Философские этюды

      Аллен был действительно рад, когда пейзажи родного города замелькали в заднем окне межгородского автобуса. Холодный январский ветер свирепствовал за окном, автобус шёл плавно, убаюкивая. Уолкер скучал по университету. Пусть там у него не было по-настоящему близких друзей, с которыми можно было поделиться чем-то очень личным, но там были Хамфри, Линали, Лави, пару парней и девушек с курса, с которыми можно было перекинуться парой фраз в столовой. В Лондоне было шумно, в каждом гудении машин ощущался сердечный ритм большого города, и он нравился парню гораздо больше, чем угрюмое молчание его родного городка.       Уолкер приехал за два дня до начала пар. Неделю назад он получил немного карманных за небольшую работу у друга отца — этого хватало на поездку. Аллен не любил тратить деньги Маны: они лежали на сберегательном счёте юноши, ожидая своего часа. Было что-то неблагодарное в том, чтобы брать эти деньги, Аллен не мог объяснить, да и не считал нужным.       На следующий день после возвращения в общежитие парень позвонил Кэти. Девушка была рада слышать его и с удовольствием приняла приглашение погулять. Она выглядела намного лучше, чем раньше: её хитрое личико, такое же как в начале осени, очаровало Уолкера, но не настолько, чтобы снова пытаться к ней подкатить. Кэти Бэлл была не той девушкой, с которой у него сложились бы отношения, хоть он и хотел бы этого. Она была милой. — Хочешь, я покажу тебе свою работу? — неожиданно предложила Бэлл. — Давай. — Тогда поехали ко мне, это нужно видеть своими глазами.       Аллен согласился. Он ощущал странное волнение, сидя за столом небольшой студии, напротив художницы, где на самом видном месте возвышался портрет девушки с азиатской внешностью в синем струящемся платье. Это была очень красивая женщина. В её волосах блестели золотые заколки, взгляд её был спокоен и грациозен. Уолкер невольно залюбовался портретом. — Это Анита, — призналась Кэти, слегка смутившись. — Я встретила её случайно в ресторане. Она выглядела так классно, что я сразу же предложила ей попозировать. Даже не знаю, чем я думала. У меня не было денег, чтобы заплатить за это, но она согласилась бесплатно. Аллен, она такая классная! Ты бы видел её в жизни: раз в десять лучше, чем у меня. Просто невероятная. — Звучит так, как будто ты в неё влюбилась, — усмехнулся Уолкер. — Если только пока рисовала, — хихикнула Белл. — Но она правда потрясающая, может, я вас познакомлю, если получится.       Аллен слушал болтовню Кэти, предпочитая не вступать в диалог, — он не хотел говорить про свой дом и печальное Рождество. Уолкер вообще был не из тех людей, которые любили много говорить. Смотря на портрет, Уолкер подумал о том, что нужно написать Линали. Может быть, потом, через недели две, он сможет заскочить к ней в гости, как и обещал.       Универ встретил привычной монотонной речью преподавателей, шумным перешептыванием студентов и чего-то живого, обитавшего в коридорах. Первые неприятные сюрпризы Уолкер обнаружил в расписании на вторник. Господи, только не это, первой парой у него стояла философия! Аллен мысленно взвыл: он так надеялся, что больше не встретится с профессором Вайзли в качестве его преподавателя, но нет, это должно произойти. Аллен бы соврал, если бы сказал, что не думал о Визерсе — ещё как думал; та встреча была странной, она оставила ему какой-то отпечаток, отдающий лёгкой горечью, что слилась с мыслями о возвращении домой.       Уолкер стоял у дверей лекционного зала, рядом со студентами своей и параллельных групп. Он думал о том, как посмотрит на него Вайзли, имел ли значение для эксцентричного профессора тот вечер? Вспоминал ли Визерс об этом, жалел ли? Аллен этого не узнал. Вайзли вошёл в аудиторию лёгкой походкой в своем белом свитере крупной вязки, его волосы были слегка взлохмачены после шапки, но в остальном вид был обычным. Он привычно занял место у кафедры, пробежался взглядом по большому залу, улыбнулся девушкам с первых рядов и быстро зачитал фамилии студентов. — Сегодня у нас немного необычная тема, дамы и господа, — мягким голосом произнёс альбинос, слегка растянув губы в улыбке. — Мы будем говорить о свободе, романтике, разгадаем загадку реальности Беркли, узнаем, почему человек добр, и поговорим о том, как Юм помог понять Локка и Беркли. Начнём мы с банального вопроса. Все знают, что такое либерализм?       