Нежность на минималках

Сергей Сколько я просидел в этой камере, я не знаю. Часов тут нет. Да и спросить не у кого. Менты, наверное, догадываются, что мне нет восемнадцати, поэтому никого не подсаживают. Ну, или мне просто везёт. — Ага! Везёт бля! — вылез внутренний голосок. — Из-за этого блондина ты тут! В дом, бля, полезли! Поиграться он захотел! Ответить было нечего. И как всё быстро произошло, что называется, не успел опомниться и вот. — Пустите, блядь! — орал я. — Ага, щаз! — ответил мне мент с двумя лычками на погонах и большим прыщом на правой щеке. — Алмаз, наверху посмотри. Второй мент приподнял автомат и быстро влетел по лестнице на второй этаж. Времени обдумывать что-то не было, и я, разогнувшись всем корпусом, навалился на мента. Раз! Он не удержался — да, видно, не ожидал, — и мы вместе оказались на полу. Мусор, вон, кажется, затылком ударился. Быстро перекатываюсь на другой бок и с колен сразу стартую к двери. — Сука! Стой! — несётся мне вдогонку. Я не останавливаюсь. Вот двор, но ворота закрыты. Ищу глазами калитку, мчусь к ней. Бежать, пиздец, как неудобно, особенно со скованными позади руками, да и после дождя земля во дворе превратилась в месиво. До калитки остаётся всего пара шагов, когда за моей спиной раздаётся: — Ну, тварь! И я чувствую, как лечу мордой в землю. Увернуться не получилось. Сгруппироваться тоже. Только глаза закрыл. Жидкая грязь лезет в нос, рот. Переворачиваюсь на бок и хочу вздохнуть. Бац! Форменный ботинок врезается мне в живот. Потом по рёбрам. Потом ещё и ещё… — Харэ, Макс! Зашибёшь! И он вроде пиздюк ещё! — Наука будет! Чтоб не бегал! — ответил прыщавый. Перед машиной второй мент достал какую-то тряпку и протёр мне рожу и немного одежду, чтобы я не запачкал салон, а затем меня запихнули внутрь. — Группу вызвал? — спросил старший. Сейчас я разглядел, что у него по паре звёздочек на плечах. И выглядел он постарше второго, а нос картошкой и светлый глаза чуть навыкате вообще не делали его похожим на мусора. Скорей обычный мужик, какой-нибудь слесарь с завода лет двадцати пяти. — Когда я успею-то? — ощетинился прыщавый, устраиваясь справа от водителя. — Ладно, сам вызову! Тут вроде проникновение и кража, — он вылез из машины с рацией. А прыщавый повернулся ко мне. — Чё, побегать решил, да? — бледно голубые глаза уставились на меня со злобой. — А за нападение на сотрудника знаешь, чё бывает? Знаешь? — Пошёл ты, мусор! — грязь с лица до конца не стёрли, и она стала засыхать. В машине было жарко. — За мусора ответишь! — и он одной рукой притянул меня к себе, а второй ударил в грудь. — Я — не мусор! Я для тебя, падаль, господин полицейский, понял?! — удар пришёлся в грудак. — Фамилия, имя, отчество, дата рождения! Быстро! — Нахуй иди! — Сам напросился! — я не успел испугаться. Страх, видно, где-то в пути застрял. Мусор вылез из машины и вытащил меня. Под удивлённым взглядом напарника он достал автомат, отогнул треугольный приклад и, обойдя меня, ударил по почкам. Боль бешено ворвалась в мозг. Будто мне на поясницу надели стальной раскалённый обруч. Я охнул и упал. — Хорош, Макс! — сказал второй. — Группа скоро будет! Поехали! Прыщавый наклонился ко мне: — Понял, как за мусора ответ надо держать?! Надо было ответить, но покоцанный организм, велел языку не вылезать. «Четырка» быстро стартанула. Ехали недолго. Я, морщась от боли, старался решить извечный русский вопрос «Что делать?», и, так как был не пристёгнут, а только закован в наручники, врезался мордой в сиденье водилы. Машина резко затормозила. Впереди был небольшой затор — какой-то мажор на «Infiniti» не пропускал скорую. Хотя