Философские этюды

      Уолкер отчаянно ждал выходных, предвкушая встречу с двумя подругами. За всей этой учебой и тревогой он совсем забыл про Линали и Кэти, но теперь был готов провести в их обществе не один приятный вечер.       Кэти поджидала Аллена в субботу у входа в общежитие. Девушка как всегда прекрасно выглядела: бежевое пальто до колен, светлые джинсы, чёрные сапоги, красный шарф крупной вязки и странная шляпка, чем-то напоминающая берет художников. Кэти умела принарядиться и правильно подать себя, этого у неё было не отнять. — Пошли за Линали? У неё как раз закончилась последняя пара, встретимся с ней у главного корпуса. — Пошли.       От зимы осталось одно только название — снег растаял, вокруг царила грязь и серость, но Уолкер не мог оторвать взгляда от хорошенького личика девушки, что шла рядом с ним. Кэти была ярким пятном на фоне серого пейзажа Лондона, от неё веяло чем-то новым, свежим, весенним. Такие девушки нравились Аллену. Они были лёгкими в общении, беззаботными и радостными, они умели обращать свой взор на мелочи и были, что называется, идеалом женственности. Наверное, влияние Кросса всё-таки сказалось на Уолкере, но, к счастью, оно не оказалось достаточно пагубным.       Линали выглядела чудесно в своём коротком чёрном пальто, зимних колготках и юбке. Она очаровательно улыбалась, сжимая в руках сумку. Кэти тут же пихнула Аллена в бок, как бы подкалывая его тем, что такая девушка до сих пор одна по его вине. — Ну что, пошли? — поинтересовалась художница, взяв на себя роль гида.       Девушки переговаривались между собой об учебе. Аллен тактично молчал, потому что не был силён в тех предметах, о которых они говорили, но меж тем Уолкер не ощущал себя лишним. Он слегка отставал от подруг, смотря им вслед и думая о том, что ему просто кошмарно не везёт на знакомство с девушками: ни Кэти, ни Линали не выразили желание встречаться с ним, а ведь они обе очень ему нравились.       Небольшой китайский ресторанчик радостно распахнул перед студентами дверь. Широкие, круглые окна с традиционным орнаментом; интерьер, чем-то навевающий мысль о драконах и красных фонарях; удобные столики и диваны. Они заняли чудесное место у окна. К ним тут же подскочил мальчик-азиат, кажется, это был студент с экономического. Линали приветливо улыбнулась ему, и он смущённо отвёл взгляд. — Какой очаровательный, — засмеялась Кэти, заметив эту неловкость. — Твой друг? — Знакомый. Пару раз пересекались в главном корпусе. А где же та самая женщина, ради которой мы пришли? — А кто говорил про женщину? — хихикнула Бэлл. — Мы пришли сюда ради атмосферы и чудесного чая.       Линали хитро прищурилась, и Аллен понял, что между собой девушки куда более откровенны, чем с ним. Ли всегда казалась ему таким нежным цветком востока, но рядом с подругой в её глазах проскальзывали искорки озорства. Она становилась более живой и, несомненно, более привлекательной.       Ребята пробежались взглядом по меню. К счастью Уолкера, ресторан предлагал не только традиционные азиатские, но и европейские блюда. Заказав себе сытный перекус и чай, выбранный Ли, Аллен принялся вертеть головой по сторонам, в надежде найти ту самую Аниту.       Хозяйка ресторана появилась после того, как принесли заказ. Это была поистине красивая женщина — Аллен бы не соврал, если бы сказал, что это была самая красивая женщина, которую он только видел. Она словно сошла с портрета Бэлл, воздушная и прекрасная, похожая на экзотическую мечту. — Богиня, — громко сказала Кэти, улыбаясь Аните. — Пришла со своими друзьями? — спросила хозяйка, останавливаясь возле Бэлл. — Вы тоже художники? — Вовсе нет, — подала голос Линали. Она не сводила взгляда с этой прекрасной женщины. — Кэти сказала, что у Вас прекрасная кухня. Если быть точной, она сказала, что кухня такая же прекрасная, как и Вы. — И что же Вы думаете о моей кухне? — легко засмеялась хозяйка. — Что Кэти не соврала.       