***
Когда Реджина улетела в Нью-Йорк, Эмма была поражена, как сильно тоска навалилась на нее. Ей пришлось выпрямить спину и обозвать себя жалкой, потому что только так она могла бы начать справляться с делами в ее отсутствие. — Ее не будет всего лишь одни выходные, — бормотала она сама себе, перечитывая сообщение, которое Реджина отправила, когда поднялась на борт самолета. Она была дерганой и нервной перед полетом, и даже несмотря на это, Эмма хотела бы быть рядом с ней. Хорошего полета, — написала Эмма. — Дай знать, когда приземлишься. Ты узнаешь об этом из новостей, не беспокойся — пришел сварливый ответ. - Помни, я не хочу лилий на своих похоронах. Эмма фыркнула на это, но не прошло и пятнадцати минут, как она почувствовала уныние. Не потому, что она правда поверила Реджине, когда та сказала, что собирается встретить свой конец в самолете United Airlines, а потому, что и ей, и Реджине придется провести несколько дней в совершенно разных штатах. И она даже не была уверена, что у Реджины будет время, чтобы написать ей между всеми ее бесконечными встречами и лекциями. Однако она гордилась ею, и поэтому пыталась не ныть. Когда Реджина вылетела, она принялась за учебу и постаралась не смотреть на часы. Телефон зазвонил через полтора часа, и ее сердце подпрыгнуло. Она радостно ответила на вызов: — Здравствуйте, это полиция Нью-Йорка просит помощи в опознании тела? — Обхохочешься, — отреагировала Реджина. Ее голос слегка подрагивал, но звучал так, как будто она могла улыбаться. — Как прошел полет? — Ужасно. Я подумываю о возвращении на автобусе, — проворчала Реджина. Эмма могла слышать разговоры на заднем плане. — Ты ведь уже не в самолете, да? — Нет, я в аэропорту. — И ты позвонила мне, потому что уже соскучилась? Голос Реджины зазвучал ярче, даже несмотря на то, что она отрезала: — Я позвонила тебе, потому что ты попросила меня сообщить, когда я приземлюсь. — Я ждала сообщения. — Ты хочешь, чтобы я сделала это заново? — Нет, — выпалила Эмма. — Я рада, что ты позвонила. Мне просто нравится дразнить тебя. Она почувствовала, как Реджина закатила глаза. — Так очаровательно. — Вообще, это нормально — я тоже по тебе соскучилась. — Заткнись, — ответила Реджина, но она смеялась. — Мне нужно взять такси. Напишу тебе через минуту, хорошо? Она повесила трубку, оставив Эмму крутиться на стуле с улыбкой на лице. Однако, когда пришло сообщение, прошел почти час, и оно был коротким. По дороге на лекцию – после позвоню. Эмма сморщила нос и постаралась не позволить разочарованию захватить ее. Ладно – задай им жару. Это не подразумевало ответа, но она все-таки была расстроена, когда не получила его. — Эй, — раздался голос позади. Она повернулась и увидела, что Мэри Маргарет входит в комнату с кучей книг в руках. — У тебя все хорошо? — Ага, — пробормотала Эмма, убирая свой телефон подальше. — Точно? — Да, конечно. Где ты была? — В библиотеке, — пропыхтела Мэри Маргарет, сбрасывая книги на стол. — У меня огромное эссе на следующую неделю, и у меня не будет времени поработать над ним в эти выходные. — Это почему? Мэри Маргарет скосила на нее глаза. — Я уезжаю с Дэвидом. Я вчера тебе говорила. — О, — вздохнула Эмма. — Прости, да, точно говорила. Я совсем забыла. Куда вы едете? — Всего лишь к его родителям. Это должно быть неплохо, но у меня так много работы, и я начинаю немного нервничать. — У тебя все будет в порядке. Родители Дэвида любят тебя в любом случае. Они, вероятно, не будут возражать, если тебе понадобится час-другой, чтобы проверить ссылки. — Надеюсь, — вздохнула Мэри Маргарет. — А ты над чем трудишься? — Модернизм — теоретически. Хотя сегодня у меня не очень хорошо с концентрацией. — Почему? Эмма колебалась. — Ну просто… Помнишь девушку, с которой мы видимся? Лицо Мэри Маргарет сразу загорелось. — Таинственная девушка? — Да. Она уехала на выходные, а я просто… — Она замолчала, когда поняла, как жалко это прозвучит. Мэри Маргарет уже улыбалась, потому что, если кто-то знал о тоске, это была она. — Уже соскучилась по ней? — Нет, — пробурчала Эмма, крутя ручку между двумя пальцами. — Не особо. — Куда она уехала? — В Нью-Йорк. Чтобы… повидаться с друзьями. — Ах! И ты беспокоишься, что она забудет о тебе, пока она там? Во рту Эммы появился кислый привкус, когда она призналась: — Типа того. — Учитывая, как часто она зовет тебя к