***
Время стремительно бежало вперед, как песок просачивалось сквозь пальцы, ухватиться за него было крайне сложно. Антон, казалось, находился здесь и сейчас, но сам не замечал, как наступала очередная суббота. Расписание дней менялось, а вот сами недели практически нет. Учеба, учеба, и еще раз учеба. На собственное удивление, учиться в университете именно на этом факультете ему нравилось. Шастун чувствовал интерес к языкам и подавлял скуку к ненужным предметам. Прогуливать себе он не позволял, как и не готовиться к парам и семинарам. Да, он часто не высыпался, менял день на ночь и обратно. Зато, уходя с головой в океан знаний, Антон переставал есть себя изнутри. Сам себе поставил запрет на мысли о физике, и ведь действительно не думал о нем. Даже каким-то чудом на его парах умудрялся записывать все до единого слова и не искал его затылок в коридорах. Антон сделал всё в точности, как сказала ему подруга, выбросил того из головы. Действительно, не было смысла думать и переживать, если человеку на тебя все равно. Сейчас, когда в его жизни появились новые приятели и знакомые, а сама жизнь наполнилась красками студенчества, в ней нет места человеку, который умел только ранить. Это было правильно. И от осознания правильности решения становилось еще лучше, и силы брались, будто из ниоткуда. Хотелось покорять вершины, хотелось сильнее, быстрее, выше. Макар со своим баскетболом пришелся в тему, тем более тренировок стало больше, ведь в конце октября первая игра. Это должна быть не просто первая игра в сезоне, а первая настоящая игра Антона. И волнение перед ней добавляло ему еще больше сил. Наверное, поэтому время для него летело так быстро, что через пару недель на календаре сменится месяц на ноябрь. Может быть у многих было также, или это только для него оно летело быстро.***
В северной столице ветра в середине осени были неотъемлемой частью, как и простуженность жителей, так и лужи с грязью. Человек мог ко всему со временем привыкнуть, вот и петербуржцы уже давно привыкли, в отличии от очередных гостей и туристов. Сейчас ко всему прочему температура скакала от нуля к минусу, от минуса к плюсу. Мерзли кисти рук, уши и носы, даже ноги в теплых ботинках. Приходилось стучать ступнями, тереть ладони и выдыхать на них теплый воздух изо рта, чтобы согреться. Этим сейчас и занимался Дима, пока стоял на остановке в ожидании нужного автобуса, чтобы доехать до дома. Он бы мог поехать на метро, это было бы куда быстрее и теплее, но ехать туда, где тебя совершенно никто не ждал вообще не хотелось. Позов даже подумывал завести кота, или хотя бы хомяка, но ответственность перед живым существом его останавливала. Не то чтобы съемная квартира была пуста, сожитель его никуда не делся. Даже если Матвиенко решил раньше прийти домой, это совершенно не означало, что тот его ждал. Дима был в этом точно уверен. Когда, наконец, приехал автобус, Позов пропустил вперед пожилых женщин, только потом зашел сам. Зацепился взглядом за свободные места, когда оплачивал проезд, а потом ушел в самый конец салона, чтобы сесть у запотевшего окна. Опять дышал на пальцы, потом потянулся к своему гаджету, чтобы увидеть абсолютно ничего. Никаких уведомлений, ни сообщений, ни звонков. Все как всегда. Ничего нового. Дима водил пальцами по стеклу, рисовал непонятные картинки, игнорируя холод и влагу. Несколько раз за день он ловил себя на мысли, что чертовски устал, а ведь сегодня уже пятница. Только устал не от учебы, которая казалась ему бесконечной, а от странных взаимодействий с Сережей. Позов сам не заметил, как выросла пропасть между ними и как в день они умудрялись обмениваться лишь парой дежурных фраз. Часто думая об этом, он старался вспомнить, когда именно это началось. Казалось, что все было хорошо, но тогда что происходило сейчас? По ночам, когда в очередной раз не спалось, он ворошил свою память и вспоминал проводы Паштета, когда Матвиенко чрезмерно выпил. Дима помнил дословно, что сказал тогда, и помнил, как сильно верил в собственные слова. А вот сам Сережа почти ничего не помнил, и на утро, когда уже пришел в себя, извинился, если что-то было не так. Позов хорошо помнил, как в очередной раз промолчал. Сейчас думал, что нужно было выговорить ему все в лицо. Все, о чем он думал тогда. Сейчас говорить было уже поздно, и Дима это отчетливо понимал. Момент, когда нужно было выяснять отношения и разговаривать о проблемах, был упущен им лично. Он чертовски устал от всего этого, и продолжать больше не хотел. Позов не понимал, зачем держать при себе того, кто уже давно не твой. Да, они все еще формально в