Анита заинтересованно поглядела на Линали, похоже, она нашла нового ценителя своего заведения. — Удон был такой же вкусный, как у моего брата, а он в этом спец.       Аллен улыбнулся. Видимо, Линали хотела заинтересовать эту прекрасную женщину в своём брате, что ж, её можно было понять, многие говорили, что Комуи слишком её опекает, и, может быть, если его мысли будут заняты кем-то ещё, железная рука Ли смягчится. — Вот как. Может быть, стоит пригласить Вашего брата к нам работать? Уверена, это пойдет на пользу заведению. — Я обязательно передам ему.       Линали лучезарно улыбнулась, Аллен невольно залюбовался ею. В такие моменты он бы и сам хотел быть художником. Он бы точно рисовал хорошеньких улыбающихся девушек, таких же милых, как Линали. Правда, вся эта творческо-интеллектуальная среда была не для него, но почему бы не помечтать о хорошем?       Анита отошла от компании, занятая своими администраторскими делами, Кэти же смотрела ей вслед восхищёнными глазами. — Кстати, Аллен, ты ведь обещал зайти ко мне, — напомнила Линали, отпив глоток чая. — Точно, я помню. Просто не было времени, да и мы не так часто видимся. — О, я бы не соглашалась на твоём месте, парень, — хохотнула Бэлл, возвращаясь к друзьям. — Ее брат — это нечто. — Ну, я уже говорила ему. — На лице Ли отразилась эмоция, сходная с той, что возникает, когда люди вспоминают о какой-то неприятной обязанности, вроде необходимости подписать нужную справку. — О-у, и как? — Он клятвенно заверил меня, что даст Аллену шанс. — И не будет угрожать ему? — И это тоже.       Уолкера напряг этот разговор. Он думал, что Комуи просто немного обеспокоенный старший брат, желающий во что бы то ни стало уберечь честь сестры, но похоже проблема была несколько глубже. — Не бойся, Аллен, — ободряюще улыбнулась Линали, — мой брат просто очень специфический человек. Он из людей науки, да и сам по себе человек впечатлительный, но неплохой. Просто… — Попытайся сойти за гея, — посоветовала Кэти. — Что? — воскликнул Уолкер. — Поверь, лучше ты бы не придумал. Но не буду тебя пугать, сам увидишь. — Вы уже меня напугали, — пробормотал Аллен.       Линали улыбнулась. Разговор перетёк в более общие темы. Аллен больше молчал, ему нравилось слушать этих милых девушек. Он не часто смотрел сериалы или новинки кино, хотя был о них в курсе: нельзя делить комнату с кем-то вроде Хамфри и не знать о новых фильмах. — Ну, а ты, Аллен, бывал когда-нибудь на материке? — поинтересовалась Кэти, когда разговор зашёл о каникулах. Линали пару раз ездила с братом на родину, а Бэлл в Швейцарию, где каталась на лыжах. — Никогда не был. Не то, чтобы я не хотел, просто всегда не до этого. Но мне нравится слушать, как вы говорите про это, особенно про еду. — Мужчины всегда предпочтут гастрономический туризм культурному, — вздохнула Бэлл. — Кухни народов мира — эта тоже культура! — встал на защиту своих интересов Уолкер. — Ещё скажи, что кухня — это философия. — О, господи, только не философия! — взвыл Аллен.       В последнее время упоминание этого термина в каком бы то ни было контексте, вызывало у Аллена сильную, головную боль. На взгляд Уолкера, в этом не было ничего удивительного, радовало то, что курс философии был рассчитан только на один год. — Мне казалось, она тебе нравилась, — удивилась Линали, — ты ведь занял второе место в конференции. — Поверь, это было не по моей воли. — Вот как. Профессор Визерс, говорят, один из самых талантливых преподавателей. На прошлой неделе он читал нам спец-курс из трёх лекций на тему психологии. — У вас и такое бывает? — удивился Аллен. — Не у всех, просто я вхожу в студенческий кружок. Мы дополнительно изучаем риторику, психологию и этику. Я ведь хочу стать адвокатом. — О, наверное, это действительно может тебе пригодиться. — Я тоже так думаю.       Если честно, Аллен бы ни за что не стал дополнительно подвергать себя подобным мучениям. Стоило только подумать о том, что ему пришлось бы видеть Вайзли больше обычного, как по спине пробегали мурашки. А эти его странные взгляды.       