кучкой идеалисток и маргиналок… И главное, кому ты поможешь, если останешься здесь? — Я не предам свои взгляды. — Неужели ты не понимаешь, Сай, что предложение скорее символическое? Считаешь, зову тебя назад, чтобы ты шпионил? Нет, просто чтобы вытащить отсюда, не нарушая закон. Или как? — её тон становился всё более недовольным. — Я отправлю тебя в мужскую группку какого-то городка и прикажу всё доносить мне? Что именно? Как лодыри-борцуны ссорились на тайных собраниях, спорили о тонкостях теории? Или запихаю тебя к приближённым Авайё? Как же? Я и раньше почти не получала ценной информации — тебе же ничего не рассказывали! С помощью тебя разве что можно было пускать их по ложному следу… — она ехидно усмехнулась. — Да, некоторые совместные завтраки с «важными гостьями» были не более чем разыгранными сценками. Естественно, я не подпускаю любовников к вправду значимым вопросам. Никогда. Лишь обманываю их, если надо. Тебя, Адди, Иоми… А уж теперь «соратницы» не будут доверять тебе вообще. Авайё вычеркнула тебя. Всё предусмотрела, вычистила твою память. И предупредит других… Ей неважно — будешь ты гордо мучиться или вернёшься ко мне. Она уж себя обезопасит. Он вновь не стал отвечать. — Ты никого не подставишь, если вернёшься. Только, оставшись, подставишь себя. Сай демонстративно продолжил кушать (правда, без особого аппетита). Как-никак, скоро придут тюремщицы и уведут «трудиться». Он не смотрел на Ммикё. — Пока другие мужчины думают о себе — такие дурачки, как ты, готовы работать бесплатно. И некоторые женщины пользуются этим. Вот и вся ваша роль в «великой» борьбе «тирании и свободы». Саюрмал сомневался, что Госпожа вправду так считает. Уж скорее просто хочет его уговорить. Но он не понимал, зачем. Чего Верховной Рыцарке околачиваться тут, тратить время? Она могла бы уже отправиться на поиски новой «трепещущей птички». Ведь она права — шпионка, которого выбросили свои же, почти бесполезен. Она так привязалась к одному из любовников? — Ты страдаешь не за группку женщин, а за других мужчин? Так ты считаешь? За справедливость? — продолжила она. — А что те самые остальные мальчики должны, пока ты жертвуешь всем? Наслаждаться и развлекаться? А это справедливо? — Наслаждаться? — фыркнул он с набитым ртом. — Уж скорее пытаться выжить. — Пытаются выжить мужья крестьянок на отсталых землях, где трудятся от зари до заката. А существование большинства потаскунов Союза, знаешь ли, очень не смахивает на просто «выживание»! Вы тоже стали не больше работать, а меньше… А если и так — почему ты сам не пытаешься выжить? Почему именно у тебя нет такого права? Он, покосившись на Ммикё, встретился с ней взглядом. Всё же удивительно гармоничной и миловидной была внешность диктаторши. Если она не ухмылялась, лишь задорный, хищный, пугающий блеск в глазах выдавал, что это не какая-нибудь рядовая магесса Воды и Света. — Разве не каждый должен внести посильный вклад, чтобы ваше общее положение изменилось? А не единичные «спасительницы» должны терпеть любые лишения? Остальные-то что тем временем? Будут вкусно есть, долго спать, хлопотать по дому, на что, вообще-то, уходит не так много времени, отдыхать? Значит, эти ленивцы имеют полное право так жить? — говорила она всё злее. — А да, я вправду считаю их бездельниками. Женщины тем временем разве мало вкладываются в общество? Вынашивают детей, а в отсталых странах ещё и рожают тех, воспитывают, учат молодёжь, лечат… Разве труд преподавательницы или врачини намного проще труда домохозяюшкина? А фабрика? Даме что, работать там намного проще? Разве одни мужчины должны что-то делать у нас в стране? Нет, мальчики далеко не в рабстве. Если они трудятся — им вполне хватает на жизнь. А если где-то им заплатят поменьше, то обычно это справедливо. Потаскушники норовят всё сделать абы как и сесть на шею! Такова уж ваша природа. В некоторых древних обществах, где мясо было главное, оно и вовсе непрерывно паразитировало! Воевало между собой, грабило награбленное… Женщины создают жизнь, созидают и творят. А мужчины редко перенапрягаются. Что их вполне устраивает. Так почему плохо, если дамы и получают больше? — Не всех это устраивает! — не выдержал Сай. — Ради немногих ты и жертвуешь собой? А