Философские этюды

      Аллен недовольно вытянул руку из тёплого одеяла к телефону, звонящему на всю квартиру. Ткнув в экран пальцами, Уолкер с неудовольствием заметил, что звон производил не его телефон, а чужой, лежавший чуть дальше. Открыв глаза, мужчина повертел головой в разные стороны, пытаясь отыскать источник шума, после чего, обнаружив вражеский предмет и обезвредив его, упал обратно на подушку, поплотнее укрываясь. В отместку со стороны кухни раздался шум кофемашины и звон посуды. Аллен перевернулся на другой бок, продолжая игнорировать посторонние шумы. Где-то рядом лежал Тим, мурча под боком. Через некоторое время шумы сменились запахом еды, что, по мнению Уолкера, было запрещённым приёмом, но кое-кто коварный и гадкий никогда не брезговал им пользоваться.       Тяжёлый нравственный выбор между теплой кроватью и едой мучил Аллена не слишком долго, потому что священная полутьма спальни была разрушена открывшимися жалюзи. Уолкер мысленно обругал систему умного дома и вместе с ним одного уже не молодого человека, любившего обилие техники в своей скромной квартирке. Что ж, по крайней мере сегодня Аллен отделался малой кровью — при его попытке спать слишком долго кое-кто еще и умную колонку мог подключить, чтобы она со всей дури проецировала какую-нибудь тяжелую или отвратительную песню. Даже старый алкоголик Кросс не был таким садистом. Впрочем, Аллен сам виноват: знал, на что идёт.       Вайзли до тошнотворного бодрый с утра — вот же чёртов жаворонок, даже нет, хренов стоик (за последнее время в лексиконе Аллена прибавилось философских ругательств) — да ещё и лицо довольное. Уолкер хмуро кивнул ему, поворачивая в ванную. Вроде бы это Визерс был старше, но почему-то, по его ощущениям, под сорок было именно Аллену — с утра точно.       Вайзли, как заботливая женушка (чего за ним обычно не водилось), готовил завтрак, пока Аллен судорожно вспоминал причину, по которой его бывший профессор философии и партнер в настоящем прибывал в таком приподнятом настроении. Вот у самого Уолкера поводов для радости почти не было: у него наступал период проведения контрольных работ в школе, а дети демонстрировали поразительные навыки лени и пофигизма. Повезло, конечно, что он преподавал в младшей школе: управляться с семилетками было куда проще, чем с обнаглевшими через край подростками, познавшими всю прелесть полового влечения. — Снова опаздываете, мистер Уолкер, — пошутил Вайзли тем самым тоном, которым он отчитывал Аллена в университете. Заметив, что мужчина поморщился, профессор довольно улыбнулся, обнажив белоснежные зубы.       Аллен взглянул на Вайзли, всем своим видом выражая недовольство. Он действительно не любил, когда Вайзли вспоминал университет, потому что после этого его начинало нести. — Ты сегодня подозрительно довольный, — выдохнул Уолкер, садясь за стол и первым делом отпивая кофе. — Сегодня начало курса античной латыни, конечно, я довольный, — сказал Визерс, прищурившись. — Похоже, если тебе надоест эта тема, то случится самый настоящий Армагеддон. — Вполне, — усмехнулся Вайзли, сев напротив Аллена, вытянув ноги. Скорее всего, он уже выпил кофе и уничтожил последние сладости, поэтому сиял, как новенький пенни. Уолкер вспомнил о спрятанной на верхней полке шоколадке — интересно, Вайзли её нашёл или нет? — надо будет потом осторожно проверить. Сейчас проверять, пока «возлюбленный» был тут, слишком опасно: либо потом обязательно стащит, либо будет смотреть на Аллена, как на предателя, а итог один — шоколад достанется ему. — Если честно, я проработал всего четыре года, но меня уже начала доставать программа, — признался Аллен. — Не представляю, как ты умудряешься постоянно повторять одно и тоже и делать это с таким заинтересованным видом. — Потому что я не повторяю одно и тоже, — фыркнул Вайзли. — Моя главная цель — заставить студентов шевелить мозгами, а уже потом рассказать тему курса. Если им будет интересно — сами прочтут, так что для меня важнее заинтересовать их. — Ну, ты-то можешь себе это позволить, — согласился Уолкер. — И ты тоже. Я ведь говорил тебе, Аллен, детей нужно учить мыслить. Если это не сделаешь ты, то кто тогда? — Ну, не знаю, ты, например? — Мистер Уолкер, Ваше поведение недопустимо! Из-за Вашей халатности… — Дети имеют счастливое детство, а не мучаются неразрешимыми моральными вопросами, испытывая тягу к суициду, — перебил Аллен.       