отношениях, только вот это было всего лишь формально. Дима не хотел застать его с кем-то, тем более не хотел прийти домой и услышать, как Матвиенко собирался его бросить. Не хотел быть брошенным, покинутым, не хотел слышать это и не хотел видеть его с другим или с другой. Не хотел, потому что все еще любил, так же сильно как в десятом классе. И поделиться ему было особо не с кем. В институте друзей Дима не завел, только клеймо в виде отличника, но к нему уж слишком давно привык. Шастуну было особо не до него, ведь и он ушел с головой в учебу и баскетбол. А вот Оксана интересовалась, как у них с Сережей дела. Только рассказать Позов ничего не смог, потому что он ведь самый умный из них. Это к нему они ходили за советами и помощью, а не он к ним. Приходилось мучиться от мыслей в одиночестве. Когда осталась одна остановка до дома, он про себя решил, что сегодня нужно поговорить с Матвиенко. Сомнений было невероятно много, но Дима подумал, что лучше сам разорвет отношения с одним из самых важных людей в жизни, чем этот самый человек сделает больно ему. Позов знал наверняка, что его парень боли чувствовать разучился. Уж лучше он сам, чем его. Лучше он сам резко сорвёт пластырь, чем кто-то другой неожиданно, когда он будет не готов к этому. Естественно, в квартире кроме темноты и пустоты не было никого. Хотя перед тем, как достать ключи от входной двери, Дима успел понадеяться, что дома его все же ждали. Есть не хотелось совершенно, как и готовиться к очередной паре по истории медицины, но он отлично понимал, что если не сможет занять мозги, то все мысли будут заняты неизвестным местонахождением его парня. Поэтому Позов заварил себе кофе без сахара с молоком, чтобы рот сводило, и занял привычное место перед учебниками. Сколько точно прошло времени, он не знал. Но к моменту, когда послышался звук открывающейся двери, кофе давно закончился, разводы напитка засохли на стенках кружки, а голова начала пухнуть от новой информации. Дима устало откинулся назад на спинку стула, швырнул очки на незакрытую тетрадь и принялся тереть глаза. Матвиенко заглядывать в комнату, видимо, не собирался, сразу отправился на кухню. Куда зачем-то пошел и он, прихватив очки и грязную кружку. — Привет, — сказал Сережа, хлопая дверцей холодильника и начиная есть сырую сосиску. — Здравствуй, — выдохнул Позов, окинув его взглядом, а потом обошел парня, чтобы подступиться к раковине, — как прошел день? — спросил он, стоя спиной к хвостатому, аккуратно протирая кружку губкой под теплой водой. — Отлично, — ответил Матвиенко, уже доедая, — А твой? — Стабильно, — выдохнул Дима, а после выключил воду и потянулся за вафельным полотенцем. — Пойду в душ, — сказал Сережа, тут же развернувшись на пятках. — Постой! — неожиданно для самого себя закричал Позов, тем самым остановив его, — Не считаешь, что нам нужно поговорить? — добавил он, когда молчание затянулось. — О чем же? — спросил Матвиенко, непонимающе смотря на него в упор. — А что? Нам не о чем поговорить? — вопросом ответил Дима, закусывая нижнюю губу, — Например о том, что между нами происходит. — Все нормально, — покачал головой Сережа, одновременно хмуря брови. — Ты серьезно уверен, что все нормально? — опять спросил Позов, разводя руки, — Нет, ни хера не нормально! Или ты называешь нормальным то, что мы можем не разговаривать друг с другом днями? Я молчу о том, что мы не прикасаемся друг к другу, я не говорю о сексе, мы даже не целуемся! Это, по-твоему, все нормально? — Матвиенко было, видимо, нечего сказать, он только облокотился об стенку и продолжил слушать, — По-твоему, нормально, что ты отдалился от меня? Не только от меня, но и от ребят. По-твоему нормально, что ты со своим телефоном вообще не расстаешься? И там явно что-то поинтереснее меня, — Дима замолчал, отвернувшись от него опять. Он выпустил все свои эмоции за это время, из-за этого и слова лились рекой, — Я устал от этого всего, — выдохнул он, чуть успокоив нервы, — Устал и больше не хочу продолжать этот цирк. — Я люблю тебя, — проговорил Сережа негромко, но он все услышал. — Я тебе не верю, — помахал головой Позов, так и не заставив себя посмотреть на него. Матвиенко почти незаметно кивнул головой, а потом быстро и уверенно покинул кухню, схватил куртку с крючка и окончательно покинул квартиру, оставив после себя только хлопок двери, адскую тишину и боль где-то в центре груди. Хотелось плакать, хотелось рвать и метать, хотелось что-то ударить, или кого-то. Но сил просто не было. Дима был опустошен внутри, будто его вскрыли и выпотрошили. А в голове пульсировало лишь одно: «вот все и закончилось!». — Алё, Топольня, — произнес Сережа, когда на том конце гудки прекратились, тут же был произнесен радостный ответ и он, шагая по мокрому асфальту, произнес, — я переночую у тебя?***
