Были демоны наши смешливы — они пощадили нас в наших грехах. Были ангелы наши суровы — они нам читали Фому Аквината, И тогда мы оставили волю В их руках — В белоснежных руках их, что были сильны и крылаты. Лора Бочарова «Инквизиция»
Учебная неделя стремительно летела вперёд, как кленовый лист, оторвавшийся от ветки. Аллен слушал лекции по возрастной психологии, но мысли его были далеки от кризиса пяти лет. Завтра требовалось согласиться или отказаться от участия в конференции, которую Уолкер уже заранее ненавидел. Он узнал от старших курсов, что Визерс ставит автоматы только тем, кто пишет научные статьи по философии, и что его зачёт был настолько жёстким, что лучше сразу покаяться и выпить яд. Кэти, которая в последнее время также проявляла повышенный интерес к философии (хоть Аллен и пытался объяснить ей, что этот предмет не стоит внимания), подталкивала юношу к опасному краю, но Уолкер не решался кидаться вниз со скалы — он прекрасно знал своего преподавателя по философии и понимал, чем это может закончиться для него. Визерсу нельзя подсунуть текст или статью, скатанную из интернета, в этом уже успел убедиться весь курс, а значит придётся писать что-то самому. Аллен честно пытался разобраться в хитросплетениях слов и тонкой вязи построения предложений, которые больше путали, чем объясняли. Философия была сложна в первую очередь тем, что далеко не всё её мужи умели нормально выражать мысли. Внимание Уолкера отвлекло очередное сообщение по WhatsApp. Кэти: Я сегодня не смогу прийти, снежок. Аллен: почему? Кэти: нужно сделать проект. это на несколько дней. не обижайся. Аллен: я не обижаюсь, Кэт. Покажешь потом? Кэти: спрашиваешь ещё! Кэти: кстати, что у тебя там с философией Аллен: Кэт, ну блин… и ты туда же… я же не напишу этот бред. Кэти: снежок, не плачь, а то растаешь. сможешь ты всё. давай. если что, я тебе помогу. Аллен усмехнулся. Девушка определенно от него не отстанет. Иногда ему казалось, что она шпион профессора Вайзли, посланный на землю с тем, чтобы убедить всех и каждого, что философия — хороший предмет. Но Уолкер не хотел поддаваться. До конца пары юноша не прерывал мрачных раздумий. Если думать о конференции как о меньшем из двух зол (второе зло представляло собой зачет), то согласие на эту маленькую церебральную пытку выглядело правильным и весьма логичным, но понимание того, что маленькая, а всё-таки пытка, не позволяло Аллену сделать окончательный выбор. Вечером, закончив с подготовкой к семинару по философии, Уолкер решил, что отмучиться сейчас, пока на него не наседают другие преподаватели, более целесообразно. Вайзли, один чёрт, съест его мозги палочками для суши, а потому пусть ест сейчас. Выдохнув и вдохнув полной грудью для храбрости, юноша открыл новый чат в ватсапе. Выбрав нужного получателя, он написал: Аллен 22:02: Я согласен на участие в конференции по философии. Аллен Уолкер. Вайзли 22:10: Отлично, мистер Уолкер. Останьтесь после пары, я покажу вам список тем. Аллен: Спасибо, профессор. Вайзли: Завтра с 13:50 до 15:30 снова Ваш брат, Вайзли. Аллен нерешительно посмотрел на сообщение. Ах да, опять разговоры про Бога. Уолкеру не нравилась церковная философия, но он оказался приятно удивлен, когда профессор не стал пудрить мозги сложными догматическими трюками, к которым прибегали отцы церкви. Прошлая пара оказалась адекватной и даже интересной. Конечно, юноша не мог всерьёз задаваться подобными вопросами — он живёт в двадцать первом веке, какое ему дело до того, что там выдумывали средневековые философы, тем более религия была достаточно далека от Уолкера. Пятница на удивление не оказалась враждебной. На следующей неделе намечался Хэллоуин, и некоторые ребята из группы приглашали на студенческое гуляние в честь праздника. Кэти написала с утра, что Лави опять зовёт всех, но на этот раз он нашел какое-то страшное место для антуража. Кэт уговаривала Аллена пойти. Уолкер не был любителем вечеринок, но ему очень хотелось преодолеть тот барьер, который сам воздвиг после смерти Маны. Жизнь шла дальше, и одиночество, хоть и заставляло держать лицо, медленно угнетало. Тем более там будет