Философские этюды

      В мире было не так много вещей, которых Аллен Уолкер действительно боялся, но конференция по философии была таковой. За день до знаменательной даты Вайзли собрал своих студентов со всех факультетов — точнее студенток и одного единственного студента, который мог бы победить на конкурсе «Самое несчастное в мире лицо». Визерс провел краткую подготовку выступлений, беспокоясь о том, чтобы его студенты не запаниковали и смогли хорошо выступить.       Участников конференции сняли с пар, и двенадцатого декабря ребята поехали вместе с Визерсом в Королевский колледж Лондона. Ребята в самом деле нервничали, так как считали, что местные студенты могут оказаться им не по зубам. Королевский колледж был третьим после Кембриджа и Оксфорда, а это кое-что значило.       Студенты шли за Визерсом, как цыплята за курицей, ощущая сильное волнение. Уолкер старался казаться спокойным, подбадривая окруживших его девушек. Честно говоря, он начал находить нечто неплохое в том, чтобы отправиться сюда. Одногруппницы и девушки с других факультетов постоянно пытались привлечь его внимание и даже кидали заинтересованные взгляды, что было приятно. Про Кэти Аллен старался не думать, в конце концов, он не был взаправду влюблен в неё, она только сильно нравилась парню.       Колледж был большим и красивым белым зданием, выстроенным в классическом стиле. Старейшее учебное заведение Лондона представлялось оплотом науки и знаний, было в нем что-то истинно британское, такое, что Уолкер против воли испытывал какую-то странную гордость.       Студентов провели в огромную светлую аудиторию, где столы были расставлены в форме овала, а перед доской возвышалась кафедра и несколько столов сбоку, где уже сидели судьи. Вайзли указал своей группе на места, рядом со студентами из других учебных заведений. Все места были подписаны, чтобы гостям колледжа было комфортно. До начала было ещё двадцать минут, но тишина стояла почти что гробовая. Все отчаянно повторяли и готовились, шурша листами.       Визерс пожал каждому студенту руку, после чего ушел на место сбоку, где перездоровался со всеми присутствующими. Один мужчина, на вид тридцати двух — тридцати пяти лет, темноволосый в синем свитере и джинсах, даже похлопал Вайзли по спине, как старый приятель, что было неудивительно, ведь с каждой группой студентов пришел свой преподаватель. Но судьями были не они.       Аллен пробежался взглядом по студентам из других университетов и увидел, что через пять мест от него сидит удивительно знакомая девушка. Присмотревшись, он узнал её, конечно, это была Линали Ли! Знакомое лицо немного приободрило юношу. Уолкер улыбнулся ей и помахал, на что она радостно закивала и махнула в ответ.       Через десять минут в аудиторию зашли преподаватели — трое мужчин и одна женщина почетного возраста, все встали, приветствуя их. Это были профессора философских наук, преподававших философию в Королевском колледже. Вайзли и другие преподаватели почтительно им поклонились, усаживаясь на свои места.       Один из профессоров — низкий лысый мужчина с глубокими морщинами на лице, что выдавали частую задумчивость, подвинул к себе небольшой микрофон, стоявший на судейском столе, и обратился к студентам. — Добрый день, дорогие студенты! Мы рады приветствовать вас на двадцать первой конференции, посвященной гуманитарным наукам Лондонского Королевского колледжа. Сегодня мы обсудим с вами проблемы современной философии, зачитаем доклады и попытаемся с пользой провести время. Я и мои коллеги будем оценивать вас, но не бойтесь, ибо оценка есть субъективное суждение, не отражающее сути вещей. Перед вами лежат листы, где написан порядок выступлений. На каждое выступление даётся семь минут. После выступлений вы можете спуститься в столовую и выпить чай или кофе, а после узнать результаты. Трое победителей получат грамоты, а победитель ещё и звание «Философ года».       Мужчина сел под аплодисменты публики, хитро улыбаясь. Аллен задумался о том, участвовал ли Вайзли когда-нибудь в таких мероприятиях — ему бы точно подошло подобное звание.       Участников было двадцать восемь, темы докладов были распределены по историческому периоду философии, начиная с ранних этапов философской мысли, заканчивая современными проблемами философии. Тема Аллена затерялась на тринадцатой строке, чему он был вполне рад.       Самой первой выступала нервная девушка, тема доклада которой звучала: «Философия как современная наука». Она постоянно сбивалась, и казалось, что ещё немного и она заплачет. Аллену было искренне жаль эту девушку: она была милой — русая с серо-зелеными глазами, вся такая хрупкая и маленькая.       