***
Матвиенко слабо помнил, когда он просыпался рано по своей воле, а не по воле ужасного будильника. Только именно в это субботнее утро он сверлил взглядом ровный потолок уже долгие два часа. Спалось ему тоже плохо. Он долго ворочался, все никак не мог устроиться на слишком мягком диване. То жарко от одеяла, то холодно без него, то поза для сна неудобная. Только он прекрасно понимал, что уснуть не мог не из-за одеяла или позы неудобной, а из-за собственных мыслей, которые словно пчелиный рой, что не переставал гудеть ни на секунду. Когда все это началось? И почему он не заметил, не забил тревогу и не попытался что-либо сделать? Сережа жил в какой-то самолично выдуманной иллюзии, что все прекрасно и удивительно. Не замечал очевидного или не хотел замечать, но факт оставался фактом. Он почти потерял своего любимого очкарика. Точнее он надеялся, что еще можно вернуться обратно, когда все было хорошо. Он прикрывал глаза и пытался анализировать события, которые уже произошли. Матвиенко же не мешал своему парню учиться. Он отлично помнит, как Димка хотел поступить в этот ВУЗ, как сильно переживал из-за экзаменов и как радовался, когда увидел приказ о зачислении. Самому Сереже было все равно на высшее образование, ведь он поступал хоть куда-нибудь, лишь бы в армию не забрали. Ему отец оплатил обучение в Балтийском гуманитарном институте и съемную квартиру в Питере. Он учился на факультете экономики и управления, даже не задумываясь, кем станет потом, в отличие от Позова, который грезил мечтами о медицинской профессии. Вот Матвиенко и не мешал ему. Не лез с дурацкими разговорами, не докучал лишний раз и даже старался не дышать рядом с Димой, когда он в очередной раз нависал над учебниками. Только Сережа не знал, что из-за этого парень так сильно смог от него отдалиться. Часто, опять же из-за того, чтобы не мешать Диме, он уходил куда-нибудь, лишь бы не скучать одному на диване. И новые знакомства пришлись как раз кстати. Только было небольшое «но». Матвиенко не менял своего парня на тусовки, на гулянки по городу, на бессмысленное шатание по гостям и кафе. Матвиенко пытался найти себе занятие, чтобы не мешать своему парню грызть гранит науки. Ведь он еще со школы усвоил правило: не трогать Диму, когда тот занимался. Все же Сережа упустил момент, когда нужно было быть рядом. Конечно, он себя винил. Кого, если не себя? Только вот так просто Матвиенко его отпускать не собирался. Уже прирос к нему и душой и телом. Если даже кто-то рискнет изъять его очкарика, вряд ли он останется в живых. Нет. Очевидно, нет. Дима был для него всем, воздухом и солнцем, несмотря на пропасть между ними, которая слишком быстро появилась из ниоткуда. Наверное поэтому он и слов не нашел, когда Позов тихо произнес, что не верил в его любовь. Наверное, поэтому так быстро ушел, а сейчас на чужом диване лежал. Из соседней комнаты послышались сначала шаги, потом звуки воды и электрической плиты. Сережа вспомнил, как пришел вечером к своей новой подруге и одногруппнице Топольницкой, после того, как блуждал по мокрому Питеру почти три часа. И та, не потребовав объяснений, предоставила ему свой диван. Видимо, сейчас девушка проснулась и начала готовить им завтрак. Только есть ему не хотелось. Матвиенко сначала принял сидячее положение, а потом поднялся окончательно. А ведь он практически не спал всю ночь, лишь уходил в какой-то дрём, но не надолго. Может поэтому и сил не было. Внутри слишком пусто, из-за чего делать не хотелось ничего, даже жить. Он медленно зашёл на кухню, тут же увидел Юлю, которая напевала себе под нос что-то и резала на доске помидоры. Взгляд его тут же приметил на девушке короткие шорты и почти прозрачную футболку. — Доброе утро, Сереж, — улыбнулась Топольницкая, когда заметила его в дверях, — Как спалось? — Доброе, — выдохнул Матвиенко, посмотрев ей в глаза, — Нормально. — Я тут нам завтрак готовлю, — затараторила Юля, пока Сережа плавно пересекал небольшую кухню, чтобы остановиться у окна, — Ты что больше любишь: омлет или яичницу? Если омлет, то на молоке? Или предпочитаешь сухой завтрак? — Все равно, — негромко произнес ответ на все ее вопросы