Бегущая по снам

      Любая роскошь, любое монументальное величие со временем приедается. Высокие потолки, покрытые изысканной мозаикой стены, статуи исполины — все это превращается в серые, обыденные картины, теряя былой лоск. Восторг уходит и все чаще встают вопросы о соразмерности ценны. Людвиг прекрасно знал это чувство и боялся порожденных им мыслей. Боялся кошмаров, рожденных вопросом «что дальше?».       Он остановился напротив громадной статуи, чей образ родился не иначе как под горстью психотропных препаратов и мрачно хмыкнул. Великие следят, и посылают посланников в мир смертных, направляя ход истории в нужное им русло. Это истина для тех, кто способен видеть вне привычного простым смертным спектра. Высшие мастера Хора владеют этой техникой, а Людвиг получил возможность «видеть» с помощью «Лунного света». Меч в древних ножнах отдавался приятной тяжестью, источая видимое лишь хозяину зеленоватое свечение. Сон меча порождал приятные вибрации. Они очаровывали, приносили спокойствие переутомленному разуму. Только благодаря этому удивительному свойству «Священный Клинок» Церкви удерживался от падения в обморок. — Господин Людвиг? Я хочу с вами поговорить, — донесся тонкий голосок. «Священный клинок» устало улыбнулся, представляя вечно белоснежный балахон с капюшоном, соломенного цвета волосы и худощавое лицо с острыми скулами. Епископ Амелия всегда носила эти одежды, не смотря на членство в Хоре. Как-то раз он спросил ее, почему она не носит серые одеяния и серебряную маску Хора. Она все свалила на обязанности церковного епископа, но об истинной причине умолчала. Лишь много позже Людвиг узнал, какую страшную цену нужно заплатить за право скрыть лицо маской и навсегда запереться во внутренних покоях Великого Собора. — Слушаю вас, епископ, — устало ответил Людвиг, машинально пригладив чуть растрепавшиеся, длинные волосы цвета эбенового дерева. — Господин Лоуренс желает видеть вас в своем кабинете. Он желает обсудить с вами… вопросы охоты. — Я понимаю. Я встречусь с ним немедленно. Как проходят приготовления? — Ох, не лучшим образом, — тяжело вздохнула Амелия и жестом указала на дальний коридор. — Позвольте вас проводить. Заодно все расскажу. Людвиг кивнул, и они вместе двинулись по широкому, тонущему в полутьме коридору Великого Собора. Взгляды сотен каменных глаз вели их к тому, чьи труды превратили Ярнам в столицу мира. Дождь закончился, но облака все еще низко висели над землей и сквозь высокие, готические окна пробивался тусклый свет. Холодный, точно воды реки Стикс. — Мы готовы к празднику, насколько это вообще возможно, но… эх, все эти волнения и штрафы. Я боюсь, день рождения королевы омрачит пролитая кровь. — Вы про лиунтийцев? Разве армейский полк не должен их держать в узде?       Амелия покачала головой. — Сложно держать в узде умирающего от голода. Многие из бунтовщиков лишились работы и средств к существованию. Это низко образованные люди, кормильцы многодетных семей низкого достатка. Архиепископ Логариус пообещал в наказание запретить им учувствовать в кровослужениях, но разве это достаточно сильная мотивация? Ох, если бы благая кровь могла утолить голод и жажду! Но увы, господин Карц. Увы. Нет, они будут бунтовать. Архиепископ поддержал Мартина Монсона и пообещал ему полную поддержку Церкви. Станки будут завозить и дальше, как бы рабочие не шумели. — Значит, грядет буря, — мрачно сказал Людвиг. — А когда утихнет буря, вернутся чудовища. — Истинно так, господин Фон Карц. — Я молюсь Оедону, чтобы эта буря пришла после того, как праздник закончится. — Меня больше беспокоят шпионы франков. Донесения с фронта обнадеживают. Наши фузельеры взяли крепость «Бонфор» и вытеснили армию Голбве с Авентийских холмов. Оссийская Империя закрепит успех штурмом Бенбурга. Голбве потеряют город и целый регион, богатый железной рудой. Я опасаюсь за жизнь Аннализы.       