Второй оказалась Линали, это была действительно она. Девушка тоже нервничала, но вместо кусания губ она старалась широко улыбаться, смотря на Аллена. Вайзли упомянул такой прием для тех, кто боялся публики — выбрать одного слушателя и рассказывать ему, что ж, Уолкер не был против этого. — Моя тема, — начала Линали после приветствия, — «Философско-религиозная традиция древнего Китая: влияние культа предков и анимизма на философско-этические представления древних китайцев.       Линали посмотрела в сторону преподавателей, ей улыбнулась высокая строгая женщина в белом деловом костюме, кивком попросив продолжить. Видимо, это был преподаватель Линали. Женщина выглядела спокойной и совершенно безразличной, казалось, что такая, как она, совершенно не может принадлежать к философам, но она была тут. — Говоря о философском и этническом путях Древнего Китая, мы должны понимать, в каких условиях развивалась человеческая мысль. Китай как самостоятельное город-государство зародился в бронзовой эпохе, в семнадцатом веке до нашей эры. Этот период называется династией Шан и охватывает период с 1600 по 1027 века до нашей эры. Основы китайской культуры уже существовали, перейдя из общинного строя к государственному, но пройдя его иначе, чем многие европейские государства. Китай взошёл на заре человеческой мысли до того, как великие религии смогли сформировать мир. Тогда не было Христианства, Буддизма, а основная религиозно-философская система — даосизм — появилась только во втором-третьем веках до нашей эры. Только что разрушенный общинный строй всё ещё оказывал влияние на китайцев, и самым сильным влиянием обладала самая первая форма китайской религии — культ предков и анимизм.       Анимизм — это одна из форм первых религий человека, заключающаяся в вере в духов. Для китайской философии раннего и позднего периодов характерен анимизм. Знаменитая позиция фен-шуя о взаимосвязанных элементах рассматривается как единое целое, во главе которой стоит Великий Дух или своеобразная Мировая душа. В Китайских традициях Мировую душу можно рассматривать как сложное и единое понятие, содержащееся во всём сущем. Сходные мысли мы можем найти у христианских отцов церкви, утверждающих, что Бог есть всё сущее и всё сущее есть в Боге.       Также анимизм проявляется в верованиях о существовании души и деревьев, гор и рек, верованиях о духах-хранителях. Даосизм, происходя из концепции души — анимы, стремится к мировой гармонии. Как и в других религиях, цель даосизма — это прохождения жизненного пути человека и сливания его с великой душой.       Культ предков — это верования в духов родственников, которые защищают и помогают решать все проблемы. В Китае принято почитать умерших родителей, так как они охраняют род. Культ предков оказал сильнейшее влияние на построение традиций и родственных связей в Древнем Китае. В первую очередь были сформированы различные обряды и праздники, цель которых — прошение помощи у предков. В дни почитания было принято петь гимны, танцевать, приносить жертвоприношения и иначе оказывать честь усопшим. Культ предков оказал влияние на развитие Конфуцианства.       Мир Древнего Китая полон тайн, духов и демонов. Простой человек пытался выжить в этом мире, смутно представляя себе иные миры, в том числе и мир загробный. Даже даосизм не может описать конкретные метаморфозы, говоря о том, что после смерти душа приближается к Абсолюту. Идея перерождения, высказанная в индийской философии, тогда тоже не существовала, так как первые упоминания о Сансаре относятся к восьмому веку до нашей эры в Индии, в Китай же они проникли гораздо позже. Тем не менее, уже на заре своего становления развивалась идея великого пути человека. Отличительной чертой китайской философии является ориентирование не на результат, а на сам процесс, процесс познания жизни, накапливания опыта и мудрости. Тогда же и начали зарождаться первые концепции дзен-буддизма, которые появились гораздо позже.       Идея мирового духа перешла в идею разделения мира на две сущности, известные как инь и ян, но этим сущностям предшествует идея пустоты и разделения, похожая на теорию большого взрыва. Вначале была пустота, из которой вследствие произошло движение, разделившее всё на две категории — будущее и прошлое, пространство и время, материя и идея. Мировая душа всё ещё содержится в этих категориях, но она уступает идее пустоты, умиротворения. Мировая душа блаженствует, и каждый человек стремится к этому блаженству.       