мы остановились, как раз у больницы. — Может лампочки включить и сигнал? — спросил младшОй. — Зачем? Ща рассосётся по-тихому, ты лучше, пока стоим, сбегай, вон, воды купи, — и летёха махнул в сторону киоска, который стоял у самого больничного двора. Прыщавый нехотя кивнул и вытащил своё тело из машины. Мысли мои снова вернулись ко мне, перебиваемые иногда болью в рёбрах и почках. — Те с газом иль как? — донеслось с улицы. — Без! Я повернул голову, увидел мента с бутылкой в руке, а чуть в стороне на крыльце больницы… Я не мог ошибиться! Да и не далеко тут было, метров тридцать. Артём. Мой Артём стоял и целовался. Целовался! С той самой медсестричкой, что обещала прикрыть его отсутствие. Я проморгался раз десять, но это видение не проходило. Блондин теперь не целовал её, и они о чём-то говорили. А я… Я если б мог схватился бы за голову. Вся боль в теле от ударов полицаев в миг пропала. И через секунду она отозвалась в сердце. Мне даже дышать стало трудно, и я стал хватать воздух ртом жадными глотками. Мент недовольно покосился в мою сторону, но, спустя пару секунд, всё же опустил со своей стороны стекло побольше. Через пару мгновений мы снова ехали. А я как будто умер. И больше не говорил ничего. В мусарне меня сразу кинули в камеру, хорошо хоть браслеты отстегнули. Потом снова вытащили, стали вопросы задавать: имя, фамилия, возраст. Я молчал. Потом пальцы откатали, сфоткали. Фас, профиль, потом снова камера. Потом кабинет. Небольшая комната, два окна, два стола, поставленные буквой Т, небольшой чёрный кожаный диванчик, несколько стульев, разные грамоты на стенах и два портрета. Наш президент и какой-то неизвестный в очках с залысинами, в костюме с галстуком — по ящику таких не показывают. И мужик, который тогда к нам в школу приходил. Он тогда ещё говорил: если, что узнаем там про какие-нибудь преступления, то нужно обязательно сообщить. Наивный. Одет не в форму: вон, синие джинсы и серый пиджак — значит опер или следак. Немного похож на Брэда Питта, глаза умные и сам серьёзный. Но меня он не узнал к счастью. Когда меня привели, он с кем-то разговаривал по телефону: — … да, сам сюда приехал! Ну, раз ниточка появилась, хотя, скорей всего, к нам заберём! Всё, его привели, я перезвоню! С лицом охотника он уставился на меня. — Пацан, — начал он, — давай по-хорошему! Скажи, как тебя зовут, и мы вызовем твоих родителей. Они приедут! Тебе ведь нет восемнадцати?! Если есть, то поставим их в известность! Я молчал. Продолжая пялиться сквозь него. «Какие, бля, родители? Да они рады будут, что меня закрыли! Отец на радостях набухается, что от пидора совсем избавился, а мать… А что мать? Свалит к себе и всё! У неё ж своя жизнь!» — Пацан! — мужик стукнул ладонью по столу. — Твои отпечатки пальцев мы пробили по базе! — Он повернул в мою сторону монитор компьютера. — Так что расскажи-ка, ЧТО это ты двенадцатого числа этого месяца делал в посёлке Комарово, в доме сорок пять по улице Талалихина? А? И заодно расскажи, кто женщину убил там! Я ведь чувствую — не ты! Я, было, вскинулся на него. Какая женщина? Какое убийство? Какое Комарово? А мент всё продолжал: — И пистолет! Зачем ты его на месте оставил? И как твои подельники тебе такое простили? Впрочем, давай так! Расскажешь мне всё, а я постараюсь устроить так, чтобы ты с ними больше не встречался, а?! В мозгу вспыхнула яркая иллюминация «Пистолет!». И я всё понял. Только теперь стало ещё хуже! Поверить в предательство Тёмы я не мог, но видел это сам, а теперь, чтобы спастись отсюда, нужно было самому предать! А я так не могу! Просто не могу! — Всё молчишь! Ну, послушай, твоим