Амелия округлила глаза и посмотрела на Людвига с ноткой страха на лице. — Заговор? Королеве угрожают убийцы? — Королеве всегда угрожают убийцы, — мрачно хохотнул Людвиг. — Но архиепископ Логариус сумеет уберечь ее от вражеских мистиков, а тайная полиция Кейнхерста прикончит любого знатока плаща и кинжала, — ответил Людвиг, ускоряя шаг. — Церковь будет защищать королеву. Наши люди обладают сверхъестественными способностями. Мы привлекли даже нескольких хемвикских ведьм, за здоровенную плату. Ни одна крыса не проберется в Кейнхерст. Могу вам это гарантировать. — Я верю вам, — ответила с лёгким облегчением Амелия и остановилась. — Но… позвольте личный вопрос, пока мы одни?       Людвиг остановился и пожал плечами. — Это правда? Вы намеренны распустить Мастерскую и Лигу? — Это правда. Не только Мастерскую и Лигу — все группировки охотников. В том числе и расхитителей гробниц. Мы давно осуждаем это вопрос и решение было принято только вчера. — Но почему? — Все охотники должны подчиняться единому руководству. Церковь будет контролировать охоту по всему городу. Господа Амелия, времена авантюристов и «банд истребителей чудищ» давно прошли. Охота из временной меры превратилась в рутинный и неизбежный процесс. Чудовища будут появляться среди бунтовщиков, тайну сохранить не удастся. Вам следует серьезно поработать над придумыванием объяснения. — Я понимаю, — кивнула Амелия. — Мы свалим все на внешних врагов. Пропаганда свое дело знает. — Отлично. А что до объединения охотников, то это однозначное благо. Охота будет строго регламентироваться. Уже сформирован устав, на основе воинского. Каждый патруль будет проходить в строгом соответствии с законодательством. Будут утверждены чины и воинские звания для охотников, а так же будут сформированы надзорные органы, контролирующие работу охотников, правомерность их действий. Это благо. — А если охотники не согласятся? — Их никто не спрашивает, — усмехнулся Людвиг и зашагал веред.       Вскоре коридоры сменились обширными залами, наполненными гулом и грохотом. Множество церковных служак расставляли мебель, пыхтя таскали столы и украшали мраморные колоны лентами и алыми полотнами с изображением двуглавого орла Империи и золотой короны Ярнама. Амелия и Людвиг переполошили усталых работников, но вскоре подобострастие вновь сменилось тяжелым трудом. «Священный клинок» бросил взгляд на громадные бронзовые ворота, скрывающие громадный зал Главного Собора. Там, в серебристом свете громадных окон ждал своего звездного часа золотой алтарь Оедона. Громадные гомункулы и золотые колпаки Логариуса бдительно осматривали каждый темный угол, в любой момент готовые схватиться за оружие и превратить наглого шпиона в кровавый, дымящийся фарш. Охрана беспрецедентная, но Людвиг все равно ощущал неприятное, сосущее чувство под ложечкой. «Лунный свет» показал ему правду. Чума зверя не пошла на спад. Она лишь уснула, в ожидании катализатора. Три недели облаков обеспечили охотникам спокойные ночи, но, как только гранит небес смениться звездным полотном и на троне вновь воссядет царь-луна, чудовища заполонят город. Их будет так много, что канонада выстрелов и грохот пушек и мушкетов услышит даже Ибраитас.       «Обещают еще три дня облаков, — подумал Людвиг. — Но, если они ошиблись, если тучи развеются, начнется ад»       Амелия проводила Людвига до двери в кабинет главы церкви, а затем, вежливо попрощавшись, живо засеменила по коридору. «Священный клинок» раскрыл дверь и без стука вошел в пропахший дорогим табаком «храм» Лоуренса. Тот, как и всегда сидел в мягком кресле с закрытыми глазами и медленно покуривал сигару. Как и всегда на нем был дорогой, безупречно выглаженный костюм и жилетка, идеально сидящая на худощавой фигуре.Черные с проседью волосы, уложенные конским хвостом и аккуратная борода, делающая покрытое морщинами лицо аристократа слегка диковатым. Людвиг мысленно усмехнулся. Глава церкви больше походил на богатого северного ярла и, лет сто-двести назад мог бы сойти за богатого лорда, или даже короля небольшой, но богатой ресурсами провинции. — Звал? — Заходи, — расслабленно приказал Великий понтифик. Уголек почти докуренной сигары указал на небольшое креслице в углу комнаты. Людвиг понял намек и, не без вздоха наслаждение уселся, борясь с наступающим сном. Лоуренс раскрыл глаза и, затушив окурок, строго посмотрел в глаза.       