***
Прошло три года с момента становления близнецов главными в мафии. Успешно было устранено около десяти бандитских групп, полностью искоренены чёрные риелторы и контрабандисты. Мафия подмяла под себя всё, что только можно было: проценты от налогов, появилась поддержка от экономических организаций и даже банков. Роффельхейм отныне можно считать городом мафии. Вигго самолично составлял и составляет до сих пор список предприятий, способных как-то конкурировать с ним и отказывать в сотрудничестве. Главным в списке до сих пор числится «Изумрудный дракон». «Дракон» долго держится на плаву, он появился намного раньше самой мафии. Роланд, отец Стоика и дедушка Иккинга, был хорошим директором. Именно благодаря ему в компании всё было благополучно, когда другие разорялись и исчезали бесследно в войне компаний. Но Роланд спустя двадцать лет отошёл в мир иной, и после него многое изменилось. «Дракон» не был более тем «Драконом», что знали жители Роффельхейма, как и сами работники. Стоик брал в руки пошатнувшуюся компанию с нервными и испуганными людьми. Плевака помог ему; вроде всё стало как прежде, но иногда доходит до того, что называется «застоем». Всё застыло: работа, активы, люди. Как бы ни старались Стоик и Плевака, ничего не менялось. А потом приходит Иккинг. Ему досталась гнилая рабочая сила, куча диверсантов и безденежная в целом компания. Как сражаться против сильной мафии, у которой даже денег больше, чем в банке «Дракона»? Иккингу всё равно. По крайней мере сейчас. Этим всем занимается Плевака, Влад и Меган. Эти трое — главенство всей компании. Хотя, если бы не Иккинг с чисткой, кто знает, может быть всего этого уже не было бы?***
Сморкала так и не заснул той ночью. Его клонит в сон, но он боится сомкнуть глаза. Нервно теребит край одеяла, мотает головой по сторонам в поисках хоть какой-то защиты. Его вновь с головой накрывают воспоминания, когда ему было лет семь. Тогда он впервые увидел Иккинга: одинокого, загнанного в угол хиляка, что страшно боялся подойти и поговорить хоть с кем-то. Кто же знал, что потом из этого, казалось бы, испуганного и бессильного парня, появится озлобленный на весь свет задира. — Забился в угол, бедный барашек! Бе-бе! — дразнит Икка Сморкала. Икк молча зыркает на него, игнорирует как может. — Оставь ты его в покое. Видишь, он отмороженный какой-то. Пошли лучше на горку. — зовёт Йоргенсона какой-то его знакомый. — Это вы отмороженные до мозга костей! — восклицает громко Хэддок. — Только и умеете, что обзываться! — Ой, барашек заговорил… Вали в своё стадо! — показывает язык Иккингу Сморкала. Икк злится, топает ножками и стремительно уходит. Со временем Хэддок стал жёстче морально: мог постоять не только за себя, но и за других слабых. Сила хоть и была ему чужда, ибо он физически хил, он использовал её по-другому. — Да я твои яйца разобью и сделаю из них яичницу! — орёт Сморкала в столовой. У него и Иккинга возникла словесная перепалка. — Мне можно не переживать, я так посмотрю. Повар из тебя отличный. Но будь добр: потуши своё очко, ибо оно подгорает. — Иккинг подмигивает ему и просто уходит. Когда Иккинг начал встречаться с Астрид, его буллинг к остальным задирам возрос до небес. Унижал как только можно и нельзя: подкалывал, смеялся в лицо, обзывал лестными и нелестными словечками, даже заходила речь об оскорблениях родных; но это прямо крайний случай, когда по-другому нельзя никак ответить. Астрид не обращала на это