себе, я не думаю, что тебе правда стоит об этом волноваться, — сказала Мэри Маргарет. — Выглядит так, будто ты действительно ей очень нравишься. И выходные порознь могут быть даже полезны — расстояние может заставить тебя ценить то, что у тебя есть. Эмма наморщила нос — в любых других обстоятельствах слова ее соседки по комнате имели бы смысл. Но Эмма больше переживала, что проведя выходные вдали от нее, Реджина поймет, на что будет снова похожа ее жизнь, если она сможет стать независимой и свободно наслаждаться жизнью без никчемной студентки колледжа, связывающей ей руки. Что, если Реджина влюбится в Нью-Йорк и решит переехать после того, как закончится отпуск доктора Хоппера? Что, если Реджина встретит какого-нибудь сексуального, опытного профессора классики на одной из своих лекций и решит, что он был бы гораздо лучшим вариантом? — Эмма, — Мэри Маргарет мягко прервала ее тревожные мысли. — Не паникуй. Я уверена, что она тоже уже соскучилась по тебе. Эмма слабо улыбнулась в ответ. — Я никогда не была такой жалкой, честно. — Знаю. И должна сказать, что тебе очень идет страдать от любви в этих отношениях. Эмма кинула в нее бумажный комок. — Заткнись. Я не страдаю от любви. — Ох, Эмма, — Мэри Маргарет задумчиво вздохнула. — Мне не стоит быть человеком, который откроет тебе глаза. — Нет, — воскликнула Эмма, хотя она чувствовала, как запылали ее щеки. — Мы не влюблены. Это все не настолько серьезно. — Ага, хм. Скажи, что случится, если она встретит кого-то еще, пока будет в Нью-Йорке? Эмма почувствовала, как ее лицо помрачнело. — Это не честный вопрос. — Хорошо. Она хочет детей? — Да, — выдавила Эмма. — Да, когда-нибудь. — Это хорошо. И какие имена она предпочитает? — Генри, для мальчика, — автоматически произнесла Эмма и собиралась продолжить разговор, рассказав о споре, который у них случился, когда Эмма настаивала на том, что Хоуп — милое имя для девочки, когда до нее дошло, в чем именно она только что призналась. — О, заткнись. Ты меня подловила. — Вы обсуждали имена детей, — негромко сказала Мэри Маргарет. — Факты говорят сами за себя. Что-то в груди Эммы сжалось, и она отказывалась верить, что это может быть ее сердце. В течение двадцати одного года она гордилась способностью отталкивать от себя всех и каждого, и считала, что она могла обойтись и строить свою жизнь, не испытывая потребности в любви любого рода. На самом деле, она всегда была твердо уверена в том, что брак и дети никогда не случатся в ее будущем. Поэтому день, когда Реджина мягко заговорила о том, как сильно она хочет детей, должен был стать тем днем, когда Эмма развернулась бы и сбежала, но вместо этого она обнаружила, что прижалась к Реджине поближе и согласно бормочет: — Это было бы действительно неплохо, назвать ребенка в честь твоего отца. Реджина улыбнулась ей. — Думаешь? — Конечно. Я имею в виду, мы будем никого называть в честь моего. И вместо того, чтобы прицепиться к слову «мы», Реджина только рассмеялась и поцеловала ее в лоб. — Точно. В таком случае, как ты относишься к Эзопу для мальчика? Эмма закричала от ужаса и щекотала Реджину до тех пор, пока в ее глазах не показались слезы. — Ладно, ладно, — задыхалась от смеха Реджина. — Я подумаю о другом способе отдать должное нашей общей любви к классике. Эмма потрясла головой, чтобы избавиться от воспоминаний, и сказала: — Мы не влюблены. — Хорошо, — неуверенно согласилась Мэри Маргарет. — Не буду настаивать. Она ожидала другого взрыва, но Эмма хмуро смотрела на свой телефон. Затем, после долгой паузы, Эмма тихо спросила: — А как ты поняла? Про Дэвида? Мэри Маргарет пожала плечами. — Однажды я просто подумала об этом, и эта мысль не была пугающей. И когда я рассказала ему, он выглядел таким счастливым, что это сделало меня еще более убежденной. Эмма попыталась представить что-то подобное с Реджиной. Она могла вообразить только два противоположных варианта. Либо Реджина расплывется в улыбке и скажет, что она ждала этих слов слишком, слишком долго, либо замрет и запаникует, и скажет, что им нужно расстаться. Ее сердцу стало немного больно, когда она поняла, как сильно желала первого варианта. — Боже, — простонала Эмма, запуская пальцы в волосы. — Я бы предпочла, чтобы ты не заставляла меня задумываться об этом. — Прости. Мне правда казалось, что вы, должно быть, уже успели обсудить