Посидев ещё немного, они разошлись. Аллен вернулся в комнату, падая на свою кровать, довольный и усталый. Всё-таки общество женщин несколько выматывает. Хамфри что-то маниакально строчил на ноутбуке, не замечая Уолкера. Юноша незаметно провалился в сон.       В понедельник первой парой стояла психология, и, как говорится, ничего не предвещало беды. Староста заболела, но её зам говорила, что препод заболел, и, скорее всего, им либо поменяют пару или поставят кого-то из аспирантов. Аллен надеялся, что аспиранты спят, и вместо пары он сможет провести полтора часа в столовой.       Когда в кабинет вошёл Вайзли, Аллен сначала подумал, что он ошибся аудиторией, но уверенность, с какой он сел за стол, явно видя не ту группу, которая должна была страдать от его философских нападок, сбивала с толку. — Ваш преподаватель попросил меня подменить его. Честно говоря, я сначала подумывал, провести вместо пары психологии пару философии, но меня настоятельно предупредили этого не делать, так что сегодня я ваш личный психолог.       Уолкер ещё не понял, что было хуже, но интуитивно ощутил острое желание вскрыть себе вены. Потому что он мог с уверенностью сказать, сия чаша его не минует. — Итак, тема вашей пары, насколько мне известно, — буллинг в школьной и семейной среде. Хочу заметить, что для вас как будущих преподавателей эта тема одна из важнейших. В первом семестре вы проходили возрастную психологию, сейчас специальные проблемы психологии. Хочу заметить, что на выпускном курсе у вас будет своего рода повтор этой программы, так как умение правильно оценить ситуацию и помочь ребёнку — ключевое в вашей профессии. Почему? Всё дело в том, что среда школы весьма агрессивна. Даже дети младшей школы будут воспринимать вас как олицетворение своего рода школы, которая отнимает их время и мешает смотреть мультики или гулять с друзьями. Если же говорить про среднюю школу, то ситуация куда сложнее. Дети будут воспринимать вас потенциально агрессивно, и вам нужно будет не только показать, что вы можете научить их чему-то, но и что вам можно доверять, что вы можете помочь решить их проблемы. К сожалению, большинство учителей часто игнорируют подобные вещи, тем самым невольно поддерживая весьма скверные вещи, вроде травли. Но я забежал вперёд. Итак, кто-то готовил что-то на пару?       Руку подняла Джессика Картер. — Да, мисс? — Обычно мы готовим вопросы к семинару по методичке. — Вот как, стандартный скучный подход. И что, многие подготовились? — Пару человек, полагаю, — неуверенно отозвалась Джессика. — Нет, так не подходит. Вам ведь уже читали лекцию? — Да, сэр, в четверг. — В таком случае, мы просто поговорим об этом. Попробуем самостоятельно сформировать свою точку зрения на подобные вещи.       Студенты согласились, хотя многие предпочитали простую подготовку, но было глупо ожидать от Вайзли чего-то другого. Может быть, он был прав, предлагая им думать своей головой, но ведь если постоянно думать — можно просто с ума сойти. — Итак, кто хочет высказать своё мнение относительно нашей темы? Ставлю за ответы высшие баллы в журнал под свою роспись и с отчётом вашему преподавателю.       Это был явно запрещённый приём. Профессор Райт часто жлобилась на баллы, отчего в конце прошлого семестра все чуть ли не на ушах стояли, не зная, как бы нагрести у неё на автомат. Конечно же, первыми активировались отличники, но и середнячки тоже решили блеснуть: они же не на философии, тем более, Вайзли хочет услышать их собственные рассуждения о довольно простой вещи. Разве можно тут устоять? — Сколько желающих! Мне бы хотелось послушать сначала тех студентов, которые не проявляют особый пыл на моей паре. Да, мистер Джонсон, я о Вас и мистере Брауне. Начнем с мистера Джонсона.       