Кэт. Написав девушке, что пойдет с ней, Аллен оторвался от телефона и встретился с любопытным взглядом преподавателя, открывавшего аудиторию. Уолкер разместился у двери, опёршись спиной о косяк, и поэтому не сразу заметил, что Визерс уже подошёл. — Здравствуйте, сэр, — сконфуженно произнёс юноша, отходя от двери. — Insano nemo in amore videt [1], — усмехнулся мужчина, открыв аудиторию. Аллен удивленно уставился в спину преподавателя, после чего нерешительно последовал за ним. Визерс расположился за столом, подсоединяя свой ноутбук к проектору. Сегодня у них был семинар, а потому вся группа вознамерилась страдать. Уолкер сразу же занял место подальше, как и большинство студентов, зашедших в аудиторию в числе первых. На семинарских занятиях все студенты подвергались риску быть опрошенными по теме или, что ещё хуже, по вопросам, которые казались преподавателю достаточно интересными. На первых рядах восседали докладчики, прикрывавшие своими сутулыми спинами группу, — как передовая линия, не позволяющая захватчику прорваться вперёд. — Я вижу все в сборе, — мягко произнёс Вайзли, открывая журнал группы. Отметив присутствующих, Визерс оторвался от журнала и окинул студентов любопытным взглядом. — Ну что ж, — наконец произнёс преподаватель. — Сегодня мы продолжаем рассматривать проблемы патристики, и первый докладчик — мисс Олден! Девушка спокойно вышла к кафедре, положив на её поверхность листок с тезисами. Олден была одной из тех, кому нравился Вайзли. По непонятной причине преподаватель каким-то магическим образом действовал на большинство своих студенток. Быть может, причина его влияния крылась в молодости и умении преподнести себя, кроме того, мужчина часто обворожительно улыбался. — Ваша тема, мисс? — Философия Тертуллиана. Главный тезис — «Верую, ибо абсурдно». — В нашем веке многие бы сказали: «Не верую, ибо абсурдно» — заметил преподаватель и улыбнулся. — Расскажите нам сначала о Тертуллиане. — Главным достижением Тертуллиана является создание церковного латинского языка, именно благодаря ему церковь заговорила на золотой латыни. Кроме того, он один из первых попытался обосновать идею триединства Бога — Отца, Сына и Святого духа, а также создал моральный кодекс христианина. — В чём состояла главная трудность, которую испытывал Тертуллиан? — поинтересовался Вайзли. — Я думаю, основная проблема его работ заключается в том, что христианство всячески встречало сопротивление со стороны римского государства. В своих работах «К язычникам» и «Апологетик» Тертуллиан много пишет о том, что римская власть и другие власти занимаются гонениями христиан, которые представляли собой секту. При этом он обвиняет власть в несправедливости, указывая на то, что она совершенно не пытается разобраться, что есть Христианство. Большинство работ Тертуллиана носит оправдательный характер, похожий на речь адвоката. — Блестящее сравнение, — похвалил профессор. — Пытаясь оправдать христианство, он приводит интересное сравнение, — заметила девушка, смотря на Вайзли. — Я его выписала, вот оно: «При императоре Августе имя Христа появилось, при Тиберии учение Его засияло, при Нероне распространилось гонение на христиан, так что вам стоило бы задуматься о личности гонителя. Если этот император благочестив, то нечестивы христиане. Если он справедлив, невинен, то несправедливы и виновны христиане. Если он не враг общества, то враги общества мы. Каковы мы, это показал сам гонитель наш, который наказывал, конечно, то, что противостояло ему. И хотя все законы Нерона уничтожены, этот один остался — очевидно, потому, что он справедлив и непохож на своего автора» [2]. — Весьма остроумно, не так ли? — поинтересовался Вайзли, на что девушка кивнула. — Итак, — вновь обратился профессор. — Ваш тезис знаменитая максима «Верую, потому что абсурдно». Как Вы это понимаете? — Тертуллиан пытался решить одну из основных задач патристики — определение веры и разума. Проблема эта заключается в том, что логический анализ догматов христианства приводит к тому, что человек вынужден прийти к заключению, что Библия абсурдна. Тертуллиан же описывает не всю казуистику