Нежность на минималках

Артём Я ушёл в какой-то транс. Даже не кричал, не мог! Просто сидел на полу и держался за голову. Перед глазами мелькали люди, что-то говорили, а я видел лишь Серёгу… в камере за решёткой. Со статьями «Убийство», «Разбой», «Грабёж», «Участие в банде». Этот мент, вернее, следак — Константин Михайлович, одной фразой ударил меня сильнее, чем Каланча ножом. Я понял, что погубил человека, которого люблю. Сквозь вату в ушах я расслышал. — Скорую, нужно скорую! — причитала рыжая девочка. Женщина и мужчина склонились надо мной, стараясь понять, что же такое произошло. Кое-как поднимаюсь, ноги одеревенели, рана ныла, а решение, как поступить, пришло! Простое такое решение. Самое правильное. Под тремя недоумевающими взглядами я, как бухой, ощупывая стену, добрался до прихожей и стал залезать в кроссы. В спину летит куча вопросов, но я слышу только один: — Пацан, не наделай глупостей! Оборачиваюсь. Мужчина напряжён. А глаза жгут, неужели он о чём-то догадался? «Да пох!» Выскакиваю за дверь, мчусь вниз. Бегу так, будто за мной гонятся бешеные собаки. Рывком отворяю дверь и вываливаюсь наконец на улицу. Хватаю жадно воздух ртом, стараюсь глубоко дышать, но понимаю — это не поможет! А в голове одна-единственная мысль, и бьёт она каждый раз как кувалда: «Ты подставил его! Подставил! ПОДСТАВИЛ!!!» Выхожу на дорогу, понимаю, что теперь выхода нет — и я решился. Как в тот раз, с таблетками. Вон, невдалеке показался автобус, вроде едет быстро, значит, затормозить не успеет! Иду прямо ему навстречу. Надо, чтобы это быстрее закончилось. Водила заметил меня и стал сигналить. «Пох!» Я тупо смотрел на приближающийся красный автобус. Он рос на глазах, с грязной «мордой», с электронной вывеской 47, с пугающим рёвом сигнала, с помятым бампером, с выпученными глазами и орущим что-то нерусским водителем. Он приближался, а я… Я шёл на него. Когда до железной махины было метра три, я зажмурился. Толчок — удар! Визг тормозов, крики. Очнулся я на земле. Рана на животе ныла, и мне даже показалось, что швы стали расходиться. Кроме того, я вдруг обнаружил, что надо мной склонился Евгений Сергеевич и упрямо спрашивает, слышу ли я его и сколько пальцев на его пятерне я вижу. Довольно быстро встаю и тут к нам подбегает мужик лет сорока, на вид азиат и на ломанном родном и чистом матерном начинает нас крыть почём зря. Как же! Если б он задавил пацана, его б посадили, и семья дома ни хрена б не получила. Психолог стал убеждать шоферюгу, что всё норм и что ему лучше не проёбывать работу, но тот не унимался. В другой ситуации я бы обязательно достал ствол. Не, убивать бы не стал точно! Просто прострелил бы чурке ногу, а вот психолог лишь намекнул, что из ФМС могут позвонить в их автопарк на наличие там нелегальных гастеров и регистраций, и мужик, плюясь на своём, почапал в сторону автобуса. Потом настала моя очередь. Мужчина сильно схватил меня за руку и потащил за собой. — Ты похоже не понимаешь, ЧТО творишь! И друг твой тоже! Но я тебе обещаю, я до правды докопаюсь! — Да вы! Вы! Вы ни хуя не знаете! — крикнул я, вырываясь. — Из-за меня всё! Из-за меня! Его теперь посадят! Понимаете — нет?! И он будет сидеть за то, чего не делал! А сдал его я! Я! Бац! Он вмазал мне! Не сильно и не кулаком, так — простая пощёчина. Но очень обидная. — Истерики прекратить! Быстро в дом и соберись с мыслями, а потом рассказывай всё, что знаешь! Я подчинился. Заворачивая во двор к психологу, я заметил, как автобус, чуть не оправивший меня на тот свет, всё стоит без движения, а его водила о чём-то отчитывался перед двумя высокими фигурами, что вылезли из чёрного Мерса, который перегородил дорогу. Дома Евгений Сергеевич сказал, чтобы нас не беспокоили и силой затащил меня в комнату. Закрыл дверь на замок, сел на стол передо мной и бросил коротко и ёмко: — Рассказывай ВСЮ правду! Я глянул в эти пронизывающие холодом глаза и рассказал. Всё рассказал. И про пистолет, и про выстрел в Каланчу, и про т, о что оставил его в ограбленном доме, и про женщину, и про то, что пистолет был у Серёги, и про то, что я его сдал. Сам! Хотел, чтобы его забрали за проникновение в чужое жилище и поставили на учёт, а самое главное — отправили в детдом или к его матери, но чтоб он только не остался с моими. Вот такой я ебобо! Мужчина слушал молча, даже уточняющих вопросов не задавал, а затем быстро взял свой телефон и, вызывая кого-то, велел мне сидеть на месте, а сам вышел на балкон. Пялюсь в стену. Там фото. Семья. Евгений Сергеевич, та женщина, что была на кухне, Эля и ещё какой-то пацан постарше. Они все улыбаются, счастливые, судя по пейзажу за спинами на пляже где-то. Тупо смотрю на чужих счастливых людей. Почему у нас дома таких нет? Мыслей — нет! Вру — одна есть! «Человека, которого я люблю, посадят! И виноват я! Только я! Нахуй меня спасли!» Кажется, меня сейчас накроет! Настенные часы показывали без десяти шесть, а психолог всё ходил туда-сюда, как маятник, пока говорил по телефону. — Поехали! — скомандовал