это. Сколько уже прошло, четыре месяца? — Что-то в этом роде, — пробормотала Эмма. — Мы просто двигались медленно и очень осторожно, так что, полагаю, я никогда даже не задумывалась, что мы доберемся до этой стадии. Она всего лишь несколько недель назад назвала меня своей девушкой. — А как ты себя чувствовала, когда она это сделала? Эмма отчаянно хотела держаться непринужденно, пожать плечами и ответить, что на самом деле ей было все равно, но только одна мысль о том дне заставила ее грудь сжаться. Она вздохнула. — Это был самый счастливый момент в моей жизни. Улыбка Мэри Маргарет стала достаточно яркой, чтобы разбить окна. — О, Эмма! — Я знаю. Я влипла. — Почему? Ты думаешь, что это не взаимно? — Не знаю. Может быть. Просто… у нас не такие отношения. Каждый раз, когда мы делаем что-то подобное, мы становимся ближе к тому, чтобы все испортить. Мэри Маргарет нахмурилась. — Это очень пессимистичный взгляд на ситуацию. С объективной точки зрения она была права. Но она также не знала истинной природы отношений Эммы и Реджины, поэтому все, что могла сделать Эмма, это пожать плечами. — Я думаю, что я просто так устроена. Она снова взглянула на телефон, надеясь, что ее ждет сообщение, хотя это было глупо. Реджина не собиралась переписываться с ней посреди одной из самых важных лекций в ее карьере. Когда она подняла глаза, Мэри Маргарет снова улыбалась. — Все, что ты можешь сделать, это сказать ей. Я имею в виду, тебе придется это сделать в какой-то момент. — Возможно, — промямлила Эмма. — Или я могу просто продолжать подавлять свои чувства, как нормальный человек. Бумажный комок внезапно полетел обратно в нее. — Ты дура. — Я знаю. В любом случае, спасибо, что поговорила со мной. — С удовольствием — пиши мне на выходных, если тебе понадобится еще один из моих блестящих советов по отношениям. — Идет, — ответила Эмма, возвращаясь к телефону и снова нажимая кнопку проверки сообщений. — Спасибо.***
В тот вечер Реджина писала ей очень мало, и следующее утро было не лучше. Мэри Маргарет разбудила ее в 7.30 утра, покидая комнату, и Эмма сразу схватилась за телефон, чтобы обнаружить единственное сообщение. Прости, от меня почти нет вестей - мне пришлось пойти на ужин с старыми коллегами вчера вечером. Сейчас еду на утреннюю лекцию. Я могу набрать тебя позже? Эмма задумчиво улыбнулась и ответила: Не переживай. Буду готова в любой момент – звони. Она надеялась, что это вызовет еще одно сообщение, но Реджина замолчала на несколько часов. Когда Эмма наконец собралась в душ около двенадцати дня, и потом вышла из него, то с подавленным стоном поняла, что только что умудрилась снова пропустить Реджину. Лекция была интересной - профессор обсуждал Одиссею, и это напомнило мне одно из наших первых занятий. Как твои дела? Когда Эмма не ответила, Реджина напечатала еще одно сообщение. Я сейчас бегу на ланч. Давай поговорим позже. Эмма немедленно ответила, но было уже слишком поздно. Она засела за ноутбуком и занялась эссе, но разочарование поселилось внизу живота. Остаток дня прошел тихо. Было необычно провести целую субботу без Мэри Маргарет, и в этот раз Эмме правда не хватало ее постоянной болтовни. Без нее оказалось слишком легко потратить весь день, отчаянно проверяя и перепроверяя сообщения на телефоне, и, хотя она понимала, что была одержимой и сумасшедшей, она не могла с собой справиться. Ей еще не приходилось так долго обходиться без Реджины, и она оказалась совсем не готова, насколько трудно это будет. Около шести вечера она сдалась. Как ты там? Через два часа Реджина наконец ответила. Это сумасшествие. Я только что пришла на какой-то официальный ужин в Нью-Йоркском университете и буду занята следующие пару часов. В этом сообщении не содержалось обещания поговорить, когда она закончит, поэтому Эмма бросила телефон, не отвечая. Она вела себя слишком по-детски — и она знала это и ненавидела себя, но не могла остановить прилив ревности, который расползался внутри нее, как капля масла на поверхности воды. Кислый привкус во рту отказывался исчезать, даже когда Эмма погрузилась в работу и в течение следующих нескольких часов решительно сосредоточилась на этом и больше ни на чем. Уже наступила полночь, когда она наконец сдалась и решила готовиться ко сну. Она слышала, как студенты младших курсов носились по коридорам, готовясь к выходу в город, и почувствовала приступ грусти, когда подумала, что вместо этого ложится спать одна. Когда она стояла в ванной, рассматривая уставшие глаза в зеркале, то ненадолго задумалась, не написать ли Мулан или даже Киллиану и узнать, не хотят ли они пойти выпить. Затем она услышала жужжание из спальни. Она высунула голову из ванной и увидела, что ее телефон светится и отчаянно вибрирует на столе.