Нежность на минималках

Сергей У меня земля ушла из-под ног, когда он протолкнул мою головку себе за щеку и стал сам постанывать и причмокивать. Как же это было здорово! Не передать. Язык, который был у него во рту в длину, наверное, не меньше метра, стал ласкать мой хуй круговыми движениями и, когда он забрался под края головки, я взорвался. Кажется, мир перестал существовать! А я увидел звёзды! Чувство нирваны было столь сильным, что даже боль в затылке не смогла заглушить его. Придя в себя, я с удивлением обнаружил, что валяюсь на полу со спущенными штанами и трусами и разутый. Плюс немного болел затылок. Это я, видно, всё же уебался башкой об стену, когда упал. А напротив меня сидел довольный Артём. Don't make me sad Don't make me cry Sometimes love is not enough And the road gets tough I don't know why * — продолжал надрываться телефон в углу, а он только смотрел на меня. В серых скалах было умиротворение и покой, так бывает, когда прошёл через что-то тяжёлое или наконец сделал какое-то важное дело. — И вот что это сейчас было? — Благодарность. Благодарность за то, что спас меня. А то эти уроды меня бы запинали! — Ты, ты… — у меня всё в голове перемешалось ещё хуже, чем когда я в детстве у бабки Лены в её старенькую стиралку кинул её цветные платья и белые вещи матери, и ещё лягушку, которую поймал в бане. А этот белобрысый всё пялится на меня. С аппетитом пялится. Вскакиваю на ноги. Снова падаю, так как джинсы с трусами у меня ниже колен. Быстро одеваюсь, потом хватаю кроссовки те, что он дал. Мои этот сероглазый уже куда-то подевал. — То, что было, это было… — Неправильно это было! — начал я. — Мы — пацаны! Парни, мужики и вообще, так не делается! — Я хотел сказать, — Артём приблизился ко мне, — что это было — Волшебно! И тебе тоже понравилось, не отрицай! В его зрачках была страсть, вот не знаю как, но я в этом уверен на сто тысяч миллионов процентов, он даже облизнулся. И я… я испугался. Кому рассказать, не поверят! Спортсмен и гроза школы, конкретный пацан и ударная сила нашего двора испугался какого-то пи… гея! Ну точно, мир сошёл с ума! Под посмеивающемся взглядом блондина я мигом выскакиваю с чердака и несусь вон из этого дома разврата. Белобрысый догнал меня во дворе, пока я, как дурак, пытался открыть калитку, безуспешно дёргая её на себя. Рука легла мне на плечо, я скидываю. — Серёж, ну куда ты? — Отстань, я думал ты… ты нормальный! А ты! Ты… — Какой? — серые глаза, в которых вызов и готовность. Готовность броситься в драку снова, даже зная, что победа невозможна в принципе. — Я думал, ты просто пиздишь о том, что ты… не такой, а ты! — Бля, Серый! Какой не такой? Я обычный парень. И да, мне нравятся парни! Точнее, мне нравится один парень, и ты прекрасно знаешь кто! — Это неправильно! Это хуёво и так не должно быть! И… и вообще, всех пидоров надо… — договорить он мне не дал. Он потянулся к моим губам, но я был наготове и отпрыгнул, а он прыснул смешком. — Не надо так делать! Парни не целуются! И вообще так только пидоры делают! Профессиональный, но не сильный удар прилетел мне в солнышко. Каратист хуев! — Я — не пидор! Я — гей! И, надеюсь, ты поймёшь разницу. Бью в ответ. На автомате, сильно. Блондин согнулся. Первая мысль — добить! Отпиздить так, чтоб зубы свои выплюнул, но не могу. Держит что-то. Мгновение смотрим друг на друга, а потом он открывает эту ёбаную калитку от себя, и я сваливаю. Во дворе стояла чёрная «Toyota Camry», я не обратил на неё особого внимания, но вот мужик за рулём как-то странно глянул на меня. Подозрительный тип, хотя мне глубоко фиолетово, — своих проблем до хуища. А дома у нас были гости, точнее, гостья. В охуенно красивом и на вид очень дорогом сером костюме, в туфлях на каблуках, которые она не сняла, а прямо в них сидела в комнате. Точнее, ходила по ней, сесть, наверное, на батину кровать или мой диван брезговала. Строго затянутые в хвост светлые волосы, маленькие серьги с белыми блестящими камушками, загоревшая бронзовая кожа, ярко контрастирующая с белой блузкой. Макияж минимальный, но подчёркивающий выразительные глаза. Сумка с неизвестным мне лейблом в руках с красивым узорчатым маникюром. Мама. Вот самая первая моя мысль была свалить. Неважно куда. Просто убраться отсюда, чтоб не видеть её, не попадаться ей на глаза, но, блядь, было поздно. Квартира наша не дворец! Как только я хлопнул дверью, удивляясь, что она не закрыта, они оба — мать и отец — уставились на меня. — Серёженька мой пришёл! — и женщина бросилась ко мне. Запах смородины и чего-то ещё сладкого, приторного, заполнил мой нос. И как она не боится помять или испачкать свой офигенный прикид об меня? Видя, что я не визжу от радости, что она приехала и даже не обнимаю её в ответ, женщина почему-то усиливает напор. — Ну, хватит! — отстраняю я её от себя. А то, вон, уже лыбзать меня начала. — Мальчик мой, ты