Молодой человек вышел, помог поставить кафедру, сиротливо стоящую у стены, после чего с явным усилием обратился к группе. Дэвид редко отвечал перед публикой, но дела по учёбе шли у него прямо-таки неважно, не удивительно, что он попытался выпутаться. — Что Вы думаете о буллинге в школах, мистер Джонсон? — Я считаю, что это серьёзная проблема, сэр. В каждом классе есть кто-то, на ком другие дети отрываются, и часто преподаватели не замечают этого, потому что они не могут предложить никакой альтернативы. Подростки и дети часто бывают жестокими, у них скапливается агрессия, которую нужно куда-то тратить. Они не могут грызться со своими родителями, с учителями и друзьями без серьезных последствий, поэтому они выбирают слабое звено в классе и травят его. — Полагаете, что в этом случае учитель не должен вмешиваться в проблему? — Я сомневаюсь, что учитель способен её решить, сэр. Жестокость и агрессия — это то, что заложено в нас природой, мы не можем этому противостоять. Я думаю, что если учитель попытается объяснить классу, что так делать нельзя, никто не послушает. — Вы считаете, что учитель не способен изменить ситуацию в лучшую сторону? — Мне кажется, что нет. Дети всё равно будут обижать жертву после уроков или делать это незаметно. А если жертва будет постоянно ябедничать, найдут другую или перейдут в бойкот. — Полагаете, что сменится либо форма агрессии, либо объект? — Да, сэр. Кто-то же должен быть крайним. — Спасибо за этот вклад, мистер Джонсон, садитесь.       Вайзли не стал мучить Дэвида: было видно, что тому весьма неловко отвечать перед кучей людей, да и не выглядел он мыслителем, скорее, просто высказал своё мнение. — А Вы, мистер Браун, считаете, что преподаватель не способен изменить ситуацию с агрессией? — Мне кажется, что это верно лишь отчасти. Преподаватель может повлиять на отношение детей к жертве, если сможет понять, по какой причине они выбрали этого ребёнка и показать им, что он ничуть не хуже. Но мне кажется, это работает не всегда. В нашем классе был мальчик — инвалид. Он был частично глухим, и дети всегда над ним издевались. Но разговоры учителя никогда не помогали, потому что всем было всё равно, что чувствовал этот мальчик и какого это — быть на его месте. Но я думаю, что дело в том, что когда нам пытались это объяснить, было уже поздно. Если бы это было сделано своевременно, то возможно дети бы лучше относились к нему. — Но Вы в этом не уверены? — Не уверен. Этот мальчик был слабым звеном, он не умел защищаться, и это притягивало подростков. Если бы он мог дать сдачи, если бы был куда сильнее, то его бы не трогали. — Тогда бы трогал он, — кивнул Визерс. — Да, основная проблема подростковой агрессии состоит в том, что сама по себе агрессия является важной функцией существования видов. Она регулирует отношения в межвидовой борьбе, зачастую приводя к ужасным последствиям, но при этом именно она не позволяет нам погибнуть. В молодом возрасте мы слишком подвержены эмоциям и не очень хорошо владеем способами подавления агрессии. К примеру, знаете ли вы, почему мы улыбаемся? Это тоже механизм замещения агрессии, механизм, пришедший к нам из клыкастых времён, когда демонстрация зубов означала угрозу. Улыбаясь, мы редко, как говорят, «лыбимся во все 32», потому что до сих пор показывание зубов может заставить нас насторожиться. Наша улыбка — растягивание губ и эмоциональное выражение лица. Мягкая или ласковая улыбка нас обезоруживает, оскал — заставляет ощутить человека нашим врагом. По некоторой иронии почти все формы ухаживания и нежности перешли к нам из агрессии, точнее средства её переадресации. Когда мы топаем ногой по полу или бьём по столу, чтобы не подраться с тем, с кем мы спорим или ссоримся, — это переадресация. Агрессия не гасится, её в принципе невозможно выключить, но можно переориентировать. Когда мы имеем дело с буллингом, мы видим переадресацию агрессии. Дети перенаправляют свою злость и негатив на того, кто не может дать им отпор, ведь зачастую