Она бросилась к нему и обнаружив имя Реджины на экране, взяла трубку. — Привет? Реджина? — Эмма, — радостно выдохнула Реджина, и плохое настроение Эммы немедленно испарилось. — Я так рада, что застала тебя. — Правда? — спросила Эмма, садясь на край кровати. — Конечно, я.… прости, что так поздно. Ты спала? — Нет, только собиралась, — сказала Эмма, проводя рукой по волосам. После разговора с Мэри Маргарет накануне она странно нервничала. — Я… я скучала по тебе. Она ждала с напряженными мышцами, что Реджина рассмеется в ответ или, возможно, даже проигнорирует это, но вместо этого та вздохнула. — Я тоже по тебе скучала. Это безумие, потому что мы не виделись всего один день. Я чувствую себя немного нелепо из-за того, как сильно хочу, чтобы ты была здесь. Эмма улыбнулась. — Вообще-то ты в 200 милях от меня. Думаю, можно немного по мне и поскучать. — Только немного? — переспросила Реджина, и Эмма могла слышать, что она улыбается. — О, дорогая. Тогда мне лучше не рассказывать тебе всей правды. — Это почему? Ты исписала моим именем все блокноты? — Нет. Но я обнаружила, что думаю о тебе изрядное количество времени. Эмма плюхнулась на подушку со счастливым вздохом. — Это звучит прекрасно. Не давай моей природной харизме испортить все твои важные лекции. — Кажется, пока они в порядке, но на большинстве из них я только в качестве слушателя, — ответила Реджина. — Моя самая важная лекция будет утром понедельника. — Как ты себя чувствуешь? Реджина сделала паузу, прежде чем призналась: — Нервничаю. И боюсь. Эмма ненавидела расстояние между ними больше, чем когда-либо, потому что только мысль о том, что сама Реджина чего-то боится, заставила ее сердце отчаянно ныть. — Тебе нет нужды ни нервничать, ни бояться. Я понимаю, что это крутая лекция, и ты обязательно будешь волноваться, но ты сразишь всех наповал. — Ты не можешь этого знать. — Конечно, могу, — настаивала Эмма. — Я помню, конечно, как странно начался наш с тобой первый семинар, но я также все еще хорошо помню, как ты выглядела, когда встала, чтобы начать занятие. В тебе ощущается так много уверенности, и ты даже немного пугаешь, и все автоматически перестают болтать, когда смотрят на тебя. Ты всех присутствующих сделаешь ручными, и они будут есть с твоей ладони. — Это… — медленно произнесла Реджина. — Невероятно мило с твоей стороны это сказать. — Я действительно так думаю, — ответила Эмма. — Я предвзята, конечно, но ты все равно лучший профессор, который у меня когда-либо был. Ты увлеченная и умная, и тот факт, что ты еще и страстная, также очень поможет твоему делу. Реджина фыркнула на это. — Ты дурочка. — Я знаю. Но я все-таки права. — Надеюсь, — вздохнула Реджина. — В любом случае, спасибо, что сказала это. — Только рада. Что ты собираешься надеть? — Я еще не решила — либо черный брючный костюм, либо красное платье. Эмма оживилась. — Это которое от Gucci с застежкой спереди? — Ты его знаешь? — Мое любимое, — ответила Эмма. — Надень его. Ты в нем выглядишь наиболее уверенно, и ты будешь сильно выделяться среди остальных невзрачных профессоров, одетых в твидовые пиджаки. А еще добавь очки — это твой самый крутой образ. Она могла чувствовать благодарную улыбку, которая появилась на лице Реджины. — Хорошо. Если ты уверена. — Абсолютно. — Я и не знала, что ты потратила так много времени на размышления о моих выходных нарядах, — сказала Реджина. Эмма слышала, как она ходила по комнате. — Если ты только не думала, как бы их снять. — Эй, — притворно обиделась Эмма. — Я думаю не только об этом. Реджина только рассмеялась, игнорируя неубедительный протест. — Чем ты сегодня занималась? — Училась, — вздохнула Эмма. — Сейчас столько всего, и я изо всех сил стараюсь не отставать. — Может быть, это и хорошо, что я здесь и не могу отвлекать тебя. После долгой паузы, которая говорила о многом, Эмма ответила: — …Да. Возможно. — Мэри Маргарет не докучала тебе своей болтовней? — Ее тоже нет. Она уехала