***
Пока ответственный мужчина в доме разжигал камин, я готовила ужин. По правде сказать, искала то, что осталось в холодильнике и быстро смешала в нечто похожее на ужин, или его остатки. Сделала что-то подобное пышных сэндвичей, из тостов и яичницы с овощами и зеленью. Остатки сыра нарезала кубиками, как и все имеющиеся фрукты на закуску. Поглядев на это не самое сытное сочетание, всё-таки решила накормить вечно голодного Вадима, поэтому ещё пожарила порцию картошки. Я и хлебом объемся, а вот ему голодать не дам. Он мужчина, они едят просто до ужаса много! А у Волкова и вовсе вместо живота какая-то дыра, которую невозможно наполнить едой… — Сжалься надо мной, я сейчас подавлюсь слюной от ожидания, — вымученно протянул Вадим, появившись в дверном проёме. Я улыбнулась, складывая все тарелочки на поднос. — Я помогу. Возьми столовые приборы и бокалы, — говорит он, отнимая у меня довольно нагромождённый поднос. Когда я зашла в гостиную комнату за Вадимом, то так и не дошла до предназначенного места для ужина, застыв от настоящего восхищения. Камин оказался великолепно большим, каменным, в котором полыхает огненный пожар и тихонько потрескивают поленья. Перед ним, буквально в шаге, расстелена огромнейшая шкура, и думаю она принадлежала самому настоящему Гризли. Вокруг море подушек, и два теплых пледа. Вадим расставляет тарелочки стоя на коленях и только после поднимает свой взгляд на меня. Атмосфера была самая вдохновляющая и впечатляющая. Осторожно снимаю тапочки-валенки, и сажусь возле парня, рассматривая убранства и наш ужин. Всё так просто, но до ужаса гармонично, что я даже расстроилась, что не могу остановить время и в полной мере насладиться этим вечером. — Что-то не так? — наверное, из-за моего пристального внимания к деталям, Вадим немного насторожился. Я улыбнулась, покачав головой. Хотелось остаться здесь непросто на ужин, а навсегда. Я старательно попыталась впечатать в свою память такую тёплую обстановку, запомнить этот ужин рядом с моим… Ладно, что уж скромничать — моим спасителем, моим настоящим героем. Точнее одним из них... — Это просто потрясающе, — выдохнула я, скинув мешающий шарф и жилетку. Подтянула на плечи плед, удобнее усаживаясь на шкуре медведя перед полыхающим огнем в камине. — Спасибо, — я действительно признательна ему за такой вечер. — Хорошая идея с ужином, — не менее довольно кивнул Вадим, открыв бутылку вина, разливая напиток по бокалам. — Красное, надеюсь, ты не против? Я не против даже напиться до беспамятства, зная, что рядом человек, который обязательно отнесёт меня бессознательную в постель, укутает в одеяло и наутро оставит воду с обезболивающим. Вадим хоть и кажется колючим шипящим ежом, но это не мешает ему быть милым и изредка прятать свои иголочки в словах и поведении. Мы оба сейчас безмятежны, но всё-таки немного неуютно, непривычно. Несмотря на это, у нас достаточно времени, чтобы привыкнуть даже к иногда щекотливой тишине между нами. — За что выпьем? — вскользь интересуется Вадим, сглаживая какое-то неловко повисшее молчание. — За надежду, — без заминок прошептала я. Он поднёс свой бокал к моему, издав звенящий звук стекла. Его горящий взгляд с мерцающими огоньками в радужке скользнул по мне, задерживаясь на моих дрогнувших губах в полуулыбке. — За надежду, — повторил Вадим, отвернувшись к камину, вглядываясь в пламя, которое пожирало полено. И это был бы самый сентиментальный момент из всех, за время нашего знакомства… Даже, с щепоткой интимности! Но нет, просто — нет. Я несколько смущенно стала наблюдать за тем, как Вадим поднял тарелку со своим ужином и стал уплетать его за обе щеки, причём так быстро и интенсивно, что я даже от удивления нескромно пялилась на подобное действие, вызывающее у меня умилённую улыбку. Вадим заметил мой взгляд только когда доедал остатки сэндвича. — Почему не ешь? — он кивнул на мой ужин, от которого я отрезала два кусочка, в дальнейшем находя увлекательным лишь наблюдение за парнем, который был зверски голоден. — Я наелась пока готовила. Будешь мой? — я, наученная есть маленькими порциями и кусочками, резала свой сэндвич, отчего смело предложила свою часть Вадиму. Он сомневался долю минуты, пока я не убедила его в том, что не особо голодна, и на вечер не ем такую тяжелую пищу. Да уж, его взгляд был просто пожирающий, да такой, что, если бы я не отдала свой ужин, Вадим не побрезговал бы съесть меня следом за ним. Он с не меньшим аппетитом доел мой сэндвич, пока я скрывала свою улыбку в бокале красного вина. Легкое, немного кислое, но мягкое… Холодное снаружи, но согревающее внутри. — Давай немного пооткровенничаем? — неожиданно спрашивает Вадим, откинувшись на подушки, после того, как аккуратно сложил пустые тарелки в сторону. Он не отрывал взгляда от беснующегося огня, и даже мой любопытный взгляд, обращённый в его сторону, никак не смутил спокойного парня. — После второго бокала, — кивнула я. Вадим сразу же приподнялся и долил мне вина, подобным жестом