Людвиг почувствовал лёгкий дискомфорт. Обычно Лоуренс добродушен и приветлив, он всегда предлагает выпить в лучших традициях преподавателей Бюргенверта, всегда справляется о здоровье и делах. Всегда, но не сейчас. Глава Церкви Исцеления смотрел на него холодным, стальным взглядом. — Я слышал, в верхах Церкви появилась так называемая «оппозиция», — начал Лоуренс. — Некоторые сановники и войсковые чины выступают за ограничение, а то и вовсе запрет на кровослужения. Слышал о них, Людвиг?       «Священный клинок» недовольно кивнул. — А еще я слышал, что ты, мой «ферзь» в борьбе с Чумой Зверя, один из них. Возглавляешь эту шайку дегенератов, изнеженных и испорченных благополучием, — Лоуренс мрачно ухмыльнулся и, достав из портсигара очередную сигару, демонстративно медленно закурил. — Интересно, правдивы ли слухи? — Полностью ложны. Я не лидер. Меня только агитируют возглавить оппозицию. Но их аргументы весьма убедительны. Чума Зверя выходит из-под контроля, понтифик, — холодно ответил Людвиг. Он знал, то рано или поздно этот разговор состоится, но не был готов вести дискуссию в таком болезненно истощенном состоянии. — Выходит из-под контроля.  — За последние пять лет число зараженных выросло с двадцати, до шестидесяти трех в месяц. И это число продолжает увеличиваться. — Продолжает увеличиваться. — Нам пришлось нанять еще три десятка охотников, увеличить число патрулей и сменить график на сутки через двое. Но это все временная мера. Люди гибнут, Лоуренс. — Люди гибнут. — Возможно, идея «остановить кровослужения, пока ситуация окончательно не вышла из-под контроля», не так уж и плоха. Число жертв… — Сколько тебе лет, Людвиг? — неожиданно буднично спросил Лоуренс. — Тридцать два. — Мне шестьдесят девять. Я хорошо помню, как выглядел Ярнам до того, как мы с мастером Виллемом угодили в тот Лабиринт. Часто вижу во снах тот, старый город. Чувствую его запах, ощущаю кожей его липкую вонь. Сорок пять лет назад в Ярнаме произошла эпидемия испанского гриппа, ты слышал?       Людвиг кивнул. — Тогда я гостил у тети, да будет земля ей пухом, и хорошо помню, как шел в лавку за льном и видел сотни гробов у стен, телеги, заваленные грудами трупов. Гниющее зловоние, вездесущий кашель, плачь, мольбы и завывания. Я видел молодую мать, вцепившуюся в колесо телеги, на которой гнил и разлагался ее двухлетний сын. Каждый день болезнь собирала урожай из сотен, тысяч мужчин, женщин, детей и стариков. Но это не все, Людвиг. Мой дядя был врачом. Он каждый день принимал пациентов. Можешь ли ты представить мир, где ты переспишь со шлюхой, а через неделю сгниешь заживо от сифилиса? Где ты поранишься на работе, и доктор отрежет тебе пораженную гангреной руку? Можешь представить мир, где каждый второй ребенок умирал не дожив и до пяти, где каждая третья женщина не переживала роды? Мне шестьдесят девять, Людвиг. Никто в том, старом мире не доживал и до пятидесяти. В мире, где тебя бы уже называли стариком. Тогда в Ярнаме жило сто шестьдесят тысяч человек. Сегодня — два с четвертью миллиона. Посмотри в окно на оживлённый город. На людей, снующих по городским улочкам. Они не знают настоящего ужаса. Не знают каково это, видеть смерть, заполонившую улицы. И никогда не узнают, благодаря крови. Скажи мне Людвиг, что ценнее человеческой жизни? — Две человеческие жизни? — Верно, — улыбнулся понтифик. — Верно, Людвиг. Сто чудовищ в месяц, двести, тысяча — это страшная, но ничтожная цена за жизнь и благополучие миллионов граждан Ярнамского королевства. А ты говоришь о шестидесяти трех.       Людвиг мрачно кивнул. Хотелось возразить, но «Священный клинок» не мог найти ни единого аргумента против слов главы Церкви. — Вот и замечательно. И передай мои слова всей этой кодле недоносков: Я сделаю все, чтобы защитить жителей Ярнама. Если для этого нужно заплатить цену — то так тому и быть. А теперь можешь возвращаться к своим обязанностям.       Людвиг коротко кивнул и молча поднявшись с кресла покинул кабинет.