Матвиенко, окончательно отвернувшись от девушки. — Это конечно не мое дело, — вдруг сказала Юля, куда-то подевав свой настрой, из-за чего он развернулся вполоборота и заглянул в голубые глаза, — Но что такое случилось, раз тебе было негде ночевать? — Немного поссорился со своим парнем, — ответил Сережа, облокачиваясь о подоконник. — У тебя есть парень? — нахмурившись, спросила Топольницкая, и на удивление Сергея, в ее взгляде было разочарование. Он кивнул головой, вместо устного ответа, — А что случилось? — Вот тут ты права, это действительно не твое дело, — после этих слов она расстроилась еще больше. — Сереж, все наладится, — сказала Юля, сделав шаг вперед и положив свою ладонь на его плечо, куда тут же уставился Матвиенко, — Если вдруг тебя опять выгонят, мой диван всегда свободен.***
Утро началось не с кофе, а с осознания уже совершенных поступков. Захотелось спрятаться под одеяло с головой, чтобы ничего не видеть и не слышать. Будто ему шесть лет, и единственный способ спрятаться от страшных монстров это большое теплое одеяло. Только Шастун прекрасно понимал, что ему не шесть и если прятаться от монстров под одеялом, то его там точно найдут. Тем более он своих монстров породил сам. Обнимая руками подушку, он минут десять гипнотизировал взглядом заправленную кровать соседа. Куда ушел Макар в такую рань, непонятно, но Антон пришел к мнению, что даже хорошо, что того сейчас нет рядом. Поднявшись с постели, Шастун быстро взял из шкафа полотенце, чтобы отправиться в душевые. Тут же в памяти всплыл вчерашний поход в душ, и он сразу отбросил полотенце и желание принимать водные процедуры. Принял душ уже на год вперед, хватит. Если бы кто-нибудь у него спросил: «как вообще это произошло?», то Шастун лишь бы пожал плечами, потому что он сам не знал, как, куда и зачем. Илью он нашел на общей кухне, собственно, где ему еще быть. На хлипкой табуретке сидел Сабуров, который смеялся с не пойми чего, рядом кружили другие студенты, а сам капитан стоял у плиты и что-то переворачивал деревянной лопаткой на сковороде. Нурлан, увидев первокурсника, подскочил к нему, принялся о чем-то быстро балаболить. Антон сумел выцепить пару слов из речи о каких-то драниках. Макар бросил на него взгляд и предложил завтрак. Только есть совершенно не хотелось, будто ком в горле застрял. Поэтому лингвист вежливо отказался и быстро покинул кухню. Слишком неуютно ему было рядом с капитаном. Вернувшись к себе в комнату, Шастун хотел как-то отвлечься и позаниматься, тем более ему нужно было написать доклад для Грымзы Геннадьевны на десять листов. Только мысли были далеки от методики преподавания. Антон упорно сидел над учебником и пытался в тексте найти нужные термины, но был ужасно не внимателен. Из-за чего злился на себя же, швырял карандаши. Почему он так сильно заморачивался, ведь ничего такого не случилось. То, что было между ними в душе, нельзя назвать сексом. Он утешал свою совесть именно этим. Ведь Антону было приятно, и они этого оба хотели. Он не знал, как это произошло, и кто начал первый, но ему были приятны поцелуи и сильные руки. А если ему было так хорошо, то почему тогда он должен был жалеть? В конце концов, у него что, не могло быть потребностей? Сколько Шастун мог хранить верность тому, кто вообще никогда ее не хранил. Ведь он никому не обещал ждать, тем более быть верным. Сколько он мог убеждать себя, что ему никто не нужен и одному ему хорошо. Вранье. Ничего не хорошо. Антон гнил заживо в учебе и натягивал дежурную улыбку. А вчера вечером тело, что хотело тепла и нежности захватило его разум и сделало то, чего действительно желало. Ведь Макар его действительно хотел, это по взгляду восхищенному было видно. И если на то пошло, то Илья бы никогда не предал бы его, не обманул и не сделал больно. У него на лбу написано, что он хороший, верный и добрый. В отличие от совершенно другого. Только были и другие мысли. Как теперь общаться с Макаром, он не знал. Могут ли как-то измениться отношения двух людей после совместной дрочки, он тоже не знал. Антон впервые в подобной ситуации, раньше другие парни не помогали ему удовлетворять себя. Он точно знал наверняка, что кроме физического влечения не испытывал к соседу ничего. А вдруг Илье он нравился, или чего хуже, тот уже был влюблен в него по уши. И вечный вопрос: «Что делать?». При этом ещё завтра его первая игра.***