Вайзли помрачнел, после чего медленно скрестил руки на груди, смотря на Аллена долгим напряженным взглядом. Это была опасная тема: они давно договорились, что не лезут в методы работы друг друга, потому что Визерс, конечно, обладал большим опытом работы, да и вообще имел множество преимуществ перед Уолкером, но он работал со студентами — взрослыми людьми, выбравшими себе тропу, а Аллен — с малышами. Стоит ли говорить о том, что Вайзли искренне верил в то, что начинать забивать детям головы нужно с детства? Они много ссорились из-за этого в прошлом, и сейчас, когда прозвучала подобная тема, Аллен по привычке напрягся. — Кстати, — сказал Аллен, желая увести разговор в другое русло, — недавно звонил Чарли.       Вайзли закатил глаза. Его поза стала более расслабленной, а лицо — недовольным, но это было деланное недовольство — Уолкер слишком хорошо знал человека, с которым жил. — И что он хотел? — как можно более безразличным тоном спросил Визерс. — Приглашал в гости, у него через две недели юбилей. Сам он тебе говорить не хотел, поэтому попросил меня. — Так и скажи, что он просто пригласил тебя, — сказал Вайзли, улыбнувшись. — Ну, не без этого, конечно, но ты — как пропускной билет. — Скорее как нижнее белье — под костюмом не видно, но лучше с ним, чем без.       Аллен едва скрыл улыбку: про дурацкие шутки, достойные студентов, Уолкер узнал не так давно. Вайзли объяснил это уровнем развития самого Аллена, ссылаясь на то, что более высокие примеры из истории и философии тот не поймёт, но настоящая причина была как раз в том, что Визерс пытался оставаться современным и понятным студентам. — Ты слишком строг к Чарли, — хмыкнул Аллен. — Мне его на работе хватает. Стоило перевестись в наш университет, как от него прохода нет. — До сих пор не понимаю, почему ректор вас просто не уволит, — фыркнул Уолкер. — Поаккуратнее со словами, молодой человек, — оскалился Вайзли. — Мы, может, и не ладим с ним, но найти кого-то лучше практически невозможно, особенно — лучше меня.       Аллен едва удержался от того, чтобы не закатить глаза: уж чем-чем, а скромностью почётный профессор никогда не обладал. Не то чтобы Вайзли и правда считал себя светилом философии, скорее ему просто нравилось создавать вид Божественного Цезаря. Уолкер честно никогда не вникал в это дело, потому что говорить о работе серьёзно они не любили.       Из-под кровати в спальне выполз небольшой пёс породы бигль. Сладко зевнув, пёс направился в сторону кухни, садясь напротив Аллена с жалобной мордой. — Поглядите только, — ухмыльнулся Вайзли, — на часах семь утра, а Диоген первым делом идёт просить еду. Никакой воспитанности. — Это ты назвал мою собаку Диогеном, — заметил Аллен. — Потому что ты притащил его с мусорки. Как мне было назвать его ещё? Фон Барон голодранец?       Аллен улыбнулся, иногда в Визерсе просыпалась совсем неясная тяга к аристократизму, но Уолкер уже привык. Что-то в философе и правда было высокое: музыкальный вкус, любовь к литературе, но при этом он никогда не брезговал доводить студентов до белого каления, делая не самые приличные намёки. Стащив с тарелки кусок бекона, Аллен кинул его Диогену — тот радостно принял дар. Вайзли недовольно поджал губы. — Тебе ведь сегодня ко второй? — поинтересовался Уолкер, потрепав собаку по голове. — Да. — Погуляй с ним, пожалуйста. — Это твоя собака, — проворчал Визерс. — Сам принёс, сам гуляй. — Не будь таким бессердечным засранцем, твои пары начнутся через три часа.       Вайзли промолчал, на что Аллен победно улыбнулся. Философ и собака ладили довольно своеобразно — Уолкер был уверен, что в глубине души Визерс даже любит Диогена, но предпочитает ворчать для вида. В любом случае, он действительно гуляет с псом, даже умудряется поругаться за собаку с другими владельцами, всеми силами отстаивая права Диогена на газон.       Добравшись до работы, Уолкер забывает про небольшие утренние разногласия, он вообще редко принимал подобное близко к сердцу. Вайзли был во многом брюзгой, любил язвить и дразнить, порой находил причину для ссоры в мелочи, но не был истеричкой. Скорее истерика грозила самому Аллену, если Визерс был не в духе и от добродушного, но заковыристого профессора философии, знакомого ему со времён университета, не оставалось и следа.       