священного писания, а только один спор — спор о том, есть ли у Христа плоть. В своем трактате «О плоти Христовой» он пишет, что Бог был рождён во Христе, рождён как человек, а потому страдания его, смерть его и воскрешение реальны. Трактат очень туманно объясняет основные моменты рождения Христа — там поднимается вопрос о девственности Марии, о том, зачем Бог был рожден, а не явлен, о том, какова его природа — ангела или же человека. Путем намеренных логических ошибок и уловок он приходит к выводу, что «смерть божьего сына достоверна, потому что это безумно, а воскресение его безумно, поэтому несомненно». Вайзли пробежался взглядом по лицам студентов. Было видно, что они отчаянно пытались понять хитросплетения казуальной мысли, но вместо просветления на их лицах отчетливо виднелась тень полнейшего недопонимания и растерянности. — Что же Вы сами об этом думаете, сестра моя? — вновь поинтересовался Визерс. — Поверьте, профессор, — хрипло произнесла девушка, устав от долгих разговоров, — после прочтения этого трактата я во что угодно начну веровать, ибо мой мозг превратился в кашу. Идеи христианства действительно абсурдны с точки зрения здравого смысла, однако основная концепция религии, почти любой религии, заключается в том, что её следует «слушать сердцем», то есть воспринимать как есть, не задавая вопросов. А подобные отцы церкви так сложно объясняют свою точку зрения, что мозг просто перестает воспринимать информацию и соглашается. — Весьма верно подмечено, — улыбнулся профессор. — Сразу видно, что Вы, сестра моя, действительно потратили время на чтение этого трактата. Студентка вернулась на свое место, и профессор вновь заглянул в журнал, где он отмечал докладчиков с их темами. Следующим на очереди стоял Джеймс Браун. — Мой добрый брат, Джеймс, — позвал преподаватель, смотря на студента, сидевшего на втором ряду. — Ваш тезис? — Философия — служанка Богословия, сэр. — Выходите, — кивнул Визерс. Джеймс, достаточно стеснительный и невзрачный парень, неловко встал из-за стола и подошёл к кафедре. — Скажите, брат мой, — ободряюще произнёс Вайзли, смотря на нерешительного последователя философии, — откуда взят Ваш тезис? — Это название пятой главы «Строматов», написанных Климентом Александрийским, — ответил юноша, беря себя в руки. — Расскажите нам немного о Клименте Александрийском, — попросил преподаватель. — Климент Александрийский — христианский проповедник, живший в первом веке нашей эры. Он один из основателей Александрийской школы богословия, которая занималась трактованием Библии не дословно, а через различные аллегории, позволявшие уловить другой смысл. Климент Александрийский считал, что философия как мудрость народов есть мудрость Бога. Также он был знаменит тем, что пытался ответить на вопросы о сущности Бога и ввёл понятие «Града Божьего» — одно из ключевых понятий патристики, более детально развитым Августином Блаженным. — Вы хорошо подготовились, брат мой, — похвалил профессор. — Вернёмся к нашему тезису. Студент кивнул. Пролистав пару страниц распечатанного доклада, он быстро пробежался по нему глазами — Вайзли разрешал страховаться, но запрещал читать — после чего продолжил: — Климент Александрийский обширно трактовал священное писание, опираясь не только на традиционные христианские образы и пояснения, но и на философские течения античности. Подобно тому, как Сенека говорил, что «лучшее принадлежит всем», Климент говорил: «Нога же твоя не преткнется (Притч. 3:23), если все доброе будешь относить к Божественному провидению, будь то добро эллинское или наше». Он считал, что философия была дарована грекам Богом, дабы те, познав её, познавали заповеди Божие. Античная философия, например, философия Сократа и Платона, учит человека оставаться честным, блюсти законы; философия стоиков учит аскетизму и смирению плоти, то есть праведному образу жизни. Климент предупреждает, что не всякая философия полезна, сравнивая некоторые течения с женой-блудницей. Завершается эта часть тем, что философ пишет, что Истина есть Бог. — Хорошо, — кивнул Вайзли, после чего задумчиво посмотрел на студента. — А Вы, брат