дело не в ребенке, которого бьют или прессуют, а в личных проблемах тех, кто это делает. Я расскажу вам пример из жизни цихлид, описанный герром Лорренцом. Эти рыбы просто не способны жить миром, если им не на кого направить свою ярость. Если две рыбы, самка и самец, будут жить в изолированном аквариуме, то через какое-то время самец зверски растерзает свою самку. Это происходит всегда. И чтобы этого избежать есть только два способа: подселить в аквариум ещё одного самца, который будет постоянно страдать от нападок спаренного самца, либо поселить вторую пару цихлид через прозрачную перегородку. Тогда самцы будут видеть друг друга и выражать агрессию жестами, как бы ругаясь. Интересно то, что, когда перегородка загрязняется и самцы перестают видеть друг друга, они вновь начинают избивать своих самок. Какой можно сделать вывод для нашей ситуации?       Несколько студентов подняли руки, готовые высказать своё мнение, Вайзли отпустил мистера Брауна, тот с заметным облегчением сел на место. — Снова желают высказаться мои отличники? Так нельзя, господа, вашим коллегам тоже нужно высказаться. Давайте пропустим вперёд молчунов.       Среди молчунов оказался Тедди Фриман — весьма тихий парень, чьи увлечения ограничивались просмотром фильмов и видеоиграми. — Я думаю, что можно создать такое стекло и для детей. Игры, творчество — это способы перенаправить агрессию. Если дети смогут выражать агрессию к чему-то безопасному, то им незачем будет цепляться к одноклассникам. — Отчасти Вы правы, мистер Фриман, но есть некоторые моменты, которые нельзя учесть. Например, если ребенок, на которого направлена агрессия, будет слишком отличен от других. Так уж устроено — всё иное и чужеродное вначале всегда вызывает у нас агрессию. Мы боимся или отрицаем то, что не укладывается в систему нашего мировоззрения, в привычный нам мир. Так, если подросток, которого травят в школе, является представителем ЛГБТ-сообщества, то в не толерантном или религиозном обществе нет никаких механизмов потушить эту агрессию. Коллектив детей и взрослых будет считать такого подростка изгоем, тем, кто нарушает установленные для всех правила. Говоря откровенно, нам не так уж свойственно проявлять сочувствие к другим. Это первый недочёт. Второй — вымещать агрессию в творчество и в игры, несомненно, хорошая идея, но все ли могут позволить себе это? Многие родители против того, чтобы их дети играли в игры. — Это потому что они не понимают, что игры помогают бороться со стрессом. — Иногда игры его тоже провоцируют. Не все дети умеют спокойно реагировать на неприятности, а родителям не особо нравится, когда их ребёнок орёт и кричит на весь дом после неудачной игры. — Но ведь это эмоции. — Стороннему наблюдателю это кажется иначе. В любом случае, мы с Вами понимаем, что этот способ доступен не всем. Есть ещё варианты? — Нет, сэр. — Садитесь, мистер Фриман.       Вайзли с любопытством оглядел поредевший лес рук, многие студенты растеряли свой первоначальный пыл, но ничего, у Визерса всегда был свой туз в рукаве. — Что ж, давайте поглядим, кто давно не отвечал по журналу.       Студенты притихли, когда дело доходило до журнала, то под раздачу попасть мог кто угодно. — Я хочу провести с вами небольшой психологический эксперимент. Мне нужно шесть добровольцев, я вызову их по журналу, каждый получит свои баллы за участие.       Визерс редко проводил эксперименты, и это в большей степени пугало. Что задумал этот человек? Пятеро студентов, редко отвечающих или не отвечающих на парах, встали со своих мест, ощущая некоторое смятение. Последним везунчиком оказался Аллен. Уолкер честно не удивился, когда взгляд профессора остановился на нём и Вайзли обратился к нему в особом порядке. — Мне бы хотелось, мистер Уолкер, чтобы Вы тоже нам помогли. У Вас не так много баллов, кроме того, я очень рассчитываю на Вашу помощь.       