в гости к родителям Дэвида. — О, — сказала Реджина. Последовала пауза. — Так ты одна? — Да, если не считать целой квартиры парней, которых я позвала повеселиться. — Очень смешно, — сухо сказала Реджина. — Могу я попросить всех этих парней выйти на минутку? Тебе следует знать, как сильно я тебя хочу, прямо сейчас. Эмма улыбнулась. — Ни разу не видела — у тебя никогда не было возможности показать мне. — Ммм, — промурлыкала Реджина, и ее голос стал низким и дразнящим. — Это правда. Хочешь услышать, что бы я сделала, если бы появилась такая возможность? Все тело Эммы сразу же вспыхнуло тысячами крошечных искр. Она крепче прижала телефон к уху. — Да, прошу тебя. — Ну, — начала Реджина. — Во-первых, если бы мы были где-нибудь на вечеринке, и я бы заметила, как кто-то делает шаги в твою сторону, я бы не разозлилась. — Нет? — Конечно, нет. Не могла бы винить их за то, что они заметили, насколько ты привлекательна, — спокойно сказала она. — Нет, вместо этого я бы ясно дала понять, что мы вместе. Я бы положила руку тебе на плечо и прошептала бы что-нибудь на ухо, потому что мне и правда нравится, как ты смущаешься и становишься все более неловкой. — Я не смущаюсь и не нервничаю, — запротестовала Эмма. — Конечно, смущаешься, — немедленно парировала Реджина. — Твои щеки краснеют, и ты рассматриваешь свои руки, потому что слишком нервничаешь, чтобы смотреть в глаза. Эмма почувствовала, что краснеет, но все равно сказала: — Врешь. — Да, мисс Свон? — спросила Реджина, и ее голос внезапно стал вкрадчивым, и Эмма сразу же почувствовала, как поджались пальцы у нее на ногах. — …Да. — Понятно. В таком случае, наверное, даже и не стоит продолжать рассказывать, что бы я сделала дальше. — Нет! — выпалила Эмма. — Пожалуйста. — Обещаешь слушать, не споря? — Да. Прости. — Хорошо. Итак, — продолжала Реджина, словно ее и не прерывали. — Как только бы мне удалось повергнуть тебя в полное смущение, я бы положила руку на твое бедро, немного выше, чем позволяют правила приличия. А ты могла бы оттолкнуть меня, а могла бы и нет — думаю, это зависело бы от того, насколько сильно ты заведена. — Верно, — сказала Эмма. У нее пересохло во рту. — Допустим, я бы не оттолкнула. Гипотетически. В голосе Реджины прозвучала ухмылка, когда она ответила: — Хорошо, гипотетически, тогда я подвинула бы руку еще немного выше. Другие люди могли бы это увидеть, но мне было бы все равно — если бы все знали, что ты моя, это не имело бы никакого значения. Клитор Эммы начал пульсировать, и она медленно раздвинула ноги. На ней были пижамные штаны свободного кроя, и она поняла, что хотела бы все еще быть в джинсах, чтобы иметь возможность тереться о твердый шов. — И что потом? — Потом я наклонилась бы и убрала бы тебе волосы за ухо. Ты все еще смотрела бы в стол, и ты бы резко выдохнула, когда я прикоснулась к тебе. Кстати, мне очень нравится, когда ты так делаешь. — Правда? — Ага. Обычно ты столь уверена в себе, поэтому я обожаю, когда ты вдруг начинаешь вести себя застенчиво. Эмма хотела бы поспорить с этим фактом или даже начать доказывать, что и она способна заставить Реджину вести себя точно так же зависимо и неуверенно, когда ей этого хочется, но момент был неподходящим. Вместо этого она просто закрыла глаза. — У меня есть подозрение, что тебе бы это удалось. — Тебе тоже это нравится? — Иногда, — призналась Эмма. — У нас так много разных вариаций в сексе… Иногда ты ведешь, а иногда и я, а иногда мы в равном положении, и мы обе просто делаем это. Мне все нравится. Это зависит от настроения. — Согласна, — мягко сказала Реджина. — Но, если бы мы были в баре, как ты рассказывала, — продолжила Эмма, пытаясь вернуть их обратно к этому захватывающему разговору. — Тогда я думаю — возможно — ты могла бы быть права. Мягкий взрыв смеха донесся по телефону. — Как ты думаешь, если бы я наклонилась к твоему уху и сказала, что хотела бы встать на колени прямо там и попробовать тебя перед всеми, ты бы немного застонала? Эмме пришлось закусить губу, чтобы не сделать это прямо сейчас. — Может быть. — А что, если бы я схватила тебя за руку и потащила в ванную? — медленно продолжила Реджина. — Ты бы чувствовала после этого, что ты ведешь? — Наверное, нет, — ответила Эмма, и ее голос дрогнул. Она наклонилась и дотронулась ладонью до пижамных штанов, и дрожь удовольствия пронзила ее даже