что взамен? Чем они пожертвуют? Ах да, они даже не знают, что ты тут… Надеешься, они выйдут на акцию вскоре? Представляешь, как твоё имя произнесут с восхищением, поэтому не можешь уйти? Глупые фантазии, Сай. Ты недостаточно «правильная» жертва для своих. Не какой-нибудь принц Дарри. Вот он да — тупенькая птичка с перебитым крылом. Ещё и знаменитость — королевич. А тебя жалеть не станут. Они не вспомнят о тебе больше нескольких раз… Что, так важно минутное одобрение горсти «единомышленниц»? И чем твоя жертва отличается от жертв «несчастных мужчин», которые терпят что-то ради избранницы? Они угождают любовнице, которая многое им даёт, а ты — Авайё, которая не собирается делать для тебя буквально ничего. А я в курсе — как раз с ней недавно говорила. Ведь её тоже задержали… Авайё и не спросила, поймали тебя или нет. А ту, кто заботилась о тебе, ты готов предать и забыть. Он отодвинул тарелку. Аппетит совсем пропал. — Я ни на мгновение не забывал о тебе, — отозвался он. К чему длинные монологи? Неужели Госпожа не понимала, что не переубедит его? Почему так хотела вернуть? Потому что… полюбила его? — Ты не знаешь, за что борешься, Сай. За свободу и равенство? Нет, ты борешься за страдания. Саюрмал пересел на кровать, оказавшись рядом с Ммикё. Она смотрела серьёзно, а между тем читалась во взгляде фанатичных тёмных глаз и тень заботы. И даже тоски. — Разница между тобой и большинством женщин, любовь моя, в том, что ты притесняешь мужчин осознанно. Подавляющее большинство делает подобное по инерции. Это, дескать, традиция, это естественно… А многие даже не задумываются, почему наш мир именно таков. Но не ты… За что ты ненавидишь нас? И мир, в котором не будет места угнетению, не будет места Тьме? Мир, в котором все, наконец, смогут назвать себя свободными? Она провела рукой по его щеке. — Ложная дочь Тьмы, Сай, искушается могуществом этой стихии, любит чужие боль и страх, обожает страдания. И презирает Свет, милосердие. Ложная дочь Тьмы, как и сказала Авайё, чувствует лишь боль. С каждым годом она всё больше озлобляется, желает разрушать и уничтожать, завоёвывать и порабощать, подчинять и карать несогласных. Мастерица Авайё была такой. На устройство мира и стихии она смотрит через призму собственного опыта. Авайё не знает, что чувствует истинная дочь восьмого элемента: смутные воспоминания о страданиях, длившихся всю историю, о болезнях, голоде, войнах, насилии, бедах, потерях… Как высшая магесса, я живу с этой болью постоянно. В некотором смысле уже свыклась с ней. И да, конечно, ужас подступает ко мне ежедневно, отравляя жизнь, отвлекая, заволакивая разум… Ммикё притянула его к себе и усадила на колени. Саюрмал уловил глубокий терпкий аромат её духов. — Чтобы понять Тьму, нужно понять этот мир, — продолжила она. — Тебе никогда не было любопытно, в какую теорию возникновения жизни я верю? Я расскажу. В древних космических дочерей. Когда метеорит, вернее, космический дирижабль спустился на землю, из него вышли первые «женщины» — существа иного порядка, странницы, что путешествовали с закрытой экосистемой меж звёзд долгие столетия. А может и тысячелетия. Они нашли, наконец, планету, пригодную для жизни. А ещё — нашли на ней и другие живые организмы. Но однажды они обнаружили существ в чём-то подобным им. Умных горилл, слишком развитых для животных. Но жизнь аборигенок состояла из одного безумия — попыток прокормиться, насилия и вражды. — Это просто предположение. — Которое может всё объяснить… Праматери не стали уничтожать местных. Напротив, постарались улучшить. Как думаю я, все, кто были на дирижабле, не могли скрещиваться между собой. Поэтому они были вынуждены искать другие пути, чтобы продолжить род. И за долгие столетия они нашли способ решить две проблемы сразу — с помощью Тьмы они вывели полукровок. И внешне те очень походили на высший вид. Только вот беда — ещё им передалось сходство с низшим… Но если женские особи становились полноценными существами, то мужские развивались хуже. Мальчикам не передавались высшие чувства — умение сострадать, сопереживать, стремиться к добру, заботиться о ближних… Прошли ещё столетия, праматери умерли, а чистых недообезьян совсем не осталось. Полукровки смешивались