lil wolf & flowers

***** - Только медленно, - просит Харит и выдыхает влажный горячий воздух, осторожно опускаясь на дрожащих обнаженных ногах и соединяясь мокрыми от пота бедрами с поясом Алукарда. Кожа к коже. - Жарко, - тихонько роняет мальчик и закусывает губу, чтобы не заскулить и не разбудить остальных. ***** Прошло четыре дня с тех пор, как в лесу на одно ритуальное деревце стало больше. На хрупкую веточку небольшого орехового растения, стоящего глубоко в лесу и окруженного фиолетовыми цветами, подвязали бантом тонкую розовую ленту. Просто потому что так принято. В тот же вечер собравшиеся вокруг саженца четверо скорбящих соорудили небольшую ограду, больше похожую на магическое поле, и лес скорбил вместе с ними, потому что леонины и эльфы всегда ближе всех к природе. Потому что так принято. Харит стоял долго, просто наблюдая за колышущимися зелеными листочками, и не находил между ними и Наной никакого сходства. Он остался на этом месте, когда Лесли увела Кусаку, а закипающая в жилах Эсмеральды ненависть начала проявлять себя и действовать всем окружающим, и без того уставшим, на нервы. Ушедшие всю дорогу молчали. Так принято. Спустя час бессмысленного пребывания на свежей могиле Наны, Харит наконец понял, что даже если убьет себя за назойливое чувство вины, что не уберег, не защитил, не заметил вовремя, ничего не изменится. Девочку не воскресить, а по заслугам Алукард не получит никогда, просто потому что... справедливо выполнил свою работу? Мальчик пожимает плечом. Просто сердце болит от утраты, но не перестает оправдывать виноватых. По закону жанра медленно и противно закапал вечерний дождь. Харит зажмурился, пытаясь выкинуть из головы свой истошный крик, дрожащие ледяные пальцы, помутнение в голове и вставшую дыбом шерсть. Забыть, как страшный сон, разочарованные взгляды двух девушек, напуганные глазки ничего не понимающей Элис. Когда на его крик прибежали, он в первую очередь поднял ее на руки, плачущую, как небо сейчас, и прижал лбом к своей груди, чтобы не видела этой жестокости. Не в пять лет. Но работа действительно была сделана безупречно; Нана захлебывалась в крови ровно полминуты, потом направила стеклянный взгляд и умерла с улыбкой. Больной и отчаянной, улыбкой, которая появилась при виде чужого желанного поцелуя. Никто не знает, как она оказалась в той стороне; вероятно, наивно предполагала найти Харита, помочь команде, ведь Хуфра, Фанни и Алукард - сильнейшие противники. - А мы еще поиграем с Ня-ной в бумеранг? - пробормотала продрогшая от дождя Элис по дороге к башне, прячась поглубже в броню Кусаки и не понимая, почему всхлипывает прежде серьезная и строгая Лесли. - Давай поторопимся домой, солнышко, намечается сильный дождь. А Харит все не сдвигался с места, наблюдая, как густеющая от влаги грязь налипает на тонкие cапоги. Ему надоело так жить; готовиться с самого детства к непонятно кем начатой войне, терять сначала родителей, потом любимых, надоело разочаровываться и стараться быть милым, надоело стоять тут и справляться с чувством вины и справедливости, но... ...на небе показалась холодная луна. Одинокая и неприступная, она осветила ненадолго лес и вновь спряталась в тучах. Харит успел увидеть тонкий, сгорбленный в печали силуэт в белом одеянии, к которому не липнет грязь; он медленно подошел к одному из взрослых деревьев там, вдалеке, вознося белые цветы на мокрый подступ, пусто посмотрел на заметившего его Харита и так же тихо, ничего не сказав, ушел. Леонин проследил за фигурой, источающей только боль и одиночество, сжал губы и просто решил для себя: пора прощаться, и чем скорее, тем лучше. Потому что не хочет, как этот журавль, прилетать на могилу каждый день, даже если так принято. На четвертую ночь он аккуратно закрыл за собой дверь, зная, что не вернется, не забыл несколько раз проверить связку ключей, нацепил на запястье любимую резиночку для волос - подарок Наны - и чудным образом не завявший фиолетовый бутон, как всегда, за ухо. Чувство, что без него им будет лучше, не позволило по-человечески проститься с глазу на глаз, поэтому, как преступник, на носочках перемещаясь, он выскользнул на улицу. Лесли смотрела на его неторопливую тихую походку из окна в прицел незаряженной винтовки. По привычке, ведь зрение единственного глаза - безупречное. Лицо ее не выражало ни печали, ни сострадания; когда фигура мальчика скрылась в тени окончательно, девушка выдохнула "Не возвращайся" и легла обратно в постель, заведомо зная, что, как и он, не уснет