Субботние пары не нравились Диме больше других только из-за того, что в голове постоянно всплывала информация, что у большинства студентов выходной. Радовало лишь то, что по субботам пар было всего две. Даже с какой-то детской радостью он покидал стены своего учебного заведения. Но улыбка тут же сменилась недоумением, когда на выходе он увидел Матвиенко, который прислонился к перилам крыльца. — Привет, Дим, — произнес Сережа, заглядывая в его глаза. — А что ты тут делаешь? — нахмурился Позов, продолжая спускаться по ступенькам вниз. — Решил встретить тебя после пар, — ответил Матвиенко и медленно двинулся за своим парнем. Так как он шел позади, то не увидел, как сильно удивился Дима, но ничего не ответил. До метрополитена шли молча. Позов шагал уверенно и будто пытался от него оторваться, а Сережа старался не отставать, плелся за ним, как верный пес. В самом вагоне метро слов тоже не нашлось. Дима решил изучать рекламу вокруг, а Матвиенко изучал его. Пытался увидеть что-то новое, а потом начал любоваться им. Причем старался прижаться как можно ближе, хотя людей было мало. Но каково было его удивление, когда Дима не дал ему зайти в их общую квартиру, остановив лишь одной рукой. — Проводил? — спросил Позов и тут же сам ответил с улыбкой на устах, — Спасибо, — улыбка сразу исчезла с лица, а в глазах появилось безразличие, — А теперь катись туда, где ночевал! Дима буквально прокричал ему в лицо и хлопнул перед его носом дверью. Причем закрыл на внутреннюю щеколду, чтобы Матвиенко не смог открыть дверь своим ключом. Видимо, ему ничего не оставалось, как вернуться обратно к Топольницкой, хотя Сережа надеялся поговорить.***
Чем больше Арсений смотрел на вид из окна своей небольшой квартиры, тем ярче в голове всплывали строчки современного поэта: «Если про погоду, то город наполнен влагой и темнотой». Он любил Питер, несмотря на вечную непогоду. То туман густой, что можно не увидеть своих же ног, то ветер ледяной, покрывающий тебя корочкой льда, то ливень стеной, то снег с дождем. Но когда начиналось лето, а солнце вообще не уходило за линию горизонта, улыбка сама появлялась на устах. Сухой асфальт, зеленые деревья, здания девятнадцатого века под лучами солнца казались еще великолепнее, тысячи туристов на улицах. И ради этих прекрасных трех недель, можно было потерпеть ненастье. Сейчас в конце октября влаги в городе было слишком много, а солнца слишком мало. Из-за нехватки витамина, который так нам необходим, рождаются депрессивные мысли. Хотя, наверное, Попов с ними родился. Вечно балансировал в апатии и депрессии. Даже сейчас, смотря на теплые огни уличных фонарей, он думал о том, что, видимо, лучше было бы вообще не рождаться. Ведь физик хорошего в этот мир ничего не принес, только плохое. Только моральную боль, разочарование, угнетение. Сам был сломанный или изначально бракованный, так еще и других ломал. Если руку на сердце положить, то совесть Арсения никогда не мучила. Все, кто рядом с ним был, сами этого хотели. Многие погрязнее его были. Многие, но не все. За его спиной послышались шаги, и он тут же вспомнил, что в квартире не один. Причем неизвестно, что больше раздражало, собственная забывчивость или личность того, кто был рядом. Попов плавно повернул голову в сторону прохода, соединяющего кухню и коридор, и устало посмотрел на полуголого студента, почти сразу отвел взгляд от него. Как он докатился до такой жизни, не понятно. — У тебя разве нет никаких дел? — спросил Арсений раньше, чем будущий филолог успевал что-либо сказать. — Только не в такое время, — выдохнул Выграновский, помявшись на месте. Попов еле заметно покачал головой, а потом потянулся к электрическому чайнику. Он никогда не понимал этого желания остаться у него на ночь после удовлетворения потребностей. Терпеть не мог с кем-то в одной кровати лежать, особенно после. Особенно когда воспоминания сами всплывали в памяти, и под ребрами начинало болезненно ныть. Поэтому