По аудитории покатились молчаливые кивки. Некоторые студенты выглядели не очень уверенными, кажется, они слышали что-то о вигах в парламенте, но не были точно уверены в этом. Вайзли всегда поражала такая наивность. — Отлично. Тогда начнём с политических ноток. Не смотрите на меня осуждающе, философия породила политику так же, как и физику, психологию, науку в целом, так что будем снисходительны ко всем её детям. Итак, восемнадцатый век, век, когда мир начал необратимо меняться, когда привычный уклад жизни всколыхнулся и на сцену вышли новые лица. Родиной либерализма считаются две великих державы. Это Голландия, обладавшая в то время одной из лучших экономических систем, и конечно…?       Вайзли замолчал, посмотрев на аудиторию ожидающим взглядом, по залу полетел шепот. — Франция? — спросила одна из девушек в первом ряду. — Нет, мисс Одли, Англия. Наша старая добрая Англия, восставшая против диктатуры короля и заплатившая за это армии Кромвеля дорогую цену. Либерализм начал развиваться как полноценное течение в конце XVII века, но самые сочные плоды он заготовил на XVIII. Изначально идеи либерализма проистекали из идей демократии. Либерализм обладал такими интересными чертами, как веротерпимость, стремление к свободе рынка, уважение к праву частной собственности, ограничение принципа наследования власти короля. Философы отвергали божественную власть короля. Под влиянием уже известного нам Локка начала формироваться идея о том, что все люди рождаются равными и неравенство возникает вследствие неравных условий жизни, то есть искусственно. Имеется в виду не физическое неравенство, а правовое и, если так можно выразиться, психологическое. Либералы считали, что преодолеть неравенство может только образование, поэтому врожденные качества человека стали отходить на второй план. Но стоит помнить, что либерализм был совсем молодым, а молодости свойственна мечта. Его мечта была в том, чтобы превознести науку, положить конец бессмысленным религиозным войнам, развить торговлю и обеспечить рост благосостояния. Либерализм рвался вперёд, мечтая о своем золотом городе, но чем же он стал? Либерализм стал жестоким, он принял убеждения Робеспьера, а после прогнулся под тиранией Наполеона и наконец был раздавлен Священным Союзом 1815 года. Потом он проснулся ещё раз, и шёл он под руку с Марксом, да, именно так, Марксизм изначально представлял собой ответвление либерализма, как и анархизм. У анархистов и социалистов всегда было кое-что общее: они шли под лозунгом «liber», что на французском означает «свобода».       Вайзли ненадолго замолчал, оглядев аудиторию. Пока что все сидели в довольно бодром расположении духа, что не могло не радовать, учитывая первую пару. Визерс всегда внимательно наблюдал за студентами, втягивая спящих на галерке юношей и девушек в полемику. — Для либерализма огромное значение имел индивидуализм: он превозносил личность, что после взяли на вооружение романтики. Индивидуализм появился ещё в средние века под влиянием спиритизма и протестантизма. Идея того, что служители церкви могут ошибаться, привела к тому, что каждый сам должен был решать, действует ли он по совести, и это привело к теологическим бойням. Но забудем про средние века. Либерализм в первую очередь основался в науке. Он отвергал силу авторитета, что была губительна во времена Галилея. Сила авторитета теперь не имела былого значения: ученый должен был опираться на собственные выводы и доказывать их правильность, основываясь на общепринятых методах, что позволило философии избавиться от аристотелевского деспотизма. Но произошло это, конечно, не сразу — людям свойственно идти за авторитетом, даже сейчас многие ученые прячутся за авторитетными словами Эйнштейна, Канта, Фрейда, копируя их ошибки. Но здесь претензии мы можем выставлять только механизму выживания, который позволил нашему виду выжить. Мы склонны доверять опыту более мудрых, потому что верим, что их опыт поможет нам понять мир и дожить до их седин.       Взгляд Вайзли против воли потянулся к Уолкеру, тот заметил его и упрямо посмотрел в лицо преподавателю. Визерс едва заметно усмехнулся. — Самой благородной почвой для идей либерализма оказались плодородные земли Америки, им вдохновлялись отцы-основатели, где либерализм здравствует по сей день. Во Франции его сторонниками были жирондисты, раздавленные колесом революции, в Англии — бентамовцы. Мир менялся, и, в конечном итоге, изменился и сам либерализм. Он ушёл в романтизм. Скажите, о чем Вы думаете при слове «романтизм»?       