говоря мне о своём желании поговорить, наверное, на серьезные темы. Я лишь обреченно вздохнула, покачав головой. — Только осторожно. После алкоголя я слишком сентиментальная. Могу устроить второй всемирный потоп, — от напряжения тихо хихикнула, но тут же замолчала, отворачиваясь в некотором смятении. Я уже веду себя как пьяная, куда дальше-то пить? — Хорошо, давай. Но ты ведь тоже должен быть готов ответить и на мои вопросы тоже, — предупредила я парня уже посерьёзневшим голосом. Он твёрдо кивнул. Я делаю несколько полных глотков вина, желая немного себя остудить, но ощущаю, что меня наоборот окутывает жар, поднимающийся из груди, переходящий на шею, опаливший щёки. — Почему он выбрал именно тебя? — его вопрос лишил бы твёрдой почвы под моими ногами, но, к сожалению, я сижу, только несколько напряжённо сдавив пальцами ножку бокала. Знала, что тема коснётся Гордеева, но не думала, что так прямо и резко. — Тебе станет легче, — Вадим повернулся ко мне, — доверься мне, Яра. Я знаю, что это такое, когда чувства рвут тебя на части, а у тебя нет человека, который бы тебя выслушал… Он не успевает договорить, как удушающие слёзы уже скользнули по щекам. Я стираю их несколько рваными и быстрыми движением тыльной стороной ладони, стараясь сдержаться и не позволить той кошмарной плотине прорваться. Вадим прав, я должна выговориться и отпустить хотя бы часть чувств, которые не дают мне покоя. А меня и правда душит недосказанность, которую невозможно преодолеть, по крайней мере самостоятельно. — Он не выбирал, — сухо отвечаю я, выдохнув, — это я выбрала его. Я изначально решила использовать на нём все запрещённые приёмы журналиста и грубо отыметь в прессе, — наверное моя печальная полуулыбка напоминает звериный оскал. — А вот он отымел меня по-настоящему, причём и физически, и морально... — Иди ко мне, — Вадим подобрался повыше, облокачиваясь с подушкой на диван, приподняв руку. — Яра, — настойчиво зовёт парень, и я покорно подвигаюсь ближе к нему, осторожно сев рядом. Вадим с лёгкой насмешкой заваливает меня на свою грудь, так, чтобы я смотрела на огонь, чувствовала легкое объятие на талии и полулежала на его теле. Стараюсь не дергаться, чтобы не причинить ему боль в спине. — Я как-то читал твою статью, вышло весьма увлекательно. Даже перечитывал несколько раз. — Такие комплименты Гордееву пришлись не по душе. Он решил, что я должна стать его любовницей, в принципе я не особо сопротивлялась. Пока он откровенно не стал меня шантажировать и вести себя довольно грубо. Ну, а потом… — Потом ты решила сбежать. И ещё раз, и ещё раз… И ещё, — прошептал Вадим, на что я лишь кивнула, отпив вина. — Но чем именно ты его зацепила? Гордеев решил изменить свою жизнь, перекроить её до основания ради того, чтобы быть с тобой. Значит, ты была особенной для него. В чём или чем? Я долго не отвечала на вопрос, неожиданно понимая, что просто стыжусь таких откровений перед парнем. Всё что касалось Гордеева, касалось секса, ремня и ещё раз секса. Одно дело стоять перед мужчиной, который испытывает меня сексуально и сам до невозможности был развратен, и другое дело говорить это Вадиму, который… Вдруг он вообще ценитель тех самых настоящих отношений по любви и я подпорчу его понимание о женщинах? Рассказывать о своих достижениях явно не хотелось, но в этот момент я сразу вспомнила, как Вадим оказался перед моими глазами с девочкой из клуба Гордеева… И успокоилась. Нет уж, Волков далеко не примерный мальчик. Никто из нас не святой. Даже самые скромные студентки первого курса любят смотреть жёсткое порно и представлять себя в роли несчастной героини. Они представляли, а я всё это прочувствовала на собственной шкуре и да, чёрт возьми, в некоторых моментах получала наслаждение, сильное, сносящее все границы, приносящее сплошное удовольствие. Да уж, я точно не невинный ангелочек, причём об этом знает половина России, а я до сих пор смущаюсь, как школьница. Сделав ещё пару глотков вина, я решилась. — Я поддалась ему, взяла то, что он мне так настойчиво предлагал. Гордеев оправдал все мои ожидания, в принципе, как и я оправдала его желание отшлёпать девочку, которая получает от этого искреннее удовольствие, а не сбегает, недовольно потирая задницу, — замолчала на мгновение, вспоминая мои смелые приказы в постели, которые мужчина исполнял с особым удовольствием. Вначале, конечно, в дальнейшем больше никогда не допуская моей инициативы. — Но есть разница, когда я делаю это добровольно или когда меня берут силой. А последнее, к сожалению, стало рутиной: сначала он брал ремень, наказывал, делал больно и доводил до слёз, а затем возбуждал и заставлял наслаждаться. Он каждый раз доказывал мне, что мне это нравится. Но в мозгах я понимала одно, а тело действовало совсем по-другому. И это, правда, было мерзко. Даже не плачу, что удивительно. С каждым словом становится всё легче. Я слишком долго держала всё в себе. — Он опаивал тебя лёгким афродизиаком, — неожиданно говорит Вадим, из-за