***

      Вальтер молился, весь королевский двор молился, но, как это всегда и бывает, Вселенная услышала и сделала наоборот. И в день приезда праздничной процессии, вместо спасительной бури пришли первые за две недели косые лучи солнца. Они пронзили гранитные облака, напомнив уставшим от сырости и бесконечных луж жителям о существовании ласкающее теплого, золотого света. Золото блестело на мокрых крышах, сверкало в лужах и канавах, отражалось в тяжелых каплях, падающих из ливневок на каменные дороги. Ветер стих и улицы вновь наполнились толпами народа.       Ярнам стоял на ушах. Он — точно вылезший из реки пес — отряхнулся и побежал гоняться за собственным хвостом, да так быстро, что голова закружилась. Вновь открылись лавки и придорожные магазинчики, разложили цветастые товары торгаши на рынке, воздух вновь наполнил аромат выпечки, духов и гари. Ярнам проснулся от двухнедельного сна и готовился к кровавой вакханалии.       «Ночь будет жаркой, — подумала Перри, глядя в окошко кареты. Она заметила шестерых одетых в военную форму здоровенных мужчин, вышагивающих по каменной дороге, мимо лавок кожевника. Они смеялись, бросая сальные шуточки. На плечах ружья, на поясах тяжелые рапиры. Отступившая буря, наконец, позволила солдатам вырваться из удушливых казарм и пройтись молодецким, буйным сапогом по цветастому, готическому Ярнаму. Пусть и под строгим надзором офицеров. Охотница заметила у одного из солдата золотой орден на правой груди. Скрещенные мечи из горящего на солнце золота — награда за отвагу в боях. Однажды такой же орден ей показывал Олек, расхититель гробниц. Он очень гордился им, хоть и никогда не рассказывал, за что именно получил наивысшую солдатскую награду. Охотница устало вздохнула и закрыв шторку, бросила угрюмый взгляд на протеже. Калеб сидел напротив нее и нервно помалкивал. Взгляд юноши бегал по кабине, не зная на чем остановиться. Он явно нервничал, хоть и пытался это скрыть. Смехотворно новый охотничий плащ, блестящая, не знавшая носки жилетка, волчья треуголка, нелепо надвинутая на середину лба — все это забавляло и раздражало одновременно.       В конспирации не было смысла. Арчибальд и его подопечные прекрасно знали о существовании охотников и о том, как те одеваются, потому и Перри Вайпер сменила платье на боевой костюм. Поношенный серый плащ с перешитыми пуговицами, старая, плотно облегающая жилетка из крепкой кожи с вшитыми под нее сидеритовыми пластинами, крепкие кожаные штаны, идеально повторяющие контуры ног и бедер и отличные, дорогие сапоги. Волчья треуголка лежала рядом и то и дело норовила упасть, от чего Калеб нервно косился на нее, будто готовясь по-джентельменски поймать. Охотница мысленно выругалась и нарушила молчание. — Откуда ты родом? — спросила Перри, глядя на протеже. — Ты не ярнамит, это видно. — Брендберг, — ответил Калеб, расплываясь в улыбке. — Я оттуда переехал. А… а вы? — Ясно, — ответила Перри, пропустив тупой вопрос мимо ушей. — Слушай, Калеб, а почему ты пошел в охотники? Мне даже интересно. — Ну… эм, как бы… дядя Вальтер взял меня в Лигу за умение стрелять. Я — лучший снайпер Арбренского полка. Две золотые награды за состязания! — Ты военный? — удивилась Перри, оценивая взглядом его щуплую на вид фигуру и детское лицо. — По тебе не скажешь. И где ты воевал? — Я не воевал, мэм. Я служил в тылу. — И стрелял ты, я так понимаю, по бутылкам? — Я… — Твою мать, — выругалась Перри. — Ты хоть знаешь, с чем мы имеем дело, а? Ты хоть раз видел чудовище? — Ну… я… да мэм. Видел. — О как? — Перри удивленно подняла бровь. — И где же?       