Крыть было нечем, отказаться после столь вежливой просьбы было просто невозможно. Аллен встал и подошёл к Вайзли. — Итак, господа, я попрошу мистера Уолкера выйти за дверь, а вы встаньте вокруг меня, я сейчас расскажу, что мы будем делать.       Аллен вышел из аудитории, ощущая себя довольно глупо. Он не хотел участвовать в каких-то глупых экспериментах, но выбора, конечно, не было. Вайзли заговорщическим взглядом поглядел ему вслед, от этого стало ещё более некомфортно.       Через пару минут Визерс позвал Аллена, тот зашёл в аудиторию, настороженно поглядывая на профессора. Подобная реакция не могла укрыться от Вайзли, он странно улыбнулся и попросил пересесть Аллена вперёд. Уолкер не сразу заметил, что его одногруппники стали странно себя вести. Они смотрели на него с таким осуждением или неприязненностью, что юноша сильно растерялся вначале. — Итак, выбранным мной студентам я дал инструкции, но эксперимент мы проведём позже, — объявил Визерс. — А пока что я бы хотел обсудить вопросы буллинга со своими отличниками.       Аллена сильно удивил подобный поворот событий, но ещё сильнее его удивило то, что через пару минут в его голову прилетела смятая бумажка. Это по-настоящему шокировало парня. Что-то подобное случалось с ним аж в школьные годы, да и то, в средней школе.       Первой вырвалась выступать, как и ожидалось, мисс Одли. Аллен попытался незаметно спросить у ребят сзади, что должен делать, но те игнорировали его. Вскоре юноша послышал смешки. Было странно, что Вайзли не прекратил чью-то оживленную беседу. Присмотревшись, Уолкер понял, что особую активность проявляли девочки с галёрки. Но что сильно возмутило Аллена, так это то, что одна из них, поглядела на Уолкера в упор и засмеялась. Происходило что-то странное.       Несколько раз в Аллена прилетали другие бумажки, один раз Уолкер сильно повернулся и тут же был поднят Визерсом. — Вы, мистер Уолкер, очевидно, знаете больше мисс Одли? Я Вас слушаю.       Все замолчали, словно насторожились, смолк и разговор на галёрке, это начало напрягать. — Я не знаю, сэр. — Очевидно, Вы знаете что-то более интересное, не так ли? Расскажите нам, мистер Уолкер, мы все внимательно слушаем.       Лицо и весь вид у преподавателя был таков, что Аллен ощутил острое желание заехать ему между глаз, но быстро взял себя в руки, таков уж был Визерс, его ничего не могло исправить. — Я ничем не могу поделиться с Вами, сэр. — Скажите, Вы бывали жертвой буллинга в школе? — поинтересовался Вайзли, с задних рядов вновь послышались смешки, которые профессор снова проигнорировал. — Не могу сказать, что дело было именно так. — Но у Вас были конфликты, верно? — Они есть у всех. — Но мне кажется, что у Вас они были особенно?       На «особенно» захохотали и другие ряды. Уолкер против воли ощутил острую обиду. Он понимал, что, скорее всего, просто был подопытным кроликом, но этот тон и реакция — было чертовски неприятно. — А разве Вы видите причину этому, сэр? — Голос студента прозвучал слишком резко, впрочем, взгляд Аллена был едва ли мягким. — Полагаю, что причина есть у всех, но Вы кажетесь весьма приметным человеком, мистер Уолкер, только и всего. Конечно, я не желаю Вас оскорбить, но разве у подростка не может быть проблем, которые на какое-то время могут стать причиной острого конфликта? Людям не так много нужно. — Верно.       Аудитория начала перешептываться, Вайзли несколько раз махнул рукой на самых шумных, но это не возымело должного эффекта. — Мистер Финч, мне кажется, Вы обсуждаете с Вашей соседкой что-то очень смешное, не поделитесь ли?       Всё внимание перешло на Финча, но Аллена не покидало ощущение «белой спины». Он понимал, что на него смотрят, что что-то происходит, но всё было достаточно естественным. Впрочем, когда одна девочка указала на него другой, произнеся: «Он точно гей», Уолкер ощутил, как начинает закипать. Похоже, Вайзли тоже заметил эту перемену. — Встаньте, мистер Уолкер, — командирским тоном произнес он. Это было так непохоже на мягкого профессора, что Аллен растерялся ещё сильнее. — Остальные тоже. А Вы, мистер Уолкер, выйдите на середину аудитории.       