чего я ошеломлённо привстала и обернулась на парня. — Эльдар следил за твоим рационом и заметил, как Гордеев перед подачей еды каждый раз что-то добавлял в напитки. Полковник отправил мне на экспертизу остатки твоего утреннего кофе, и оказалось, что это таблетки афродизиака стёртые в порошок. Так он соблюдал определенную дозировку, которую ты не могла ощутить в полной мере... Поэтому уверяю тебя, это лишь его изощрённая игра, а не твоё настоящее желание, — он говорит мягко, успокаивающе водит рукой по спине, а я всё никак не могу поверить в услышанное. Всё это время, этот лживый кусок дерьма давал мне возбудитель, а потом говорил, какая я похотливая сука, текущая от одного его прикосновения?! А я верила ему, ведь это было моё тело, которое прогибалось и стабильно увлажнялось по его прихоти! Я же изводила себя каждый день мыслями о том, какая я грязная и развратная! Он заставил меня убедиться, что я законченная больная мазохистка, которой нравится избиение и его жестокость! Да чтоб тебя, Гордеев! Какая же ты мразь… — Яра, — Вадим притянул меня обратно на свою грудь, немного растерянную, частично злую и оглушённую своими мыслями. — Не теряй себя. В первую очередь доверяй своему разуму, потом прислушивайся к сердцу, и только в последний момент доверяй телу. — Ничему не хочу больше доверять, — прошептала я. Значит…Всё это подделка, сценарий Гордеева, по которому он меня гонял едва не каждый день, заставляя выпрашивать его взять меня… Да уж, у него всё-таки получилось трахнуть даже мою душу! — Расскажи мне ещё кое-что… — осторожно продолжает расспрашивать меня парень, пропуская мои волосы через свои пальцы. — Ты правда хотела оставить его ребёнка? — просил он, и я почувствовала, как он будто провёл остриём по моему сердцу. — Да, — без колебаний ответила я. — Ты, наверное, не поймёшь… — Уже понял, — прервал он меня. Он приподнялся и добавил в наши бокалы вина. — У меня была девушка, серьёзные отношения три года. И когда она известила меня о своей беременности, я понял, что должен стать не только превосходным отцом, но и мужем. Я был счастлив, ведь мужчине уже ничего не нужно, когда рядом любимая женщина, которая носит под сердцем его ребёнка, — он как-то горько усмехнулся мне в висок. — Я подготовил роскошный вечер в ресторане, сделал предложение и, конечно же, ждал от неё положительного ответа… — несколько раздражённо выдохнул Вадим, на какое-то время замолчав. И от нетерпения я даже попробовала привстать, посмотреть, что твориться в его глазах, увидеть эмоции... Не вышло, он меня плотнее прижал к себе, видимо не хочет моего внимания в такой момент. — Она в день перед нашей встречей сделала аборт. Сказала, что слишком молода для ребёнка и не хочет себя обременять такой ношей, — ответил он сбивчиво, и я прикрыла глаза, интуитивно ощущая его неразделённую боль. — Я мечтал о ребёнке. Мечтал о семье. Я был готов, серьёзен и намерен не покладая рук работать, в то время как эта чёрствая сука убила невинное дитя, — с ненавистью прошипел Вадим, даже выругавшись грязным матом, но тихим, прошептав его куда-то в другую сторону. — Поэтому я был удивлён, когда ты так… Убивалась за ребёнком от человека, которого ты ненавидишь. Ведь она меня не ненавидела, а просто не захотела… Ему было тяжело. И я, отставив бокал вина в сторону, обняла вздрогнувший торс парня, уткнувшись носом ему в грудь. — Это было не справедливо, — прошептала я, ощущая щекой, как громко бьется сердце Вадима. Он обнимает меня в ответ. — Это жизнь, Яра, а она не бывает справедливой, — его слова не утешали, но он говорил чистую правду о жизни. Никакой нелепой лжи, утешений или сожалений. Только боль, и со временем она утихает, но не пройдет... Такие рубцы на сердце останутся посмертно. — Я отпустил эту горечь, вспоминаю об этом с печалью, но это не значит, что я больше не захочу женщин, жену или ребёнка… Это всё будет, но за это счастье каждому из нас нужно бороться, иначе судьба будет бить в спину каждый удобный раз. А бьёт эта сука нещадно, — он обнимает нежно, но довольно крепко. — Слушай! — встрепенулась я, резко сев, после длительного молчания. — Расскажи мне об этом… Об этом твоём… Ну, адреналине. Или как это называется? Что это такое с тобой происходит? Я слышала о таких болезнях, при которых атрофируется чувство страха...