Несколько девушек из первых рядов потянули руки. — Да, мисс Джордж? — Я думаю об искусстве, сэр, — начала студентка. — Мне приходят на ум стихи Байрона и рассказы Шелли. — Действительно, — улыбнулся Визерс, — особенно он свойственен произведениям Шелли. Франкенштейн — великая песня романтизма. Вы читали его, мисс Джордж? — Да, сэр. — Скажите, что Вы думаете об истинном зле этого произведения? — Я думаю, сэр, что настоящим злом были сами люди. Тот, кто создал Франкенштейна, был безумным гением, желавшим понять смерть, отринуть её и заглушить своё горе. Он создал чудовище, чудовище с добрым сердцем, которое хотело быть любимым. Это чудовище тайком помогало людям, оно хотело понимания, хотело тепла, но в результате все восстали против него, боясь. И создатель этого существа оказался страшнее внешности того, кого создал. — Совершенно верно, мисс Джордж. Это история существа, которое ожесточили люди, сейчас она снова популярна как никогда, правда кинематограф сделал своё черное дело, и о Франкенштейне вы знаете не более, чем о зомби. Шелли вдохновилась на идею за беседами с Байроном. Но это не так важно. Важно то, что представлял собой романтизм на самом деле. Сейчас вы все убедитесь, что каждый из вас когда-то был последователем этого движения, пришедшего в философию из искусства и политики.       Вайзли поправил волосы, сосредоточившись на том, что хотел сказать. Аллен, наблюдавший за ним с галерки, подумал, что на самом деле профессор всё ещё не преодолел некоторые проблемы: его движения были нервными, хоть голос звучал крайне спокойно. Уолкер невольно восхитился такой собранности, ощутив лёгкий укол зависти. — Романтизм возник на культе чувствительности. Чувствительность представлялась как свойство благородной, чистой души. Чувствительный человек сопереживал бедам, постигающим других, он глубоко ощущал эмоции и часто становился рабом страстей. Романтизм воспевал борьбу за идеалы и мечту, он противился старому укладу жизни, требовал ломать социальные рамки и приличия. Руссо научил романтиков презирать препятствия, дал идею бродяги, отвергающего устои высшего общества. Романтикам было невыносимо находиться на месте, они отрицали благоразумность, они кипели и жаждали приключений. Символом романтизма становилось всё необычное и хаотичное, опасное. Готические соборы и призраки, вампиры, тайны и загадки — вот что влекло последователей романтизма. Они искали контраст. Важной чертой романтизма стала эстетика. Хорошо то, что красиво, даже если то, что красиво, опасно. Пасторальные пейзажи сменились Альпами и бурными потоками водопадов. И хоть большую часть в развитие романтизма в философии и культуры внёс Руссо, сам романтизм зародился в Германии. Умереть молодым — вот самая яркая звезда немецкой романтики. Потому что те, кто умирал стариком, умирали под гнётом религии. Религия тоже могла стать предметом романтики, но только в том случае, если и она содержала протест. Так, рожденный католиком должен был стать протестантом, а протестант — католиком, иначе из религии исчезал весь романтизм. — Скажите, кто-нибудь из вас читал произведения романтиков? — поинтересовался профессор. — Я, сэр, — произнесла одна из девушек со второго ряда. — Я читала Шелли и Бронте. — Бронте вряд ли можно отнести к романтизму, — поправил Вайзли, — хотя первую половину XIX века сохранялось влияние романтиков. Некоторые с ним боролись, например, Остин. — Разве? — удивлённо спросила студентка. — Именно. Остин высмеивала идеи романтиков в «Чувстве и чувствительность», а также в «Нортенгерском аббатстве». Её удел — счастливый брак и любовные неурядицы, удел романтизма — сильные страсти.       