Нежность на минималках

Артём Я стоял у полок с алкашкой и думал, какое пойло лучше взять для Ящика. Точнее Романа Степановича, как мать требует, чтоб я его называл. Она сунула мне вчера вечером пару тысяч и сказала, что они уедут рано утром и вернутся, скорей всего, к вечеру. А я должен прикупить бухла ему и пожрать чего-нибудь. С продуктами я определился быстро: там курица, пельмени, хлеб, овощи, немного конфет, — короче, всего понемногу. У алкогольного отдела я завис надолго. Мужички с потрёпанной внешностью и дышащие перегаром и женщины сильно постбальзаковского возраста лишь хмыкали, протискиваясь к полкам, оттесняя меня, и быстро выбирали ёмкости на свой вкус и кошелёк. Я так не могу. Вообще не люблю, когда бухают, а когда бухает Ящик — это совсем трэш. Он тогда совсем больным становится, ему то черти мерещатся, то покойники, то ещё хрен пойми что. Контуженный он, что с него взять! На хрен только мать с ним связалась? Ну да, мужик здоровый, видный, семь на восемь, восемь на семь. Два метра ростом, сто пятьдесят кило, а одна рука, как три моих. Один раз леща дал, я чуть сотряс не заработал. И в делах основная работа на нём. Наконец выбираю бутылку самой дешёвой дряни и ползу на кассу. Кассирша, женщина лет сорока пяти — восьмидесяти, быстро пробивает жратву, даже не глядя на меня, но на водке зыркнула поверх очков. — Восемнадцать есть? — Ага, — вру, не краснея, я, — уже два месяца. — Паспорт покажите. Бля! А паспорт, то я с собой не взял, да и не помог бы он мне ведь ещё и семнадцати-то нет. Ну, скоро будет, правда. — А у меня с собой нет. Раз. И зелёный змий в бутылке ноль пять скрылся под кассой. — Одна тысяча двести пятьдесят три рубля. Расплачиваюсь и запихиваю всё добро в пакеты. Думать о том, что получу нехилых пиздюлей вечером, неохота. Баба тем временем стала пробивать очередного покупателя. Я уже собрался выйти из этой убогой обители нравственности, как вдруг… — Не хватает молодой человек! Выбирайте: или это, или это! Смотрю — он. Тот самый пацан из школы, в которую я пойду завтра. Он вчера, когда мы приходили с мамкой, на турниках висел и подтягивался. Точно он. Это волевое лицо: короткий ёжик тёмных волос, глубоко посаженные карие глаза, скрывающиеся под аккуратными чёрными бровями, прямой длинный нос, губы бантиком, что не очень вяжется с грозным видом. Но бля, это так мило. Небольшой шрам на левом виске прямо у уха, который он почёсывает и с сожалением смотрит на стол у кассы. Это он! Перевожу взгляд и вижу, что на «чаше весов» пачка гречки, буханка чёрного, яйца, самые дешёвые сосиски (даже туалетную бумагу, наверное, туда положили дешёвую) и стаканчик с пломбиром. — Сколько не хватает? — спрашивает пацан. — Тридцать рублей, — он начинает рыться в карманах своих спортивных штанов. Безуспешно. — Молодой человек, ну вы скоро? Давайте, не задерживайте очередь! — вылезла какая-то старушенция. — Да-да, щас, — и он, не найдя мелочи, сказал: — Мороженое заберите. Я пулей достал полтинник, бросил его на кассу и, помогая ему, запихивать всё его добро в пакет быстро проговорил: — Мороженое мы берём! Он сначала дёрнулся было от меня и натурально покраснел, но через пару секунд узнал. А я, не будь дураком, скороговоркой шепнул. — Не устраивай тут скандал, ладно?! — Ладно, — хмуро буркнул он, — но деньги я тебе верну! — Чё это ты такой добрый? Или лавэ дохера? — начал он сразу, как только мы вышли из магазина. — Ну, ты ж мой одноклассник будущий. Вот знакомлюсь. Артём, — я шлёпнул пакет об землю и протянул ему ладошку. — Серёга, — мою руку будто в тисках зажали. — Ты теперь что, всем местным будешь чё-то покупать? Мать у тебя что миллионерша? — Неа, — пялюсь я в его глаза. Они у него прямо как молочный шоколад. — Они с отчимом шабашат. Пацан недоверчиво посмотрел на меня. — Это долгая история, не заморачивайся. Так, ну, мне вон туда, — и я вытянул пакет с картофаном и другими паслёновыми в сторону дома, как… Шварк. И картошка покатилась по убитой асфальтовой дорожке, попутно подавив помидоры. Он среагировал первым. Мгновенно нагнулся и стал хватать рассыпавшиеся овощи. — Бля, а у меня другого пакета нет! — растерялся я. — В мой положи, — и протянул мне скомканную синюю маечку. — Спасибо. — Не за что. — Может пойдём ко мне? А? Поможешь пакеты донести? Он глянул на полуразъёбанный «Vertex» и кивнул. Пока шли, я всё