Кажется… Какая-то там Баху Вате… — тараторю от волнения, но меня перебивает задорный смех парня, на несколько секунд обескураживающий меня, а ещё через мгновение я сама улыбаюсь. У него заразительный смех. — Яра, я не болен, — покачал головой Вадим, и хоть он уже прекратил смеяться, его грудь всё равно подрагивала. — И я чувствую страх, только чувствую его в ситуации, над которой я не имею какого-либо контроля, — он подозрительно замолчал, немного сощурившись наблюдал за мной, пока томил в ожидании интересного рассказа. — Ну?! — не сдержалась я, возмутившись. Вадим театрально выдохнул. — Да рассказывать особо нечего, — беззаботно пожал он плечами. — Был мальчишкой, шугался от всего, отчего только можно. Пауки, высота, вода, клоуны, машины… Даже уличную еду обходил стороной, — покачал он головой, словно сам не понимал, как такое было возможно. — Я взрослел без отца, а мама с сёстрами вечно поднимала истерику по любому поводу, причём аргументировали они всё это разными страшными последствиями и летальным исходом, — он по-доброму улыбнулся, похоже, вспоминая о своей семье. — А к девяти годам, когда мама собралась на заработки за границу, меня забрал к себе деда, бывший военный. Познакомившись со мной поближе, понял, что я мать воспитала мальца, который прячется у неё под юбкой. Устроил настоящую дедовщину в то же лето, испытал меня разными методами и буквально вытолкнул все страхи и предрассудки. Научил чувствовать что-то вроде боевого транса, помог мне контролировать страх и эмоции… Конечно, первый месяц каникул я его ненавидел, а потом, вошёл в азарт. До совершеннолетия ездил к нему в этот дом, и проходил ускоренный курс молодого бойца по всем фронтам. Я стремился только к одному — услышать похвалу деда. Но даже через годы азарт никуда не делся. Сначала обгонял ребят в школе по кроссу, а после на полосе препятствий в военной академии. Я вседа рвался учиться и быть медалистом. А с работой следователя ещё интересней живётся. Убийцы, наркоторговцы, ограбления… Сплошное удовольствие! Ждала ли я сопливых историй и психологические травмы? Ещё как! Но то, как вдохновенно Вадим рассказал о причинах своего странного поведения, где каждый должен испугаться и обомлеть от страха, он принимал ситуацию как наглый вызов, переигрывая всех и вся — это впечатляет ещё больше. — Ещё вина? — только сейчас опомнилась, смутившись, ведь всё время внимательно рассматривала парня, изучая черты его лица, заметные милые морщинки при улыбке вокруг глаз, ямочки на щеках и даже обвела взглядом контур его губ, забывая, о чём вообще была речь. — Яра? — я отпрянула от груди Вадима. Мысли частично в пьяном рассудке отнюдь не самые трезвые… — Да, — киваю, решая допить вино и уснуть беспробудным сном… Но всё пошло уже не по плану, когда моей плед оказался под ногой Вадима, из-за чего я не смогла подняться, а пока выкручивалась из пледа, задела локтем бокал вина, который пролился на плед, подушки и Потапыча. Парень делает несколько резких движений, наверное, порывался успеть подхватить бокал, как и я, но… — Ой! — столкнулись лбами. Мгновение осмотрели друг на друга и сразу же расхохотались, осматривая место происшествия и быстро забывая обо всём, когда нас снова связывают взгляды. Улыбка Вадима тускнеет, в то время как моя, от неловкости не исчезает. Его взгляд становится острым, уверенным и полыхающим в полутьме… Горячие руки опускаются на мою щеку, оставив мне возможность только пораженно выдохнуть, когда Вадим касается своей щетиной моей второй щеки. Дыхание не то что сбилось, оно пропало напрочь, в то время как сердце бьётся об грудную клетку с давящей болью. — Свет мой, ты как всегда прекрасна, — шепчет он на ухо, обжигая дыханием кожу, но замораживая меня своими словами изнутри. — Яр-ра, подари мне поцелуй, — его ладонь опускается на мой затылок. Между нами больше нет ни одного спасительного сантиметра. Меня пробирает дрожь, ошпаривающая душу, как кипяток. И едва его бархатные губы касаются моих, я застываю. Он прикасается едва ощутимо, но уверенно продолжая захватывать в плен мои губы, а я… Я не выдерживаю. Отворачиваюсь. Губы горят, сердце выпрыгивает из груди, а руки задрожали, сложившись в калуки. Зачем он так со мной? Он добровольно выпускает меня из своих рук, когда я отстраняюсь, но продолжает пристально наблюдать за мной испытывающим взглядом… Вадим не злится, не огорчается, только многозначительно молчит и заинтересованно изучает любой мой жест. Встаю под гнетущую тишину, которая давит на мои плечи. — Спасибо за ужин… Я помогу убраться, — прошептала я, ощущая, как горят щёки. Вадим ни на секунду не отвёл своего взгляда от моего лица. Только уголки его губ дрогнули в сдержанной усмешке. — Можешь от меня сбежать и ложиться спать. Я сам приберусь. Я отвернулась и послушно сбегаю, напряжённо выдыхая уже в спальне за закрытой дверью. Вадим, чёрт возьми, что ты вытворяешь?!***
Едва только проснувшись, я прислушалась к ровному дыханию над ухом, которое опаляет мой висок. Вымученно сглатываю, ощущая Вадима в непозволительной близости. Прям-таки слишком тесной, горячей и откровенной близости. Нахмурившись от ощущений, я с ужасом осознаю, что одна из рук бесстыжего парня пробралась под мою футболку, оказавшись на обнажённой груди, а вторая, на которой я неподвижно осталась лежать, протянулась вдоль моей талии, касаясь бёдра. Я оказалась полностью в коконе его рук, едва не поперхнувшись воздухом от накрывающей паники. Не двигаюсь и судорожно думаю, как выбраться из таких тесных и крепких объятий без, пока ещё, спящего свидетеля. Нет, кто-то из нас точно будет спать в той гостиной на медвежьей шкуре, ведь вот так