Линали закончила, тихо переводя дух. Девушка вновь взглянула на своего преподавателя, получив ободряющий кивок. — Скажите, мисс, — произнёс один из судей. — Ваша тема относится больше к религии, нежели к философии. Какова граница религии и философии? — Философия и религия — это два способа познания мира, один из которых является наукой, а другой — догмами. Религия и философия изучают окружающую действительность и поведение человека, но первая имеет четкие рамки и концепции, которые подставляют факты под идеологию, в то время как философия — это независимый взгляд на мир. Отдельные философские положения — субъективны, но, будучи единой системой и обладая внутренним плюрализмом, философия становится объективна. — Браво, — произнёс старый профессор. — У аудитории есть вопросы?       Одна из девушек у края стола потянула руку. — Скажите, какова современная позиция китайского учения и философии? — Это сложный вопрос, — кивнула Линали. — Современная идеология Китая заменила ряд привычных учений, переориентировав китайские традиции на новый лад. Китайские учения отошли от религиозных и космогенных представлений, даже ключевые праздники, вроде Нового Года, сейчас воспринимаются как светские.       Больше желающих поговорить про китайскую философию не нашлось, и Линали села на своё место.       Через три докладчика вышла девушка из группы Вайзли — Сара Джоан, обучающаяся на юридическом факультете. Вайзли искренне улыбнулся ей, кивнув головой. Тема Сары была: «Справедливость по Платону. Почему правильно — не всегда справедливо?».       Аллен и девушки поддержали Сару хлопками, желая ей удачи. Девушка также избрала в качестве ориентира Уолкера. Что ж, он не был особо против. Сара была вполне симпатичной девушкой, не совсем в его вкусе — рыжеватая, в очках, с лёгкой полнотой, но вполне милой. — Моя тема — это вопрос, насколько адекватно и универсально понятие платоновской справедливости, — начала девушка, вид её был достаточно уверенный, было понятно, что ей не в первый раз приходилось выступать перед публикой. — Как мы знаем, понятие справедливости — это одна из ключевых категорий Платоновской философии. О Справедливости он говорит в различных диалогах, но более всего уделяет ей внимание в «Государстве», «Законах», «Критоне» и «Апологии Сократа». Что же такое справедливость? Это сложное понятие, которое можно рассмотреть в узком и широком смыслах. В узком смысле, это беспристрастное отношение к человеку или его поступку, оценивание этого поступка по существу. В каждой науке существует свое понятие справедливости. С точки зрения юриспруденции, это соответствие суровости наказания тяжести проступка; с социальной точки зрения, это равенство, выраженное в доступности одинаковых условий и возможностей. Говоря же о философии, мы сталкиваемся с множеством понятий, основным среди которых является понятие, предложенное Аристотелем, — «способ обоснования и распределения между индивидами выгод и тягот их совместного существования в рамках единого социального пространства». Однако понятие справедливости Платона оказывается весьма специфичным.       Платон считал, что справедливость эквивалентна понятию «правильно». Например, если плотник занимается плотницким делом, то это — справедливо, но если он, не имея знаний, занимается медициной, то это — несправедливо и неправильно. Но в то же время он считал, что справедливость — это истинность. Тут интересен диалог «Евтифрон», где Евтифрон и Сократ сначала рассуждают на тему того, правильно ли, то есть справедливо ли, преследование отца, виновного в смерти убийцы. Дальше они переходят к спору о том, какие поступки являются нечестивыми, а какие правильными с точки зрения Богов. Сократ замечает, что нечестивое для одного Бога считается правильным для другого. Конечно, спор там не совсем о Справедливости, но если перевести тему справедливости в тему благочестия и нечестивости, то получается, что справедливо то, что правильно, то, что благочестиво.       С точки зрения современных концепций справедливости, куда мы включаем социальную и моральную справедливости, куда входит этика, мы не можем признать, что правильное есть всегда справедливое. Платон говорит об этом в «Апологии», когда ему являются законы и говорят: «Что это ты делаешь, Сократ?». Вслед за своим великим учителем Платон утверждает, что, даже если общество не справедливо, человек должен оставаться верен закону и порядку, то есть оставаться справедлив, ибо слушаться закона и порядка — правильно.       Социальная же справедливость как таковая вообще не свойственна Сократу, так как он жил в рабовладельческом обществе. Для него существование рабов и аристократии было само собой разумеющееся. Даже в «Государстве», которое часто приписывают к социалистическим утопиям, каста воинов, охраняющая основы государства, не должна обладать личным имуществом. Войнами могут быть мужчины и женщины, но их браки заключает государство, пристраивая лучших с лучшими, а детей забирают, оставляя только сильных, а других же умертвляя. Детей же потом отдают матерям, но так, чтобы они не знали, где чьи дети. С точки зрения нашей, современной этики, такой подход совершенно нельзя считать справедливым, но он справедлив для Платона, лучшим — лучшее, общее — всем. Справедливость по Платону также имеет ещё одну градацию, более понятную нам, где справедливость — это не нечто, что существует отдельно, как идея, что противоречит с его главной теорией об эйдосах, а как нечто ситуационное, когда человек несет ответственность за конкретные поступки.       