Детишки откровенно нервировали, им сегодня совершенно не хотелось работать, а потому они были максимально несобранными. Кое-как дожив до обеда, Уолкер проверил расписание — что ж, у него было окно в час. Захватив телефон и банковскую карту, Аллен пробежал пару кварталов, добравшись до небольшой чайной в китайском стиле. Колокольчики приятно зазвенели, когда он открыл дверь, сразу же кидая взгляд на любимый столик — столик пустовал. Официантка, милая девушка лет шестнадцати с ярко выраженными азиатскими чертами лица, привычно улыбнулась ему, подавая меню. — Здравствуйте, мистер Уолкер. Вам как обычно? — Да, Мия, — кивнул Аллен. — Хозяйка здесь? — Да, мистер Уолкер. Позвать? — Позови.       Девушка поклонилась, после чего быстро исчезла из поля зрения Уолкера. Через пару минут по деревянному паркету раздался быстрый цокот каблуков, и крепкие объятия со спины едва не вышибли из груди Аллена весь воздух. — Линали, полегче! — воскликнул он, повернувшись к молодой женщине. Она выглядела чудесно — темная челка и волосы, забранные на голове и подцепленные палочками, лёгкий макияж, элегантное платье (по крайней мере Уолкер думал, что это платье) в традиционном китайском стиле, высокие красные туфли на каблуках. Лина цвела, и Аллен не мог не радоваться за свою подругу. Последние годы были достаточно тяжелы для неё, ресторан вытягивал из неё много сил, но она справлялась. — Прости, Аллен, — улыбнувшись, ответила Ли, садясь напротив. Кивнув Мии, она огляделась: в чайной было не очень многолюдно, что не удивительно: почти все работают. Мия вернулась через пару минут, поставив перед Линали чашку кофе. — Как дела? — Да так, неплохо. Как могут быть дела у преподавателя в младшей школе? — Ну, не знаю, устал?       Уолкер кивнул. Если бы не эти проверочные работы, то всё было бы не так плохо, хуже только перед Рождеством, когда заканчивается семестр. В конце октября у детей будут каникулы, а что там до них? Не больше двух недель. Да и так, мелкие делишки, как и у всех людей. — А ты как? Как Анита? — О, неплохо. Недавно получили приглашение от брата на семейный ужин. — Он всё ещё бесится? — поинтересовался Уолкер. — Ему сложно принять, — кивнула Линали, — но Анита ему нравится. Она боевая, в обиду не даст, да ты и сам знаешь. — Знаю. Хотя меня больше беспокоит твой брат. — О, Канда, он сейчас много работает, так что всё в порядке, всё не так плохо, правда.       Уолкер пожал плечами. Годы идут, а что-то остаётся неизменным, например, чей-то мудаческий характер. С Кандой они так и не поладили, да и не было смысла. Семья Ли была довольно своеобразной, но неплохой, со своими заморочками и Кандой. — Вайзли всё ещё не смирился с твоим псом? — Нет, но он делает успехи, — усмехнулся Аллен. — Ворчит на него, конечно, но он вообще ворчать любит, когда не делает максимально жизнерадостный вид. Стареет, наверное. — Аллен! — возмутилась она, хлопнув ладошкой по столу. — Как ты так можешь говорить. — Я шучу, Лина, — улыбаясь, заверил её Уолкер. — Мне нравится немного его дразнить. В конце концов, через месяц ему сорок. Он немного переживает на эту тему, хотя, конечно, отшучивается, как может. — После сорока жизнь только начинается. — Я не спорю, мне кажется, это просто нужно пережить. Хотя меня беспокоит тётя Маргарет. Я, вроде бы, рассказывал. Она так и не смирилась со мной: плачет, что хочет внуков. Но хочу её заверить, что Вайзли и дети — вещи вообще не совместимые. Если бы он не «привёл» меня, то до конца жизни жил бы с Платоном или Кантом. — Или ты его «привёл». — Линали подмигнула, чем вызывала ухмылку у Уолкера. Конечно она знала о них гораздо больше, чем кто-либо ещё. Раньше Аллен бы обязательно смутился, но у возраста есть свои плюсы. — В твоей чайной самые вкусные десерты, — произнёс Уолкер, приступая к десерту, ради которого и пришёл. — У нас скидка сегодня на чизкейк, — заговорщическим тоном произнесла Ли, наклонившись к Аллену поближе. — Могу отдать вечером весь, скидка почти в тридцать процентов. — Ты дьявол, — простонал Уолкер, прикинув сумму. — Завтра уже поздно, — подначивала Ли. — Не думал, что Анита научит тебя таким грязным приёмам. — О, это ещё не грязные, — хихикнула Линали. — Я даже знать не хочу. Только подумай, что бы сказал Комуи! — Господи, Аллен, ты говоришь как твой профессор! — О нет, — усмехнулся Уолкер. — Стоит бояться, если я назову тебя мисс Ли или молодой леди, а после подмигну. Ладно, я вечером заберу, оставь мне один. Передавай привет Аните!       