Семейные традиции

Оказывается, немного опоздавшие родичи все же успели посмотреть танец, ну и предложение засвидетельствовать. Мы вышли в коридор обеими семьями, чтобы не мешать вручению первой группы студентов, батя расщедрился на медвежьи объятия, Влад волком смотрел, ну а дамы были на грани слез все, кроме Насти. Настя особо не сдерживалась и тихонько счастливо всхлипывала муженьку-шпале в район диафрагмы. — Я так за вас рада, — прошептала мамуля, крепко меня обнимая, — боже, какой же ты уже взрослый, сынок. — Разве это плохо? — я улыбнулся ей, когда она отстранилась, и послушно наклонил голову, подставляя лоб под мягкий чмок. Она сегодня тоже нарядная, надела одно из своих немногочисленных платьев. Оно довольно свободное, не приталенное, как любит Ника, но в нем мамуля кажется ещё более хрупкой и худенькой, а темная ткань делает слегка светлее смуглую кожу. Красивая у меня мамуля, очень красивая. — Это замечательно, — вклинился батя, — но ты кольцо-то надел бы, дон Жуан, а то пока не считается. С удивлением обнаружив, что шкатулка до сих пор у меня в руках, так ещё и не пустая, я осознал, что в суете и поцелуях совсем забыл о самой важной части помолвки. Отпустив маму, я повернулся на сто восемьдесят градусов и бахнулся опять на колено, да ещё не рассчитал и ебнулся так сильно, что аж в ляжку прострелило. Восторженно щебечущая с сестрами Вероника подобралась, поправила прическу и степенно протянула мне свою изящную ручку. Выбросив коробочку через плечо, я аккуратно надел колечко на тонкий палец и нежно поцеловал костяшку. Поднявшись, я жадно обнял теперь уже невесту, аж от пола оторвал. — Я согласна, — уже вслух ответила Ника, счастливо сопя мне в ухо, — божечки, это что, медвежонок? Вот же любопытная моська, меня обнимает, а смотрит на кольцо, ишь! Ну и ладно, лишь бы ей нравилось. — Отныне и во веки веков я согласен так зваться, — чмокнув ее в щеку, я поставил свою прелесть и отстранился, — тебе надо немного, ну... — указав себе на область глаз, я виновато улыбнулся. — А мне ведь предлагали водостойкий, — вздохнув, девушка осторожно потрогала уголок глаза подушечкой пальца, как раз там, где слегка потекшая тушь оставила темные пятнышки, — а я такая "да зачем, я не буду плакать, расставаясь с этими сучками", блин. — Пошли-ка покурим, — вдруг пробасил батя. Только глянув в сторону отцов, я потянул Нику к той аудитории, где лежали наши вещи. Судя по выражению лица Влада и тому, как сильно батина рука стискивала его локоть, только что была предотвращена катастрофа. Вот хуй знает, что со мной не так, раз у самого заботливого на свете папулечки так триггерит, но, очень надеюсь, он не испортит праздник моей кисы. Если посмеет — уебу и не посмотрю, что крестный и друг отца. Ксюша и Виолетта выперли меня подальше, чтобы не мешал поправлять макияж, так что пришлось возвращаться и искать среди зрителей мам, усаживаться рядом с ними. Уже успокоившаяся Настя тоже меня обняла и поздравила, и вообще светилась довольством. Всех, блять, все устраивает, кроме этого мудака. Ему что, блять, больше бы понравилось, если бы я матросил Нику и не женился на ней годами? Тем более, это ведь ее желание, она счастлива, что ему ещё, сука, надо? В Инсте ещё не появилась фотка кольца, чему я был весьма удивлен. А потом ко мне подошёл один из двух курсирующих по залу фотографов и спросил, могу ли я раздать вай-фай, чтобы он со своего навороченного фотика скинул мне фотки, потому что его попросила Вероника. Естественно, я без базара раздал, получил три десятка файлов, поблагодарил, скинул все это Нике. И уже через три минуты появился пост — фотка нас во время предложения, фотка с обнимашками на сцене и фотка кольца на красивой руке. Вот как, ей хотелось выложить сразу все. Ну что ж, дело ее. Причем она