Делая вывод, мы можем сказать, что категория справедливости у Платона слишком специфична, и, с точки зрения современности, многие его положения являются несправедливыми.       Судьи и преподаватели поаплодировали, задав Саре ряд вопросов. Девушка храбро отвечала на все, показывая глубокие знания по теме Сократа. Вайзли довольно улыбался, кивая на хорошие ответы.       Очередь медленно подходила, заставляя Аллена понервничать. Перед ним выступал молодой человек с теологией Сведенборга, едва не усыпив аудиторию своим чтением. Уолкер же усиленно повторял правки и некоторые вопросы, которые были написаны на оборотной стороне его листа с докладом. На конференции разрешалось выступать с распечатанным докладом, но Визерс запретил своим студентам читать с листа, разрешая взять с собой только план выступления.       Как только докладчик сел на место, Уолкер поднялся, уверенно подходя к кафедре. Говоря откровенно, он совершенно не ощущал себя уверенно, но считал, что показать свой страх перед публикой, профессором и собственными одногруппницами, ниже его достоинства. — Моя тема звучит следующим образом: «Антиутопия Томаса Мора». Многие из вас слышали, а быть может, читали знаменитый труд Томаса Мора под названием «Утопия». Те, кто действительно читал её и думал над смыслом, поймут, почему я применяю к этому произведению термин, означающий нечто совершенно противоположное, но те, кто не помнят или забыл, смогут окунуться в «идеальный мир» Мора.       Аллен быстро взглянул в сторону преподавательского стола, выцепив лицо Визерса. Мужчина подмигнул своему студенту, это немного успокоило Уолкера. За что стоит действительно поблагодарить Вайзли, так это за то, что он научил весь курс выступать перед публикой, что очень важно для будущих преподавателей. — Итак, что же такое «Утопия»? Это остров, которым, подобно государству Платона, управляют философы, где нет частной собственности, но все ресурсы между городами и деревнями распределены равномерно. Это остров-государство, где люди счастливы, потому что они не знают, что такое деньги, а все необходимое они могут приобрести обменом. Это мир, где у каждого есть своя профессия и призвание, где разные религии царят в мире, а войны ведутся только с варварами с помощью наемной армии, которая не имеет никакого отношения к утопийцам. Люди там работают всего шесть часов в день, имеют дома и сады, ни в чем не знают нужды и потому не испытывают горя. Но действительно ли такой мир — утопия?       Начнем мы с устройства острова. Остров этот небольшой, но все города, расположенные на нем, включая центр — Амаурот, похожи один на другой, из-за чего города не конкурируют между собой. Все они окружены полями, которые возделывают, так как почти все утопийцы занимаются земледелием. Даже ремесленники изначально изучают земледелие и скотоводство и только потом берутся за какое-нибудь специальное ремесло, которому обучаются в семье. Жители городов живут большими семьями — в одной семье не может быть меньше десяти человек и больше шестидесяти. Одежда и быт людей везде одинаков, что делает их похожими и равными. Институт же власти у утопийцев является выборным, демократичным. Во главе всего острова стоит выборное лицо — князь. Для феодального общества средневековой Англии такое устройство казалось верхом идеальности, но так ли это на самом деле? Что такое мир утопии?       В первую очередь, это мир, где воплощена идея первого коммунизма — всеобщего равенства и богатства, что делает людей счастливыми. Но вместе с тем, это мир тирании. В главе про путешествия утопийцев сказано, что люди могут передвигаться в другие города только с разрешения Князя, если же они делают это без его разрешения, то такой поступок считается нарушением и подлежит наказанию. Даже перемещение по своему городу допускается с тем условием, что человек не отрывается от работы. Попав в чужой город, ему надо отработать свои шесть часов в день в другом городе, как в своем, чтобы приносить пользу. Конечно, положительным моментом тут является факт того, что утопийцы везде дома, но насколько хороша такая жизнь? Они лишены возможности не только бездельничать, как утверждает Мор, но и возможности развлекаться. В «Утопии» не сказано про искусства, про театры, там нет ничего подобного, ведь для утопийцев подобные вещи не являются достойным занятием. Удовлетворив свои базовые потребности, они, однако, лишены возможности удовлетворять иные потребности, например, эстетические потребности или же потребности самовыражения.       