мой, считаете, что философия всего лишь служанка, или же Вы бы отвели ей куда более значимую роль? — В рамках того времени она не могла быть чем-то выше, потому что высшим смыслом и истиной был Бог, а философия была инструментом познания Бога. Но говоря объективно, можно сказать, что без философии и адаптации античных идей, христианство бы не добилась такой популярности. — Верно, — заменил профессор, позволяя докладчику сесть. Вайли вновь прошёлся по списку, выбирая наиболее интересную тему для доклада. — Сестра Сьюзен, — улыбнулся мужчина, взглянув на студентку, сидевшую почти напротив него. — Философия Августина Блаженного, не так ли? Девушка кивнула, после чего вышла к кафедре. Она держалась достаточно уверенно, чем восхищала. Сьюзен была отличницей не только на парах у Вайзли, а потому можно было смело сказать, что его пары доставляют ей истинное удовольствие, позволяя проявить себя. — Тема доклада «Бог есть благо». — Вы разделяете такой тезис? — заинтересованно спросил преподаватель. — Нет, сэр. Я слишком приземленный человек, чтобы видеть во всём благо, — вежливо ответила студентка. — Боюсь, что я не из тех, кто наследует Царство Небесное. — Ну, — улыбнулся мужчина, — как говорил один хороший человек: «Учите латынь, в аду с Вами по-английски разговаривать не будут». Но мой Вам совет: учите библейский иврит — он, если верить Ветхому Завету, первый язык. — Спасибо за совет, сэр, — улыбнулась девушка. — Итак, — произнёс Визерс, — задам сразу провокационный вопрос. Аврелий Августин известен тем, что он пытался — и, с точки зрения догматики, сделал это весьма успешно — оправдать сомнительные поступки Бога. Он говорит, что Бог есть совершенство и любовь, но что же собой представляет зло? — Августин считал, что Бог совершенен, а потому всё, что он создает, совершенно в своей изначальной ипостаси. Однако он считает, что Богом были сотворены не столько вещь и дух, сколько первоначальная сущность, которая обладает способностью к развитию. Концепция первородного греха предполагает, что изначально люди были созданы как некое совершенство, обладающее свободой воли. Свобода воли означает способность выбора, которое Ева и Адам проявили, съев яблоко, тем самым совершив первый грех и своё первое преступление. Суть этого греха состоит в восстании против Бога, а потому против Добра, что приводит к появлению Зла. Зло по своей природе является дефектом, порчей материи и духа. Девушка ненадолго замолчала, отдыхая, после чего продолжила: — Человеческая судьба с момента первого греха оказалась определена и определена как Зло, в силу чего люди, даже пытаясь сотворить добро, часто совершают зло. Поэтому с момента изгнания Бог возложил на человека обязанность в искуплении своего греха и противостояния злу. Августин активно развивает концепцию спасения. Спасение есть возвращение к Добру, к первоприроде человека, которое осуществляется через благодать, то есть снисхождение Бога. Бог есть творец, он есть личность, но личность, лишенная телесного выражения. Он есть некая сила — великий дух, внутри которого содержится всё сущее, однако материя и то, что она порождает, хоть и находятся в Боге, но находятся не полностью. — Как Вы думаете, сестра Сьюзен, — спросил Вайзли, убедившись, что докладчица закончила, — действительно ли Бог есть только хорошее? — Мне сложно ответить на этот вопрос под таким углом, профессор, — устало произнесла студентка. — Я верующая, и потому для меня взгляды Аврелия достаточно убедительны. Я не считаю, что Бог виновен во Зле — не он изобрел войны, это сделали люди, когда Каин поднял руку на Авеля. — Если бы читали книгу Еноха, — заметил Вайзли, поморщившись, — первая война состоялась на Небесах, а последняя должна была закончиться на Земле. Конечно, Августин объясняет это тем, что ангелы по идеи своей — чистота и добро, но даже они способны портиться при определенных обстоятельствах. — Именно, — кивнула девушка, — Бог вложил во всё сущее способность к эволюции, за которую он уже не несет ответственности, как определил свободу воли. — У ангелов её нет, — заметил Вайзли. — Она была. Бог не играет со вселенной в