Мы шли по длинному белому холлу абсолютно молча. Решив поговорить на улице без лишних глаз и ушей, нам обоим было понятно, что разговор предстоит явно не из легких. Разумеется, Коул спросит меня о том, почему я не связалась с ним после того письма, почему никак не реагировала, почему молчала. Самое глупое во всей этой ситуации было то, что я даже не знала, что ему ответить. Но, вероятно, раз он сам захотел со мной поговорить – значит, ему есть, что сказать.
Мы сели на одну из лавочек, располагающихся во дворе онкологического центра. Людей, как ни странно, было немного, и от этого мне становилось спокойнее.
- Лили, ничего не говори, я все понял. Тебе удалось донести до меня свою мысль.
Коул был очень серьезен и сосредоточен. Хоть видела я его нечасто, но таким застала впервые. Такое чувство, что он находился на приеме главы государства, где каждое неровное слово могло привести к очень нехорошим последствиям. Хотя, судя по тому, как я повела себя после обморока и письма, у него были основания так себя вести.
- Стой, что ты понял? Я ничего плохого не имела ввиду. Я не поэтому не ответила.
- Не ответила? – я увидела полнейшее недоумение в его глазах и в эту же секунду жутко разнервничалась. – Но я получил твое стихотворение. Поэтому хотел поговорить с тобой. Я все понял.
В эту секунду меня буквально пробила дрожь. Как это – видел стихотворение?! Моё вчерашнее стихотворение? Каким это образом? Хотя… Ответ не заставил себя долго ждать – Стейси. Вот почему она так быстро убежала, стоило ей только увидеть меня. Вероятно, она взяла стихотворение, когда я пошла забирать книги у курьера, и отдала его Коулу. И, хоть я человек, не имеющий склонности к злости, сейчас я была просто вне себя. Спасибо ей, конечно, что она хочет наладить мою жизнь, но делать это за моей спиной, - это слишком.
- Но я не…
- Не перебивай меня, - Коул не дал мне закончить свою мысль. Я решила не перечить ему, ибо он действительно выглядел очень серьезным и встревоженным. – В своем стихотворении ты говорила, что однажды все изменится и будет хорошо, но пока все есть как есть, а то, что дано судьбой – никуда не денется. Мне кажется, ты сама не поняла этого, но именно поэтому не ответила мне. Потому что если я должен быть в твоей жизни – то это случится и без твоего ответа на письмо.
Я слушала его и понимала: он прав. Возможно, это глупо, но я, наверное, сама ждала какого-то знака. Мне хотелось, чтобы Вселенная показала, должны ли мы общаться с Коулом, чтобы это произошло без моего вмешательства. Я не думала об этом, но после слов Коула поняла, что на подсознательном уровне этого хотела. И так и вышло: я ему не ответила, но мой ответ все же передали ему в руки, без моего вмешательства.
- Это стихотворение открыло мне тебя с новой стороны, и теперь я знаю, что ты видишь и чувствуешь. Более того – я тоже это почувствовал.
- О чем ты?
- Сейчас все поймешь.
Я не заметила этого, но все это время Коул шел с рюкзаком за плечами. Сейчас, когда он начал расстегивать его, я заметила футляр для музыкального инструмента. Через пару минут он извлек оттуда полноразмерную скрипку.
- Что ты.., - я хотела спросить у него, что происходит, но Коул снова меня перебил.
- Лили, пожалуйста, - он приложил палец к губам в знак молчания, а затем продолжил говорить: - я так прочувствовал это стихотворение, что мелодия родилась сама собой. Я хочу, чтобы ты это услышала.
Боже мой, неужели он играет на скрипке? Наверное, я совсем наивная, раз судя по его образу и манере общения совершенно не ожидала от него умения владеть музыкальными инструментами. Сидя на лавочке, я наблюдала за каждым его движением: он встал и принял удобное для себя положение. Скрипку он держал так, что глаза были устремлены прямо на гриф инструмента, а левая рука находилась в таком положении под нижней декой скрипки, при котором пальцы могли бы перпендикулярно падать на струны.
Спустя еще какое-то время он заиграл.