Калеб покраснел и ответил. — К матушке в поместье приезжала тетя Анастасия. Она — настоящее чудовище, — паренёк нервно улыбнулся и умоляюще посмотрел на охотницу, надеясь, что сказал что-то смешное. Но тут же покраснел и опустил взгляд. Перри смотрела на него с холодной злобой в глазах. — Ты сейчас так пошутил? — Простите, мэм. — Я тебе задала вопрос, Калеб. — Да… то есть нет, мэм. — Ты видел чудовище?! — Нет, — паренек опустил взгляд. — Ну прекрасно, — буркнула охотница. — И в людей ты никогда не стрелял. И смерть в глаза не видел?       Калеб не ответил, лишь сильнее краснея. — Ты хоть женат? — спросила Перри и едва не захохотала, заметив смущение на лице протеже. — Нет, мэм. — А почему? Тебе ведь есть семнадцать, так ведь? — Мне двадцать восемь, мэм. — Сколько?! — изумилась Перри. — Да тебе на вид не больше семнадцати! — Мне все так говорят, — с легкой грустью ответил Калеб. — Маменька хотела найти мне жену, но леди Монре отказалась выдавать за меня свою дочь. — Интересно, почему, — безразлично буркнула Перри. — Маменька говорит, что леди Монре — дура и не хочет добра своей дочери. Что я для нее слишком хорош. — Ну, а как же. И почему у меня в напарниках одни холостяки? — спросила себя Перри. — Ты, Калеб, только не иди по стопам Хеллвея и не спусти все жалование в борделях. — Я не хожу в бордели! — гордо ответил парень. — Это обитель греха. Настоящему джентльмену не престало туда ходить. — Так тебе «маменька» сказала?       Калеб опустил взгляд. Перри тяжело вздохнула, глядя на протеже. Он явно мечтал провалиться под землю, зашить себе рот стальной нитью, лишь бы не продолжать беседу. Какой там «женат», этот юнец, с его ужимками, робостью и кривой речью скорее другого мужика покорит, чем женщину. Охотница ощутила к нему странную смесь жалости и презрения. Забитый мальчишка, затравленный гиперопекой — не иначе. Понятно почему Вальтер сделал его охотником. Либо он умрет, либо станет хоть немного мужчиной.       «Интересно, если я спрошу «мужчина ли он», этот птенец найдет что ответить? — подумала Перри, вспоминая безумный диалог на эту тему с Джоном Хеллвеем» — Так малыш Бредли первый раз посетил бордель? — Да, — отвечал Джон, осушая стакан рома. Бар гудел, охотники весело пили и болтали, заливая спиртным ужасы минувшей охоты. — Думает, болван, что мужчиной стал. — А он не стал? — спросила, икнув, Перри. — Куница, ты не станешь мужчиной, если трахнушь женщину. — Я нет, а он… — Да я не это имел в виду, — хохотнул Джон. — Бредли тоже не станет. — Почему? — Потому! Вот если женщина трахнет женщину, она станет мужчиной? — Эммм… что? Нет! Как она это сделает? У нее же нет причиндалов! — А если нацепит страпон? — Джон, тебя куда-то совсем не туда несет, — захохотала Перри. — Нет! Нужны природные причиндалы! — А если содомит, сперва даст отодрать себя в зад мужику, а потом трахнет женщину, он будет мужчиной? — Э-э-э, ну, не знаю. Нет. Не думаю. — Мужчина — это не счет пропаханных шлюх, Перри. Мужчина — это характер, ответственность, воля и смелость. Мужчина — это хребет. — То есть, и причиндалы не нужны, чтобы быть мужчиной? — Хохотнула Перри. — О как! Тогда я мужчина. Я смелая — да. Я ответственная? — да. Я — хребет — ну, может быть. Эй, народ! Джон говорит, что я мужчина! — крикнула Перри.       Гилберт чуть не поперхнулся пивом и крикнул: — Ответственно заявляю: Джон врет.       Охотники захохотали. — Ты не мужчина, — усмехнулся Джон, наполняя стакан до краев. — Почему?! Ик… — Потому что ты с первых дней нашего знакомства хочешь затащить меня в постель, — усмехнулся Джон. «Нет. Не хотела. Говорят, дружбы между мужчиной и женщиной не бывает. Что она рано или поздно обернется развратом или любовью. Но Джон был мне другом. Эх, где ты сейчас, дружище Джонни?» — Калеб, — мрачно сказала Перри. — Смотри на меня и слушай. Внимательно слушай.       