Вайзли снова повернулся к аудитории. — Возможно, вас удивляет, что мы говорим в большей степени о литературе, но литература того времени отображает господствующие в обществе мысли, а именно они во многом определяли философию. Эпоха романтизма — это некий подростковый возраст для искусства, науки и философии, когда границы стираются. Правда науке романтизм больше повредил: вновь стали популярны тайные общества, особо сильно оживились каменщики, среди которых было много великих умов. Ученых всегда притягивают тайны. Но я снова отвлёкся. Говоря о романтизме, я не могу не сказать важную вещь — психологический портрет романтика. Это анархист, бунтарь, антисоциальный затворник, страстный тиран. Романтик стремится к страсти и одиночеству в равной мере. В одиночестве проявляется его индивидуализм, чувства его обостряются и становятся сильнее, но вместе с тем он не может быть полностью один — страсть к женщине и необходимость жить в обществе, чтобы иметь кров и еду, также важны ему. Интересен и конфликт романтической личности с Богом. Анархист сам становится Богом, он отрицает устои и рамки, материю и становится в этом хаосе тем, кто сам определяет устои и рамки. Вот так об этом пишет Бертран Рассел: «Бунт индивидуалистических инстинктов против социальных уз является ключом к пониманию философии, политики и чувств — не только того, что обычно называется движением романтизма, но и его последователей вплоть до наших дней. Философия под влиянием немецкого идеализма стала солипсистской, и самоусовершенствование было провозглашено основополагающим принципом этики». Думаю, многие из вас могут согласиться с этим утверждением. Как думаете, господа, вопрос ко всем желающим, какие именно черты романтизм принёс в нашу культуру? — Идея бунтарства, — выкрикнул кто-то с пятого ряда. — Правильно, мистер Брайтан, — кивнул Вайзли. — А ещё? Не стесняйтесь, вспоминайте классику, вспоминайте свои подростковые привязанности и идеалы.       Аудитория загалдела. Тема поднятая Вайзли была понятна всем, ведь каждый сидящий тут совсем недавно был подростком и переживал, как сказал бы Вайзли, этап романтизма. Аллен задумчиво бросил взгляд в окно. Его не привлекали сильные страсти, но Мана всегда учил его рыцарству, которое тоже можно было отнести к романтизму. Благородная кровь, что вскипает в венах и не знает усталости в борьбе за правое дело, — вот чему учил его Мана. Лёгкая, едва заметная улыбка растянула бледные губы Уолкера. — Я вижу вам всем эта тема оказалась очень интересной, — заметил Визерс, решая продолжить лекцию. — Что ж, я понимаю вас, все мы проходим через такой период, эдакий юношеский максимализм в философии. Но закончим тему романтизма ещё парой слов. Романтизм накладывал сложные рамки на страсть и дружеские отношения. Сильные чувства не должны заглушать собственное «я» человека. Приведу вам ещё одну цитату Рассела: «Страстная любовь, однако, более сложное дело. Поскольку страстные любовники рассматриваются как люди, которые восстали против социальных оков, ими восхищаются. Но в реальной жизни отношения любви сами быстро становятся социальными оковами, и партнера по любви начинают ненавидеть, и всё более неистово, если любовь достаточно сильна, чтобы сделать узы такими, что их трудно разорвать. Следовательно, любовь начинают представлять как борьбу, в которой каждый стремится уничтожить другого, проникая сквозь защитительные барьеры его или ее Я. Эта точка зрения становится обычной в произведениях Стриндберга и еще больше Д. Г. Лоуренса». Как видите, романтика полна противоречий. Но чем же, однако, мы обязаны ей, помимо хороших классических романов? Мы обязаны главным образом верой в человека, в то, что наша личность велика, а душа чиста, в то, что мы готовы сражаться за свои идеалы. А теперь перейдем к Руссо.       Вайзли отложил свой планшет с листами, откуда он всегда читал цитаты, после чего открыл презентацию. С проектора на студентов взирал портрет Жан-Жака Руссо с указанием его годов жизни — 28 июня 1712 — 2 июля 1778. — Скажу сразу, что перед Руссо мы должны были пройти Юма и Беркли, но для лучшего понимая конфликта Руссо и Юма, а также идей Беркли, мы начнём с французского бродяги, так как уже затронули тему романтизма, философию которого и возглавил Руссо. Отмечу, что многие философы весьма скептически относятся к Руссо, и на это есть две причины: первая заключается в том, что многие его идеи сильно противоречат здравому смыслу, но об этом вы должны составить мнение сами — до сих пор у Руссо есть страстные поклонники; вторая же причина в том, что его философские произведения были написаны в рамках романов. Собственно говоря, он в большей степени писатель, но его книги повлияли на культуру и общество достаточно сильно, чтобы в дальнейшем политики разделились на две группы: те, кто шёл за Локком, и те, кто шёл за Руссо. Но пока отложим политику и поговорим про Жан-Жаке Руссо как о личности. Личность его была крайне интересной, история Руссо изложена им самим в автобиографии, которая называется «Исповедь». Для неподготовленных умов