Кто-нибудь вспомнит нас (продолжение)

Эмме не следовало ждать звонка от Реджины, но она ничего не могла с собой поделать. Она скучала по ней. Не только потому, что она была невыносимо возбуждена и постоянно срывалась на Мэри Маргарет каждый раз, когда у той хватало смелости появиться дома до определенного часа, но она также чувствовала себя одиноко и переживала, и в конечном счете ей было слишком грустно. Она проверяла телефон примерно каждые пятнадцать минут, но ни разу ее не ждало сообщение от Реджины. Эмма пыталась найти в этом утешение. Если Реджина не звонит, значит, ее еще не просили зайти к мистеру Голду. Может быть, ее собственная встреча с Голдом оказалась настолько убедительной, что вопрос был полностью снят, и спустя какое-то время на расстоянии Реджина успокоится и начнет медленно возвращаться к ней. Эмма ждала этого каждый день. Она оставалась разочарованной. Неделя тянулась как патока. Семинар в четверг превратился в самый большой источник волнения и тревоги в ее жизни, и она шла туда с замиранием сердца. Она не могла определиться, будет ли лучшим знаком, если Реджина будет держаться как обычно по отношению ней или если она будет ее полностью игнорировать. Когда она зашла в аудиторию, Реджины еще не было. В этом не было ничего необычного: она часто появлялась ровно в два часа, рассчитывая, что весь класс успокоится сразу, как только она войдет. Обычно так и происходило. Эмма всегда была первой, кто прекращал болтать. Но два часа наступили и прошли, и все недоуменно переглядывались. Реджина никогда не опаздывала раньше — ни разу за весь год — и они прекрасно знали, что она не могла о них забыть. — Занятие отменили? — спросил кто-то. Все пожали плечами. Прошло пять минут, а затем и десять. Как раз когда они начали обсуждать, не следует ли им расходиться, Реджина влетела в дверь. Ее щеки раскраснелись, и у нее не было с собой никаких книг. Сердце Эммы упало. Ей не потребовалось и двух секунд, чтобы понять, что произошло. — Прошу прощения, — сказала Реджина, направляясь к столу. Она положила на него сумку и остановилась, чтобы заправить волосы за ухо. — У меня поздно закончилась встреча. Достаньте, пожалуйста, ваши антологии. У всего класса они уже лежали открытыми на столах, и они с любопытством наблюдали, как Реджина суетилась в передней части комнаты, включала проектор и затем моргнула, когда поняла, что у нее нет ноутбука, чтобы подключиться к нему. — Черт возьми, — пробормотала она, поворачиваясь, чтобы поискать запасной, который мог бы ожидать ее чудесным образом. Кто-то в конце аудитории медленно поднял руку, и она прищурила глаза. — Да? — Не хотите одолжить мой компьютер, профессор? Она выглядела так, будто собиралась расплакаться. — Да, спасибо. Мне просто нужно… войти в почту. Наблюдать, как Реджина старается взять себя в руки, пытаясь подсоединить ноутбук и найти нужную презентацию в почтовом ящике, было самой болезненной вещью, которую когда-либо переживала Эмма. Она неподвижно сидела на стуле, не обращая внимания на неестественные попытки Мулан заговорить, и провожала взглядом каждое движение Реджины. Ее руки дрожали. На одном из чулков поехала стрелка. — Хорошо, — заговорила она наконец, как только загрузилась презентация. — Кажется, мы говорили, что вернемся сегодня к Вергилию, верно? Это было так, но сам факт, что она об этом спрашивала, был глубоко тревожным. Обычно Реджина держалась в классе с уверенностью, звенящей до самых кончиков ее каблуков, и единственный повод для нее задать вопрос, был одернуть студента: — Есть ли причина, почему вы продолжаете болтать, когда я неоднократно просила вас прекратить?  Сейчас она выглядела меньше и будто бы вообще не хотела быть здесь, и это разбивало сердце Эммы. Реджина подняла голову, поймала ее взгляд и снова отвела глаза. В конце занятия Реджине не пришлось просить ее остаться — Эмма знала, что от нее ждут. Она также знала, что они не пойдут к ней в кабинет, потому что это было бы равноценно размахиванию красной тряпкой перед быком, поэтому она с тревогой ждала, в то время как ее пальцы возились с рюкзаком, и она притворялась, что убирает книги, пока остальные студенты покидали аудиторию. Когда она подняла глаза, Реджина смотрела на нее. Она умудрилась «съесть» всю помаду с губ. — Эй, — тихо сказала