Допив чай, Аллен быстрым шагом направился на работу, надеясь, что не засиделся. Он не часто мог поговорить с Линой лично, хотя девушка стала очень хорошим другом и советником для него. Просто в какой-то момент его поддержала только она, а её только он, да и Визерсу она нравилась. Не то, чтобы последнее имело большое значение, но было приятно.       Закончив с работой в шесть, Аллен вернулся в чайную, купив большой чизкейк размером со средний торт. Уолкер мысленно представлял возмущения профессора — последние годы любовь к сладкому стала слишком злополучно влиять на его фигуру, а Визерс, хоть и не был молодой девушкой, следил за собой как какой-нибудь денди, объясняя это тем, что в его работе правильное впечатление — ключевой фактор. Уолкер не спорил — он лишь со злорадным видом покупал калорийное мороженое, пиццу, торты и шоколад, наворачивая всё это на глазах Вайзли после ссоры.       Квартира встретила Аллена молчаливым приветствием, на пороге уже ждали Диоген и Тим. Тим занимал львиную долю пространства и вообще выглядел крайне величественно, бигль же сидел в углу, едва подгавкивая, потому что хозяином дома был кот. Бедный Диоген, взятый в дом совсем щенком, сильно натерпелся от когтей и лап Тима, так что даже сейчас поглядывал на старого пройдоху со страхом.       Аллен тут же достал поводок, решив пройтись с собакой, пока было время. Диоген радостно помчался вперёд, едва не таща за собой хозяина. Уолкер в очередной раз подумал, что ему никогда не удавалось увидеть, как Визерс гуляет с собакой, потому что иногда, например, сейчас, Аллен подозревал, что его «возлюбленный» просто тащит собаку в парк, где полчаса читает книгу, позволяя Диогену делать что угодно или держит у лавочки на привязи.       Вернувшись домой, Уолкер заметил, что прибыл Визерс — коробки с чизкейком нигде не было, а на полке с обувью стояла ещё пара туфель. Протерев псу лапы, Аллен скинул верхнюю одежду, проходя на кухню. Вайзли сидел на стуле с чашкой чая в руках и напряженно смотрел на чизкейк, как будто это был какой-нибудь плачущий ангел. — Я же просил, Аллен, — почти с отчаяньем проговорил он, посмотрев на Уолкера. — Ты просил не покупать сладкое тебе, — резонно заметил бывший студент, довольно улыбаясь, — но про меня разговора не было. — Ты собрался съесть это один? — в голосе Визерса звучало такое осуждение, как будто Аллен сказал, что «Как говорил Заратустра» — древний трактат, написанный самим пророком. — Ну, ты ведь сам сказал, что тебе нельзя, а Лина отдала мне его почти бесплатно. Чайник горячий?       Вайзли кивнул, продолжая смотреть на десерт. Аллен налил себе чай, после чего решил пошарить по холодильнику. Итак, у них заканчивалась еда, а времени готовить особо не было, прожить на кулинарных талантах могли только бездомные и сам философ, а тратить много денег на еду Уолкеру не позволяла совесть. Но если пару раз сделать довольно большой заказ в ресторане, то это выйдет не очень дорого и хватит на несколько дней. Пока Аллен проводил расчёты продовольствия, выдержка Визерса полетела к чертями, и он, схватив нож, с мрачным видом отрезал себе кусочек, переложив на блюдечко.       Вообще между ними было много разногласий в воспитании и мнениях, особенно в воспитании. Вайзли был воплощением аккуратности: ел нужной ложкой и вилкой, держал чашку, как чёртова королева, сидел за столом с ровной осанкой, никогда не проливал чай, кофе, не капал на рубашку и вообще казался чёртовым совершенством. Аллен же к своим двадцати восьми годам так и не приблизился к священной аккуратности, продолжая пачкать рубашки, носить на голове едва прилизанное гнездо, есть ложкой или вилкой из кастрюли и вообще нервировать своими манерами специально и непреднамеренно. С момента, как у них появилась собака, Визерс часто говорил, что не видит разницы между своим мужчиной и их псом. — Мне казалось, ты придерживаешься стоицизма, — заметил Аллен, махнув рукой на чизкейк. — Я придерживался его, пока ты не принёс это, — недовольно ответил Вайзли. — И вообще, Сенека не писал Луцилию об опасностях чизкейков. — Не вкушай чизкейков, Луцилий, они приведут тебя к греху, — пошутил Аллен.       Визерс задумался, после чего выдал: — Нет, надо так. Сенека приветствует Луцилия! Хочу предупредить тебя, мой Луцилий, об опасной дороге, ведущей прочь от наших истин. Остерегайся дара сего, врагом или другом тебе принесённого, подобно тому, как говорится в великой пословице «Остерегайся данайцев дары приносящих». Ты спросишь меня, что же это за дар, которого нужно остерегаться, и я отвечу тебе. Это чизкейк, Луцилий. Посмотри, как коварна его идеальная форма и как гнусна белоснежность его, калории скрывающая.       