исповедь может оказаться слишком жестоким ударом. Всё дело в том, что философ, который говорил нам: «Человек в сущности добр», имел к доброте весьма специфическое отношение. Я хочу заранее предупредить вас, что нельзя судить произведение по личности автора. Люди творческие часто хороши только на своём поприще, они часто бывают мудаками. Как говорил один мой коллега, которому довелось побывать на встрече с его любимым современным писателем, «книга лучше». За свою жизнь парижский бродяга успел натворить много бед. Он сбежал от кальвинистов в католичество, потому что хотел таким образом поселиться в Турине, а не потому, что считал кальвинизм ложным учением. Он воровал, был распущен, совершал очень сомнительные действия для продвижения вперёд. В конечном итоге, он часто отвечал на проявления добра чёрной неблагодарностью, но вместе с тем считался самой чуткой душой, ведущей за собой романтиков.       Вайзли усмехнулся, заметив, что некоторые студенты кидали на него недоумевающие взгляды. Да, жизнь Руссо сама по себе была достойна стать романом, вышедшим из-под руки Дюма, тем более, Визерс не любил Дюма, считая его графоманом. — В конечном итоге, единственным добрым другом Руссо был Юм, но и этот прекрасный человек, испытывающий к Жан-Жаку нежные чувства, по крайней мере, Юм писал Руссо, что мог бы прожить с ним всю жизнь, тоже не выдержал, точнее его прогнал его добрый друг, впав в неистовство. К концу жизни вождь романтизма стал сходить с ума, его преследовали бредовые идеи, везде мерещились предатели и враги. Единственным человеком, который долго мог терпеть характер Руссо, кроме Юма, была Тереза Левассер — женщина, с которой он прожил почти всю жизнь, заимел пятерых детей, но так и не женился, утверждая, что не любит её. Тут уж сложно не согласиться. Тереза, по отзывам современников, была грубой и глупой женщиной, она пила, не умела читать и считать, была типичной крестьянкой, но Руссо обходился с ней как с женой, испытывая превосходство. Да, господа, моральный облик главного романтика не очень вяжется с их представлениями, но как говорят французы: «C'est la vie».       Вайзли перелистнул слайд. — А теперь, если никто не против, мы поговорим об идеях Руссо, которые изменили мир. В отличие от своих коллег-просветителей, таких как Дидро, Монтескьё и Вольтер, считавших, что только наука и искусство ведут к свету и благам, Руссо утверждал, что наука и искусство, наоборот, развратили человека. Наука и добродетель для него несовместимы, ибо рамки, созданные обществом, созданные наукой и искусством, делают человека рабом. Разве может быть рабом дикарь? Кому подчиняется дикий индеец, идущий по американской земле? Он сам по себе, нужда его состоит лишь в пище и крове, в его душе нет ненависти и зависти, он свободен от лжи. Руссо восхищается дикарём, но не человеком, похожего на волка, нет, его добрый дикарь — это существо наивное, доброе, обладающее детской душой. Дикарь Руссо добр, потому что он прибывает в гармонии с природой. Откуда же могла пойти подобная наивность? Скорее всего это отголосок нежной любви к родным альпам, ведь Руссо был рожден в деревне. Думаю, что многие из вас, мои дорогие, испытывали ощущение полной гармонии и удовлетворения, сидя на природе в тишине. Если кто-то из вас занимается медитацией, он точно знает, о чём я говорю, и понимает, о чём говорит Руссо, даже если не согласен с ним. Ощущение мира в душе и гармонии, вот что занимало Руссо, он полагал, что если такое ощущение можно достигнуть только в лоне природы, то значит человек, что прибывает в нем всегда, счастлив. Есть вопросы?       Студенты молчали, отрицательно качая головой, если замечали, что взгляд Визерса был обращён в их сторону. — Считая, что счастлив тот, кто нуждается в малом, Руссо утверждал, что самые несчастные люди — это богатые. Так что, ребята, если вам скажут, что богатый человек — несчастен, перед вами невольный руссоист. Благородный дикарь Руссо не испытывал потребности воевать, если его желудок был сыт, а враги не нападали, здесь проистекал его главный конфликт с философий Гоббса. Гоббс утверждал, что для прекращения войн и насилия, человеку нужно как можно дальше отдалиться от естественного состояния, состояния жестокого дикого зверя. Руссо же считал, что нужно наоборот вернуться в состояние доброго дикаря. Подозреваю, что Доккинз очень не любит Руссо, — усмехнулся Вайзли. — Но мне всё же интересно, есть среди вас те, кому слова Руссо кажутся хоть сколько-нибудь привлекательными? Не волнуйтесь, я не кусаюсь.       