он всегда из постели вылезал первый, находил неотложные дела или вовсе молча уходил. Выгонять из своей квартиры было куда тяжелее. — Спать не собираешься? — наконец-то выдавил из себя Эд. Арсений застыл с кружкой в руках, посмотрев на него из-под ресниц. Что же сделал он со студентом? Выграновский превратился в зажатого тринадцатилетнего подростка, который слово «секс» боялся произнести вслух. Куда же делся тот уверенный и дерзкий студент, идущий против системы. Ведь именно этим он физика и зацепил когда-то. А теперь что? Только взгляд побитой собаки и нервно сжатые кулаки. — У меня еще куча дел, — ответил негромко Попов, продолжив делать себе кофе. — В пол-одиннадцатого вечера? — еще тише спросил Эд, потер свою шею, где виднелся яркий след страсти преподавателя. Арсений в ответ только кивнул головой, хотя единственное дело, которое у него было, это выспаться. Выграновский быстро и почти бесшумно исчез с кухни, а спустя три минуты слышится громкий хлопок входной двери, который означал, что тот покинул квартиру. Физик устало потер глаза, а после выключил чайник. Какой кофе может быть в столь поздний вечер?***
Не думал Матвиенко, что ему придется брать осадой собственную квартиру и самого Диму. Но других вариантов просто не было. На звонки и сообщения тот не отвечал, дверь тоже не открывал. Сережа решил не сдаваться, и с самого утра воскресенья сидел на лестничной клетке, буквально взглядом сверля входную дверь. Подумал, что если Позов обязательно выйдет из дома за чем-нибудь, то он сможет перехватить его, и они поговорят. Интуиция ему подсказывала, что тот точно сегодня куда-то пойдет, и она не подвела. Ровно в полвторого дверь открылась, а из квартиры выскочил Дима, с кем-то разговаривая по телефону. — Да, я уже выхожу, — он прижал гаджет к уху плечом, подбирая ключи, — Я думаю, мы успеем к началу, не переживай, — Сережа подошел ближе и стал наблюдать, как тот закрывает дверь, — Встретимся в метро, — невольно улыбнулся Дима и закончил диалог. — С кем это ты говорил? — спросил Матвиенко, когда он посмотрел на него, — И куда ты собрался? — На свидание, — слишком быстро ответил Позов, и хотел уже подойти к лифту, но хвостатый схватил его за руку. — На какое еще свидание? — прохрипел Сережа, даже сам не ожидая этого от себя. — Успокойся, — ответил Дима, выхватив свою руку, — У Шастуна сегодня первая игра, и он нас всех туда позвал, а говорил я с Окс, — спокойно объяснив, он подошел к лифту и быстро скользнул пальцами по кнопке вызова. — Можно с вами? — негромко спросил за его спиной Матвиенко. — Нужно, — выдохнул Позов, а потом кинул на него взгляд через плечо, — Если ты все еще считаешь себя другом Антона.***
— Соперник нам хорошо знаком, — сказал Макар в раздевалке, когда вся команда наконец-то замолчала, — Мы побеждали их уже три раза… — И победим еще раз! — выкрикнул Нурлан, тем самым перебив своего капитана, почти все поддержали его выкриками. — Но это не повод расслабляться! — закричал почти во весь голос Илья, — Неважно, какой соперник, мы должны выложиться на все сто, чтобы победить! — Играем же у себя в зале, — хмыкнул Коля, который стоял, облокотившись о шкафчик. — А дома и стены помогают, — добавил Сабуров, кивая головой. Антон слушал все это, сидя на лавке в самом углу большой раздевалки и рассматривал, как зашнурованы его кеды. Руки немного тряслись из-за волнения, ведь он так боялся подвести всех, особенно Макара, с которым они так и не поговорили насчет произошедшего в пятницу вечером. Хотя обсуждать особо было нечего, сам Илья вел себя с ним абсолютно так же, как и до совместного принятия душа. Шастун не знал, что его беспокоило больше, первая игра или непонятные отношения с соседом и капитаном команды. Он так сильно ушел в свои размышления, что чуть не остался сидеть один в раздевалке. Конечно, первокурсник знал, что на игру собиралась большая часть студентов, чтобы поддержать свою команду. Так еще игра проходила в их вузе, не нужно было куда-то ехать. Но чтобы было так много человек, Шастун не ожидал. Тем не менее он почти сразу нашел на мини-трибунах Оксану с парнями и тут же помахал им рукой, получив в ответ тот же