Для желающих проникнуться еще больше советую поставить под этот фрагмент музыку «Dangerous» David Garrett
Ссылка: https://www.youtube.com/watch?v=AF-8a15OsAI
В ту самую секунду, когда смычок коснулся струн, время остановилось. Я закрыла глаза, мне не хотелось отвлекаться на внешний мир, поскольку я хотела прочувствовать эту музыку каждой клеточкой своего тела. Сначала музыка была медленной, но со временем становилась более и более динамичной. В каждой ноте, каждом аккорде я узнавала свое стихотворение: это именно тот случай, когда два вида искусства соприкасаются и вместе дают ее более великолепное сочетание, чем прежде. Больше я не могла себя сдерживать: эта музыка, мысли и сила, с которой они на меня действовали буквально сводили с ума. Поэтому я открыла глаза.
Коул сморщил брови на переносице, одна его рука бегло касалась струн, а другая, умело владея смычком, казалось, жила собственной жизнью. Эти ловкие и умелые движения создавали такое впечатление, будто он играет это произведение уже целую вечность, хотя ему не было и суток. Его рубашка, как и в моем сне, развевалась на ветру, а кудрявые волосы то и дело падали на глаза, и он отбрасывал их привычным движением головы.
За игрой на скрипке Коул выглядел великолепно, как будто они с ним были одним целым, как будто дополняли друг друга. Именно сейчас, а не в какие-то другие моменты, когда он прикрывается шутками и милым сарказмом, Коул, наконец, был самим собой.
Спустя несколько секунд звуки скрипки умолкли, и я резко вернулась в привычный мир. Несколько людей (которых, напомню, рядом было немного) удивленно хлопали, проходя мимо нас. Мне показалось, что Коул даже слегка смутился.
- Это именно то, - его дыхание все еще было сбито от усилий и той страсти, которая была у него внутри, когда он играл, - что я хотел тебе показать. Музыка, как ничто другое, может показать, что я тебя понимаю. Надеюсь, тебе понравилось.
Мне потребовалось около минуты, чтобы собраться с мыслями и ответить ему хоть что-то, под таким сильным впечатлением я была. В голове было так много мыслей, но духу не хватало на то, чтобы сказать хотя бы одно предложение. Это событие впечатлило меня больше, чем что-либо за последние несколько лет.
- Коул, я не знаю, что сказать… Это было просто великолепно.
***
После этого мы проговорили несколько часов: сначала на лавочке, затем в кафетерии, а после у меня в палате мы обсуждали жизнь. Больше мы не вернулись к разговору о том, почему я не ответила на письмо и зачем Стейсти так поступила. Единственное, что сказал мне Коул по этому поводу – это то, что Стейси не врала, она не говорила, что стихотворение передала я. Напротив, она сказала правду, что увидела стихотворение у меня в комнате и не смогла не показать Коулу. Конечно, это был не совсем правильный поступок с ее стороны, но судя по результатам, к которым он привел, мой гнев в одночасье сменился благодарностью.
- Знаешь, все думают, что я люблю Нью-Йорк больше всего на свете, - Коул сидел на моей кровати, облокотившись на нее локтем, и смотрел на вид из окна, - все эти высотки, мощь, силу, эту энергию. И да, так и есть, все это мне близко, но есть место, которое я люблю куда больше.
- Неужели есть что-то более впечатляющее, чем бетонные коробки? – на мой сарказм он, усмехнувшись, закатил глаза, - ладно, рассказывай. Что это за тайное место?
- Ну, девчонки-то в Нью-Йорке точно самые лучшие, - он поддержал мою шутку и снова стал старым добрым Коулом, любителем хамства и сарказма, - хотя, как я вижу, в Сан-Франциско тоже неплохих делают, - на этой фразе мы оба рассмеялись, - но я не об этом.
Все же, сложно понять, какой он на самом деле. Сегодня, когда я увидела Коула за игрой, я подумала, что все эти шутки – лишь маска, благодаря которой он прячет от мира свое доброе сердце, но сейчас я поняла, что это тоже часть его сущности. Все эти вещи, казалось бы, несовместимые и противоречивые, как-то уживались в одном человеке и делали его еще более уникальным, чем можно себе представить.