он, заходя в комнату. — К-куда? — В прокуратуру! То есть в РУВэДэ! Расскажешь всё там! — Э-э, не! Нет, вы чё! Меня ж за это… — Значит все разговоры, про то, что люблю — выдумка! Не нужен тебе Сергей, да?! — сука, какой же у этого весёлого на вид психолога ледяной взгляд. — Я, не! Не в этом дело! — А в чём? — Мать! — выкрикнул я. — Как вы не понимаете?! Она меня… Я не могу! — Если ты этого не сделаешь, Сергей поедет на зону! Его посадят за преступления, которые он не совершал! И виноват будешь… — Да вы заебали! — я вскочил с дивана и в долю секунды был напротив него. «Он, конечно, далеко не Серый, но справлюсь ли? Он ведь взрослый!» — мелькнула мысль. Хлоп. Я не успел понять как, но уже одна моя рука была скручена и взята на излом. И мужчина стал усиливать захват, пока я не охнул. — Запомните, юноша! Я вас не ебал! Да и не собирался! И поехать тебе со мной всё же придётся, а вот там на месте решим, как быть! — тут же последовал мягкий шлепок по заднице, и хватка исчезла. — Костя, которого ты видел, на самом деле мой очень хороший друг, и я уверен: он поможет! Потираю запястье, хочется вмазать прям ему — прямо пробить маваши в голову, но боль в руке немного отрезвляет, да и если он поможет, я ему всё прощу! Пусть, вон, хоть за жопу лапает! Хотя он же вроде весь такой правильный и так делать не будет! — Меня из больницы отпустили под честное слово! До шести! — Задержишься, раз такое дело! — уголки губ мужчины легонько поднялись вверх. — Не боись, всё будет хорошо! Через пять минут мы с ним уже сидели в его «Логане». Сколько раз за свою жизнь был в полиции, я и сам, наверное, не припомню. И это при том, что меня не забирали. Нет! Я никогда даже повода не давал, чтобы какой-нибудь мент захотел меня проверить. И это при том, что я очень часто стоял на шухере, да и просто ошивался рядом с теми местами, где мы с семьёй «наследили» — слушал разговоры в толпе. А в отделениях ещё проще! Зашёл, типа, в паспортный стол — они почти везде в одном помещении с ментурой, — а сам тихонько сяду с телефоном в уголке и всё слушаю. Ну, иногда, если никто не видит, быстро фоткал стенд «Разыскиваются». Так что ментурой меня не напугать! Так я думал, пока мы с психологом ехали туда. Здание было большое, трёхэтажное, выкрашенное в какой-то убогий серый цвет. Зато буквы на вывеске отливали золотом. Пяток машин самых разных марок и цветов, из которых только один наш УАЗ и троица в форме, что курила на крыльце. Заходим внутрь, в дежурке капитан за окном спрашивает: — Куда? — К Семашко! Не успел я догадаться, кто является обладателем этой смешной фамилии, на встречу нам уже подходил Константин Михайлович. Едва кивнув мне, он схватил психолога под руку и потащил на улицу. — В темпе, Жень, в темпе! Давай быстрее, что ты там хотел сказать? — Во-первых, ты допрашиваешь несовершеннолетнего без его родителей или их представителей! Во-вторых, он не виновен! В-третьих, по-быстрому у нас не получится! Красивые голубые глаза увеличились в разы. Ещё бы немного и этот Константин Михайлович челюсть на пол уронил. А потом он вдруг улыбнулся и чуть не заржал, но тут же стал серьёзным. — Хорошие шутки у тебя, Жень! А насчёт родителей, так он молчит! Вообще ничего не говорит, а пока пробьём по базе… — Костя, он не виноват! И я тебе могу это доказать! — Женя! Жень, а-уу! — следак смотрел на психолога, как на умалишённого. — Чего ты можешь доказать? Ты даже не знаешь, кто у меня сидит и за что! — У тебя там подросток, на вид лет шестнадцать-восемнадцать, среднего роста, крепкий, спортивное телосложение, короткие каштановые волосы, карие глаза! Так? И взяли его в доме на улице Подгорная за то, что в чужой дом влез! Так? А ты его «колешь» на раскрытие своего дела, так как его отпечатки пальцев были там обнаружены на брошенном пистолете! Так? Следак нервно сглотнул, потом глянул на меня, снова на Евгения Сергеевича. — Откуда знаешь? — Колдун я, Костя, — и мужчина на секунду улыбнулся, но голос его оставался твёрд. — Давайте в машину сядем, а то мы у всех на виду, да и не май сейчас! Как бы в подтверждение его слов, мне на нос упала капля — заморосило. — Женя, я хочу знать, откуда у тебя эта информация? Это очень важно! — Костя, сначала пообещай, что отпустишь пацана! — Не могу! Его пальцы на стволе, правда не очень чёткие, но всё равно совпадение. Плюс он ведь молчит, как партизан. Вообще ничего не говорит! Сначала даже подумал, что немой. А потом я мужиков, что на вызов выезжали, опросил. Говорящий, сопротивлялся, кричал всякое там «Пустите, суки! Мусора позорные!», ну они его и угостили прикладами пару раз и… Услышав это, я кинулся с заднего сиденья на него: — Вы что били его? Били?! — Успокойся, Артём! — и я получил ладонью по лбу. — Чё ваще происходит? А? Женёк? Кто этот пацан? Кто тот? Откуда ты всё знаешь? Объясни! — Ты допрашиваешь не того, Кость! Тот, кто может всё рассказать, сидит за твоей спиной! И он хочет заключить с тобой сделку! Следователь снова удивлённо посмотрел на меня.