Очередная скучная лекция и очередной рассказ Даши о ее замечательном парне. Так проходил новый день, опять похожий на предыдущие. Иногда Фроловой начинало казаться, что она попала в фильм «Матрица» или же в «День сурка». Вроде что-то происходило, но одно и то же изо дня в день. Это вгоняло в тоску и уныние, несмотря на это, девушка руки опускать не стремилась. Искала что-то новое. Часто блуждала в наушниках по Питеру, пока дождь не прогонял ее домой. После прочтения письма, она будто перевернула страницу. Почувствовала свободу и уже ничего не боялась. Сейчас она уже уверенно можно было сказать, что не ненавидела его. Ей просто все равно, уехал и уехал. Скатертью дорога. И как верно подметил Позов: чтобы началось что-то новое, должно закончиться что-то старое. Посеял этой фразой в ее голову семя. Что-то старое закончилось окончательно, но вот открыться чему-то новому готовности не было. Но все же Оксана искала что-то новое для себя. Стала посещать современные выставки совершенно бесплатно по студенческому билету. Записалась на йогу, но бросила после первого же занятия, решив, что это явно не ее. А вот кружок макраме пришелся по душе. Фролова могла часами плести узелки и совершенно ни о чем не думать. Не думать, не анализировать, не задаваться вопросами, ответов на которых нет. Это было ее любимое занятие, а макраме было лишь средством. При этом девушка стремилась завести новые знакомства, хотя бы подружиться со своими одногруппниками. На удивление получилось почти сразу. Оксана в легкую нашла язык с каждым, кроме ненавистной девушки. Она поняла, что полностью игнорировать Кузнецову не получится, но и общаться с ней она тоже не собиралась. Девушки лишь здоровались в начале дня и прощались, когда пары заканчивались. Фролова считала это своим максимумом. Но проблема в хорошем общении со студентами все же была. Этой проблемой был Миша, который явно намекал не на дружеские отношения. Оксана улыбалась, но от предложения сходить в кино или на прогулку отказывалась, ссылаясь на занятость. Не позволяла парню покупать ей соки и кофе в столовой. Всеми силами показывала, чтобы на большее он не рассчитывал. Даша смеялась в кулак от всех ее тихих комментариев, когда Миша в очередной раз уходил ни с чем. А Кузнецова лишь наблюдала со стороны и кидала взгляды. — Я нашел такое место, оно удивительное, прям как ты, — в очередной раз подошел Миша к двум стоящим около аудитории девушкам, — Где-нибудь видела, чтобы в кафе посередине были качели? — Фролова переглянулась с Дашей и лишь покачала головой, — Вот я должен туда сводить тебя, — говорил парень, когда Оксана тяжело вздохнула, — Предположим, завтра после пар, как ты на это смотришь? Она устало посмотрела на подругу, а потом уже хотела начать рассказывать о том, как сильно ей нравилось макраме, занятие по которому она не желала пропускать. Только Фролова не успела сказать ни слова, потому что буквально из ниоткуда появилась Ира, и положив руку на плечо парню, начала свою речь. — А может лучше меня сводишь? — уверенно спросила Кузнецова в то время, как Оксана все еще стояла с открытым ртом, — Окс давно дала понять, что тебе ничего не светит. Зачем тратить время на недоступных? — она улыбнулась своей фирменной улыбкой, а Фролова подавилась воздухом вместе с рядом стоящей Дашей. — Ну, — потянул гласную букву Миша, переводя взгляд на декольте девушки, которая все ещё не убрала руку с его плеча, — Можем сходить, если хочешь. — А с чего ты взял, что я соглашусь? — стальным голосом проговорила Кузнецова, сложив руки на груди, — Я себя не на помойке нашла, чтобы с таким как ты на свиданки ходить. Тебе по-хорошему говорили, — она качнула головой в сторону Оксаны, — а ты прилип, как банный лист, вот говорю тебе по-плохому, подкатывай свои яйца к таким же ущербным, как ты! Миша, насупившись, развернулся на пятках и стремительно скрылся за углом. Ира растянулась в улыбке, она была явно довольна результатом. Кузнецова кинула взгляд на Дашу, которая лишь растерянно хлопала ресницами, а потом на Фролову, что выгнула одну бровь. — Спасибо, конечно, — начала свою тираду Оксана. — Обращайся, — победно произнесла Кузнецова, поправив волосы рукой. — Но впредь попрошу тебя, — продолжила говорить Фролова, — Больше не лезть в мою жизнь, — ни один мускул на ее лице не дрогнул, а улыбка ушла с лица Иры, — Никогда, — проговорила это слово отдельно Оксана перед тем, как взять под локоть подругу и уйти.***