Аллен усмехнулся, околофилософские шуточки всегда были у Вайзли в ходу, и Уолкер ничего не мог с этим поделать, потому что единственным местом, в котором произнесение подобных речей каралось молчанием, была спальня, особенно, если кто-то из них на что-то рассчитывал. Вайзли умел обламывать даже самые лучшие моменты, просто ничего не делая, а уж вспомнив в самый важный момент какую-нибудь философскую цитату, не мог удержаться и не сказать, чем портил всё настроение. Особенно Уолкеру хорошо запомнился один случай недоролевой игры, после которой Аллен вообще начал сомневаться, что его маленький друг захочет когда-нибудь испытать подобный стресс и снова подняться в бой. — Тебе стоит написать «Нравственные письма к Луцилию, современная версия», — посоветовал Уолкер, положив себе кусочек десерта. — Не думаю, что мои коллеги меня простят, но я действительно негодую по поводу того, что ни одна работа не предупреждает несчастных о вреде чизкейка.       Вайзли ел с таким довольным лицом, что Аллен начал откровенно ему завидовать. Вспомнилась старая английская поговорка про траву, что «зеленее с другой стороны», может, правда зеленее? На кухне уже был полный сбор животных — Тим и Диоген поглядывали на хозяев, ожидая, когда им тоже что-то перепадёт. Визерс страдал с таким видом, что Шопенгауэр с его «колесом страданий» казался детской сказкой, а на душе Уолкера было легко и спокойно. — Как дела в университете? — поинтересовался Аллен, насыпая корм животным. — Мне задавали вопросы, — довольным тоном ответил Визерс. Уолкер улыбнулся, похоже, что студенты израсходовали большую часть философской энергии преподавателя и этот вечер пройдет спокойно. — А ты? — Да тоже неплохо, правда дети совсем не хотели работать. — Какой преподаватель, такая и аудитория, — беззлобно подразнил Вайзли. — Мистер Визерс, — с деланным возмущением произнёс Уолкер, подходя ближе. — Вы дискредитируете мою профессиональную гордость и честь, это может Вам дорого стоить.       Аллен посмотрел на Вайзли тем самым долгим и решительным взглядом, после которого у философа бегали мурашки по телу. По не до конца ясной причине Вайзли чрезмерно нравилась эта упёртость и прямолинейность, свойственная Аллену. Нравилось, когда в глазах молодого мужчины сияло обещание; нравилось, когда Аллен позволял ему загнать себя в ловушку, а после переворачивал всё вверх дном. Визерсу нравилось, когда он терял контроль над ситуацией, когда вероломство Уолкера заставляло его вздрагивать, когда гордость отходила на второй план и внутренний огонь, зажигающийся от этих глаз, сжирал заживо. — Ты даже не переоделся, — заметил Вайзли, когда Аллен уверенно приблизился к нему, желая поцеловать. — Пока не переоденешься, даже не думай.       Уолкер недовольно поджал губы, после чего, сделав обходной маневр, всё же поймал профессора и запечатлел на его губах быстрый поцелуй. Визерс недовольно фыркнул, закатил глаза, а его вторая половинка с довольным видом промаршировал переодеваться.       Переодевшись, Аллен упал на кровать, к нему на грудь тут же запрыгнул старина Тим, настойчиво требуя ласки. Почему-то кот больше предпочитал философа, но порой вспоминал про человека, который кормил и любил его все эти годы. Уолкер считал, что всё дело в том, что Визерс и сам недалеко ушел от кота, вот между ними и завязалась поразительная дружба и единодушие. Бедняга Диоген уныло смотрел на кота, сидя на полу, заглядывая Аллену в лицо. Уолкер усмехнулся и перевесил руку через кровать, чтобы погладить пса. Тим недовольно выгнул спину и спрыгнул с груди хозяина, с важным видом укладываясь на подушку Аллена. Этот засранец никогда не спал на подушке философа.       Вайзли большую часть вечера находился в своем кабинете, кабинетом же самого Уолкера обычно служила кухня, потому что Аллен так и не поборол проблемы с концентрацией и с благоговением отвлекался на чай и прочую ерунду. В кабинет партнера Уолкер почти не заглядывал, хотя множество раз обещал, что однажды наведёт там порядок, потому что уровень пыли в этом месте непозволительно зашкаливал, а Вайзли, как и полагается людям мысли, а не дела, был крайне халатен в вопросах уборки.       