между собой, но различия между полами никуда не делись. История шла своим чередом, древние государства распадались и создавались снова, отдельные племена откалывались. И во многих из них мужчины умудрялись захватывать власть. Она нахмурилась. — Но что творилось в этих обществах… Там, где правили мужчины, правили вместе с ними и пороки. Бесконечные войны, распри, насилие… А пытки? Да, так называемое правосудие древних общин, когда наказания полагались в том числе и невиновным? А принесение жертв богиням-мужчинам? Младениц закалывали, юношей и девушек сжигали живьём. А погребение заживо? Собственность проститута, то есть его близкие женщины, должны были уйти вместе с ним в «мир иной». А рабство или детский труд? Мужская сущность будто создана, чтобы унижать, истреблять и получать от этого удовольствие. — Мало ли что было в древнем мире. — Но не думаешь же ты, будто сейчас что-то поменялось? Да, ты мужчина с женским мозгом. Но посмотри вокруг, Сай. Возьми хотя бы Адди с Иоми. Они чуть не убили друг друга прямо у тебя на глазах! Как им можно дать равные с нами права? Они уничтожат эту планету… Знаешь, почему вам положены отдельные камеры? Всё просто. В общих вы изнасилуете друг друга. — Да, есть отдельные… — Нет, все мужчины, — перебила она нетерпеливо. — Это истина, проверенная временем. Это природа, Сай. Врождённая неполноценность. Мужская особь — недоделанная женская. Мужчина — эмоциональный калека. Эгоист, способный лишь удовлетворять собственные примитивные потребности. Да, юноши часто милы, пугливы, добры и обаятельны. Но чем мясо старше, тем ущербность заметнее. С годами у вас проявляется всё больше низких качеств. И после тридцати многие уже не пригодны для жизни в обществе. — Это обыкновенное притеснение под выдуманным предлогом. — У медведиц нет равных с нами прав. И они не должны жить в городе, иначе съедят нас. А испорченный потаскун куда опаснее медведицы… После тридцати вы уже не способны зачинать здоровое потомство — передаёте слишком протухшие гены. Вы теряете остатки привлекательности, как бы ни молодились, и остатки порядочности… От тридцати до сорока некоторые наши мужчины добровольно отдают жизнь во имя всеобщего блага. Особенно после того, как их, постаревших, выгоняет хозяйка. И правильно. Они уже не нужны женщинам. И, по большому счёту, не нужны обществу. Очень редкое мясо можно держать в доме и после сорока… Да, ты не согласишься. Твой дед, как и его любовник, в почтенные годы оставались заботливыми и дружелюбными. Не стану спорить — исключения бывают. Но они не отменяют правило. — Не правило, а воспитание, — отозвался Саюрмал. — Общество само выращивает поверхностных, глупых, алчных юношей. — Тебе кажется, что страдают у нас мужчины, — фыркнула она. — Что стоит дать им свободу, как все они станут святыми. И наступит всеобщее процветание. Но что мы нередко наблюдаем? Если любовница недостаточно строга, её гарем опускается очень быстро. Если проститут получает немного власти, он начинает разрушать, а не созидать. Даже несмотря на прекрасное воспитание. А ведь в Чёрной Розе мальчишкам с детства вдалбливаются в головы нормы морали! Но они оказываются забыты за какие-то несколько лет… Ты наверняка помнишь историю моей семьи — мать, обезумевшая к старости, в молодые годы отличалась глупостью и поразительным слабоволием. Она взяла в дом прелестного и скромного чаровника. Но не держала его в узде, напротив, передала ему все семейные дела. Отдала ему власть. Излишне привязалась к нему. И что же? Как и почти любой на его месте, он превратился в убожество… Ты и так помнишь. У тебя отличная память. Ммикё нежно погладила его по голове. По её губам скользнула плотоядная улыбка. Сердце Сая снова заныло, тоска сдавила его, казалось, железными тисками, мешая дышать… Как бы он не относился к этой женщине, разве мог он её не любить? — А возвращаясь к теории нельзя не вспомнить, что мы тоже полукровки, — продолжила Госпожа, снова гладя его по волосам. — И встречаются среди нас и насильницы, и убийцы, и мучительницы. Но… это не тот масштаб, Сай. Если бы ты знал, что есть несправедливое общество, и чувствовал, что устраивал твой пол без твёрдой руки, как это ощущаю я, ты бы отказался от своих