жест. Команды быстро поздоровались между собой, а после начали делать легкую разминку, на которой Антон высматривал все ряды в поисках одного преподавателя, который все никак не находился. В глубине души он все еще надеялся, что тот придёт посмотреть, но головой будущий лингвист понимал, что это маловероятно. Когда он отправился к своей команде, то отбросил все лишнее и начал слушать лишь своего капитана. Игра началась стремительно. Мяч почти сразу же оказался у них в руках, и подача Нурлана принесла им первые два очка. После пришлось защищать свою корзину и попытаться отобрать мяч. Семь минут первого периода пролетели, как один миг. Антон даже смог два раза попасть в корзину соперника и принести три очка. Сердце чуть не выпрыгнуло из груди, когда прозвучал сигнал на первый перерыв. — Отлично, парни, — сказал Макар, когда все накинулись на воду, — Мы ведем на два очка, еще три таких периода, и мы выиграем. — Техникум за этот год научился играть, — негромко добавил Нурлан, — В прошлый раз они мяч с трудом отбирали. — Вадим, давай на замену, — сказал Илья, будто не заметил его реплики. Антон жадно пил воду, пока велись разговоры, а потом кинул случайный взгляд на трибуны и увидел Шеминова, который что-то говорил сидящему рядом Попову. А когда наткнулся на его холодные глаза, вода тут же встала поперек горла. Шастун толком опомниться, не успел, как начался новый период игры, где ему снова пришлось отбросить все лишнее. Только в голове все равно пульсировало, что физик пришел на него посмотреть, и сейчас он точно не мог облажаться. Очередные семь минут проходят слишком быстро. Антону казалось, что он сплоховал, потому что из трех его подач мяч в корзине оказался только один раз. И когда Макар сказал ему отдохнуть третий период на скамейке запасных, не обиделся. Если только на себя. За его спиной слышатся кричалки СПбГУ, но Антон не обращал никакого внимания на это, следил за игрой и старался не думать, ушел Попов или все еще сидел на месте. Сил, чтобы обернуться и посмотреть, не находилось. Когда наступил последний перерыв перед четвёртым периодом их команда отставала уже на четыре очка. — Отдохнул, Антош? — спросил Макар, вытирая пот со лба полотенцем, первокурсник успел лишь кивнуть головой, — Тогда вперед и с песней. Перед тем как услышать звук о начале игры, Шастун успел убедиться, что Попов все еще сидел на месте. Почти сразу Нурлан перехватил мяч, и передал единственному открытому, то есть Антону, который сразу забросил мяч в корзину. Тут же внутри него появилась уверенность и сила, и он даже сам отбирал мяч у противника и подал открытому участнику команды. Когда время последнего периода заканчивалось счет на табло равный. Так как баскетбол не мог закончиться ничьей, то объявили дополнительное время, пока одна из команд не забросила бы мяч. Только ни у кого это сделать не получалось, ведь обе команды устали. Через пять минут борьбы за мяч, тот вылетел за пределы игры. Назначили штрафной удар. — Я бросаю с угла, ты перехватываешь и забрасываешь, — сказал шепотом Макар, прямо на ухо Шастуну. — А если я не смогу? — так же шепотом сказал Антон. — Сможешь, Нур очистит для тебя место, — он кивнул головой Сабурову, а потом положив свою руку на шею Шастуна, сказал, глядя в глаза, — Мы делали это тысячу раз, я подаю, а ты забиваешь. Антону оставалось только кивнуть и побежать к центру игровой площадки. Ладони опять вспотели, и он быстро вытер их об шорты. Сердце казалось, сейчас выскочит из груди. Все вокруг слышалось через вакуум, когда Шастун видел, что Илья готовился к подаче. Четыре секунды становятся целой жизнью. Макар подал с правого угла, Нурлан не дал перехватить мяч сопернику, в свою очередь Шастун в прыжке перехватил его и удачно забросил в корзину. Когда он приземлился на ноги, то услышал радостные крики со всех сторон. На табло видны цифры тридцать и двадцать девять. С улыбкой на устах Антон посмотрел на трибуны и не нашел там своего главного зрителя. Темный затылок Попова мелькнул на выходе, и он даже успел расстроиться, но ненадолго. Ведь к Шастуну подбежала его радостная команда, чтобы крепко обнять и громко кричать о победе.