— Послезавтра игра, а такое чувство, что помнит об этом только Антон, — с нотками злости проговорил Макар, кивнув в сторону сидящего на полу спортзала Шастуна, который жадно пил воду, — Завтра тренировки не будет, отдохните в эту субботу, только без алкоголя! — Да, и не трахайтесь, — добавил Сабуров, кинув мяч в сторону Вадима, а все остальные залились смехом. — Идиоты, — шепотом сказал Илья, подав руку Шастуну, чтобы тот встал на ноги, — Разыгрываем схему пять, подача через меня! — уже закричал всем капитан. И тренировка тут же продолжилась. Она, по правде, должна была уже давно кончиться, но Макаров принял решение продлить ее в эту пятницу. Выматывать кого-либо желания не было, но и подготовиться к первой игре нужно было. Антон вообще только о ней и думал сутками напролет. Масла в огонь подливало то, что почти на каждой стене университета висел плакат о предстоящей игре. Только мертвый не знал, что она будет в это воскресенье, причем в их зале, поэтому зрителей и болельщиков набрался вагон и маленькая тележка. Но если говорить откровенно, Шастун боялся ответственности. В его светлой голове рождались все возможные мысли. Вдруг они проиграют, и команда обвинит в этом его. Вдруг они перестанут с ним общаться, еще чего хуже, изобьют. Он так сильно боялся подвести их, особенно Макара, возлагавшего на него надежды. Он боялся разочаровать команду, особенно их капитана. Антон не был уверен в себе, вообще не был уверен ни в чем, особенно в себе. Илья же был уверен, что все получится. Он был уверен в каждом, особенно в Шастуне, который из кожи вон лез, как сильно старался и упорно тренировался. Макаров правда не знал, откуда у него такая сильная мотивация и желание улучшить результат. Первокурсник казался хрупким и немного зажатым мальчиком большую часть времени, пока не начиналась тренировка, на которой он превращался в быстрого и грациозного зверя. И какого было его удивление, когда после двух с половиной часов беготни Антон попросил его задержаться и потренировать с ним броски. — Антош, отдыхать тоже нужно, — сказал Илья, замечая как парни удаляются из зала. — Я не устал, — упрямо покачал головой Шастун, а добавил уже тише и глядя в глаза, — Пожалуйста, Макар. Капитан команды кивнул головой и начал отбивать мяч от пола. Если первокурсник просил его о чем-то с большими глазами, то Макаров не мог отказать. Он сам не знал, как это получалось у Шастуна, но отказать язык не поворачивался. И вот опять Антон включился в игру тут же, даже глаза загораются ярче ламп. Илья делал подачу ему с дальней дистанции, и Шастун на бегу уверенно принял мяч и забросил в корзину. Радовался как ребенок и прыгал вокруг своего капитана. Снова бросок и снова попадание. Макар начал задумываться, зачем они остались, если у лингвиста все отлично получалось. Он даже спросил об этом вслух, на что Шастун лишь пожал плечами и растянулся в довольной улыбке. На самом деле Антона вело от усталости, от приятной усталости. Вело от того, что броски получаются. Даже вело от этой интимности сейчас между ними. За большими окнами уже давно темно, а в самом спортзале гудели лампы. Тишина, и лишь звук упругого мяча, отскакивающего от деревянного пола прямо в руки. Взгляды, направленные друг на друга, и негромкое одобряющее хмыканье. От Макара веяло уверенностью, а от Шаста детской радостью. У Антона даже дыхание перехватывало от каждого заброшенного мяча и от каждой подачи старшего. Он не понял, как это произошло, но его губы нашли чужие. Поцелуй не был нежным или долгожданным, скорее неожиданным и чересчур резким, почти сразу же стал страстным. Голова закружилась, и Шастун бы тут же упал, только сильные ладони обхватили его за плечи и прижали к себе, как самую большую драгоценность. Антон вообще мало чего понимал, он просто отдался этим губам и рукам. А жалеть он будет потом, если вообще будет. Его целовали, а он отвечал. Единственное, чему отдавал отчет Шастун. Абсолютно точно не знал, как они оказались в душе и когда Макар успел раздеть его. Он всего лишь отвечал на поцелуй и стонал на ухо от горячей руки на стоящем члене. Вода, что лилась сверху на них, была слишком холодная, а ладонь Ильи слишком горячей. Но ему было так хорошо сейчас, что Антон совершенно точно забылся и не сразу обхватил возбужденную плоть капитана, чтобы в такт его руки двигать. Снова поцелуй, и движения рук не остановились ни на секунду. Причем Макаров прижимал парня к себе, будто боялся, что тот исчезнет или испарится. Очередной стон первокурсника, опять поцелуй, и белое семя почти одновременно появилось на руках.