В мире «Утопии» не существует тюрем, провинившихся граждан обращают в рабов, которые больше работают и живут в худших условиях, чем их свободные собратья. Рабами же являются не только преступники, но и иноземцы. Вторичное преступление в мире утопии карается смертью. Самым страшным же преступлением является прелюбодеяние. Семейные вопросы достаточно жестко регулируются внутренней иерархией. Супругу или супруга утопийцы выбирают сами, перед браком их ставят друг перед другом обнаженными в присутствии старейшин, чтобы люди могли оценить друг друга и решить, будут ли они жить друг с другом. Тут Мор объясняет это, сравнивая с покупкой лошади, — лошадь внимательно осматривают на разные пороки перед тем, как купить. К браку стоит относиться так же, коль он нерушим.       Грубым нарушением прав людей, как сейчас бы мы сказали, является государственное принудительное расселение семей, если город, в котором они проживают, переселен. Из каждой семьи отбирают определенное количество людей и переселяют в другой город или же, если перенаселены и другие города, в чужие земли для колонизации. Насколько же такой мир действительно утопичен? Смотря с точки зрения автора, мы видим мир, где все сытые, у всех есть дело, нет ограничений в браке, кроме возраста и иных разумных рамок, нет измен, нет дурных мест, вроде публичных домов и казино. У людей нет частной собственности, только общая собственность, а потому не испытывают они тщеславия и прочего зла. Но посмотрим на этот же мир с точки зрения аниутопий, вроде «1984» и «Мы», в которых описываются сходные миры. Что же мы видим глазами человека, который проживает жизнь в подобных условиях? Если этот человек принадлежит серой массе, то скорее всего его устраивает подобное государственное устройство, но если он философ или просто наблюдательный человек с высокими эгоцентричными потребностями, то жизнь в подобном мире предстает ужасной. Да и не ужаснулись бы мы сами, если бы нам пришлось жить в мире, где один похож на другой, где, кроме постоянного труда и других занятий, нечем заняться, а большая семья, где все равны, может сократиться по желанию власти?       Аудитория зааплодировала, горячо принимая доклад Уолкера. Вайзли показал какой-то непонятный жест мужчине, что сидел рядом с ним, и тот что-то ответил. Но внимание Аллена привлекли вопросы. Вопросов было действительно много, так как перевод утопии в антиутопию вызвал живейший интерес.       Мужчина, сидевший рядом с Вайзли, тоже решил задать Уолкеру вопрос. — Скажите, молодой человек, почему же «Утопия» понимается как нечто безусловно положительное? Почему она так вдохновила социалистов, что в ней приглянулось простым людям, которые также могли оказаться на месте героя Оруэлла? — Я думаю, сэр, что причина в качестве жизни населения Англии того времени. Люди работали по двенадцать часов в сутки, плохо питались, мало знали о мире и вообще не могли удовлетворить даже базовые потребности. «Утопия» Мора полностью решала мещанские проблемы, показывая мир, где их основные причины горестей — деньги — не существенны, где все хорошо, где добрые нравы. Они думали только о том, как было бы здорово жить в таком мире, где бы они не знали своих забот. Нам же такой мир не кажется столь чудесным, у нас больше потребностей. — Браво, молодой человек, — похвалил мужчина, садясь на место. Вайзли подмигнул Аллену, однако причину этого юноша не понял.       После Аллена выступала другая девушка, от того самого преподавателя, который задал Уолкеру вопрос, это было видно по тому, как мужчина подбадривал студентку. В целом, конференция показалась Уолкеру неплохой, особенно его удивила проявленная кураторами забота. — Моя тема, — произнесла девушка, оглядев присутствующих, — «Деизм Рене Декарта». Конфликт Бога и рационализма. Рене Декарт (1596 — 1650) — знаменитый французский философ, представитель так называемой школы рационализма, которая в дальнейшем и определила один из важнейших критериев современной философии. Один из основных инструментов познания того времени был эмпиризм, то есть чувственное познание окружающего мира. Наличие тайных обществ, в особенности, орден розенкранцев, также повлияли на еще один способ познания — мистицизм, то есть мистическое знание. Заслуга Декарта состоит в том, что он отверг эти формы познания как иррациональные и не субъективные. Именно Декарту приписывают знаменитое выражение «Cogito ergo sum» [кОгито Эрго сум], что означает «Я мыслю, следовательно, я существую». Метод рационализма объясняется им в труде «Основные правила метода». Кроме философских трудов, он прославился и другими науками: математикой, где он издал большой труд по геометрии; медицине, где Декарт описал строение глаза с точки зрения оптики и строения других органов; а также зоологии, именно ему принадлежит понятие рефлекса.       