при этом затрудненном контакте. — Думаю, я бы отдала руль тебе. — Очень щедро с твоей стороны, — сказала Реджина. — Ты трогаешь себя? — Не… совсем, — ответила Эмма. Они обе могли уловить напряжение в ее голосе. Реджина усмехнулась. — Что это значит? — Это значит, что я трогаю себя через одежду. — И зачем ты это делаешь? Эмма глубоко вздохнула, усиливая трение ладони и стискивая бедра. — Потому что я хочу протянуть как можно дольше. — Ага, — промурлыкала Реджина. — Ценю это. Хотела бы я подумать об этом. Эмме потребовалось время, чтобы понять, что она имела в виду. — О, боже. Ты касаешься себя? — Возможно, — ответила Реджина, ее голос был грудным и низким. — Спроси, что на мне надето. Тяжело сглотнув, Эмма выдавила: — Что на тебе надето, Реджина? Она знала, что собирается сказать Реджина, прежде чем та произнесла ответ. — Абсолютно ничего. — Боже, — простонала Эмма, крепче надавливая между ног. — Так ты была голая все это время? — Да, была. Я бы позвонила по видеосвязи, но предполагала, что твоя соседка дома. — Но ты все же позвонила, думая, что я буду вести такие разговоры, пока она в той же комнате? — Люблю сложные задачи, — заметила Реджина. — Сними рубашку. Сейчас. Эмма бросила телефон на кровать и стянула рубашку через голову. Она уже сняла лифчик, и ее соски затвердели только от одних слов Реджины и жаждали прикосновений. — Готово. — Хорошо. Я хочу, чтобы ты обвела кругом возле сосков. Медленно. Эмма сделала, как было велено, прочертив круг указательным пальцем правой руки. Немедленно она снова услышала голос Реджины в трубке. — Медленнее, чем сейчас. Эмма издала смешок. — Как ты можешь, даже… — Я знаю тебя, — прервала Реджина. — Помедленнее. Закатив глаза, Эмма сделала, как ей сказали. Ее сразу охватила дрожь, и по груди и рукам побежали мурашки. — И как? — поинтересовалась Реджина. — Хорошо. — Ты чувствуешь, что начала увлажняться? Эмма заскулила от вопроса. — Да. Более чем. — Откуда ты можешь это знать, если ты не трогала себя где надо? — Я знаю, что твой голос делает со мной, — сказала Эмма, закрыв. — Я могу сказать. — О, Эмма, — промурлыкала Реджина. — Мне действительно тебя не хватает. Это вызвало легкую улыбку, задрожавшую на лице Эммы. Она выдохнула. — Что теперь? — Будьте терпеливее, — ответила Реджина, и ее голос практически исчез. — У тебя есть наушники? — Угу. — Возьми их. Я хочу, чтобы у тебя были свободные руки. Эмма вскочила и заперла дверь, просто затем, чтобы исключить вероятность, что ее дежурный по кампусу зайдет в самый неподходящий момент, а затем схватила наушники. Она легла на кровать и воткнула их дрожащими руками. — Окей, — сказала она, глубоко вздохнув. — Готово. — Хорошая девочка. Что на тебе сейчас? — Только мои пижамные штаны и трусики. — Останься так. Вернись к игре со своими сосками, но пока не сжимай их. Только легкие прикосновения. Эмма улыбнулась про себя, когда подняла обе руки к груди, представляя, как Реджина оседлала ее и провела руками по груди. Она испустила слабый стон, скользя кончиками пальцев по соскам. — О чем ты думаешь? — спросила Реджина. — О тебе, — ответила Эмма, не открывая глаз. — Как ты делаешь это со мной. — Обычно тебе не нравится, когда я делаю это нежно, — заметила Реджина. — Ты расстраиваешься. — Я знаю, — простонала Эмма, когда ее пронзила очередная дрожь удовольствия. — Но иногда приятно расстраиваться, когда знаешь, какой будет отдача. — Вечно думаешь о награде, — засмеялась Реджина. — Я в восхищении. Сожми свои соски за меня. Эмма с готовностью проделала это, скрутив их между пальцами, и громко застонала. Ее пальцы на ногах цеплялись за простынь. — Хорошо, — подстегнула ее Реджина. — Сделай еще раз. Теперь сильнее. Эмма сделала и почувствовала нарастающий трепет удовольствия между ног. С голосом Реджины, мурлыкающим в ухе, было почти возможно поверить, что она была там, делая все эти вещи. — Боже. — Как, хорошо? — Да, — проскулила Эмма, выгибая спину и снова опускаясь. — Как бы мне хотелось, чтобы ты была здесь. — Мне тоже. Теперь раздвинь ноги для меня, дорогая. Почти задохнувшись, Эмма ответила: — Уже раздвинуты. — Тогда я хочу, чтобы ты положила одну руку поверх трусиков, а другую оставь на груди. Эмма сжала сосок снова, в то время как ее правая рука скользнула в штаны. Когда она положила ладонь между ног, то не удивилась, обнаружив, что ткань