сегодня до утра. - Надеюсь, он меня ненавидит, - прохрипел Алукард, стоя на балконе в мятой рубашке и штанах, и выдохнул в кромешную темноту клубы сигаретного дыма. - Был сегодня у дерева Фанни? - спросил Леоморд, забирая из комнаты друга пару книг для ночного чтения. - Нет. Я и так о ней прекрасно помню даже после смерти, - хмыкнул наемник, поправляя почти зажившее плечо, сквозь которое еще несколько дней назад прошла пуля. - Но это было благородно. - Недостаточно благородно, чтобы она выжила, - он посмотрел на когтистую свою лапу, человеческой рукой отправляя окурок с балкона, - Я приношу только смерть, понимаешь? - Брось, - морщится Леоморд, пряча книгу подмышку и выходя из комнаты, - Я знаю того, кто считал, что недостаточно полезен для команды. Сейчас он несчастен, уж поверь мне. Выше нос, Алу. Доброй ночи. - Если пришел убить меня, делай это тихо, потому что все спят, - сообщает Алукард, когда слышит со стороны балкона почти кожей осязаемый шум. Он знает, кто может прийти именно к нему, точнее, кто осмелится объявиться на его территории ночью, в открытую, даже не пытаясь делать потише свою поступь. - С чего ты взял? - хрипло шепчет Харит, выпрямляясь во весь рост и загораживая собой лунный свет. Алукард открывает глаза и приподнимается на кровати; тонкое одеяло соскальзывает с перемотанного плеча, к которому леонин мгновенно приковывает взгляд. Зрачки долго не могут привыкнуть к свету. Наемник видит только тонкую невысокую фигуру, сегодня почему-то на нем капюшон, морщится и выдыхает, понимая, что со спокойным сном с этого момента можно проститься, и молчит, что ждал своей участи все эти четыре тяжелых дня. Но со стороны балкона доносится хриплый неуверенный голос отнюдь не человека, решившего убить. Алукард выглядит уставшим. Потому что больше не хочет гадать, что может выкинуть озлобленный за возлюбленную мальчишка, потому что ему никто не приказывал, черт подери, убивать ее, потому что... потому что потом было бы сложнее это сделать, еще сложнее - смотреть Хариту в глаза. Он делает навстречу шаг и накрывает холодными пальчиками затылок бойца, затем сдвигает их на шею, смотрит в глаза, потом на губы, снова в глаза, и только машет головой, мол, нет, не убивать я тебя пришел. Хватит с нас смертей. Алукард поворачивает голову, чтобы поцеловать открытое нежное запястье, опускает взгляд, и тело прошибает, парализует один простой факт, это легко, легче, чем дважды два: с ним пришли проститься. - Я не буду пытаться удержать, - шепчет он в обветренные розоватые губы, и те податливо размыкаются, вдыхая чужие слова. Харит давит на его плечи, стараясь не задеть рану, и опускается на колени бойца, бедрами обхватив его талию. - Ты и не попытался бы, - отвечает леонин и прекращает дразнить их обоих, целуя так медленно, чувственно, но без напора, позволяя Алукарду полностью распоряжаться и даря инициативу. Тот шумно протестующе выдыхает, но не отрывается, только смахивает с головы капюшон, опуская после руки на изящно изогнутую талию и требовательно прижимая к себе сильнее. И у обоих хватило бы терпения, наверное, на всю жизнь, потому что с одеждой Харит прощается неспешно; боец раскрывает его, как долгожданный подарок, порочно желанный уже не первый год, но когда этот возмужавший юноша давно перестает быть ребенком и встает на поле боя, когда его тело так отзывчиво выгибается и охотно расстается с одеждой, Алукард готов смириться с любым обвинением в свой адрес. Потому что это невозможно. Потому что хотеть так сильно - просто нельзя. Он обжигает рваными влажными поцелуями тонкую твердую грудь, втягивает кожу у соска и слышит подавленное "ннх", чувствует, как вздрагивают тонкие мальчишеские пальчики, вплетенные в волосы наемника. Харит заставляет отпрянуть от себя и с ног до головы оглянуть; Алукард знает, что тот хочет, чтобы его запомнили. Сейчас. Каким его не видел никто. Распаленным, с чуть заметным румянцем на смуглой коже, с дрожащими ушками и трогательным цветочком в волосах. С разомкнутыми губами, так и просящими поцелуя или чужих пальцев, с томно прикрытыми густыми ресницами. Харит знает, как он сейчас выглядит, и отлично этим пользуется. Потому что еще чуть-чуть, еще один пошлый звук, пока леонин неумело мокро сосет его средний палец, и Алукард начнет убивать заложников. Мужчина ловит губами первый болезненный стон, когда медленно и неторопливо растягивает Харита, но юноша неловко взмахивает тонкими бедрами и насаживается сам, тут же выгибаясь в пояснице в попытке изменить