решила носить мишку, так сказать, лицом к себе, чтобы ей было видно, что это именно мишка. — Такое милое колечко, — похвалила Настя, показала моей недолюбливающей Инсту мамуле, — неужели она правда зовёт тебя медвежонком? — Ну а как ещё Вадима и Вадимовича звать, с их-то комплекцией, — мама с улыбкой погладила меня по макушке, пытаясь взъерошить ёжик, — а она у тебя кто? Как-то слегка неловко отвечать на такой личный вопрос, но, во-первых, все равно же проскочит, во-вторых, Настя уже слышала это. — Киса, — вздохнув, я подпёр голову рукой. Долго что-то они там курят. Не подрались бы хоть, что ли. Ох уж этот Влад, мать его так, мотает нервы, даже когда ещё ничего не сделал. — То есть, у тебя будет обручальное кольцо с котёнком? — захихикала Настя, слегка манерно прикрываясь ладошкой, мы с мамой прыснули. — Типун тебе, — сразу полегчало, я расслабленно откинулся на спинку скамьи. Отцы вернулись практически одновременно с девчонками, кажется, оба спокойные, так что я позволил себе немного расслабиться и обратить-таки внимание на происходящее на сцене. Там какие-то пацаны танцевали танец из "Стиляг", кое-кто по залу уже с дипломами сидел. Нехорошо, конечно, вмешиваться в чужой праздник со своим обручением, но надо же было сгладить для кисы неудачу с рубашкой, чтобы воспоминания у нее остались только самые-самые приятные. Мы с батей на минутку отлучились ещё в коридор, он дал мне рубашку, натянул футболку и вернулся в зал, а я потопал переодевать штаны и переобуваться. Вернулся, присел рядом с Никой и вдруг понял, что она от счастья стала в тысячу раз красивее. Глаза блестят, улыбка не сходит с полных губ, щебечет с сестрами, пересматривает фотки и выглядит такой довольной. Все же глянув в свой телефон, я увидел кучу сообщений в конфе с друзьями и в конфе мото-народа. В обе конфы Димас скинул скрин пресловутых фоток, и на меня посыпались поздравления, вопросы и шутейки за триста. Потом всем отвечу, сейчас неохота. Когда пригласили группу Ники для вручения, я приготовился, поправил рубашку, принял у бати увесистый букет нежно-розовых крупных роз. Явно мамуля выбирала, он бы это даже в руки не взял, но киса любит любые розы. Подгадать момент получилось неплохо, так что я вручил ей букет почти сразу после того, как декан отдала красавице ее заслуженный красный диплом. Все было прекрасно, она светилась, все радовались, и только Влад с переменным успехом натягивал на свою кислую рожу ненатуральную улыбку. Что за нахер, блять? Придушу, суку. Я не постремался написать ему, чтобы сделал лицо попроще. Словил злобный взгляд, но, кажется, просьба была принята к исполнению. После окончания торжественной части родичи поехали в ресторан Влада. Родители Ники сфоткались с ней и со всем своим выводком и тоже поехали туда, а я остался фоткать их, фоткаться с Никой и тренировать терпение. Благо, Нику в тысяче поз они фоткали уже сами, у меня была возможность постоять и попиздеть со знакомыми. После, на заднем сидении моей машины, пока я вез их в ресторан, девчонки делали селфи, будто не нафоткались под всем и каждым кустом в университетском дворе. Но мне-то что, пусть. Потом ещё и полюбуюсь. В ресторане кису завалили ещё цветами, в качестве закуски принесли ее любимых устриц. Мы спокойно болтали, женщины делились впечатлениями от танца и предложения, заходя уже на хер знает какой круг и прерываясь только на пару минут, когда приносили новые блюда. Мы с батей тянули потихоньку шампанское, и я очень внимательно наблюдал за Владом. Он явно с большим трудом держал себя в руках, то порывался что-то сказать, то хмурился, то пытался улыбаться, чего вот точно лучше бы не делал, выглядело ужасно. Благо, все же молчал, не мешал Нике радоваться. В любой другой день пусть хоть говном меня с ног до головы польет, а