внимание. Но она иногда делала Икку замечания; тот её просто не слушал. Либо делал вид, что слушает, и всё так же продолжал так делать как ни в чём не бывало. Иккинг не был пай-мальчиком, нет. Да, он внешне милый и добрый малыш, но внутри — это змея. Он брызжет желчью на тех, кто посмел оскорбить его и окружающих, выворачивает наизнанку все слабости и внутренности жертв и потом почует на солнышке в виде злорадства и гордыни. Это испорченный подросток, что не получил должного внимания родителей, когда ему нужно было оно. Когда было нужно внимание, родители забивали болт, а он пиздился на стрелках, химичил в лаборатории, пытаясь создать метамфетамин, уже вовсю надрачивал на хорошую порнуху и рубился в компьютер сутками напролёт. Сморкала помнит, как Рассел, его бывший лучший друг, рассказывал, как он тусовался с Иккингом половину лета. «Икк клёвый, зря ты так на него гонишь! Столько классных шуточек я ещё в жизни не слышал, тем более до жути смешных! К тому же, он купил нам по пивку!» Только потом Рассел от этого пива попал в больницу. Потому что Иккинг купил просрочку. Специально. Ибо знал, что Рассел — кореш Сморкалы. Конечно же отравленный не понял, от чего ему стало плохо. Иккинг остался для Рассела хорошим парнем, к счастью или к несчастью для первого. Иккинг лицемерил (да и лицемерит до сих пор) крайне убедительно, и вовсе не понятно: он на самом деле такой дружелюбный или просто умело играет эту роль. Эта фишка у него от батюшки: Стоик сам был такой же по натуре. От Валки Икку передалось только умение хорошо говорить и выдавать все свои эмоции, что на лице написаны. Хэддок умён, но и глуп. Хэддок добр, но и зол. Хэддок слаб, но и силён. Иккинг — сплошная антитеза. Не рос бы он в такой спорной обстановке среди лицемерных и гнилых людей, он таким бы не стал. Хотя… Тут можно поспорить. Но это делать бессмысленно. Ничего уже не изменить. — Жалкий трус. Жирный нарцисс. Зазнавшийся глупец. Йоргенсон слышит эти слова уже десятый раз в своей голове. Их говорит Иккинг, прямо в его чёртовой дырявой голове. Хэддок так практикуется в ментальной связи. Сила хоть и отобрала у него возможность двигаться, зато дала способность говорить в любых головах, с которыми он захочет связаться; только на определённом расстоянии, которое он пока не может вычислить. Да и говорить с любым человеком он может через осознанный сон только лишь тогда, когда человек находится в быстрой фазе сна. Это доставляет массу неудобств Хэддоку, но он же не может сказать вслух, что именно его не устраивает в этом состоянии. Потому молчит и наслаждается тем, что у него есть. Пусть наслаждается, пока Плевака, Натаниэль, Влад и Меган в поте лица трудятся на благо его компании.***
Спустя несколько часов Владислав зовёт Плеваку к себе. Меган в кабинете не было. — Плевака… Можно тебя спросить кое о чём? — Валяй. — Как ты… Скажи мне: я красивый? Белч фыркает, глядя на коллегу. — Ты на любителя. Как и все мы. Но если ты говоришь, красив ли ты именно для Меган, то вполне возможно. Я бы даже сказал точно. Вся компания гадает, когда у вас уже свадьба. — Это я знаю… Чёрт… — Влад потирает ладонями лоб; он выглядит напряжённым. — Влюбился по уши, Алхаус? — смеётся Плевака. Владислав тут же шикает на Белча, показывает жестом замолчать. Владислав не любит, когда кто-то называет его по фамилии. Точнее сказать, называет всё его имя. На самом деле его зовут Вильгельм Владислав Алхаус. Да, имечко ещё то, но он