Эмма, подходя к ней. — Как все прошло? Реджине не нужно было спрашивать, что она имеет в виду. — Не хорошо. — Ты считаешь, он думает, что ты врешь? — О, я знаю, что он так думает, потому что он сказал мне это в лицо. Так же, как и профессор Гласс, доктор Блю и… — Подожди, — прервала Эмма. — У вас там был целый комитет по этике? — Да, именно так. Мне повезло, — сухо ответила Реджина, глядя на шесть футов ковра, которые их разделяли. — Я соврала. Я продолжала врать. Я ничего им не рассказала, и они не могут причинить никому из нас неприятности, потому что наши истории совпадают. Эмма кивнула, не чувствуя облегчения, потому что она точно знала, что последует дальше.  — Но…? — Но, — вздохнула Реджина. — Эмма, нам нужно прекратить. Сердце Эммы издало треск. — Почему? — Ты знаешь, почему. Это все… Мы чуть не попались. Мыпопались. Мы вывернулись только потому, что обе врали до посинения, но ты думаешь, что они это так просто и оставят? Ты не думаешь, что отныне Голд будет следить за всем, что я делаю, чтобы убедиться, что ничего не происходит у него за спиной? Эмма все это знала, но она чувствовала, как ее подбородок начинает дрожать, и все, что ей хотелось сделать, это броситься вперед и уткнуться в изгиб шеи Реджины.  — Но я… Она не была уверена, что собирается сказать. Она подозревала, что это могло бы быть «я тебя люблю». Но на лице Реджины было выражение человека, который сдался, и это остановило ее, и хотя Эмма могла видеть собственное признание в ее карих глазах, она знала, что не может этого сказать. Не сейчас. Не теперь, когда все уже развалилось. Вместо этого она сглотнула. — Но я не хочу прекращать. — Я тоже не хочу, — сказала Реджина резким голосом. — Правда, не хочу. И, может быть, однажды нам больше не придется беспокоиться, и мы можем просто быть вместе, но прямо сейчас… Мы не можем так продолжать, Эм. Эмма чуть не задохнулась от нежного прозвища, которое прозвучало в самый неподходящий момент. Вцепившись в ближайший стул, она кивнула. — Я поняла, — ответила она, надеясь, что дрожь в ее голосе не слишком слышна. – Правда. И я понимаю, что твоя работа важна, и нам едва ли удалось бы справиться без того, чтобы нас обеих или кого-то одного не выгнали из университета, но… У нее не было конца этой фразы. Простая правда состояла в том, что она знала все это, и ей было все равно.Она знала, насколько это эгоистично, и это ее тоже не волновало. Вздохнув, она добавила: — Я просто не знаю, смогу ли я сказать тебе «прощай». — Я тоже не смогу, — ответила Реджина, поглядывая на дверь. — Ты же знаешь, я не стала бы это делать, если бы у меня был выбор. — Да. Я знаю, —произнесла Эмма. Ее голос был ровным и на грани с раздражением, но Реджине, похоже, было все равно. Ее глаза заблестели. — Планируешь ли ты начать встречаться с другими людьми? Эмма даже не собиралась это спрашивать, но слова вырвались из ее рта, прежде чем она смогла их остановить. Как только они прозвучали, она поняла, что уже боится ответа. Реджина безрадостно засмеялась. — Я как-то сомневаюсь. А ты будешь? Эмма грустно посмотрела на нее. — Не вижу к этому предпосылок. — Верно, — вздохнула Реджина. — Но ты можешь, ты знаешь. Если захочешь. Необратимость этой фразы в очередной раз разбила сердце Эмме — все это происходило на самом деле. Так, как раньше они были вместе, уже не будет. Возможно, они никогда больше не будут целоваться, и у Эммы даже не было возможности сказать, что она любит ее, и хуже всего было то, что никто из них даже не хотел этого. Все это делал кто-то другой, и если бы Эмма и правда позволила бы себе подумать, она бы поняла, что на самом деле, они, вероятно, прошли бы весь путь. Если убрать весь этот окружающий их постоянный страх быть пойманными, ничто другое их бы не остановило. И все же они все равно остановились. Реджина взглядом просила прощения. — Я ненавижу это, — резко сказала Эмма. Она увидела, как рука Реджины дернулась, как будто она хотела протянуть руку. — Я тоже, — ответила она. — Я так виновата. — Тебе не нужно извиняться, — пожала плечами Эмма. — На самом деле. Это просто есть как есть, я думаю. Реджина уже кивала.  — Это действительно отстой. — Все так. — С тобой все будет в порядке? — Да. Я имею в виду, у меня еще есть финальные экзамены, чтобы отвлечь меня.  Эмма застонала от этой мысли.  — А потом… ладно. Мы все еще не знаем, чем ты будешь заниматься в следующем году, не так ли? — Нет, все еще нет. Реджина ответила так коротко, и Эмма вдруг вспомнила все секреты, которые она хранила. Гостевые лекции, о которых она не хотела говорить; конспекты, которые она писала посреди ночи, когда думала, что Эмма крепко спит. Эмма улыбнулась и спросила: — Ты давно ищешь другую работу? Впервые Реджина не солгала. — Да. — Почему ты не говорила мне? — Потому что ты бы спросила, когда я начала, — ответила Реджина, прислонившись к своему столу. — И я не могла тебе этого сказать. Эмма не задала вопрос, но выжидающе подняла брови. — В тот день, когда мы впервые поцеловались в моем кабинете, — тихо сказала Реджина. — Я тогда пошла домой и выслала резюме в каждый университет, у которого были вакансии. Было удивительно, что сердце Эммы способно разбиться столько раз за последние пятнадцать минут.  — Ты это сделала? — Да. — Почему? — Потому что, в ту секунду как я поцеловала тебя, я поняла, что захочу быть с тобой, — прямо ответила Реджина. — И я знала, что к следующему году мне нужно будет уйти отсюда. Когда мы были в Ньюпорте, я пообещала, что сообщу тебе, если мне покажется, что мне придется переехать в другой штат, и я собиралась это сделать — но у меня ни разу не было повода, потому что мне никто не ответил. — Вообще никто? — недоверчиво переспросила Эмма. Рот Реджины дернулся так, как всегда, когда она пыталась врать. — Несколько человек, — поправилась она, потому что они начинали отношения на шатком основании, и она явно не хотела заканчивать их таким же образом.  — Я все еще общаюсь с некоторыми из них. Все движется, Эмма, но недостаточно быстро. Я не знаю, чем закончится. Это правда. Несмотря на все, Эмма почувствовала облегчение. У Реджины не было какой-то тайной второй семьи, и она не проходила курс реабилитации от наркотиков. Она ​​просто влюбилась и потеряла голову и пыталась проложить какой-то путь для их отношений еще до того, прежде чем они официально начались. Эмма не могла злиться, что она хотела скрыть это на тот случай, если бы Эмма не испытывала те же чувства. — Но еще есть надежда? — спросила она. Улыбка Реджины была неуверенной.  — Да, Эмма. Некоторая надежда еще есть. Эмма знала, что она собирается уцепиться за эту крупицу надежды, как если бы от этого зависела ее жизнь.  — Хорошо. Тогда я думаю, все будет хорошо. А ты? Она ожидала, что Реджина ответит уверенной улыбкой и легким пожатием плеч, но вместо этого она просто печально посмотрела на нее.  — Возможно нет. Эмма вздохнула. Ее рука крепче ухватилась за стул. Она бы хотела знать, что она могла бы такое сказать, чтобы сделать всю эту ситуацию лучше, но грустная правда была в том, что все раскололось, и во всем мире не было достаточно клея, чтобы склеить его заново. Хотя формально Реджина была тем человеком, который только что разбил ей сердце, ей отчаянно хотелось протянуть руку и утешить ее. — Мне, наверное, пора идти, — сказала она вместо этого. — На всякий случай, если у Голда прячется снаружи одна из его летающих обезьян. Реджина попыталась рассмеяться, но это был пустой звук. Вместо того, чтобы ответить на это, она просто сказала: — Спасибо. Эмме не нужно было спрашивать, за что ее благодарили.  — Не за что. Просто… напиши мне, если я понадоблюсь, хорошо? — Хорошо, — кивнула Реджина. Она не сказала в ответ того же, и еще один кусочек сердца Эммы откололся. Собрав свои вещи, Эмма двинулась к двери. Когда она проходила мимо Реджины, она почувствовала на себе ее умоляющий взгляд. И Эмма не смогла справиться с собой — она ​​потянулась к руке Реджины и сжала ее. Реджина вцепилась в ее пальцы, словно собиралась попросить ее не уходить. Они просто смотрели друг на друга какое-то время, и Эмма увидела так много всего в глазах Реджины: она увидела просьбу о прощении. Она увидела сожаление. Она увидела благодарность и, над всем этим, сверкая, как свет, отражающийся от моря, она подумала, что видит любовь. На долю секунды Эмма почувствовала жар во всем теле. Но затем ей пришлось убрать пальцы и двинуться дальше. Она не плакала, потому что все, что она могла чувствовать вместо грусти, было странное оцепенение глубоко внутри. Это, и еще взгляд Реджины отчаянно давили на ее плечи до самой последней секунды.