сегодня пусть держится. Сегодня не наш с ним праздник, сегодня день только одной девочки. Но, как оказалось, девочка не ослепла от счастья. Перед десертом киса взяла меня за руку на столе, нежно погладила по запястью, дала переплести пальцы. Улыбнулась мне так ласково, а потом вдруг расплакалась. Тихо, без всхлипов, просто смотрела на меня, а из чудесных голубых глаз текли крупные слезы. Никто не заметил, все были заняты едой или беседой, а у меня будто сердце разорвалось. — Что такое? — шепнул я, прикладывая ладонь к ее щеке и стирая большим пальцем мокрую дорожку, оставленную слезой. — Что случилось, кис? Что ж, обратили внимание, замолчали. Но меня волновало это только потому, что я мог хорошо расслышать дрожащий шепот. — Я так люблю тебя, — боже, такое чувство, что мне сейчас вернут кольцо, — так давно и так сильно люблю. Ты такой хороший, правда, — блять, точно вернут, — почему тогда он не может просто за нас порадоваться? Я не хочу, чтобы кто-то был против. Ебаная шпала. Всё-таки уебу ему, это же пиздец! — Переживает за тебя, хочет защитить, вот и волнуется, — все же постаравшись немного оправдать этого мудака, я решил забить, что он, вообще-то, тоже тут находится. — Верони... — начал было Влад, но был награждён таким злющим взглядом, что смешался и заткнулся. — Я не хочу, чтобы за меня волновались! — голос всегда мягкой кисоньки зазвенел, стал твёрже, повелительнее. — Я хочу, чтобы самые близкие мне люди поддерживали меня! Она вырвала руку из моей, вскочила, опрокинув стул, и гневно зацокала каблуками в сторону туалета, на ходу утирая щеки. Я рванулся встать, но батя за плечо удержал на месте. Напротив Настя так же придержала Влада и сама пошла следом за ней, прихватив сумку. Ладно, у них прекрасные отношения, кто, как не мама, сможет успокоить ее. Но кто, блять, теперь успокоит меня? У главаря бабского батальона было такое ошарашенное лицо, что стало бы смешно, если бы не было так выбешивающе. Конечно, никогда его принцессы не смели так грубо его осаживать. — Считаешь, у тебя есть оправдание? — скрестив руки на груди, я откинулся на спинку стула. Просто взял и все переговнял! Весь день и вечер, все мои усилия просто похерил! — Не заводитесь, — нейтрально выдал батя, стырив у мамули с тарелки кусочек черри. Влад, обычно языкастый, молчал. Видимо, все ещё обтекал. — Заебись, мне ещё и не заводиться, — фыркнув, я отвернулся, и только потому увидел, что Настя провожает мою кису к выходу. Подскочив, я вышел следом на улицу. Ника собиралась садиться в такси. Твою ж мать. Я молча взял ее за локоть, давая возможность отобрать руку, но она повернулась, взглянула на меня огромными влажными глазами, и они снова наполнились слезами. Настя понятливо оставила нас вдвоем, за что ей спасибо. Хоть у кого-то в их семейке есть голова на плечах. — Прости меня, — тихо попросил я, опять стирая горячие слезинки. — Тебя-то за что, — дрожаще вздохнув, девушка подалась к ладони, прикрыла глаза, — ты меня прости, я все испортила. — Не ты, — тяжело вздохнув, я привлек ее поближе и прижался губами ко лбу, — куда собралась? — Домой, — обняв меня, киса тяжело вздохнула, — и только сейчас дошло, что ключи в сумочке. Мои тоже в рюкзаке, но телефон при мне, ключи от машины тоже, а там и сам рюкзак. — Поехали, — предложил я, поглаживая ее по спине. Похер на ужин, похер на всех. — Я хочу побыть одна, — сначала думал, что показалось, потом ещё пару секунд позволял себе надеяться на это, — хотя бы немножко. Блять, ну пизда. Расстроилась так сильно — и в свой выпускной. — Хочешь, у родителей переночую? — сам сказал и сам мысленно дал себе поджопник за тупость, потому что она согласится. Скажи "нет", скажи "нет", пожалуйста, скажи... — Да, — еле слышное, виноватое, — прости. Убью. — Давай хоть ключи тебе