полунемец-полурусский, тут уже ничем не попишешь. — Да, люблю сильно. — признаётся уже раскрасневшийся майор. — Чего и стоило ожидать. А ты говоришь, что ни одна баба тебя не цепляет. Видишь, цапанула тебя Мег, причём хорошо. Да и пора бы тебе уже остепениться. — Сказал тот, кто старше меня на десяток лет и до сих пор не в браке с партнёром. — Это совсем другое, Вил, не переключайся… В общем, делай выводы. Ты и сам за собой знаешь. Любовь лишь одна на всю жизнь. Владислав молча кивает на слова Плеваки. — Ну, я пошёл? Пойду Иккинга навещу со Сморкалой. — Плевака разворачивается и собирается уходить. — Последний вопрос можно? — спрашивает в спину уходящему уже вновь побледневший Алхаус. — Ну попробуй. — улыбается Белч. — Серебро или золото? Плевака смотрит на кольцо на своём безымянном пальце в этот момент. Его ответ был очевиден: — Бронза.***
Около лифта Плевака встречает Меган: она несёт небольшой поднос с булочками и стаканчиками кофе. — Помочь? — Нет, спасибо, Плевака, я сама. — Позволь кое-что тебе посоветовать. — М? Рейган в недоумении уставилась на Белча, что хитро щурился, разглядывая её. — Выходи за него. Ты тут у нас одна с мозгами. Девушка застывает на месте. Мужчина, довольный собой, уходит прочь. Похоже, Владислава ждёт серьёзный разговор…***
Когда Плевака заходит в палату к Сморкале, он видит безумные глаза подростка на себе. — Эй, малой- — Сделайте так, чтобы он замолчал… — бормочет Йоргенсон. — Чего? — не понимает мужчина. В голове его мелькнула мысль о том, что Иккинг опять творит чертовщину. И был прав. — Я слышу, как Иккинг говорит в моей голове. Пожалуйста, я вас умоляю, пусть он оставит меня в покое. Скажите ему это. Белч кивает, нервно вытирает ладонью испарины со лба. — Что именно он говорит тебе? — Многое. В основном, что я чучело и трус. — Сморкала пытается глубоко дышать, но вздохи и выдохи получаются рваными. — Держись, пожалуйста, парень. Дыши, думай о чём-нибудь другом. — Не могу. Он будто читает мои мысли. Как только думаю о чём-то, он тут же комментирует это. — Ладно… О чём именно ты думаешь, чтобы отвлечься? — Ну… О том, чему точно не бывать. Благодаря Иккингу. — Дай угадаю… Астрид. Сморкала кивает; тут же его левый глаз начинает сильно дёргаться. — Я словно с ума схожу. — признаётся Йоргенсон. — Хотя, я, наверное, уже… — Всё, держись, я пойду поговорю с Иккингом… Попробую, по крайней мере. Плевака быстро выходит из палаты Сморкалы и заходит в палату приёмного сына. Иккинг всё также лежит на койке, всё также еле дыша. На лице не было более фиолетовых пятен и выступающих вен, зато появилась улыбка. Причём широкая и какая-то маниакальная. — Иккинг. Плевака знает, что Икк не может говорить сейчас, но даёт понять, что он здесь. — Тебя этот послал? Белч пугается голосу в своей голове. Ещё бы: не каждый день к тебе в головешку буквально проникает другой человек. — О Господи… — бормочет Плевака. — Спасибо за комплимент. — Хватит ёрничать, идиот! — Что-то ты злой какой-то. — Ты терроризируешь болеющего парня, причём достаточно жестоко и беспощадно, ещё бы я не был зол! — Плевака подходит ближе к парню, повышает голос. — У тебя хоть капля совести осталась, Иккинг?! Я всё понимаю, но почему ты никак не опомнишься?! Почему ты так себя ведёшь?! Даже Стар пришёл сюда, чтобы как-то повлиять на тебя! — В смысле? П-погодь, Джостар здесь? Впервые за четыре дня Иккинг реально начинает нервничать… Или нет. — Да, Иккинг, ради тебя! Прекращай этот