мельком разглядывал его. Невысокий, но крепкий, мышцы, вон, прорисовываются сквозь спортивки и майку-борцовку — олимпийку он вокруг талии повязал. А ещё от него какой-то силой веяло, что ли. Ну, как будто я иду с тигром своим, который разорвёт любого, кто посмотрит криво. Так-с! Стоп! Чего это я? Втюрился, что ли? Да не, не может быть! У него же, вон, на лице написано: «Пидоров ненавижу и убиваю!». А взгляд его всё равно притягивает: сильный такой и зрачки, как шоколад. От такого сладкого я б точно не отказался! Тут же отдёргиваю себя. Забудь! Он — нормальный, а ты — держи свою радужность при себе. Но, бля, он такой, такой, не знаю клёвый, что ли! До дома нам оставалось пройти немного, как вдруг, проходя через двор парочки пятиэтажек, я тормознул у спортплощадки. Поведётся он или нет? — Ты чё встал? — парень прошёл пару метров и глянул на меня. — Забыл, что ли, чё? — Слушай. А ты вчера круто на брусьях подтягивался! — Я вообще-то немного воркауту учился, — как-то неуверенно начал он. — Пиздишь! — Нет. — Покажи! — и киваю на площадку. — Смотри! — он отложил пакет и вскарабкался на железо. Боже, как он это делал?! Ну точно — атлет. Он не просто подтягивался, он ещё менял руки в прыжке, а потом перепрыгнул на перекладину и, сделав крест, спрыгнул, в воздухе сделав сальто. — Ахуеть! — только и пролепетал я. — Вот волшебно это было! Здорово просто! — Да ладно! — Нет, серьёзно. В инете таких много, а вот так вот в жизни никогда не видел. Он чуточку покраснел и потрогал шрам на виске. Маленькая капля упала мне на нос. Дождь пошёл неожиданно. Причём сначала были всего лишь небольшие редкие капельки, а, дойдя до дома, мы с Серым промокли до нитки. Я быстро открыл ворота дома, буквально запихивая его внутрь. — Чувствуй себя, как дома, — крикнул я, отбирая у него пакет и сваливая на кухню. «Бля, я весь промок, аж до трусов, и он, наверное, тоже. Может удастся уговорить его раздеться? Да, перестань ты себя вести, как маньяк озабоченный! Он на такого, как ты, не позарится! — мысли, сбивая друг друга, крутились в моей тупой башне, пока я кое-как распихивал продукты по холодильнику. — Но попробовать всё же стоит!» — Слушай, я это пойду, наверное? — донеслось до меня из комнаты. — Куда? Под этот вселенский потоп? Оставайся. Дождик кончится — пойдёшь. — А твои как же? — Умотали утром ещё и раздевайся давай. Не фиг у меня дома сырость разводить! Ну, блядь, он опять так мило покраснел, что ещё немного, и я не выдержу и в сортир дрочить побегу. — Да, неудобно как-то! — Давай-давай, неудобно на потолке спать, одеяло, знаешь ли, падает. И потом: ты чё, стесняешься? — это был мой последний аргумент. Я решил подать пример и сам стащил при нём футболку, шорты, носки и трусы и, виляя задницей, продефилировал к шкафу и начал рыться там в поисках сухого шмотья. Эх, бедный Серёжа, да у меня тут зеркало встроено, поэтому вижу я. Всё вижу, как у тебя челюха упала, когда ты на мои булки уставился и отвернулся, а потом снова взглянул и, в штанине запутавшись, чуть не ёбнулся об пол! В шкафу — только рабочие костюмы матери и Ящика, ну, ещё комплекты униформы. Наконец нахожу то, что искал. — На вот! — кидаю ему свои старые чёрные адидасовские шорты и футболку. Она розовая и мне всё равно велика, а ему должна подойти. — Спасибо, — он всё ещё не снял трусы и прижимает шорты к своему паху. И на меня пялится. «Ну всё — лёд тронулся!» — взрывается у меня в голове. — Переодевайся, я смотреть не буду, — и тактично отворачиваюсь, попутно начиная искать труселя только на нижней полке так, чтоб стоять нагнувшись. — Всё, вроде, — я кое-как надыбал плавки и даже сунул одну ногу в них. Хорош, ну для меня, даже охуенен! Шорты ему впору, вон, мускулистые, стройные мокрые ножки выглядят очень-очень. А вот футболка чуть велика оказалась, да к тому же розовая. Он даже немного скривился. Неужели считает, что это пидорский цвет? Замечаю его взгляд. «Дурак, трусы-то я не до конца натянул!» — Чем займёмся? — Ну, не знаю. — Слушай, ты ж у меня в гостях: щас, короче, я чайку сварганю, а потом в плойку порежемся? Ты как? Любишь консоли или пэка? — Да я как-то на ноуте, там… — Ясно-понятно. Ладно, пошли на кухню. — И я, стараясь унять возбуждение, которое стало вовсю подниматься, почапал ставить чайник. Проходя мимо него, втягиваю его запах. Боже, я ведь так обкончаюсь сейчас!