подельникам насрать на тебя! Расскажи, что знаешь, а я помогу! Я тебе не враг! Я кинул на него презрительный взгляд и отвернул голову. — Ладно. Посиди ещё чуток, — и меня снова бросили в камеру. Проходя мимо дежурки, «Брэд Питт» спросил у ментов: — А кто его взял? — Экипаж вневедомственной. А группа там уже на адресе работает. — Фамилии вневедомственных? — Бикмуллин и Ларчиков. — Пусть ко мне подойдут, хочу спросить кое-что! — Ща по рации передадим. Если вызовов нет, то скоро будут! — Я у Дёмина в кабинете пока. — Хорошо, товарищ майор. В дежурке по телевизору, что висел под потолком, шёл сериал. Я даже не обратил внимание какой, но, едва решётка за мной, закрылась заиграли титры: Baby don't hurt me Don't hurt me No more Baby don't hurt me Don't hurt me No more What is love* Не особо шарю в инглише, но точнее и не скажешь. В камере я снова схватился за голову и присел на нары. Выхода из этой жопы я не видел! Даже повеситься было не на чем. Шнурки, вон, с кроссовок и то забрали! Вот и снова выбор передо мной, только ЧТО выбрать? Сдать его? Или молчать? Но я же не сука! Я никогда никого не сдавал! «Тёмка, ну как же так? Зачем? На хуя? Что было не так? Мог ведь сказать! Я бы понял! Да, я ебанутый дурак, но тебя бы я понял! Неужели за серыми глазами, в которых я тонул, как придурок, скрывался монстр? Ну… ну, бля, не может такого быть! Или может?» — Мамаша его права была, а ты решил, что самый умный! — начал чморить меня внутренний голос. — Д, а не умный я! Дурак я! — Потом с этим разберёшься, а пока давай думай, как отсюда выбраться! Сдавай всю их грёбаную семейку! Своя жопа дороже! И… — Нет! Я его не сдам! — Ты! Ты ёбу дался? Ты что, с ума сошёл? Следак явно не просто так пугал! Тёма и вся его семья — это банда грабителей и убийц! Тебя ж посадят! — Я его не сдам! — А вот он тебя сдал! — захикала мерзкая сущность. Раз! Я не сдержался и врезал кулаком в стену. От резкого движения боль отозвалась в рёбрах и пояснице. С костяшек на кулаке потекла кровь. Проходящий мимо мент недовольно глянул сквозь решётку, но промолчал. Я снова сел на нары и схватился за голову, кровь стирать не стал. «Что же ты сделал со мной, сероглазый белобрысый мальчик Артём?» Снова тот же кабинет, снова тот же мужик, снова те же вопросы. Но на этот раз мент выглядел немного уставшим. — Пацан, я знаю, что ты не немой! Я допросил сотрудников, которые тебя задержали, ты не только сопротивлялся, но и кричал. И ты там был не один! Смотри, твою подругу мы тоже найдём! На этих словах я чуть не буркнул «Не подругу, а друга!», к счастью, язык помнил установку «Не вылезать!». А мужик продолжал: — Да, да я знаю, чем вы там занимались. Ну что, молодёжь, гормоны там все дела, экстрима захотелось, понимаю. Если хозяева подтвердят, что ничего не украдено, то вообще штрафом отделаешься! Я помогу, только расскажи про убийство! Я молчал. Мент не выдержал, достал сигареты, закурил, расстегнул пиджак и уставился в окно. — Я могу попросить здешних полицейских из оперчасти, — медленно начал он, — и они проведут с тобой беседу по-другому. Я поёжился, отхватить опять прикладом по почкам не хотелось, но похоже выбора нет. — Выбор есть всегда! Твой Тёмочка выбрал не тебя, а ты… — проблеяла внутренняя сука. American boy, American joy American boy for always time American boy, уеду с тобой ** Я удивлённо уставился на мужчину, а он достал телефон. — Да, Жень. Только в темпе — я очень занят! Что? Чего? Э-э… погоди-погоди, ты что-то путаешь! Что значит, всё не так, как я это вижу? … Откуда знаешь? Ну да, вон, сидит! Мужчина быстро глянул на меня, а потом вызвал сержанта-конвойного.