Несколько человек неуверенно потянули руки, Визерс кивнул. — Идея доброты очень привлекательная. Могу поспорить, что те, кто ощущают предрасположенность к благородному дикарю, были воспитаны в христианских семьях, и впитали в себя концепцию святости детства и чистоты души, эта концепция пришла к Руссо из христианства, хоть он и не говорил об этом. Богатство превращает человека в раба, вынуждает его зависеть от других, даже тех, кто им обладает. Дикарь свободен, он живёт в самом себе, а человек общества связан, он живет вне себя. Я вижу, что некоторые из вас улыбаются, что ж, это и правда весьма наивные суждения. Но поговорим о другом.       Вайзли вновь перелистнул слайд, появилась надпись «Теория общественного договора». — В ряде социологических наук Руссо приобрёл значение как автор договорной теории возникновения государства. Если Гоббс утверждал, что государство — продукт насилия одного класса над другим, то Руссо считал, что государство было образовано по договору между представителями нации. Ход его мыслей заключался в том, что будучи слабым, человек не мог противостоять тем трудностям, с которыми приходилось сталкиваться небольшим группам людей, поэтому они объединились в большую группу, которая обладала формальным равенством. Каждый член группы жертвовал своими правами и свободами в равной степени с остальными, что ограничивало их от произвола и давало гарантии. Государство Руссо выглядит демократичным, но на деле оно приводит к тирании — либо большинства, так как нет способа противостоять ему, либо неограниченной власти суверена. Государство представляет собой метаморфическую власть, во главе которой стоит общая воля его членов, воля, которая подчиняет себе волю других. Форма правления для государства Руссо не важна, важно то, что люди объединены в одну группу, которая легко раздавит остальные, даже если мы говорим о монархии. При этом, договор отрицает концепцию божественного права королей. Также он отрицает частную собственность. Не удивительно, что именно идея общественного договора в своё время оказала сильное влияние на Робеспьера. Более детально эту тему вы изучите сами, а я хотел бы обратить ваше внимание на ещё одну деталь.       Вайзли немного помолчал. Было видно, что он уже устал говорить, но пара ещё не закончилась. — Как я говорил, у Руссо были сложные отношения с религией. Одна из его романтических концепций состоит в том, что существует ортодоксальная и естественная религия. Истинная религия — это не учения церкви, это то, что можно почувствовать, это зов сердца. Идея естественной религии основана на том, что она доступна каждому, каждый может открыть её в своём сердце и слушать Бога. Руссо считает, что если бы люди слушали Бога, то в мире была бы только одна религия и не было бы никаких откровений, так как каждый мог бы найти в себе это откровение. Так что, слова о том, что верить нужно так, как говорит сердце, произнёс человек, который в сущности нарушал почти все существующие запреты своей религии и променял одну форму христианства на другую просто потому, что так ему было удобно. А теперь запишем пару цитат Руссо, и я вас отпускаю.       Вайзли открыл слайд, где были приведены следующие цитаты: 1. Человек по натуре своей добр, и только общество делает его плохим. 2. Суверен не может налагать на подданных никаких оков, если это бесполезно для общества; он не может даже хотеть этого. 3. Если бы народ состоял из богов, то он управлялся бы демократией. Столь совершенное правительство не годится для людей. 4. Первый, кто напал на мысль, огородив участок земли, сказал: «Это мое», — и нашел людей, достаточно простодушных, чтобы этому поверить, был истинным основателем гражданского общества. — На этом всё, господа, до встреч на семинаре.       Студенты засобирались. Аллен посмотрел на расписание — следующей парой был профильный предмет. Уолкер закинул вещи в сумку, замедляя ход возле стола преподавателя. Ему хотелось что-то сказать, но он не знал что и зачем. В голове было много сумбурного. Почему-то профессор против воли привлекал его внимание, но Аллен не хотел, чтобы Визерс раскусил это. — До свидания, мистер Уолкер, — с улыбкой произнёс Вайзли, когда Аллен молча прошёл мимо его стола. Аллен вздрогнул, ускоряя шаг, он не понимал, что происходит.