дам, — вздохнув, я отстранился, отвернулся. По-дурацки как все. Я хотел, чтобы дома мы выпили вина, пересмотрели фотки, долго целовались, чтобы все плавно перетекло в спальню, чтобы нежно и медленно, чтобы... Чтобы не так. Но я могу понять, почему ей нужно побыть одной. Ника не может плакать при свидетелях, так что дома будет масштабная истерика со швырянием предметами и громкими рыданиями. Пусть выпустит это, выплачет, надеюсь, на этом все кончится. Вернувшись от машины с ключами, я осознал, что у нее и телефон там остался. Ну, в принципе, дома ее ноут, связаться сможем. — Правда, прости, — пробормотала Ника, обхватив себя руками, будто замерзла. Не ей нужно извиняться. И я сделаю так, чтобы Влад извинился перед нами обоими, даже если он не считает это необходимым. — Отпишись, как доедешь, ладно? — вложив ей в ладошку ключи, я не удержался и крепко сжал тонкое запястье. — Только не бросай меня из-за него. Она так любит отца, всегда считалась с его авторитетом в семье и мнением. Вдруг, раз нет одобрения с его стороны, не решится пойти против? Я ведь умру, если сейчас останусь без нее. Покачав головой, девушка бледно улыбнулась и ласково поцеловала меня, коснувшись прохладными пальчиками щеки. Закрыв за ней дверь такси, я проводил машину взглядом. Злость закипала, по ощущениям, где-то в животе, растекалась по груди. И, когда она доберется до головы, кое-кому места будет мало. Когда я вернулся к столику, Влад вскочил, спрашивая, где Ника, и мне просто ударило яростью в голову до красной пелены перед глазами. Схватив его за грудки, я дёрнул на себя и вниз, чтобы немного наклонился, и уебал ему в челюсть с левой, чтобы посильнее. Немедленно заныло в месте муфты, но это меня не волновало. — В день нашей гребаной помолвки она уехала домой в слезах, сказав, что хочет побыть одна! — прорычал я, не отпуская его воротник. И впервые в жизни у меня не врубались тормоза от злого прищура. — Считаешь, это нормально? — Схуяли это я виноват? — не хуже той змеи прошипел Влад, наотмашь ударяя меня ровно по месту перелома и сбивая руку с ворота рубашки. — А кто? — пихнув его в плечи, я с трудом удержался от второго удара. — Я, что ли, сидел с кислым ебалом? Да у тебя на роже написано, что ты против! Все мои усилия, все ее достижения, все хорошие воспоминания ты просто взял и изгадил! Тяжело было улыбнуться нормально? Теперь, блять, вместо удовольствия и счастья она поехала домой плакать! В свой ебаный выпускной! Охуенно, да? — Закрой пасть и слушай сюда, — на плече стиснулись его пальцы, но сегодня вот точно нихера подобного! — Нет, это ты закрой пасть и не смей больше ко мне приближаться, — получилось относительно спокойно. Отпихнув его от себя, я подхватил со спинки стула Ники ее маленькую бежевую сумку, взял со стола ее телефон, — бать, я у вас переночую? — Ага, без б, мы тоже скоро приедем, — прижимая к себе бледную мамулю, он покручивал в лапище бокал с шампанским, — ключи есть? Кивнув, я пошел на выход. — И ты это так оставишь? — явно в полнейшем бессилии обратился к последней инстанции Влад. — О, я только что любовался на то, как сильно мой боец влюблен, и, знаешь, это было охуенно, — охотно поделился батя, даже хохотнул, — ты только глянь, какой он уже большой и суровый стал. Дальнейшее я не слышал и слышать не желал. Главное — он на моей стороне. Устроившись в машине, я сложил руки на руле и прижался к ним пылающим лбом. Жалко, блять, как же жалко! Сейчас придётся приехать и лечь спать одному. И Ника будет спать одна, когда наревется. А все почему? Потому что кто-то мудак. Мелькнула мысль все же поехать к ней, попытаться утешить, но нет, так нельзя. Я же знаю, что она опять засунет все это в себя, не сможет выплеснуть при мне, а копилось явно долго. Господи, блять, ну как можно быть таким уебком!