кости, — улыбнулась Сьюзен. — Прекрасная цитата Эйнштейна, — кивнул профессор. — Однако мы говорим о Зле. Было бы логичным, если бы Бог сотворил и Зло тоже, даже более того, библия сама говорит об этом. — Где же? — растерянно спросила девушка. — «Древо познания Добра и Зла», моя дорогая сестра, Добра и Зла. Студентка закусила губу, очевидно задумавшись над словами преподавателя. Визерс разрешил ей вернуться на место. Следующие докладчики отвечали более вяло, и в целом пара протекала достаточно мирно, можно сказать, без кровопролития. Визерс предупредил, что следующая лекция будет по схоластике, а первый семинар в декабре будет посвящен контрольной по блоку «Средневековая философия». Группа отчаянно взвыла, но сделала это мысленно. Аллен, как и обещал, подошел к преподавателю после пары. На этот раз он сам дождался, когда все остальные покинут аудиторию. — Мистер Уолкер, — улыбнулся Визерс, подзывая юношу ближе, — вот, смотрите, здесь темы докладов. Мужчина вытащил из папки лист с вопросами, который Аллен сфотографировал на телефон. — На выбор темы у Вас только неделя, — предупредил профессор, пряча лист обратно в папку. — Будьте осторожны, Ваша группа — мои любимчики. Не подведите. — Вы ведете семинары у всех групп? — уточнил Аллен, знавший, что на других парах некоторые преподаватели ведут только лекции. — Да, а ещё у других факультетов, — улыбнулся Вайзли. — Так что вы не единственные мученики. — Мы не мученики, — ответил Аллен, сам не зная, зачем ввязывается в диалог с профессором. — Вот не надо мне тут, — хмыкнул Визерс, — я не намного старше Вас, молодой человек, и прекрасно знаю, как меня окрестили. Если не ошибаюсь, то на Вашем факультете я «Моль». Уолкер против воли улыбнулся. Эту кличку придумал парень из второй группы, которому Визерс как-то знатно проел мозги Сократом. Кличка показалась весьма оригинальной, и между собой студенты часто называли альбиноса молью. — А вот факультет лингвистики придумал мне куда более изощренное имя, — продолжил Визерс. — Антитеза. Подобное имя они присвоили мне после того, как были поражены диалектикой. — Вы ведёте у лингвистов? — задал очевидный вопрос Уолкер. — А ещё у юристов, — кивнул преподаватель. — Последним повезло больше, чем вам. У них я читаю только лекции, поэтому прозвища не заслужил. Разве что банальный «снежок». Аллен нервно затрясся, пытаясь сдержать невольно возникший смех. — Вам так нравится версия юристов? — улыбнулся Визерс, но его улыбка вышла кривой. — Нет, сэр, — пробормотал Аллен, опустив глаза. — Меня так называют некоторые друзья. — Вот оно что, — легко рассмеялся Вайзли, — тёзки значит. Занятно. Уолкер кивнул, уставившись на преподавателя. К своему собственному удивлению, он не спешил уходить. Откуда-то возникло иррациональное желание продолжить разговор с этим странным во всех смыслах человеком. — Мистер Уолкер, — обратился Вайзли, — почему Вы всё-таки согласились на участие? Вас запугал второй курс? — Не без этого, — согласился Аллен. — Да и не думаю, что я сдам зачёт. Вы очень… Уолкер замолчал, мысленно прикусив язык. Он едва не сказал «придирчивый», но посчитал, что это вряд ли понравится профессору философии. — Приставучий, как слепень? — закончил за него мысль Визерс. — Не без того, молодой человек, но ведь в этом суть моей работы. Знаете, почему я заставляю вас излагать свои мысли и ревностно слежу за тем, чтобы работы не были списаны? — Пытаетесь сделать так, чтобы мы не отупели? — предположил Уолкер, вспомнив слова Кэти. — Именно, молодой человек! — воскликнул преподаватель. — Философия — отличное лекарство от глупости. Правда и она может убить. — Надеюсь Вы её дозируете, — пошутил Уолкер. — Конечно, — весело ответил профессор. — Иначе каждая пара с Вашей группой будет напоминать мне вечер встречи выпускников с моей группой. Аллен непонимающе посмотрел на преподавателя, и тот, криво усмехнувшись, пояснил: — Помните, на первой паре я говорил об опасности философии? Она действительно убивает. Каждый год, когда я встречаюсь с бывшими одногруппниками, мы в первую очередь считаем, сколько нас выжило. После окончания университета мы как