Паренек поднял взгляд. — Нет ничего страшнее ночи охоты. Сейчас мы едем Арчибальда охранять, но после пойдем в патруль. Я должна знать, могу ли доверить тебе свою жизнь. — Конечно мэм… — Заткнись, — рявкнула Перри. — Ты мне не нравишься, но я все равно буду тебя учить. С этого дня ты — мой раб. Я приказываю — ты делаешь. Я говорю — ты слушаешь, и слушаешь очень, очень внимательно, понял? — Да, мэм. — Хорошо, — хмуро ответила Перри. — Это в твоих интересах. Пока мы едем, давай-ка я расскажу тебе историю про Арчи Боумена. Слышал о нем? Вальтер не рассказывал? Калеб покачал головой. — Арчи был молодым охотником. Мы пришли в Мастерскую одновременно и вместе тренировались под началом Германа. Арчи был смелым парнем, здоровенным как бык и таким же сильным. Мог ударом кулака орехи колоть. И вот однажды, я, Арчи и Мария — молодые охотники вышли в патруль. Простенькое дельце, никаких трудностей. Ночь, Старый Ярнам, кругом крики, вонь и холодный зимний ветер. Мы прошли четыре квартала и все было чисто. Казалось, еще час и все вернемся в Мастерскую, продрогшие, уставшие, но живые и довольные. Но вдруг из дома, что возле статуи Иншелота, раздался полный ужаса и отчаянья вопль. Арчи вышиб дверь, мы ворвались в дом и увидели девочку в крови. Маленькую, лет одиннадцати. Порванная одежда залита кровью, волосы слиплись. Она плакала, прижимаясь к выпотрошенному телу ее матери. Отец семейства, распоротый от паха до пупа, валялся у камина и его кровь, залив угли, погасила костер, погрузив комнаты в пугающий полумрак. Я достала мушкет, Мария выхватила Райкуйо, но Арчи… он оказался чувствительнее нас, девушек. Он опустился на колеи перед девочкой и, положив руку ей на плечо сказал, что все будет хорошо. Что мы найдем чудовище. А затем девочка обернулась и Арчи закричал. Нет, не закричал, вру. Завизжал. Мы едва успели понять, что произошло, как мелкая тварь содрала кожу с лица здоровяка. У девочки отрасли когти, размером с кинжал, ее лицо удлинилось и приобрело волчьи черты.       Калеб нервно сглотнул. Повисло давящее молчание. — И-и-и что было дальше? — спросил Калеб. — Арчи умер? Мэм?       Но Перри не слушала. По телу охотницы пробежала легкая дрожь, холодный пот выступил на спине. Взгляд устремился на протеже. Маленькое, большеголовое нечто сидело рядом с юнцом и теребило край его плаща маленькими, серыми ручками. Оно чем-то напоминало разбухшего мертвого младенца. Громадные черные глазки любопытно косились то на Калеба, то на Перри. Перепуганный Калеб посмотрел на сидение и недоуменно поднял бровь.       «Оедон, мне это чудится»  — Мэм, с вами все в порядке?       Существо хрюкнуло и полезло по складкам плаща Калеба. Через миг гнилостно-серые ручонки обхватили щеки протеже. Но тот будто не чувствовал прикосновений. Перри закрыла глаза, судорожно вздохнула и досчитала до десяти. В ушах стоял противный звон, глаза зверски чесались. — Мэм? — Все в порядке! — рявкнула Перри. — Отстань. — Простите, мэм.       «Все в порядке? Нет. Нет, овца стриженная, какой тут к чертовой матери порядок?! У тебя галлюцинации, подруга. Крыша съехала и покатилась по пригорочку, да? Вот черт! Черт! Черт! Черт подери!» Охотница раскрыла глаза и облегченно вздохнула. Маленький уродец исчез, будто его и не было. И тут волчья треуголка слетела с кресла и рухнула на пол. Охотница, было, дернулась поднять, но заметила под серой тканью маленькие ручки. В животе замутило, Перри побелела, чувствуя узел в горле. Она резко стукнула в окно и сдавленно крикнула: — Останови… карету! — Что?!       Но охотница не стала ждать и, раскрыв дверцу, выскочила на дорогу и, отойдя на тротуар, согнулась пополам под ошарашенными взглядами прохожих. На камень хлестанул полупереваренной завтрак. Калеб выскочил из кареты вслед за ней и, не зная, что предпринять встал около нее. Толпа загудела. — Бедняжку укачало! — крикнула пышная дама с зонтом. — Ой, а какая на ней странная одежда! — Посмотрите, она же вырядилась в мужское платье! Пьяная, наверное! И это накануне праздника! — Оедон, — прошептала Перри, с трудом разгибаясь. — Что со мной?       