Если оба не сильно уставали, то проводили время до сна вместе. Аллен повадился показывать Визерсу всякие фильмы, периодически затыкая поцелуями или тычками (в зависимости от настроения), когда тот начинал входить в раж и менять звание философа на критика. Вайзли нравилось подобное времяпровождение ничуть не меньше, хоть он в этом не признавался, — однажды Чарли сказал Уолкеру, что его «ангел» стал часто использовать примеры из фильмов и сериалов, чтобы аудитория лучше его понимала. Аллен был доволен, этот непростой человек был действительно дорог ему вместе со своими странными выходками.       Вайзли вернулся в спальню после душа, падая на кровать в своём чёрном махровом халате, подаренным Уолкером для какого-нибудь разнообразия. Аллену чертовски нравился этот халат, он создавал яркий контраст с кожей альбиноса, и вот опять, стоило пару раз взглянуть на философа, как руки сами притянули его к себе. — Ты скормил мне чёртов торт, — пробурчал Вайзли, отворачиваясь от Уолкера. — Ты сам его съел, — парировал Аллен, целуя философа в шею. — И я знаю отличный способ, как помочь тебе избавиться от его калорийности. — Мистер Уолкер, у вас слишком примитивные способы, — лениво произнёс альбинос, как бы случайно подставляя шею. — Правда? Я бы попросил Вас, профессор, научить меня более высоким, но… — Но? — поинтересовался Вайзли, довольно щурясь, когда язык любовника прошёл по шее. — Но Вы ведь правда научите. И хочу заметить, что мы вернёмся к моему же способу, только сместимся в церебральную плоскость. — Мне кажется, я плохо на Вас влияю, мистер Уолкер, — протянул философ, слегка закусывая губу. — Просто ужасно, профессор, — согласился Аллен.       Уолкер ловко навис над ним, прижав Вайзли к кровати. Конечно, после нескольких лет отношений взаимная страсть немного поутихла, да и с Визерсом о таком скорее приходится мечтать, чёрт бы побрал его философию, но ощущения были теми же. Альбинос позволял Аллену вести, позволял тому почти что угодно. Чёрный халат медленно расстегнулся, обнажая молочную грудь мужчины. Тело Визерса было стройным, но не накаченным, физические тренировки всегда обходили философа стороной — максимум пару разминок в неделю, но Аллену нравилось — сам-то он занимался, а потому оказался не только выше своего бывшего профессора, но и шире.       Вайзли довольно щурился, совсем по-кошачьи, смотря на то, как руки любовника выводят на его груди узоры, не касаясь сосков, дразня. Вообще-то они собирались посмотреть фильм, но секс был весьма неплохим решением. Аллен склонился ближе, кусая философа за шею. Визерс прошипел, боясь, что его возлюбленный снова оставит огромный засос, после которого придется ходить в одежде с воротником до подбородка. Уолкер усмехнулся с реакции Вайзли. — Не смешно, молодой человек. Ваш засос был на моей шее хуже позорного столба, — фыркнул альбинос, но не отстранился. — Вот как? Но Вы ведь поставили мне такой же в ответ, — напомнил Аллен, проводя языком по кадыку. — Это был принцип Талиона. — Правда? Не хотите отомстить мне за прекрасный минет? — Это было ужасно, — рассмеялся Вайзли, целуя Уолкера в ответ. — Это нет? — Да.       Аллен провёл языком ниже, оставляя засос у ключиц. Сердцебиение Вайзли ускорилось: он любил, когда Уолкер брал над ним верх, когда демонстрировал всего себя. Это было странно, но игра в сопротивление и подчинение чертовски нравилась им обоим. Почти всегда начинал Визерс. Как коварный злодей он заманивал любовника в ловушку, дразнил его, подстрекал, а после наслаждался тем, как молодой и горячий Аллен выворачивает всё в свою пользу, заставляя уже самого философа терять контроль.       Визерс слегка поддался вперёд, разводя бёдра, чтобы Уолкер устроился удобнее. Он всё ещё хорошо держался, и с его лица не сходила насмешливая полуулыбка, стёртая лишь лёгким укусом соска. Бледные губы альбиноса приоткрылись и тут же сомкнулись задушенным стоном: Аллен более настойчиво провёл по соску языком, положив вторую руку под поясницу, лаская кончиками пальцев чувствительную кожу на спине. Вайзли выгнулся вперёд: Аллен чувствовал, как между его ног становится горячее. Уолкер и сам ощущал себя на взводе, но реакция профессора всегда была ярче, похоже, что излишняя тяга к философии становится причиной слишком частого стояка. — Иногда мне кажется, что сорок мне, — прошептал Аллен, сделав несколько движений бёдрами вперёд. Визерс вздрогнул, подставляясь под Уолкера, дразня его. — Потому что я молод в душе, — хмыкнул Визерс. Аллен надавил рукой под лопатками, вызывая у Вайзли лёгкий стон. — Тогда предлагаю тебе более активную позицию.       