Почему же чувственное познание кажется Декарту ненадежным? Все дело в том, что наши чувства могут легко обмануть нас в различных ситуациях, а потому доверять им — значит вводить себя в заблуждение. Но как же тогда быть с вопросом познания Бога? Декарт, как и многие до него, не только не подвергает существование Бога сомнению, но и выводит довольно спорные доказательства его существования. Так, он утверждает, что одним из доказательств Бога является несовершенство человека. Если бы человек происходил сам от себя, то он был бы более идеальным, но так как это не так, то его однозначно создал Бог, как создал и животных. Ещё одним доказательством Бога является наличие знания о том, что Бог есть, ведь такая мысль могла быть вложена в голову человека только самим Создателем.       Как мы видим, Декарт не может опираться на исключительно рациональные методы познания, так как доказать ими существование Бога невозможно, не входя в противоречия и различные логические уловки. Делает он это, конечно, не специально, ведь отвергание Бога в XVI веке — это нечто настолько фантастичное, что даже мысль в подобном направлении показалась бы европейцу того времени кощунственной.       Однако, в чем же заключается метод рационализма и почему Декарт смог его обойти? Для использования своего метода он предлагает применять четыре правила. Первое правило — принимать за правду только общеизвестное, то, что не может поддаваться никакому сомнению. Именно этот момент позволяет Декарту обосновать идею Бога, как общеизвестную и не не подвергающуюся сомнениям. Второе правило — делить вопросы на части и рассматривать сложные моменты отдельно, чтобы лучше уловить суть. Третье правило — соблюдение последовательности, переход от простых понятий и категорий к более сложным. Четвертое правило — составлять полные перечни и обзоры, чтобы ничего не упустить. Ещё одним важным принципом, которым руководился Декарт, — принцип сомнения, согласно которому любое знание необходимо подвергать сомнению. В отношении веры этот принцип осуществим лишь наполовину, так как Декарт не подвергает сомнению многие «истины», способные повлиять на его точку зрения в отношении существования Бога. Натурализм ещё не был развит достаточно хорошо, чтобы всерьез предполагать, что люди произошли от животных, а потому остается только Бог.       Девушка кивнула головой аудитории, показывая, что доклад окончен. Первый вопрос, который она получила, пришелся от Вайзли. — Скажите, мисс, — произнёс профессор, сохраняя серьёзное выражение лица, — какую роль играет познание Бога согласно Декарту? — Познание Бога, сэр? — повторила девушка, закусив губу. — Я полагаю, — произнесла она после некоторого молчания, — что Бог, по Декарту, представлял некую абсолютную истину, как создатель всего сущего. — Вы полагаете, мисс? — коварно улыбнулся преподаватель. — Что ж, какова вообще цель познания Декарта? — В познании истины, сэр, — более уверенно ответила она. — Истина. Что же Декарт понимает под этой непростой категорией? — То, что неоспоримо, сэр. — Но ведь идея Бога оспорима, — заметил Визерс, — но он считается истинным по Декарту. Можем ли мы считать такое определение истинным? — Нет, сэр. — Тогда в чем же истинность Бога?       Девушка совершенно растерялась, но её спас один из судей. — Мистер Вайзли, Вы задаете слишком много вопросов, у нас время не резиновое! — Прощу прощения, профессор Эггхед, — извинился Визерс, отстав от докладчицы.       Ещё одно выступление, которое вызвало бурю споров, было докладом одного молодого человека, решившегося оспаривать роль философии в современной науке. Предприятие его отличалось рискованностью, так как по его словам выходило, что философская мысль — это та же история, не способная принести нечто новое. Стоит ли говорить, что подобные высказывания перед семью дипломированными философами — смерти подобно? Но юноша был студентом Колледжа и активно отбивался от нападок профессоров и доцентов. Аллен мысленно представил муки этого человека, если бы он оказался под научным руководством профессора Вайзли.       После того, как темы докладов были зачитаны, студентов отпустили на перерыв, а судьи собрались на кафедре философии, обсуждая, кто же должен занять первенство на конференции.       