люди, пережившие зомби-апокалипсис. Заражены смертельной болезнью и встречаемся, чтобы посмотреть, кто уже превратился в зомби, а кто быстро бегает и хорошо стреляет. Уолкер удивленно моргнул. Его поразило сравнение с ужастиком, но оно очень понятно описывало философские будни профессора. Аллену даже стало интересно, а не пытался ли Визерс когда-нибудь свести счёты с жизнью под действием какого-нибудь философского трактата, съедающего мозг. — Если Вы думаете, как скоро придёт моё время, — хмыкнул альбинос, прочитав по лицу юноши нехитрую логическую цепочку мыслей, — то мой ответ — не дождетесь. Мне нравится лишать студентов сна и покоя, заставляя биться над бесконечными вопросами бытия. — Вы жестоки, — с нотками обиды заметил юноша. — Напротив, мистер Уолкер. Я делаю жизнь студентов более разнообразной. Вот кто бы из вас стал думать над вопросами Добра и Зла с точки зрения христианского учения? Никто. Но ведь в этом скрыто куда больше, чем кажется. Вы поймете потом. Аллен не стал спорить. Он всё ещё считал философию довольно бесполезным предметом, но решил не расстраивать преподавателя. — Я пойду, сэр? — наконец поинтересовался юноша, вспомнив, что у него должна быть ещё одна пара. — Идите, — махнул рукой альбинос, провожая Уолкера взглядом.+++
Аллен с беспокойством оглядывал себя в зеркале, чувствуя сильную неловкость. Через час должна была начаться вечеринка, а Кэти только закончила наносить на его лицо грим, а ведь им ещё предстояло добраться до нужного места. — Да не парься, там в самом начале ничего интересного, — сказала девушка, любуясь творением своих рук. — Почему «Оно»? — спросил Аллен, поправляя желтый свитер, одолженный у соседа снизу. — Потому что на Джокера ты не похож, — хмыкнула художница. — А вот на коварного Клоуна, поедающего детей в канализационном люке — даже очень. — Эй! — возмутился Уолкер. Он, конечно, не был педагогом по натуре, но чтобы так. Сама Кэти решила не проявлять излишнюю оригинальность в подборе костюма, а потому нарядилась обычной ведьмой. Весь её энтузиазм ушел на проработку декораций к Хэллоуину. — Тебе идёт, снежок, — произнесла девушка и потрепала Уолкера по волосам. — Давай. Собираемся. Добираться до нужного места пришлось на автобусе, благо, они были не единственными умниками, которые направлялись на вечеринку в честь Хэллоуина, и поэтому автобус был забит чертами, ведьмами, зомби и прочей нечистью. Местом вечеринки оказалось заброшенное складское помещение, куда можно было спокойно загнать несколько грузовиков. Аллен, конечно, ожидал чего-то необычного, но это явно превзошло его ожидания. Стены склада были расписаны аэрозольной краской, с потолка свисали дешевые бумажные декорации, в углу склада стояла небольшая Тойота черного цвета, в багажнике которой были колонки и проигрыватель. Вдоль стен были расставлены дешевые ароматические свечки, а также пара тыкв. У входа в склад стояли две машины, из которых студенты ящиками выносили алкоголь и закуски. — Вот это размах, — пробормотал Уолкер. — Ага, неделю готовились, — улыбнулась Кэти, протаскивая Аллена мимо охраны. — Не зря скидывались. Аллен кивнул. Всё было впечатляюще. Кажется, впервые ему было действительно не жаль пущенных на вечеринку денег. — Захвати мне светлого, пожалуйста, — попросила художница, выловив знакомого из толпы. Уолкер не стал рефлексировать по этому поводу и направился к основному столпотворению студентов — ящикам с выпивкой. Кое-как протиснувшись к ящику, Аллен наугад вытянул банку пива и нечаянно толкнул кого-то локтем. — Смотри, куда прёшь, клоун, — прорычал высокий парень, стоящий рядом. Уолкер обернулся. Парень выглядел довольно странно. На нём был грим вампира, но что-то подсказывало юноше, что этот человек мог бы обойтись и без грима. Лицо грубияна так и выражало ненависть ко всему миру. Уолкер поморщился, он не любил таких людей. — Не стоит стоять столбом и надеяться, что никто не заденет, — почти вежливо произнёс Аллен. — А ну повтори, мошкара? — прошипел незнакомец. — О, так ты глухой, — сочувственно произнёс Уолкер, и тут же был схвачен за грудки. При ближайшем рассмотрении в вампире четко