Аллен вышел, думая над тем, что сейчас либо что-то прояснится, либо станет ещё хуже. — Я попрошу всех извиниться перед мистером Уолкером, — попросил Вайзли. — Аллен, прости, — грянул хор голосов. Ощущение чего-то сюрреалистичного полностью захватило Аллена. — Приношу свои глубокие извинения, мистер Уолкер. Мы провели достаточно жестокий эксперимент. Вы очень помогли нам.       Когда все расселись, и до Аллена стало доходить произошедшее, Вайзли занял место у кафедры, обращаясь к студентам. — Как вы видите, игнорирование проблемы преподавателем весьма опасная и губительная вещь. Я хочу, чтобы каждый из вас написал небольшой текст о том, каково ему было на месте агрессора или зрителя, ощущали ли вы вину или наоборот втянулись. Конечно, настоящий буллинг намного куда более жестокий, я попрошу вас представить также, что подобные сцены происходили бы каждый день, напишите своё отношение к этому. Все, кроме мистера Уолкера, разумеется.       Вайзли отпустил всех, кроме Аллена. Тот печально поглядел вслед одногруппникам, думая о том, что он на редкость «счастливый». — Простите, мистер Уолкер, — произнёс Вайзли, внимательно оглядев Аллена, — я хотел продемонстрировать остальным, как опасно игнорирование этого процесса. Вы можете пожаловаться на меня в деканат, если я Вас задел или обидел. Честно говоря, мне бы стоило Вас предупредить, но тогда бы эксперимент провалился сразу. Вы снова выручаете меня.       Вайзли отодвинул ящик стола и вытащил оттуда пару шоколадных конфет, протянув их Аллену. — В качестве извинений. У меня сегодня здесь две пары подряд. — Всё в порядке, профессор. — Вы уверены? Вы очень сильный юноша, мистер Уолкер, это видно по Вашим глазам, однако же, я мог случайно задеть Вас. Не бойтесь и не стесняйтесь говорить о таких вещах, в конце концов, я Ваш преподаватель и заботиться о студентах и их ментальном благополучии — мой долг. — Поэтому Вы делаете всё наоборот? — фыркнул Аллен. — Именно. Но Вы просто молодец. Я поставлю Вам высший балл за Ваши страдания. — Я не страдал. — По Вам видно. И всё же, Вам интересно, почему именно Вы? — А? — Почему именно Вам я доверяю помочь мне уже второй раз. — Мне было любопытно, — честно признался Уолкер. Тон его был крайне осторожным, с Вайзли никогда нельзя расслабляться. — Вы кажетесь мне непростым человеком. У Вас доброе сердце, но я, говоря откровенно, не считаю Вас гением мысли, уж простите за такую прямоту. Я знаю, Вы цените откровенность, иначе бы ни за что так не сказал Вам. — Ценю. — Вы способны на большее, мистер Уолкер, я вижу потенциал, честно говоря, я много чего в Вас вижу, чего нет у многих других. Это не похвала, а просто факт. Я редко ошибаюсь в людях. — Мне кажется, что сейчас Вы ошибаетесь. — Когда я попросил Вас составить мне компанию, я не ошибся, мистер Уолкер, и не ошибаюсь сейчас. Вы потом поймете, впрочем, ручаться не буду. В любом случае, ещё раз простите и возьмите ещё пару конфет.       Аллен вышел из кабинета психологии в странном расположении духа. Визерс вёл себя весьма необычно, всё вообще было чем-то необычным. Хотя, ему дали горсть действительно вкусных конфет и освободили от сочинения, так что, всё было не так плохо.       Вечером написала Линали. Они договорились, что встретятся в субботу. Канда как раз поедет на соревнование по какой-то там борьбе, а со старшим братом Лина договорилась. Конечно, Кэти неплохо так напугала его рассказами о великом и ужасном Комуи Ли, но юноша надеялся, что всё не так плохо.       Ночью ему снился странный сон. Одногруппники смеялись у него за спиной, называя геем, а Вайзли ласково улыбался ему и кормил конфетами на фоне сплошного сюрреализма Англии XIX века. Господи, как же хорошо, что Визерс — профессор философии, а не психологии, иначе Уолкер бы просто сошёл с ума.