К Аллену подошла Линали. Девушка выглядела радостной и вместе с тем несколько смущенной. — Ты замечательно выступил! — похвалила Ли. — Ты тоже, мне было очень интересно. — Если честно, — смущенно улыбнулась Линали, — я не читала Томаса Мора, а мой преподаватель, мисс Форхеад, не вдавалась в большие описания: у нас курс философии сократили. Поэтому твой доклад действительно удивил меня — взгляд на утопию, как на нечто противоположное ей. — О, я думаю это вовсе не удивительно, — смутился Аллен. — Думаю, тут всё дело в интересах. Кому одно — рай, другому — ад. Тут нечто похожее. Тем более, профессор Вайзли помог мне с этой работой. — Мне нравятся его лекции, — призналась Линали. — Разве он ведёт у тебя? — удивился Аллен. — Он читает только некоторые лекции, они с мисс Форхеад коллеги. Она ведет семинары и большую часть курса, а он — особые темы. Наши ребята прозвали его снежком — белый и редкий.       Аллен слегка улыбнулся, вспомнив про то, что говорил ему Вайзли. Что ж, хоть кому-то нравятся его лекции. Ребята спустились в столовую, где купили по булочке и стаканчику растворимого кофе. После нервотрепки с выступлением Аллену ужасно хотелось есть. — Кстати, я хотела извиниться за Канду, он часто бывает не прав, — улыбнулась Линали. — Да ерунда, я забыл уже, — нервно усмехнулся Уолкер. — Все хорошо, ты не виновата в действиях своего брата. Хотя, признаюсь, я был удивлен вашим родством. — Ну, мы не совсем брат и сестра. Не родные, — пояснила Линали. — Мой старший брат Комуи оформил надо мной и Кандой опеку. Наши родители погибли, и остался только он. — Прости, я не хотел, — начал было извиняться Аллен, но Линали его перебила. — Всё в порядке, я сама об этом рассказала. Сейчас мне уже не тяжело, а Канда — он не плохой парень, просто у него в детстве было много плохого.       Аллен не стал спорить, считая, что Линали виднее. Для Уолкера этот тип вряд ли сможет оказаться приятным. — Как там Кэти? — поинтересовалась Ли, переводя тему. — О, Кэти… если честно, в последнее время мы не часто общаемся. Она чем-то сильно расстроена, но не говорит чем. — А, наверное, её родители, — кивнула Линали. — Родители? — Да, у Кэти с ними большие проблемы. Её отец считает, что она зря гробит свою жизнь, занимаясь рисованием, а ещё часто наседает на неё по поводу брака. — Брак? — Ты не знаешь? — удивилась Линали. — Она не часто делится своими проблемами, — сконфуженно объяснил Уолкер. — Это на неё похоже. У неё очень строгий отец пуританских взглядов, а Кэт довольно вольнолюбивая, думаю, это ты знаешь сам. Плюс ко всему, она би, понимаешь, куда я веду?       Аллен кивнул. Хоть у него не было родственников со столь крепкими предрассудками, но он был уверен, что если бы дядя узнал о том, что ему нравятся мальчики (что на самом деле было не так), то его бы просто убили. — С тех пор он постоянно наседает на неё. Вообще, она даже больше по девочкам, а с парнями придерживается такого дружеского общения. Единственный парень, с которым она встречалась, был Лави, но ты его и сам знаешь. Они хорошие приятели сейчас.       Уолкер кивнул. Может быть, поэтому она не захотела с ним встречаться? Это было вполне объяснимо. — Вы хорошие подруги с Кэти, верно? — поинтересовался Аллен. — Неплохие, — улыбнулась Линали. — Меня с ней Лави познакомил, он лучший друг Канды. — Правда? — с сомнением в голосе спросил Уолкер. — Мне казалось, что твой брат не очень дружелюбный человек. — Это так, — кивнула Ли, — но с Лави они дружат со школы, плюс он наш сосед. Мой братик, Комуи, многим обязан деду Лави. Старик работает преподавателем истории, он помог устроиться моему брату, он у меня — роботехник. — Звучит очень интересно! — Да уж, — выдохнула Линали, — но у него слишком неукротимый энтузиазм. Недавно он пытался создать робота-уборщика, чтобы помочь мне следить за чистотой дома, но у того сбилась программа и он едва не разнес дом. Канда сломал этого робота. Брат называет их Комуринами в честь себя, это странно. — Это здорово.       На самом деле это было действительно странно, но интересно, а ещё ему понравилась Линали. Она выглядела очень доброжелательной и милой девушкой. — Не спорю. Единственное, что правда плохо, — мой брат маниакально боится, что я уйду от него к мужчине. Если бы было можно, он бы запер меня в башне, а сам был бы драконом. Канда тоже отбивает от меня кого угодно, хоть делает это не явно. Да даже Лави! Я уже сама начинаю думать о том, чтобы завести отношения с девушкой. — Оу…       Аллен подумал о том, что на девушек ему не везет. Вернее на их предпочтения. Вряд ли Линали сказала бы что-то такое, если бы была заинтересована в нем. Что ж, она неплохая, стоит подружиться с ней. — Думаю, что со временем это решится, но если тебе правда нравятся девушки, то не стоит огорчаться всему этому. — Спасибо, Аллен, — растроганно произнесла Ли и обняла его. — Ты замечательный. Пойдем в аудиторию? Скоро будут объявлять результаты.       