просыпаться… Нет ни малейшего желания! Я едва смогла уснуть после странного поведения Вадима, одновременно стыдясь и обозлившись, что всё-таки вызываю в нём такие прямые желания. «Замечательно, Ярослава, едва удалось сбежать от Гордеева, так тебя теперь рвёт на части, как бы побыстрее найти новые неприятности с очередным…» — корила я себя большую часть ночи. Нет, конечно, он не такой, как Господин Гордеев… Но нет. Я так не могу. Из собственных быстротечных размышлений, меня вывела та самая ладонь, неожиданно покрепче сжавшая мою грудь. Закрыв глаза и максимально выровняв дыхание, стараюсь ни одним жестом не выдать моего бодрого положения. Это просто вселенский стыд! Ты же сейчас шарахнешься в сторону, как только поймёшь, что творишь, верно, Волков? Для него, думаю, не меньший шок просыпаться так вот, лапая сестру ненавистного ему Соколовского, жену Гордеева, раздражающую его Ярославу… И я правда думала, что он сейчас, конечно же, откатится от меня и уберет свои загребущие руки с моего тела… Да как бы не так! Вадим не то, что решил поскорее убрать руку, так ещё и с каким-то извращённым удовольствием ощупал, а острый сосок оказался защемлен между его пальцами, отчего я уже яростно скрипнула зубами. Меня охватил какой-то странный ступор. Моё дыхание спёрло, когда губы парня коснулись тайного местечка на шее, оставляя развратную влажную дорожку от языка. Даже не дёрнулась. — Удивительно. Я думал, что схлопочу прямо по яйцам, но ты до сих пор притворяешься спящей, — прошептал он на ухо, низко и порочно, касаясь носом моей щеки. — Даёшь мне шанс, Яра? Зря-я-я. — Теперь ты спишь в гостиной, Вадим, — ответила спокойно, но чего же мне стоило достойно сдержать себя от жёсткой брани. — Пошёл вон, — ещё холоднее добавила я, чтобы до Волкова дошёл мой категоричный отказ от любого рода отношений между нами. Его рука соскользнула с груди на впалый живот, но сам Вадим не спешит оставить меня в покое так скоро. — Злишься, — усмехнулся парень, скользнув пальцами по талии, вызывая щекотливые ощущения. — Но сама остаёшься рядом, ищешь меня руками во сне и шепчешь моё имя... Твоё внимание зазывает на решительные действия, — прошептал он, а я глотаю воздух, поразившись его наглости. — Не волнуйся, я не трону тебя, — предупредил Вадим, одним движением отстранившись от меня и зашуршал одеждой. Он вздумал издеваться надо мной, да? — Не трону, пока сама не позволишь, Яра, — самонадеянно уточнил он, отчего я впервые повернулась в его сторону, ощущая на щеках полыхающее пламя от злости и негодования. — Вон! — единственное подручное средство — подушка, которая в следующую секунду летит в гадёныша, посмевшего рассмеяться и ловко ее перехватить. — Скоро будет завтрак, позову. А пока остынь под душем, ты пылаешь, как девственница, — насмешливо отвечает он, кривя губы в подлой ухмылке, избежав второй подушки своей резвой реакцией. — Осёл! — уверенна, он всё услышал. Какого черта он вытворяет? *** Вадим решил побаловать себя настоящими изощрёнными издевательствами, и меня тешит только то, что его поведение напоминает взорвавшегося мальчишку-подростка, который дёргает девочку за косы, а не мужину, который начинает снимать ремень, намереваясь покорить своим… Кхм, «достоинством». Но ближе к вечеру я уже чувствовала, как начинаю раздражаться, едва пересекаюсь взглядом с его фирменной наглой ухмылочкой, и кажется, меня уже колотит от ярости. Он играет, но не трогает. Играет искусно, не прикасаясь и не оскорбляя, вгоняя в такое тяжёлое смущение, отчего я злюсь ещё больше. Ему нравится любая моя реакция, главное — она существует только для него одного... Думаю, ему это даже льстит. Только к вечеру я смогла принять верную тактику и игнорировать его провокации. Но сегодня, несмотря на поведение парня, он устроил один из самых запоминающихся моментов моей жизни — сани и снежные горки! Такого количество снега ещё в жизни не видела, как и не каталась на санях по крутым горным серпантинам, визжа по всё горло. Волков слишком непредсказуем для меня, признаю. Уж не знаю, что у него за таракан завёлся, но раньше он нравился мне намного больше, а теперь Вадим вызывал двоякие чувства и намеренно, со вкусом и смыслом, раздражал. Но... Неужели я правда пахну яблоками, а мои глаза сверкают, как звёзды? Нет, конечно! Просто Вадим серьёзно решил довести меня до неконтролируемого припадка злости и смущения! Но всё же горки и снег затмили его высокомерное, крайне самоуверенное поведение с наглым до крайности характером. Только чего стоило удовольствие швырять очередной снежок в лицо Вадима, к тому же он ни разу не обозлился, заливисто смеясь и валяя меня в снегу в ответ. А вот поздний обед смог испортить поразительно быстро… — Ты могла бы прикрывать свою привлекательную попку моим длинным свитером? На это же невозможно смотреть без рук! Или это намёк? Тогда мне надо говорить прямо, я не понимаю этих девчачьих штучек, — продолжил изводить меня Волков, на что я лишь покачала головой не