Послышалась громоподобная брань кэбменов, недовольных затором. — Никогда таких одежек не видела! Это иностранный пошив? — Мэм, давайте уйдем с улицы, — испуганно прошептал Калеб. — У нас будут проблемы. — Да, — судорожно ответила Перри, осознавая весь ужас ситуации. Вальтер строго запретил показываться в охотничьей одежде на глаза обывателям. Теперь ее ждет головомойка.       Тошнота прошла так же внезапно, как и появилась и охотница быстро запрыгнула в карету. Кожа побелела, под глазами вступили темные круги. Калеб влез вслед за ней, не обращая внимание на насмешливые крики местных мужчин, подначивающих его отвести «жену» в дом трезвости. Карета тронулась.  — Скажешь кому-нибудь о том, что произошло в дороге — прикончу собственными руками, — хмуро приказала Перри, пытаясь сдерживать дрожь в коленях. — Да, мэм. — Что «да»? — вспылила охотница. Юнец выводил ее из себя. — Э… я ничего не скажу. — Смотри мне.

***

      «Познай врага своего — и тогда познаешь вкус победы» — крылатая фраза родом из застенок Соборного Округа. Перри не знала точно, кто первый сказал эти знаменитые слова. Вроде бы они принадлежали одному из первых Палачей — личных охотников Логариуса. В это вполне можно было поверить, ведь золотые колпаки первые из людей приняли трансформирующую кровь. За высокими стенами, в тени готических шпилей, под бдительными и бесконечно мрачными взглядами мраморных изваяний, ученые в белых одеждах изучали «побочный эффект» благой крови. Груды дохлых чудовищ, а иногда и живые экземпляры, привозились в застенки, где выдающиеся умы Церкви выискивали наиболее эффективные средства их уничтожения. Именно из этих мрачных стен вышли знаменитые ртутные пули и огнеметы расхитителей. До недавних пор все лаборатории располагались в стенах Соборного Округа. В обширных подземельях и темных залах старого дворца. Так было, пока не появились умы, требующие отдельных мест под лаборатории. Чьи исследования настолько опасны, что проводить их в сенах главных храмов — безумие. Арчибальд — один из таких умов.       Как всегда эксцентричный, он встретил их у дверей в широкое здание исследовательского комплекса, что лениво разлеглось в квартале «Яаар’гул». Арчибальд и его команда выдающихся физиков и биологов облюбовала старые лаборатории Менсиса Дамиана и теперь в этих стенах царствовал свет науки. — Перри! — воскликнул ученый, заключая женщину в крепкие объятия. — Милая, я так рад вас видеть! Как всегда очаровательны! — И вам добрый день, профессор Арчибальд, — улыбнулась охотница, чуть отстраняясь. Ученый ей нравился, что едва ли удивительно. Красив, чисто выбрит и всегда до омерзения улыбчив. Платочек в жилетке всегда свежий, цепочка нагрудных часов начищена до блеска, на брюках идеальные стрелки — красавец мужчина, пахнущий карамелью и ландышами. Он не стеснялся объятий и норовил поцеловать в щеку. Вполне повод смутиться, не знай Перри о том, что в этих прикосновениях нет ни капли порочной страсти. — Какой официоз, — фыркнул он. — Право, можно вполне на «ты». И я не профессор. — Как скажешь, — хохотнула Перри. — И спасибо за малый тонитрус. Вещь! — О, я знал, что ты оценишь! Жду не дождусь, когда ты во всех деталях опишешь мне его полевую работу. Разумеется, после горячей ванны и массажа. Ты имеешь очень бледный вид. В нашем комплексе все это есть. И я не потерплю возражений, кошечка! Вы теперь под моим началом, а услуги бани и массажиста для сотрудников бесплатны, — ученый переел взгляд на Калеба и спросил: — Ваш очаровательный напарник? — Калеб Бринджер, — смутившись представился юнец и пожал протянутую руку ученого. — Подумать только, совсем еще юноша! Эх, почему молодежь так легкомысленно относится к жизни, дорогая Перри? Но, что это я, пойдем скорее внутрь!       