Аллен подхватил профессора, перекатился на спину, заставляя того сесть на его бёдра. Халат полностью распахнулся, а трусы едва ли могли скрыть состояние философа. Серые спортивные штаны Уолкера тоже не справлялись, чётко обозначая выпуклость между ног. — Я смотрю, Вы не отстаёте от меня. — Визерс медленно двинул бёдрами, проводя ягодицами по эрекции Уолкера. — Поразительная старательность. Если бы Вы только проявляли её на моих парах.       Уолкер едва сдержал стон. Чёртов философ знал, что делает: он плотно прижимался задницей к паху Аллена, но не позволял тому слишком многое. Он почти насаживался на член любовника, но чёртова одежда не позволяла это сделать и лишь раззадоривала. Вайзли раздвинул бёдра шире, почти полностью садясь на член, после чего склонился ниже, хватая Аллена за край футболки. — Вы до неприличия одеты, — цокнул альбинос, стягивая с Уолкера верхнюю одежду. — Как и Вы.       Позволив Визерсу снять с себя футболку, Аллен попытался стащить халат, но Вайзли отстранился, отрицательно помотав головой. Это было так эротично. Чёрная махровая ткань на белой коже с распухшим, блестящим от слюны соском и налитым засосом на ключице. Чёртов философ прекрасно знал, как соблазнительно выглядит, и пользовался этим. — Сколько энергии, которую можно было направить в более плодотворное русло, — хмыкнул Визерс, проводя руками по груди Уолкера, надавив на сосок. — Как мне кажется, наше взаимодействие вполне плодотворно. Будь Вы женщиной, это было бы даже слишком плодотворно.       Аллен резко двинул бёдрами вперёд, заставляя Вайзли ощутить полностью затвердевший член. Тот довольно ухмыльнулся, сползая чуть ниже так, чтобы их вставшие органы прижимались друг к другу. Уолкера затопила нетерпеливость — он несколько раз поерзал, но Визерс хитро приподнимал бёдра, заставляя Аллена беситься. — Как нетороплив мой Луцилий, — прошептал Визерс, склоняясь над Уолкером, кусая мочку уха. — Мне уже начинать ревновать? Потому что мы договаривались о философии, — слегка простонал Аллен. — На твоих бёдрах сидит профессор философии, ты не мог ожидать, что это сработает, — почти нежно произнёс Вайзли, вылизывая шею Уолкера. — Все философы настолько развратны? — хихикнул Аллен. — Только те, что преподают античную мысль. — Вайзли спустился ниже, поставив Уолкеру засос у основания шеи. — Но все слишком болтливы.       Аллен крепко прижал к себе профессора, быстро двигаясь вперед, заставляя члены тереться друг о друга. Вайзли слегка покраснел, сквозь его губы вырвался тихий стон. Альбинос запрокинул голову, демонстрируя покрасневшую от поцелуев шею. Уолкер издал звук, похожий на рык. — Ты сегодня такой нетерпеливый, — прошипел Вайзли, ощущая сильную потребность избавиться от белья. — У меня не было секса две недели, — простонал Аллен, когда пальцы профессора сжали его соски. Ему хотелось больше. — Ну, в таком случае, предлагаю избавиться от лишних условностей.       Визерс приподнял бёдра, позволяя любовнику стащить с себя трусы, а сам помог Аллену расправиться со штанами и бельем. Красная головка члена Уолкера поблескивала от смазки. Вайзли усмехнулся, устраиваясь между его ног удобнее. Кажется, пора было мстить.       Лениво, как кот, философ провёл влажным языком по головке. Аллен вздрогнул, выгибаясь в пояснице. Они сотни раз проделывали это друг с другом, но каждый раз был таким же острым и жадным, как первый. Вайзли умел быть эротичным, он умел смотреть насмешливо и дразнить так, что яйца поджимались. И сейчас он продолжал делать это. Он снова дразнил его, смотря хитрым, прямым взглядом, держа его член у себя во рту. Философ двигался медленно, задавая собственный темп: он отлично знал, как именно нравится Аллену, и делал наоборот, специально заставляя того елозить на кровати, хватать за волосы и тянуть на себя. — Чёрт, слишком медленно, — проскулил Уолкер. — Медленно? Мне казалось, что как раз. — Визерс отстранился, лизнув головку. Он не хотел, чтобы всё закончилось именно так — в конце концов, ему был нужен аналог спорта. Вайзли задрал халат, качнув бёдрами, позволяя Уолкеру видеть, как налились его член и яйца, как прозрачная капля скатывается по головке. Аллен застонал, жадно притягивая философа обратно. — Я готовился, — кивнул Вайзли и хлопнул себя по карману халата. Аллен вытащил смазку с запахом клубники, от чего фыркнул.       