Почти все участники конференции уже собрались в аудитории. Некоторые докладчики участвовали ещё в одной конференции по другому предмету, которая также проводилась в колледже. Вайзли и тот мужчина о чем-то оживленно спорили, а мисс Форхеад смотрела на всё скучающим взглядом. — Итак, господа, — произнёс профессор Эггхэд, главный член жури. — Это было не просто, ведь сегодня мы услышали множество докладов на интересные темы, прозвучали замечательные вопросы, но победителей всего трое. Начнём с последнего места. Анна Фрифокс и её выступление про Декарта. Аплодисменты!       Докладчица вышла вперед и, пожав руки всем членам жури, получила грамоту. — На втором месте — Аллен Уолкер и его потрясающая утопия! — вновь объявил докладчик, едва не введя юношу в состояние полного ступора. Аллен как-то автоматически вышел вперед и тоже пожал всем руки, не осознавая, что он один из трех победителей. Уолкер посмотрел в сторону Вайзли, тот показывал какой-то радостно-победный жест своему сопернику на преподавательском поприще. — И, наконец, первое место — Линали Ли. Потрясающая тема.       Девушка тоже выглядела удивленной и смущённой. Она встала рядом с Алленом и Анной, их сфотографировали. После церемонной части к ним подошли преподаватели. — Вы молодец, мистер Уолкер, — чуть ли не светясь от восторга, произнёс Вайзли. — Очень хорошее выступление. Вы покорили сердца всех своих спутниц. — Спасибо. — Очень рад, что Вы мой студент, мистер Уолкер. Благодаря Вам я выиграл небольшой ежегодный спор с моим коллегой — мистером Локером. — Весьма нечестно, — произнёс мужчина, подошедший к Вайзли. Это был тот самый человек, который спорил с Визерсом после выступления каждого участника. Аллен пригляделся к нему. Это был достаточно высокий мужчина — выше Визерса на две головы, с правильными чертами лица и выпирающим лбом. — Снова ты за своё, Чарли, — отмахнулся Вайзли. — Мистер Уолкер, — обратился мистер Локер к юноше, — считаете ли Вы, что Ваше выступление лучше, чем выступление Анны? — Нет, сэр, — честно ответил Уолкер. — Именно, потому что оно не лучше, но мой дорогой коллега засыпал мою студентку вопросами, из-за чего она растерялась, а потому получила лишь третье место. — Заслуженное третье место, — возразил Вайзли. — Это было подло, Энджел, — надулся Чарли. — Не подлее, чем поступил ты в прошлом году. Ты тогда завалил мою девочку. Бедняжка так растерялась, что не могла ответить ни на один вопрос. — Но зато я не стал валить твоего студента в этом! — возмутился коллега. — А я стал, — ухмыльнулся Визерс. — Что мальчики, снова спорите? — поинтересовалась подошедшая к спорщикам мисс Форхеад. Аллену становилось не по себе. Он отчаянно хотел сбежать, но профессор не отпускал его. — Энджел снова жульничает! — чуть ли не прокричал Чарли. — Вы оба жульничаете. В этом году победила моя девочка, так что баста.       Мужчины недовольно посмотрели друг на друга, но промолчали. Форхеад усмехнулась, уходя вперёд. Пора было возвращаться домой. — В следующем году победит мой студент, — уверенно заявил Чарли. — In alia tempora [ин Алия тЭмпора], — усмехнулся Вайзли [1]. — Не нарывайся, Энджел. — Мой друг, Вы сейчас сами нарвётесь, если назовете меня так ещё раз. Я давно сменил имя.       Аллен едва подавил в себе желание удивленно уставиться на преподавателя. Его действительно так зовут? Энджел Визерс? Вайзли, словно уловив ход его мыслей, как-то не хорошо посмотрел на своего студента. — Я помню, но для нас ты навсегда останешься нашим ангелом-хранителем группы. Кстати, мы перед Рождеством собираемся встретиться, приходи. Можешь захватить своего студентика.       Чарли странно махнул рукой и удалился, оставив Аллена в полном недоумении и возрастающем негодовании. Это что ещё значит — «захвати своего студентика»? Мудак, блин! — Простите, Аллен, — извиняющимся тоном произнёс Вайзли. — Мы с Чарли давние соперники и каждый год спорим, чей студент победит. Он очень эмоциональный, не обращайте внимания.       Уолкер кивнул. Что ж, радовало то, что всё это закончилось и он может вернуться в общагу. — Вы заслужили свой автомат, мистер Уолкер, хотя я уверен, Ваше выступление могло бы быть оценено и на все десять из десяти, а не девять, но ничего. Спасибо за участие. Можете ехать к себе.       Аллен кивнул, покидая колледж. Он чертовски устал, а завтра были пары, к тому же сессия была всё ближе — уже с понедельника придется сдавать зачеты. У выхода он нагнал Линали, и они обменялись номерами, а также добавили друг друга в соцсетях. Ли пригласила Уолкера в гости, чем сильно удивила его, но он обещал посмотреть по обстоятельствам. Трудный день завершался, стоило пойти поспать.