взглядов. Единичные случаи не в счёт. Я знаю, что они есть. И стараюсь наказывать за любое преступление. Каждая из нас всё-таки имеет свободную волю, и каждая может пасть. Потерять высшие качества и превратиться в жалкое, жадное, развращённое и жестокое ничтожество. Но, несмотря на исключения, возвысившаяся женщина — спасённая женщина. А униженный мужчина — спасённый мужчина. От себя самого. Она ненадолго задумалась. Сай слегка отстранился, пытаясь отдышаться. Ему не хватало воздуха. — Ненависть… Как же любят противницы Тьмы это слово. Но разве это ненависть — помочь ближнему стать лучше? — спросила она, внимательно глядя ему в глаза. — А может это и есть любовь? Настоящая любовь, вытягивающая к свету, к добру? Противницы считают, что Тьма развращает нас. Но она помогает сострадать. Принимать правильные, взвешенные решение. Это великая сила, которая берёт соответствующую плату. Восток боится этой платы. И не только он… Многим не хватает отваги, чтобы встать на пусть истинной служительницы. Да, Тьма противоречива. Но главное, она — память о прошлом, забота и любовь ко всем. Именно поэтому она необходима, какой бы злой стихией ни казалась. Именно поэтому мы, её дочери, необходимы. Правду о мире забывать нельзя. И именно в руках магесс Тьмы и должна сосредотачиваться власть. В руках тех, кто становится воплощением справедливости торжествующей. И огня, опаляющего нечестивых. Ему стало получше. Но в груди всё ещё покалывало. — Я — тоже нечестивый? — сквозь зубы спросил он. — И убить мужчин на Лесной площади, которые просто вышли протестовать — справедливо? Они выступали против фальсификации выборов. Они боролись за те самые законы, которые ты так любишь! — Открою тебе секрет, Сай, — она ухмыльнулась — горько и фанатично. — Протест на Лесной площади организован мной. И моей идеей было поддельное разрешение. Брови Саюрмала поползли наверх. — История не так проста, — добавила она. — Мне нужно было срочно укрепить восточные и южные границы. А помочь могла только самая сильная стихия… Что ещё оставалось? — Это были тысячи жизней! — Чтобы спасти десятки тысяч. Или даже сотни… Восточные магессы тогда резко сгруппировались у границ. Разве я могла рисковать? Да, можно было сказать что-нибудь о цели, которая не оправдывает средства, но зачем? — Решение далось мне сложно. Более того — мне пришлось переступить через собственные принципы. Ради государства. Ради Чёрной Розы… Да, я знаю, кем ты меня считаешь, но могу заверить — с того дня я не нарушила больше ни одного закона. Даже Фиттари живёт в лагере, хоть мне выгодно держать её при себе. — Ты знаешь, кем я тебя считаю, бесценная. — Повторю, это было сложное решение. Но находясь на моём посту приходится принимать и такие. Что было бы, поступи я иначе, понадейся на удачу, не защити страну? Всех мужчин-политесс (развратников и блудников по мнению восточных «правильных» женщин), убили бы завоевательницы. Уж точно они не оставили бы в покое любовников, живущих друг с другом. Твой дед тоже оказался бы убит. Скорее всего жестоко. Восток не ценит выбор и не собирается его принимать. Да, во многом выбор наших мужчин нельзя назвать добровольным, ты понимаешь, что я это знаю. Но восточные «гостьи» не оставили бы и такого… Хоть я и не собираюсь ни перед кем извиняться, я себя не оправдываю. Когда-то я давала себе слово оставаться честной несмотря ни на что. И нарушила его. Но если на кону существование нашего многонационального народа с его уникальной культурой, с его свободой, поступить иначе было нельзя. Тебе кажется, что оставался другой путь. Но нет. — Можно было набрать доброволиц. — Нельзя. Для начала я вовсе не наивная и понимаю, что в моём окружении есть шпионки. Что бы сделал Восток, узнай, что Чёрная Роза, паникуя, укрепляет владения? Какова вероятность, что они воспользовались бы слабиной? Во-вторых, как за пару дней найти тысячи доброволиц? Некоторые мужчины пошли бы на смерть. Но всё равно пришлось бы убить и часть боевых магесс — призвать их отдать долг родине. Кого бы мы потеряли? Самых достойных и отважных мальчиков. Самых верных и преданных женщин. А так умерли самые неблагонадёжные… Да, прозвучало жестоко. Но на моём посту приходится быть и жестокой. — Это