уже промокла насквозь и была горячей. — Чувствуешь, как течешь? — спросила Реджина. — Да, — простонала Эмма, ее ноги ерзали по простыням. — А ты… трахаешь себя? — Да, — ответила Реджина. Ее голос был настолько непринужденным, что Эмма поверила бы ей, если бы она сказала, что все еще находится в ресторане. — Я бы хотела показать тебе, насколько я сейчас мокрая. — Я могла бы услышать это, если ты поднесешь телефон достаточно близко, — намекнула Эмма, лишь наполовину ожидая, что Реджина откажется от этого предложения. Вместо этого она лишь хихикнула. — Обожаю твои разнузданные мысли, — ответила она. — Но нет. Меня сейчас больше интересует твоя промокшая киска. Эмма захныкала. — Что ты хочешь, чтобы я сделала? — Проведи пальцем вверх по самому центру. Держи руку поверх трусиков. Я хочу, чтобы ты ощущала, как ткань цепляется за клитор. Задержав дыхание, Эмма сделала, что велено. Она двигалась как можно медленнее, оказывая тем самым мучительное давление, и не могла не выгибаться и не скулить от тех толчков удовольствия, которые пробегали сквозь нее. — Реджина, — выдохнула она. — Ага. Мне нравятся эти звуки, — отозвалась Реджина. — Сделай снова. Эмма сделала, перемещая палец еще медленнее, потому что хотела услышать, как у самой Реджины перехватит дыхание в трубке. Один только этот звук заставил все ее тело задрожать. — Держу пари, ты выглядишь невероятно сейчас, — сказала Реджина, и дрожь в голосе, наконец, выдала ее собственное возбуждение. — Корчишься наполовину голая, а трусики медленно наполняются твоим собственным соком. — Реджина! — выпалила Эмма. Иногда она забывала, какой необычайно развратной могла быть Реджина, когда по-настоящему заводилась, и это напоминание всегда добавляло толчок возбуждения. — Ради всего святого. — Я ошиблась? Эмма снова провела пальцем по трусикам. Теперь они были еще более мокрыми, и ткань прилипала к бедрам. — Нет. — Тогда хватит ныть. Или ты хочешь, чтобы я повесила трубку и оставила тебя там с трясущимися сиськами и твоей маленькой перевозбужденной киской, которая все еще просит разрядки? Эмма тихо застонала, в то время как по ее позвоночнику пробежало запретное удовольствие. — Прости. Я больше не буду. — Хорошая девочка. Сними штаны. Эмма выскользнула из них еще до того, как Реджина успела закончить предложение. Она бросила их через комнату и легла, задыхаясь. — Готово. — Твои трусики все еще на тебе? — Угу. — Хорошо. Возьми их и тяни. Эмма сделала паузу. — Каким образом? — Возьмись за верх и потяни. Я хочу, чтобы ты на них насадилась. Эмма с легким хныканьем сжала руку и потянула вперед. Внезапное резкое давление на ее клитор заставило ее громко застонать. — Ох, черт. — Сожми бедра, — велела ей Реджина. Эмма с трудом улавливала ее голос. Она выполнила и застонала, когда поняла, как она должна выглядеть — с обнаженной грудью, с зажмуренными глазами, одна рука отчаянно впилась в собственный сосок, а второй она лихорадочно трет промокшие трусики. От этой мысли она окончательно воспламенилась и простонала вслух имя Реджины, не задумываясь об этом. — Правильно, — промурлыкала Реджина ей на ухо. — Скажи мне, как тебе это. — Хорошо. Очень хорошо. — Ты уже готова? — Да, — выдохнула Эмма, снова поднимая бедра и прижимая их к плотной ткани. Ткань была шершавой и липкой, и ей отчаянно хотелось заменить ее языком Реджины или хотя бы ее бедром. — Еще не время, — сказала Реджина. — Сними трусики. Поторопись. Эмма изо всех сил пыталась стянуть их трясущимися руками. — Готово, — сказала она с дрожью в голосе. — Их нет. — Ты голая? — Да, — прошелестела Эмма, ее правая рука тщетно хваталась за простыни. — Пришли мне фото. — Это зачем? — Затем, что я попросила. Положи пальцы между ног и покажи мне. Эмма просунула одну руку между бедер и взяла другой телефон. Она сделала трясущейся рукой фото верхним планом: растянутая на кровати, со слабым румянцем, растекающимся по груди, и ее возбуждение внизу было заметно даже под этим неуклюжим углом. Она отправила фото Реджине, со стоном ожидая, пока сработает хреновый Wi-Fi кампуса, а затем услышала, как Реджина резко втянула воздух. Это заставило ее истекать еще сильнее. — Отлично, — пробормотала Реджина. — Я оставлю это на потом. Эмма напряженно засмеялась. — Реджина, пожалуйста. Мне нужно кончить. — Сначала назови меня «профессор». — Черт, — простонала