Уолкер открыл гель, налив на свою руку, комната наполнилась сладким запахом спелой клубники. Размазав гель между пальцами, он осторожно проник в любовника, ощущая жар. Вайзли был до потрясающего нетерпелив. Он выгибался как-то по-особому изящно, искусственно, но красиво. Аллен едва держал себя в руках, слушая, как громко стонет философ, намеренно провоцируя Уолкера на срыв. У Вайзли был потрясающе глубокий голос, когда он запрокидывал голову назад и издавал утробные, протяжные стоны. — Я готов, — простонал Визерс, разводя бёдра шире. — Хочешь сам? — Да.       Аллен обожал и ненавидел позу наездника. Обожал, потому что только от одного вида профессора, насаживающегося на его член, можно было кончить, и ненавидел, потому что философ дразнил его ещё сильнее. Вайзли медленно, в своем темпе, опустился на головку стоящего члена, издавая почти что вибрирующие звуки. Уолкер и сам застонал, не в силах держать это в себе.       Вайзли двинул бёдрами, насаживаясь лишь наполовину. Руки Аллена легли на его бёдра, но философ ударил по ним, заставляя отстраниться. Заведя одну руку за спину, Визерс положил её на основание члена, проведя пальцами по мошонке. Аллен резко двинулся вверх, но альбинос предугадал это, приподнимаясь сам. Уолкеру хотелось кричать от отчаянья, с ним просто играли, доводя до исступления. Пальцы Вайзли сжали мошонку, слегка оттянув назад. Аллен заскулил, с трудом заставляя своё тело оставаться на месте.       Визерс опустился чуть ниже, задавая новый темп, — он чуть выгнулся, позволяя Уолкеру смотреть, как с его члена стекают прозрачные капли смазки. Аллену отчаянно хотелось провести по чужой головке языком. Вайзли завёл обе руки за спину, двигаясь интенсивнее. Его глаза были прищурены, но теперь там была не только насмешливость, но и желание. Он сам мучал себя этим, дразня Уолкера сильнее.       Руки Аллена обхватили член философа. Визерс застонал, позволяя тому делать всё, что угодно. Уолкер массирующими движениями ласкал член, уделяя особое внимание головке, член самого Аллена истекал смазкой внутри задницы Вайзли. Ему так хотелось взять его полностью, войти во всю длину, задевая простату часто и резко, но Визерс этого не позволит, сейчас точно.       Всё было слишком медленно, так медленно, что Аллен не выдерживает и всё-таки насаживает профессора на член, позволяя тому победно засмеяться. Уолкер приподнимается и кусает его в плечо, жадно, горячо, сильно, он трогает и гладит, признавая поражение. Вайзли с готовностью подставляется, позволяя любовнику целовать и кусать себя. Схватившись за широкие плечи Уолкера, Визерс выравнивается, направляя Аллена. Они стонут, горячие и голодные — Аллен уже проиграл и теперь мог позволить себе всё, потому что не проиграть в этой игре было невозможно.       Уолкер старался не сбавлять темп, лаская член Вайзли, заставляя философа стонать. Они полностью отдавались друг другу, по крайней мере Аллен не мог думать больше ни о чём, когда его член быстро и стремительно проникал в профессора, задевая простату.       Аллен кончил первый, быстро выскользнув из профессора, пачкая их бёдра и животы. Вайзли усмехнулся, посмотрев на Уолкера взглядом, как будто говорящим «и всё?», что стало последней каплей. Повалив профессора на спину и вылив на руку ещё смазки, Аллен начал быстро и рвано ласкать рукой Визерса, вынуждая того почти задыхаться от темпа. Кожа горела, а внизу живота как будто натянулись струны. Оргазм накрыл Вайзли быстро, заставив пальцы на ногах поджаться от возбуждения. — Несносный мальчишка, — прошептал Визерс, слыша, как бешено колотится сердце в груди. — Я знаю. — Аллен ласково поцеловал профессора в уголок губ, притянув к себе.       Они лежали, выравнивая дыхание. Было чертовски хорошо. — Ладно, я в душ, — пробормотал Визерс, приподнимаясь. — И только попробуй заляпать кровать. — Не могу, это уже сделал ты, — засмеялся Аллен. Вайзли закатил глаза, уходя в сторону ванной комнаты.       Они чертовски любили друг друга до сих пор, порой это казалось чем-то невероятным. Они не были похожи друг на друга, редко разделяли вкусы, но что-то в них было таким правильным. Наверное, стоило влюбиться в этого человека хоть раз в жизни, чтобы ощутить себя счастливым.