оборачиваясь, продолжая нарезать овощи на салат. Взгляд Вадима я ощущала особенно ярко, когда он прожигал им мою спину, или, что вероятнее, место пониже. Его как подменили с вчерашнего вечера! Проверяю тушеную картошку в духовке, и сразу же достаю из посудомоечной машины чистые тарелочки. — Мило, — комментирует Вадим мой наклон. Напрашивается, гад! — Заткнись хоть на минуту, Волков, — рявкнула я, взбесившись на его очередную дурацкую реплику. Заканчиваю нарезать салат, услышав скрип стула, и буквально ощутила, как он сделал пару шагов ко мне. — Даже не думай, — лишь немного повернула голову вбок, обнаружив его периферийным зрением, и как он самодовольно улыбается, сложив руки на груди, прижавшись плечом к холодильнику. Он пристально рассматривает меня с повышенным вниманием. Явно ощущаю этот блуждающий по мне взгляд и совсем не понимаю, зачем он делает так. Вряд ли мой вид сейчас можно назвать презентабельным. Жду его очередную шуточку. Минута, вторая. Напряжение продолжает давить на плечи... Молчит, а меня уже выворачивает наизнанку. Что он хочет сказать? Господи, да пусть он уже хоть что-то скажет! — Свет мой, ты слишком очаровательная, особенно, когда готовишь на моей кухне и в моей одежде… Это меня провоцирует и одновременно умиляет, — шаг ближе, и я, не выдержав, всадила нож в деревянную досточку для нарезки. Поворачиваюсь к нему лицом с диким взглядом, пытаясь донести до него одну простую истину — я на пределе. — Вадим, если ты сейчас же не перестанешь меня раздражать... — на мой угрожающий тон, он издевательски поднимает бровь, насмехаясь, — будешь спать возле камина на шкуре! — твёрдо произнесла я, словно моё слово имело значительный вес. — Забавно. Но, разве, ты не выгнала меня из моей же спальни ещё утром? — задумчиво тянет Волков, а его ухмылка расплывается быстрее, чем я осознаю свой прокол. — В таком случае мне уже нечего терять, — он не подходит, а подкрадывается, как какой-то хищный зверь, как-то слишком уж загадочно улыбаясь. — Нечего терять? Что же, потом не жалуйся, — резко отвечаю я, окинув его предостерегающим взглядом. Вадим остановился так близко, что я едва касаюсь его своей грудью, угрюмо сопя. Не отступаю только из упрямства и желания дать отпор. Я не позволю над собой так подшучивать. Есть границы, которые нельзя переходить. Особенно в моём положении. — Не думаешь ли ты, что я готов сдаться так просто? Ты же знаешь, легкие пути и отступление не для меня, — говорит мягко, но многообещающе. — Целишься ты, конечно, зачётно, но только пока я тебе это позволяю. — Даже не вздумай! — рявкнула я, решительно его оттолкнув в грудь, когда он попытался прикоснуться ко мне. Но совсем неожиданно Вадим перехватывает мои запястья, едва они его касаются, и тянет на себя, прижав меня своими бедрами к выпирающему краю столещницы. Я не могу пошевелиться. — Прости, — шепчет он мне на ухо, освобождая запястья, взамен обвив свои руки вокруг моей талии, — прости, крошка, но в своих мыслях я уже давно совершил всё возможные непотребства, теперь осталось только... Я с таким рыком и так мощно отпихиваю его от себя, что сама удивляюсь проснувшейся внутри меня силе и подобным звукам. От неожиданности он отступил, а я, на каких-то инстинктах, вцепилась в сковороду, отскочив от него подальше. Я тяжело дышу и смотрю ему в глаза. — С каждым днём ты усугубляешь ситуацию, и чувствуешь это. Я могу и хочу тебе помочь. Это нас ни к чему не обязывает, если сама этого не пожелаешь… — вмиг пропали все его смешки. — Мне не нужна твоя терапия, Волков! Я в полном порядке, а тебе лучше держаться от меня подальше! — срываюсь на крик, душераздирающий и беспомощный. Меня пробирает озноб. — Решил заделаться в мозгоправы? Сначала себе помоги! — выплёвываю я с ядом, на что Вадим даже и взглядом не выдает свои настоящие эмоции на мои слова. — Убирайся! — я указываю ему на выход, но он продолжает стоять и внимательно смотреть на меня. Он изучает меня, словно зверушку, подвергая каждый мой жест тщательному анализу. Ещё днем я поняла, зачем он проворачивает это со мной, но думала к вечеру угомониться и поймет, что мне не нужна его помощь. Такое меня не спасёт. Я не могу воспринимать ничего из подобного, и даже думать тошно! А он просто взял и решил, что смеет копаться в моих мозгах и выворачивать чувства наизнанку! И кто ему дал это право?! Он сам! — Я же сказал, со мной — тебе нечего бояться. Я не трону тебя против воли. Никогда, Яра, — говорит он спокойно, совсем никак не выдавая своих настоящих эмоций. — Я не опасен для тебя. — Это, по-твоему, ты меня не трогал? Не трогал?! — истерично кричу я, взмахивая руками, в одной из которой до сих пор сковорода. — Твоя терапия заключается в том, чтобы трахнуть меня и убедить, что это мне нужно?! Я, по-твоему, такая тупая? Да пошел ты, Волков! — Не терапия. Поддержка, — безмятежно отвечает Вадим, заставив меня заткнуться. Я не сразу понимаю, с чем связан его ответ, а когда приходит понимание, скалюсь. — Поддержка, — повторила