- Это место находится в Калифорнии, - он лег на часть моей кровати и уставился в потолок, - там живут родители моей матери. В детстве мы часто приезжали туда летом, или на каникулах. Там было хорошо. Я часто вставал утром на пробежку и шел до самого океана. Там никто не мешал мне думать: я делал упражнения, медитировал, бегал, думал… Там было хорошо и спокойно, хорошо настолько, насколько это возможно. Когда была хорошая погода – я плавал, ныряя с пирса. После этого я возвращался совершенно обновленный: чистый разум и логичные мысли были моим успехом. Я ни с кем не ссорился, никому не грубил и пребывал в абсолютной гармонии с собой. Вечером я часто прогуливался с бабушкой, а еще иногда мы всей семьей ходили на пикники, жарили на костре мясо и ели персики. Не помню, почему именно их, но вкус ощущаю до сих пор.
Он замолчал. Наверное, задумался о том, как чувствовал себя в те дни, и забылся. Я не хотела его отвлекать, потому что чувствовала, что он говорит от души, от сердца. Нечасто удавалось застать его таким искренним. Он в принципе редко делился чем-то, поэтому я пыталась слушать и, по возможности, не перебивать даже тогда, когда наступали минуты молчания.
- Именно это место я люблю больше всего на свете, - он снова вернулся в сидячее положение и, улыбнувшись, подмигнул мне – поэтому из всех городов и стран мира я бы предпочел отправиться именно туда.
- Есть что-то, что мешает поехать?
- Отец, - Коул нахмурился и, как мне показалось, даже немного сгорбился, сказав это слово – «отец», - и некоторые семейные проблемы. Я не знаю, как скоро смогу попасть туда, но буду надеяться, что в ближайшем будущем это обязательно случится.
Резко дверь в палату распахнулась. С порога на нас озверевшим взглядом смотрела Беа. Казалось, еще чуть-чуть, и она буквально убьет нас обоих.
- Коул, что ты, черт подери, тут делаешь? Приемное время кончилось полтора часа назад! Быстро вон отсюда! Тебе повезет, если после такого происшествия охрана вообще пустит тебя сюда когда-нибудь. Лили, а ты чем думаешь? Ведь знаешь правила!
- Черт, Беа, прости, - Коул бегло вскочил с кровати, смотря на экран телефона, - уже десятый час! Отец точно прибьет меня. Пора бежать.
Я тоже встала, ибо чувствовала себя ужасно виноватой перед Беей. Поверить не могу, что мы так засиделись и нарушили всевозможные правила, которые существуют для нашего же блага.
- Бегом отсюда! – Беа залепила Коулу легкий подзатыльник, а он рассмеялся в ответ, - идем, проведу тебя через черный ход, если обещаешь, что такое больше никогда не повторится.
- Торжественно клянусь! – Коул приложил руку к голове так, будто отдает честь, и тут улыбнулась даже Беа, - приходить и уходить буду по будильнику. – До встречи, Лили! – он снова подмигнул, - не грусти, и забеги к Стейси, чмокни ее от меня, а то она совершенно обделена мужским вниманием.
Это последнее, что он успел сказать, ибо Беа буквально вытолкнула его за дверь, с грохотом захлопнув ее. Я рассеялась, представив, как залетаю в палату к Стейси и целую ее, как она с непониманием смотрит на нее, и как она смеется, когда я рассказываю ей, что, собственно, происходит. Но, не успела я даже успокоиться, как спустя секунду меня ждала новая неожиданность.
Кто-то просунул большой белый конверт мне под дверь. Кажется, я даже знаю, кто это сделал. Не знаю, правда, как ему это удалось, ведь Беа чуть ли не пинками выгнала его из моей палаты, но ловкость рук Коула уже не вызывала у меня совершенно никакого сомнения.
Я подбежала к двери, подняла конверт и разорвала его на том же месте, ибо любопытство взяло надо мной верх. Внутри оказалась флешка и сложенный пополам лист. Я развернула его и прочла:
«Флешка говорит: послушай меня.
Там записана мелодия, которую я сегодня тебе играл. Извиняюсь за некоторые погрешности, я записывал в спешке и не успевал как следует отрепетировать.
А еще туда я скинул фильм, который ты просто обязана посмотреть до нашей следующей встречи. Там ты увидишь свою любовь.
Не прощаюсь, Коул.»