что не рад? Мама ведь приехала! Я немного прихуел! Другого слова просто не подобрать! То есть она не появлялась все эти два года, а сейчас думает, что я только от возможности видеть её скакать как кутёнок буду?! Пока я молча охуевал, маман достала из сумки какие-то конверты. — Серёж, радуйся! Я долго уговаривала Павла Ивановича и, вот, наконец, всё получилось! — восторженным тоном начала она. — Держи! Я взял конверт с каким-то непонятным мне напечатанным гербом. Распечатал. «Уважаемый, Карпов С. В. мы рады Вам сообщить, что Московская гимназия №…» — Что это за хуйня? — Сергей! — отец наконец подал голос, а мать округлила глаза. Наверное, только узнала, что «любимый сыночка» умеет материться. — Чё, Сергей? Что это за хуйня? — Это не хуйня! А официальное приглашение в одну из лучших гимназий Москвы, — выдала мать. — И это приглашение для тебя. Они хотят, чтобы ты учился у них! — Как неожиданно. Хотя — нет! — Я сбрасываю кроссы, удобные они, однако, оказались и иду на кухню. — Меня спросить забыли! И мне эта Москва и нахуй не нужна! — вру, конечно, но куда деваться! — Сергей! — снова отец. — Как ты говоришь с матерью?! И потом, она же только ради тебя старается! Наливаю в кружку холодный чай, точней остатки, — опять заварка кончилась. Поднимаю глаза на это чудо. Маленький, уже начавший лысеть, в вечно своих вылинявших трикошках с вылезшими отовсюду нитками и пузырящимися коленями, в новой грязно-белой майке, наверное, по случаю приезда дорогой гостьи надел. Эх, папа-папа. На его фоне она смотрелась просто божественно. Вот уж как у Марка Твена только не «Принц и нищий», а «Королева и бедняк»… И я, не пойми кто. В холодильнике как обычно повесилась мышь. А лавэ-то у меня от Нинель Павловны не так много осталось, да и не полезу я при отце в свою заначку. — Серёж, я хотела сказать, что приехала за тобой. Завтра я поговорю с вашей директрисой и на следующей неделе я увезу тебя к себе. И ты будешь учиться в одной из лучших школ Москвы. А весной обязательно поступишь в университет, я постараюсь и это устроить. Это будущее, и я хочу… Бах! Любимая кружка. Мне её на 23 февраля в позапрошлом году подарили в школе. За то, что в конкурсе «Будущие защитники» сумел единственный из всех старшеклассников пришить пуговицу. Жаль кружку. Но это уже предел! Вот и пришлось её швырнуть. Осколки, вон, чуть мать по коленке не задели. — Я! Я! Я! Заебало, бля! Ты приехала хуй пойми откуда, и ни с хуя решила! Ты, мама, другие местоимения знаешь? И начать, наверное, надо было с того, чего хочу я! А я вот совсем не планировал уезжать. — Серёж, но как же? Я ж уже с Павлом Ивановичем договорилась! — Да мне по хую! — заорал я. — Ты меня спросила? Ты мне позвонила? Зачем приехала? Хочешь посмотреть, как нищеброды живут? Поугарать? На! Смотри! Смотри, бля! Я рванул ручку холодильника, внутри которого была только пустая кастрюля из-под гречки, остатки хрена и горчицы. Дальше я понёсся в ванную. — Смотри! — я открыл дверь. Там было развешено моё бельё, но любой, кто к нам когда-либо заходил, всегда обращал внимание на нашу маленькую жёлтую, местами с кусочками плесени, ванну, которая не отмывалась ничем, как бы я ни старался. Потом была комната. Я обвёл её руками подражая гиду, который ведёт экскурсии. — Вот — смотри! — старые, местами отклеившиеся обои, грязный деревянный пол без всякого линолеума, занавеска на окне с дырами от отцовских сигарет. Старый зомбоящик LG на тумбочке, ободранный столетний шкаф со шмотками, стол с ноутом, мой диван и отцовская кровать. — Насмотрелась? А теперь иди туда, откуда пришла! Я с тобой ни в какую Москву не поеду! И вообще, никуда не поеду с тобой! — Ты прогоняешь родную мать? — ну и видок у неё. Глаза, вон, сейчас из орбит выскочат, а лицо как будто её битой по затылку хорошо уебашили. — Нет! — говорю. — Я не хочу, чтобы кто-то неизвестный указывал мне, что и как делать! Тем более, когда я этого человека не видел два года. — Останешься с этим алкоголиком и неудачником? В этой дыре? — Да! Представь себе, мама! — Ты станешь таким же, как и он! И ничего не добьёшься в жизни! — Посмотрим! — зло бросаю в её сторону. Я быстро вскочил в кроссы, машинально проверил телефон. Бля, зарядки мало осталось. Да и глючил он теперь серьёзно. Жаль, новый вряд ли смогу купить в ближайшем будущем. И тут нарисовался отец. — Сергей, сын, что ты делаешь? Одумайся! Мать хочет тебе добра! Смотрю в эти потускневшие и пропитые, и такие же как у меня светло-карие глаза. «Папа-папа, и после всего, ЧТО эта женщина сделала с тобой, ты продолжаешь её защищать!» — Не бухай хотя бы сегодня, а то задрал уже! Когда приду лучше, чтоб её тут не было! Всё! — он было дёрнулся удержать меня, но я лишь хрустнул пальцами, и он отступил. Мужик в чёрной машине снова проводил меня неприветливым взглядом, но я кинул в его сторону руку со средним пальцем и пошёл дальше.