Эмма, выгибая спину. — Пожалуйста, профессор Миллс, пожалуйста, позвольте мне кончить. — Я не мешаю тебе, — ответила Реджина, и вдруг Эмма услышала, как ее дыхание учащается, и рука быстро задвигалась между ног. Эмму трясло, пока ее пальцы умело скользили по клитору. — Ты трахаешь себя, не так ли? — Да, — ответила Эмма, двигаясь еще немного быстрее. Ее промежность была залита до такой степени, что трудно было добиться надлежащего трения, и когда она просунула в нее палец, он оказался удручающе тонким. Ей хотелось воткнуть в себя что-то более твердое и плотное, вроде четырех пальцев Реджины, или может быть, целого кулака, или непристойного фаллоимитатора, который выглядел бы чертовски идеально на бедрах Реджины. — Скажи мне, о чем ты думаешь. — О тебе, — сразу выдохнула Эмма, грубо засунув в себя второй палец, а затем третий. — Я хочу, чтобы ты трахала меня страпоном. Тихий смех Реджины опьянял. — О, ты хочешь? — Да, — прошипела Эмма сквозь зубы. Она положила ладонь на клитор и заныла, когда тупой штопор начал закручиваться в ее животе. — Я хочу, чтобы ты распластала меня на кровати и взяла, как тебе нравится. Реджина уже тяжело дышала, и этот звук, глубоко отдаваясь в ушах Эммы, возбуждал ее еще больше. — Я бы хотела это сделать. — Ты бы выглядела так потрясающе, — выдохнула Эмма, и свободной рукой снова сжала сосок. Ее бедра приподнялись один раз, два, а потом она задохнулась. — Черт! Я почти. — Назови меня еще раз «профессор». Эмма засмеялась, а на глазах выступили слезы. — Профессор Миллс, я собираюсь кончить из-за вас. Реджина громко застонала в ответ, и когда что-то упало на пол на заднем плане, Эмма, наконец, разрядилась. Оргазм прошил ее насквозь, и она чувствовала, как выгибается ее спина в попытках продлить удовольствие. В конце концов она пришла в себя, на глаза навернулись слезы, и она широко открыла их, разглядывая потолок. В трубке было слышно учащенное дыхание Реджины. — Черт, — тихо сказала Эмма. Смех Реджины чуть не заставил ее кончить еще раз. — Черт — это точно, — согласилась она, шумно сглотнув, так, что Эмма это услышала. — Ты что-то уронила? — Я пнула свои книги с кровати, — смущенно призналась Реджина. — Я… немного потеряла контроль. Эмма засмеялась. — Хочешь, чтобы я извинилась за это? — Точно нет. — Хорошо. Боже, я правда так скучаю по тебе. — Я тоже. Не могу дождаться, когда вернусь и увижу тебя. Эмма прикрыла глаза и сказала себе, что это лишь потому, что она была измотана. А вовсе не потому, что на них выступили счастливые слезы, и ей нужно было загнать их обратно, прежде чем ей придется признать, насколько сильно она влюбилась. — Когда ты вернешься? — спросила она, забираясь под простыни. Они смялись и были горячими, а ее бедра все еще были влажными, но Эмма все равно чувствовала себя приятно уставшей и расслабленной. — Я приземляюсь в понедельник днем. Приходи на ужин? — Да, — сразу ответила Эмма. — С удовольствием. — Хорошо. Я дам знать, как только окажусь дома. Эмма счастливо вздохнула, прижимаясь щекой к подушке. — Не могу дождаться. — Ты выглядишь усталой, — сказала Реджина. Она двигалась на заднем плане. — Хочешь, чтобы я пошла? — Не совсем, — призналась Эмма, закрывая глаза. — Я нуждаюсь в обнимашках после секса. — О, дорогая, — засмеялась Реджина. Последовал какой-то шорох, и она добавила: — Я тоже забралась в постель. Можем притвориться, что мы вместе. Кажется, это была самая милая вещь, которую она когда-либо говорила. Эмме было бы так легко сказать, что она любит ее, прямо в этот момент. Когда она завернулась поглубже в одеяло, эти слова почти вырвались из ее рта. Но вместо этого она ответила: — Тебе это не нравится. Ты всегда жалуешься, что я слишком горячая, чтобы обниматься после секса. — Верно, но в моем номере холодно. Я могла бы извлечь из этого некоторую пользу. — Это по-настоящему щедро с твоей стороны. — Я знаю, — драматически вздохнула Реджина. — Моя самоотверженность поистине невероятна. Эмма засмеялась, и они погрузились в умиротворенное молчание. Если бы Эмма прислушалась, она могла бы услышать тихое дыхание Реджины. А потом: — Ты спишь? — Еще нет, — ответила Эмма. — Хорошо, — сказала Реджина, затем помолчала. — Ты не против, если я побуду на линии, пока ты не заснешь? Сердце Эммы растаяло. Она улыбнулась про себя, с закрытыми глазами, и ответила: — Нет. Совсем нет.