болезненный угол движений. Он обнимает руками сильную шею и терпит, пока боль не оставляет за собой лишь слабый дискомфорт. - Только медленно... Алукард сходит с ума, но замечает это только он сам. - Жарко... Он шипит от злости к самому себе, что с каждым неумелым неловким движением Харита ему все сложнее сдерживаться, накрывает ладонями тонкие бедра и помогает, вжимаясь наконец к нему всем телом, входя до предела. Алукард позволяет себе хриплый стон в изгиб смуглой шеи и вновь обжигает ее поцелуями, трогательно касаясь плеча, ладонью смахивая капли пота с чувственно изогнутой поясницы мальчика. Его хвост дрожит и то и дело замирает, когда наемник входит достаточно глубоко. - Ты невозможный, - шепчет Алукард и откидывается назад, на спину, вскидывая бедра и сильнее вбиваясь в раскаленное тело, Харит заводит руки назад и держится за его колени, шире разводя свои ноги, и от позы безбожно алея. Когда становится невыносимо существовать без поцелуя, леонин тянется к чужим губам, но упавший из-за уха на широкую грудь фиолетовый бутон вдруг раскрывается, демонстрируя бархатные лепестки. Харит останавливается, его коленки уже дрожат, а сердце стучит, как бешеное. - Как долго?.. - он поднимает взгляд, стараясь посмотреть Алукарду в глаза, но мужчина поднимается и во мгновение подминает его под себя, вжимаясь грудью в выступающие лопатки и возобновляя движения. - Как только увидел, - хрипит он и вгрызается в тонкую шею под затылком, берет Харита, как кошку, по-хозяйски скользит руками по всему распаленному телу, слыша, как безуспешно пытается тот заглушить стоны подушкой. Леонин вытягивает руки перед собой, соскальзывая с локтей и от этого выгибаясь еще сильнее, хватается пальцами за деревянное изголовье кровати и всхлипывает от удовольствия, неумело подмахивая ритмичным толчкам. Когда он сжимается и пульсирует, весь вдруг сгребаясь в маленький комочек и переставая казаться опытным и воплощением самой грации, когда дрожит и с очаровательным вскриком кончает в собственную мокрую ладошку, Алукард клянется, что не видел ничего красивее в своей жизни. Он медленно покидает хрупкое сейчас тело и склоняется за поцелуем, вместо него получая сухое частое дыхание в собственные губы, еле слышное "Я тоже тебя" и "Спасибо". Наваждение сходит медленно и тягуче. Харит лежит на боку с минуту, чувствуя влагу на собственных бедрах и пояснице, и сверлит взглядом брошенную на пол рубашку Алукарда. - Если хочешь надеть ее, она твоя, - доносится сонное со спины. - Лежу и думаю, насколько грязным будет этот жест и сколько человек вот так надевало ее после того, как ты... - беззлобно бормочет Харит и приподнимается на локтях, широко зевая и вытягиваясь стрункой. Мужчина недолго любуется жемчужными острыми клыками, от которых до сих пор саднит губы, усмехается и смотрит в потолок. - Могу еще предложить купить двухэтажный деревянный дом на окраине, пожениться и завести собаку. Леонин закатывает глаза и с укором смотрит на игнорирующего его возмущение Алукарда. - Конечно, ведь никакой войны нет, правда? И мы не на разных сторонах. Оба грустно усмехаются и замолкают. Харит нервно натягивает на щиколотки штаны, все время отворачиваясь и почему-то смущаясь. Боец находит это милым, протягивает руку, чтобы погладить по теплой гибкой спине, но вовремя себя останавливает. - Уже? Леонин цепляет на губы подобие улыбки и искренне ласково щурится ему в ответ. Потому что да, уже. А чего ждать? Он выуживает из сапога все время лежавший там подаренный охотничий нож, кладет на стол и бросает взгляд на раскрытый цветочек на кровати, как будто в чем-то убеждаясь снова. Алукард смотрит на нож и понимает: он не вернется. - Если ты ждешь заключительной речи, то ее не будет. Потому что мне жаль, что ты уходишь. "От меня," - добавляет он в уме. Харит обувается, подходит к кровати и наклоняется за поцелуем, потому что так принято. Боец поднимается, приобнимает того за талию и плечи, и часто-часто целует в теплую нежную щечку. У того дрожат плечи и неприятный ком в горле, но назад пути нет. Алукард выпускает его из объятий только после застенчивого "ну всё", гладит за ушком и кивает, мол, удачи. Не хочется извиняться за что-то в дорогу или бросаться банальщиной по типу "прощай", не хочется загружать мальчишке голову, она и так у него кипит. Харит останавливается у балкона перед тем, как раствориться в темноте, оборачивается и произносит: - Знаешь что, Алукард? Мы не заведем собаку, потому что я их терпеть не могу. Harith left the match.