Охотники переглянулись и, пожав плечами, пошли следом за ученым. Старые залы «Яаар’гула» навевали воспоминания. Охотница шла вдоль вычищенных и покрашенных стен, морщась от нарастающего зуда в глазах. В голове пробуждались мысли-образы, темные, леденящие душу воспоминания о том дне, когда похитители притащили ее в эти застенки. Вновь заболели сломанные сапогом охотника-предателя ребра, в носу засвербело от запаха гнили, дерьма и ружейного пороха. Перри поджала губы и сконцентрировалась на реальности, но образы все сильнее и сильнее бомбардировали уставший разум. — Этот проклятый дождь спутал нам все планы, Перри! Все планы! Наш опыт должен был состояться неделю назад! Понимаешь, тут важен свежий воздух и открытое небо, а ураган и дождь сильно мешают процессу. Паарл хотел провести опыт, но я настоял на ожидании. — В чем заключается опыт? — спросил Калеб, оглядываясь по сторонам. — Электрическая защита, юноша, — торжественно ответил Арчибальд. — Радуйтесь — вы стали участником исторического события! Но, если без лишнего пафоса — мы создаем новый вид охотников. Способных эффективно противостоять «черным чудовищам». Извергаемые ими молнии прекрасны… воистину восхитительны, если наблюдать со стороны. — Молнии убивают, — буркнула Перри. Она ни разу не сталкивалась с «черными чудовищами», но слышала рассказы о группе охотников Мастерской, пострадавших от них. Вроде даже Мария получила удар молнии, и Герман нес бедняжку на руках до самого госпиталя. В его возрасте это ой как непросто. — И это верно! — воскликнул Арчибальд, выводя охотников из коридора в первую лабораторию. — Поэтому наше финансирование заметно увеличилось. Перри. Перри? — А? — охотница вздрогнула, понимая, что остановилась смотрит на уходящий влево коридор. Пот выступил на висках, стены будто почернели и живая, осязаемая тень исказила реальность. Не было больше света, лишь зловонный мрак, звон цепей и завывания узников. Там, в глубине черного тоннеля, мелькнула согбенная фигура Саманты. — Да, я…       Видение исчезло и, закрыв глаза, охотница коснулась подушечками пальцев век и принялась нежно массировать. Арчибальд и Калеб молча смотрели на нее, не решаясь заговорить. — Простите, дурные воспоминания, — извинилась Перри, раскрыв глаза. — Пойдемте. — Конечно, — кивнул Арчибальд. — Я слышал эту историю. Искренне вам сочувствую. Пережить такое… наверное, это было очень больно. — Чудовищно, — механически ответила Перри. — Да, да. — А что тут случилось? — спросил Калеб.       Перри холодно посмотрела на напарника. — В этом корриде мне вырвали глаза, Калеб, — рявкнула она. — О… простите, мэм.       Арчибальд провел поистине титаническую работу. Вместо мрачных застенок, с покрывающими стены и полы пятнами засохшей крови и складов, полных выдранных глаз теперь блестели стерильной чистотой лаборатории и залы испытаний. Десятки молчаливых, сосредоточенных ученых и лаборантов сновали туда-сюда, настраивая и подкручивая барашки странных устройств, напоминающих катушки. Среди ученых было много женщин, что особенно поражало Перри. В конце концов, предубеждения все еще сильны в Ярнаме.       Не было больше клеток с пленными, и охотница наслаждалась тем, как тихо и плавно бьётся ее сердце, а перепуганный возвращением в место былого ужаса разум успокоился и заработал точно отлаженный механизм дорогих часов. Арчибальд разместил их в небольших комнатках по соседству. — Располагайтесь. Я пришлю вам Кристину, она вам все покажет и отведет в баню, если нужно. Отдыхайте, высыпайтесь — это приказ. Опыты начнутся ночью, вы должны быть бодры уже в двадцать ноль-ноль. К этому времени я буду ждать вас у центральной лаборатории. Понято? — Предельно, — улыбнулась Перри. — Вот замечательно! Уверен, нас с вами ждут великие свершения!