абьюз, или мы со Старом накажем тебя. Хэддок недолго молчит. Плевака уже был готов возрадоваться, что приёмный сын услышал его. Но мужчина лишь слышит звонкий смех в своей голове. — Заставишь целовать ноги чучелу? Или свяжешь меня как безумца и отправишь плавать по Балтике? А-ха-ха-ха, не смеши! Я же не двигаюсь даже, да и током бьюсь, как ты меня накажешь-то? — Есть масса способов- — Ну да, ну да. Давай, накажи меня, ПАПОЧКА. Плевака кусает губы и злится пуще прежнего. Он шумно выходит из палаты, громко хлопая дверью. Смех в голове замолкает. Плевака нажимает на кнопку лифта, ждёт его. — А если по чесноку, мне просто нечего делать. — продолжает говорить Иккинг. — Вот, что бы ты делал, будь у тебя возможность только говорить в людских головах и нихера больше не делать? А, Плевака? Белч вздыхает. — Ничего. — Ты скучный. — Зато я не садист. — Справедливо. Но всё же, что, Плевака? — Говорил бы с теми, кого люблю. — Всё равно скучно. — Тебе весело только тогда, когда ты мучаешь Сморкалу? Иккинг словно ухмыляется. — Да. Очень. — с расстановкой говорит Икк, при этом сильно делая акцент на «очень». — Не понимаю, почему ты его так ненавидишь. Он же тебя не трогал вообще. — закатывает глаза Плевака. Сотрудники, проходящие мимо, смотрят на него как на сумасшедшего. — Ага, не трогал, скажи ещё мне, что он не пиздил меня и не унижал в глазах остальных. — Эм, а такое было? — недоумевает Белч. — Ох, как печально, что тогда мы мало разговаривали с тобой на эту тему. Я думал, что мать рассказывала. — Валка рассказывала только случай о том, как Сморкала с мальчиками выгнали тебя с площадки. — Это часть той истории, из-за которой всё началось. Само начало, если быть точнее. Лифт открывается. Плевака заходит в него. — Я поехал к Джеку, проведаю его... Пока, Иккинг. — До встречи, наверное… Передавай ему привет. В итоге, Иккинг оставляет Сморкалу в покое. Йоргенсон чувствует, что его мысли никто больше не читает и он в праве спокойно думать обо всём. Парень успокаивается и наконец-то проваливается спать.***
— Ты правда любишь меня, Мег? — Люблю. Я думала ты знаешь. — Я сомневаюсь во всём. Даже в очевидном. — Печально. Между прочим, ты нравишься мне со времён твоего поступления сюда на службу. — Погоди... Так давно?! — Ты ещё толкнул меня, мол, не мельтеши перед глазами. — смеётся Рейган. — Это я так тебе сказал? — Ага. Ну, знаешь, девушки влюбляются в парней, которым на них насрать. — подмигивает Владу лейтенант. — Но всё поменялось, как видишь. Теперь ни мне, ни тебе не насрать на это между нами. Владислав кивает. Меган была права. — Можно я тебя поцелую? — Ну конечно, ты ещё и спрашиваешь! — коротко смеётся Мег. — Иди сюда... Как только Влад тянется к губам Меган, его телефон начинает громко и противно звенеть. — Ну что опять?! — выпаливает Алхаус, не глядя на экран, нажимает кнопку вызова. — Алло?! — Владислав Алхаус? Добрый день. Надеюсь ты знаешь, кто это звонит. Мужчина мгновенно цепенеет, даже задерживает дыхание. — Ты... — Да, я. Знаешь, у меня на телефоне совсем нет денег, а звонить из пригорода так невыгодно, так что наш разговор будет коротким. Передай этому мальчишке: или он сдаёт компанию, или мы уничтожаем всё здание вместе со всеми людьми в ней. У вас есть неделя. Чао. Послышались гудки. — Влад, кто это? Влад? Мужчина кладёт телефон в карман. Он холодно смотрит на Меган. Он говорит лишь одно слово, но его хватает, чтобы девушка поняла, о ком идёт речь. — Фурия.