прослеживались азиатские черты — разрез глаз, форма лица, а ещё в нём явственно чувствовался человек, страдавший чрезмерной самооценкой. — Ещё и тупой, — заключил Уолкер. — Тяжело отвечать сарказмом, да? Студенты, стоявшие рядом и не особо обращавшие внимание на потасовку, отступили. Судя по возгласам толпы, этот парень был местной знаменитостью из числа тех, кому не стоило переходить дорогу, но Аллену было всё равно. Что этот тип себе позволяет?! Начинавшуюся драку внезапно прервал точный удар, обрушившийся нахалу на голову. Вампир резко обернулся, и тут же выпустил Уолкера из захвата. — Канда, мать твою, Юу, — возмущенно воскликнула подошедшая девушка в костюме медсестры из «Сайлент Хилла», — что ты себе позволяешь? Пять минут! Ровно пять минут, и ты вновь ввязываешься в неприятности. — Этот кретин слепой, как сбитая сука во время… слепой он. Девушка зло посмотрела на азиата, одним взглядом обещая все кары египетские в собственном исполнении. — Эй, Лина, не бей его! — раздался знакомый голос, и из толпы выскочил Лави. Оглядев всех троих, рыжеволосый историк сразу же сложил картину произошедшего. — О, Юу, ты снова за своё. — Не называй меня так! — прогремел вампир-азиат. — Ладно, — кивнул организатор вечеринки, после чего, схватив незнакомца за рукав, утащил его куда-то в толпу. — Прости, — произнесла спасительница, подойдя к Аллену. — Это мой брат. Он… он не злой человек, просто у него есть небольшие проблемы… не обижайся на него, пожалуйста. Девушка мило улыбнулась, и от её теплой, солнечной улыбки Уолкеру и самому захотелось улыбнуться. — Ничего, — ответил Уолкер. — Я Аллен. Аллен Уолкер. — А я Линали, — улыбнулась девочка. — Ты из друзей Лави, да? — Ну, можно и так сказать, — неуверенно ответил юноша, считавший, что вряд ли он мог бы считаться другом историка. — У него все здесь друзья, — понимающе ответила девушка. — Ты выглядишь потерянным. — Да, я искал Кэти. Она… — О, Кэти Бэлл? — Да! Линали улыбнулась, махнув рукой в угол, где стояла машина с колонками. Аллен понял, что девушка должно быть беседует со старыми друзьями. Уолкер поблагодарил новую знакомую и направился в нужную сторону. Художница действительно весело переговаривалась с двумя парнями, один из которых выполнял роль диджея. Это не очень понравилось Аллену, но он решил не вмешиваться. Встав на видное место, он стал ждать, когда девушка обратит на него внимание. Случилось это далеко не сразу, что сильно расстроило юношу, но Кэт тут же извинилась и потащила его знакомиться со своими друзьями. Через пятнадцать минут вновь появился Лави. Он тут же прицепился к Аллену, как банный лист, и потащил методично спаивать, потому что назвать это иначе юноша не мог. Лави оказался приятным собеседником, любящим подколы, за что получил несколько несильных тычков от захмелевшего Уолкера. Каким-то непостижимым образом Лави смог вытащить Аллена танцевать, но Уолкер тут же попытался скрыться в толпе, отодвигаясь к стене. Стульев на складе не было, поэтому уставшие студенты подпирали плечами стены. Несколько раз Уолкер снова пересекался с Кэти, но её постоянно кто-то выхватывал, и Аллен решил, что может развлечься сам. Он подумывал найти Линали, но вспомнив о её брате, не решился на столь отчаянный шаг. Выпив ещё один коктейль из пластикового стаканчика, сыграв с остальными в фанты и ощутив приятное головокружение, Уолкер был схвачен за рукав и вытянут к колонкам каким-то светловолосым парнем. Юноша слабо ориентировался в пространстве, а потому его новый спутник смог неловко станцевать с ним что-то дико глупое. Всё вокруг шумело и кружилось — кто-то хихикал, кому-то уже стало плохо, но большинство танцевали и шутили, мелькая цветными пятнами перед глазами. Боясь, как бы не остаться на вечеринке, Аллен тихонько вышел на улицу, где немного придя в себя, поплелся в сторону общежития. Вахтеры были предупреждены о массовой гулянке, а потому неохотно пускали своих блудных овец обратно, попутно предупреждая, что запомнили каждого в лицо и эти лица будут завтра мыть полы на каждом этаже. ____ (Шоколадный убийца, я умер и воскрес для тебя над этой главой! Всем спасибо)