я за ним, просочив это слово ядом. — Поддержка, Ярослава, конечно же, может быть разной, но я не дурак и вижу, что можно делать и говорить, а что не следует, — не смотря на его напускное спокойствие, он смотрит на меня непоколебимо и несколько сурово. Я задыхаюсь от возмущения. — Тебе многое следует принять. Прошлого не изменить, но это станет твоей петлёй, если ты не придёшь в себя в ближайшее время. Я хочу тебе помочь… И не так, как ты себе сейчас надумала в умной головке, — он стремительно подходит и взяв меня за руку, немного ошарашенную, отбирает из ослабевших пальцев сковороду. Возвращает её обратно на плиту. Он поправляет мои волосы, откидывая несколько мешающих прядей с лица на спину, и смотрит прямо в мои глаза так проникновенно и по-доброму, что я ощущаю себя полной идиоткой в этой ситуации. Тогда почему он каждый раз пытается оказать так близко и… — Врать тебе тоже не стану, — его ладонь прикасается к моей щеке, большим пальцем нежно поглаживая кожу. — Ты меня цепляешь… Глубоко. Внутри. Сильно, — я удивленно расширяю глаза, — но сейчас я претендую только на то, чтобы ты приняла мою помощь. Я себе не прощу, если позволю тебе жить с ночными кошмарами, страхами и закрытыми чувствами за семью замками. Я отшатываюсь на шаг назад, он крепче удерживает за ладонь и делает шаг за мной, не давая возможности отдалиться. — С завтрашнего дня я введу тренировки по определенному графику. Это поможет тебе быть сильнее и решительней. От тебя требуется только присутствие, — холодно информирует меня Вадим, а я прищуриваюсь. — Что ещё за тренировки? — недовольно уточняю я. — Завтра обо всём узнаешь, — он беззаботно пожимает плечами, лукаво сощурившись. — Я клянусь тебе, Вадим, только попробуй ещё хотя бы раз… — Расслабься, Яра. Нельзя вечно быть в таком диком напряжении. Будь попроще, а то ещё немного и задымишься, — он окатывает меня пылающим взглядом с ног до головы и обратно. — Я, к твоему сожалению, ещё не готов принимать контрастный душ вдвоём, — насмехается он, издевательски подмигивая. Аж ты ж… Я пытаюсь что-то ответь, а он просто разворачивается и уходит из кухни. Шагаю за ним, но вскоре одергиваю саму себя, понимая, что это просто очередная выходка Вадима, на которую нельзя реагировать столь остро. Прикрываю глаза, пробуя прийти в себя и понять, что задумал взбалмошный полицейский. *** Ночью просыпаюсь от кошмара, после которого едва сдерживаю крик, тяжело дыша. Стираю со лба холодный пот. В этот раз приснился Гордеев так явно и подробно, что меня потряхивает от возможной реальности событий. Дотягиваюсь до тумбы, включая светильник, лишний раз разглядывая рассеявшуюся темноту. Неожиданно здесь стало спать холодно и страшно. Оглядываюсь на вторую половину кровати, задумываясь о Вадиме. С ним особо ничего не снилось и было спокойно, а если и просыпалась, то буквально на мгновение, а ощущая его рядом, засыпала. Поджимаю губы, ощущая досаду. Сама выгнала, а значит, нечего жалеть о своём решение. Он сам напрашивался на подобный исход. Заснуть не удается. Я заправляю постель и принимаю душ, а вид в зеркале просто отвратительный. Умылась холодной водой, пытаясь привести себя в чувство и прогнать сонливость, но это мало чем помогает. Волосы укладываю в косу и спускаюсь на кухню, стараясь не шуметь. Вадим мирно спит на диване, недалеко тлеют полена в камине, а рядом с ним стопка книг. И прежде чем уйти на кухню, нахожу планшет Вадима на быльце дивана. О чудо! Я улыбаюсь, обнаружив подключение к интернету. А ведь вчера Вадим сожалеющие уведомил, что интернет здесь совсем не ловит. Противный гад, не так ли? Иду на кухню, тихонько поставив кипятиться чайник и решаю позавтракать простецкой яичницей. Сажусь за стол. Одной рукой разделываю яичницу, а другой нахожу браузер в планшете. Давно хотела зайти в интернет и ввести своё имя, поэтому не желаю упускать такой возможности. И чёрт возьми, вылезает так много разных ссылок с моим именем, что у меня разбегаются глаза! Я удивлённо изучаю даже небольшую статью про себя в Википедии, сравнивая определённые данные, даты и факты. Большая часть выдумка, отчего я закатываю глаза, усмехаясь и качая головой от глупости некоторых строк. Руки чешутся исправить данные и сейчас же написать совершенно другую биография, правдивую, такую настоящую, чтобы у каждого шевельнулись бы на голове волосы… Перехожу на пару ссылок ниже, а они окончательно отбивают аппетит. Порно сайт. Удивительно, но мне хватает смелости просмотреть количество фото и видео, частично понять, что некоторые, на удивление, монтаж, причём местами совсем некачественный. Ладно, что здесь есть ещё… Не меньше двадцати минут ушло на изучение разных источников. У каждого из них своя вымышленная правда. А вокруг одна вселенская ложь. Но вот анонс, который высветился, когда я уже собиралась закончить с этим не самым приятным делом… Вот он и поверг меня уже в настоящий шок и ужас. На фотографии — машина скорой помощи, а заголовок гласит: «Господин Гордеев тяжело ранен. Что это, ход похитителя или его месть…» — перехожу по анонсу на главные новости браузера. Дыхаение перехватывает. Внутри все покрывается коркой льда. По коже ползут зябкие мурашки. Дышать стало сложно и почти нереально. Не могу в это поверить. Пораженно читаю, что Гордеев находится в госпитале в нестабильном и тяжёлом состоянии. Сюжет красноречиво расписывает о перестрелке в аэропорту, с некоторыми подлинными фотографиями, на которых видно Вадима с пистолетом, меня, плачущую, которую он тянет за собой парень. Вся статья сосредоточена на том, что Вадим, мой неизвестный похититель, стреляет в не в чём невинного страдающего мужчину, который намеревался спасти свою жену. Автор данной статьи детально описывается о предстоящей операции Гордеева, о его здоровье в целом. И прогнозы вселяют в меня прежний ужас — он выжил и будет жить дальше… Руки настолько трусятся, что чашка кофе выскальзывает из рук, и я чудом успеваю отодвинуть планшет, вставая с места, не отрывая глаз от текста. Дочитываю в полном изумлении, и после заполняющего душу страха, меня накрывает апатия. Откладываю планшет на подоконник. Лбом прислонилась к холодному стеклу окна, пытаясь охладить пылающее лицо. Он жив, и это последнее, что могло пойти «не по плану». Это просто тупик. Бежать бессмысленно, Гордеев найдёт сразу, как встанет на ноги. Не сегодня, так завтра… А это ни черта не та свобода, о которой я мечтаю! Снова нужно прятаться, сидеть где-то в таком же тихом месте, без связи и лишних ушей. Ещё ничего не кончено, и внутри я жалостливо взываю, не находя в себе силы на новую борьбу. Всё, что я делаю, это лишь бессмысленные поползновения, которые вскоре пресекутся рукой выжившего мужа. Это никогда не закончится... — Яра, — окликает Вадим. Я оборачиваюсь, наблюдая за парнем, который потирает глаза, подходит ближе ко мне, попутно поднимая опрокинутую на столе чашку. Его взгляд находит планшет рядом со мной, и думаю, он всё правильно понимает. Сейчас вид у меня не лучше, чем у пойманного трусливого зайца. — Я не знал, как тебе сказать. Собирался несколько раз, но не смог, — неохотно признаётся Вадим. — Почему так вышло? — шёпот, слетевший с губ едва слышный, но Волков понимает, напряжённо поджимая губы. — Наверное… Адреналин. Он был ранен в грудь слева и в бок. Я не смог вовремя взять себя под контроль, стрелял как придётся. Это моя вина, Яра, — он впервые не смотрит мне в глаза, отводя взгляд в сторону, хмурясь. Врёт. Я видела, как хорошо Вадим стреляет и дело совсем не в адреналине. Я успела дёрнуть его за руку, когда он стрелял, а значит это моя вина. Это именно я не хотела ничьей смерти, а значит, получай жуткий подарок судьбы – выживший муж. Но к моему удивлению Вадим винит только себя. — Ты не хочешь возвращать меня домой и не даёшь никакой информации моей семье об этом месте, чтобы нас не нашли Гордеевы... — с пониманием дела, объясняю я сама себе. Он украдкой смотрит на меня, словно ожидая моей буйной реакции, и хочет понять, стоит ли ему что-то вообще предпринимать. — Я принял решение побыть здесь и понять, как выбраться из этой ситуации. Первая камера в аэропорту выдаст твоё местонахождение. В столице много глаз и ушей, мы будем, как на ладони, — спокойно отвечает Вадим и несколько насторожился, когда я стала к нему приближаться. — Мы добирались сюда нелегальным рейсом, пока ты была без сознания. Я уничтожил все следы… — перед моим последним шагом к нему, он запнулся, нервно выдохнув. — В этом месте безопасно. Нет никаких данных связанных с этим домом ни в одном информационном источнике. Я желаю тебя защитить, поэтому прошу тебя… — не договаривает, когда я осторожно подхожу к нему слишком близко, безмятежно обнимая, приложив щеку к громыхающей груди Вадима. — Спасибо, — говорю я, понимая, что единственный человек, на которого я сейчас могу возложить все свои надежды — вот он, передо мной. — Я верю тебе, Вадим. Ты делаешь всё возможное для меня. Спасибо. Он опускает руки на мою спину, резко выдыхая над моей головой, поставив подбородок на макушку. — Не благодари меня, Яра. Я ещё работаю над тем, чтобы заслужить от тебя такие слова, — шепчет в ответ, и я понимаю, что в данный момент Вадим эмоционально уязвимый. Такой разный… С каждым новым днём он открывается мне по-новому и не перестает быть удивительным. — Но ты всё равно гадёныш, — прыснула я в его грудь. — Ты даже не представляешь насколько, — игриво отвечает парень, опуская руку на мою задницу, легко, едва ощутимо похлопав. Но как бы мы друг друга ни пытались утешить и отвлечься от мыслей о Гордееве, в сердце снова поселилось беспокойство и страх. Всё возвращается в исходную точку, и это пугает больше, чем неожиданно выживший муж. Бежать вечно невозможно. — Итак. Раз мы выспались и у нас впереди такое длинное утро, предлагаю перейти сразу к делу! — заявляет Вадим таким тоном, будто собирается… — Пробежка. Через пятнадцать минут выходим. Собирайся. Пробежка? Какая ещё пробежка?!