твои фантазии. Что было бы если… Но тысячи мертвы. И это факт. — Я управляю страной не первый год, Сай. И обещала нашему народу защиту и процветание. Я не могла не сдержать слово… Верховная Рыцарка должна уметь принимать и трудные решения. Брать ответственность за них. И нести её. — Все диктаторши уверены в собственной правоте. Все считают, что творят благо, ведут мир к светлому будущему. Но они лишь уничтожают то, что можно было спасти. — То, что можно спасти, я спасаю всеми силами… — многозначительным тоном заговорила она. — Тебя, например… Вернись, Сай. Просто откажись от этой глупости! Ваша борьба всё равно ничего не изменит. Твоё упорство — тем более. Я не могу тебя заставить, но могу уговорить. Ты можешь спастись — стань моим информаторкой! Подпиши бумаги и выйди из тесной камеры! Он только отвернулся. — Я прошу тебя, как твоя правительница — вернись… Я полюбила тебя, Сай, что бы ни говорила Авайё. И мы с тобой очень похожи. «Диктаторша»… Я желаю справедливости, порядка и процветания нашей державы. Той самой справедливости, против которой взъелись восточные клуши, ведь она, видите ли, слишком жестока. Я, как и любая здравомыслящая правительница, хочу блага своему народу, равно как и целому миру. Ради него когда-то я и осваивала Тьму, ради него никогда не сдавалась и не опускала руки… Я люблю Союз Чёрной Розы. Больше самой себя… И пытаюсь делать всё, что в моих силах, дабы привести его к лучшему будущему. И наши желания так схожи, что этого нельзя не замечать… Ты действительно достойный мужчина. Ты не просто мясо, ты — исключение! И я не хочу ждать долгие годы, за которые тебя искалечат, сломают твою волю и уничтожат красоту. — Так поменяй свои законы. Она не ответила. Его сердце снова заныло, левую руку начало покалывать. В груди была пустота. Сердце, казалось, вынули ещё несколько дней назад. — Впереди ещё много лет, моя Госпожа. Если ты действительно полюбила меня, то поразмысли, почему у тебя так много врагинь. Почему тебя ненавидит оппозиция и весь Восток. Почему даже страны-союзницы с опаской вспоминают Чёрную Розу, а их жительницы редко сюда переезжают. У тебя будет много времени… — Так и попрощаемся? — холодно спросила она. — Теперь я хотя бы знаю, почему тогда ты выбрала меня. И даже догадываюсь, почему до сих пор не выставила Аддиана с Иоми. Но мне любопытно — почему ты держишь Оша? Она слегка улыбнулась. — Беззаботный, милый и счастливый. Как порхающая бабочка — прекрасная и глупая. Как напоминание, что можно наслаждаться жизнью. — Не выгоняй его, бесценная, хорошо? Он действительно любит тебя… Пусть хотя бы Ошу улыбнётся удача. — Может и не выгоню. Если продолжит порхать. Верховная Рыцарка приблизилась и поцеловала его нежно, едва касаясь губ. — Ты не можешь изменить мир, Сай, — взяла Ммикё его за плечи. — Только собственную судьбу. — Я не могу. Мне не позволяет совесть. Она шумно выдохнула. — Взгляды, совесть, идеалы… Ты не выживешь здесь, Сай. Ты — огненная магесса, Тьма слишком быстро поглотит тебя. Она уже разъедает твою сущность… Если не передумаешь — лучше уж точно никому не станет. Я вовсе не стану восхищаться твоей глупой гордостью. Не решу, что ты пострадал за правду. Ты бесславно погибнешь. И совершенно напрасно. — Я всё равно не забуду, как однажды мой дед не пришёл домой, — твёрдо отозвался Саюрмал. — Даже если ты себя и оправдываешь, считаешь, была причина так поступить — я не согласен. — Если за что-то я и виню себя больше всего, то за тот день, из-за которого мы и познакомились, — её голос звучал спокойно и жутко. — То решение далось мне сложно. Как и это. Госпожа поднялась. — Может, наша история — действительно история любви, — заговорил Сай. — Только не твоей ко мне. И не наоборот. А твоей безумной и страшной любви к Союзу. Даже грустно, что она плохо кончится. Ведь идёт твой третий срок. Последний… Не думаю, что ты переживёшь разлуку с властью. Но и свои законы ты не поменяешь. Может, придумаешь что-нибудь, чтобы героически погибнуть в последние дни правления? Жаль, я об этом вряд ли узнаю. А мне было бы интересно дожить до смерти диктаторши. Нам всем было бы интересно. Она, мрачно глянув на него напоследок, вышла и закрыла за собой тяжёлую металлическую дверь.