Искалеченные

— Нет. Никуда вы не поедете. Лицо Алвы напряженно, видно, что она пытается придать ему бесчувственное выражение, но эмоций внутри — буря. — Алва, все в порядке, — убеждает ее Ульф. Он выглядит перевозбужденным и плохо спящим от этого: серо-красные больные веки, бледные щеки и лохматые колтуны волос. — Асдис подкинет им записку, и мы уедем. Алва игнорирует то, что он не договаривает. Глубоко вздыхает, успокаивается, молчит пару секунд: — Слушай, я все понимаю. То, что случилось — ужасно, — Алва берет со стола пачку сигарет и вытягивает одну — та задрожала между ее пальцев. — Ронье уже не помочь. Остальные могли уехать, как Асдис — справедливо ли выдергивать их из комфортной для них среды? — поджигает сигарету, нервно затягивается. — Алва, там моя семья, ты это понимаешь? Она не выдерживает и огрызается: — Нет, бля, не понимаю. Семья, которая тебя бросила, когда тебе только шестнадцать лет было, и которая за все это время ни разу не поинтересовалась жив ли ты вообще. Не забывай об этом. Асдис не слушает, о чем они говорят дальше. Смотрит на руки Алвы, не отрывая взгляд, почти что заворожено — тонкая желтоватого оттенка кожа, ветвление оливковых вен, ободранный черный лак и множество колец из эпоксидной смолы на узловатых пальцах. Алва всегда много жестикулирует, что разнится со спокойным тембром ее голоса. Из легкого транса Асдис выдергивает неожиданно грубая реплика Ульфа: — А если твой отец был именно в этой секте? Алва столбенеет на несколько секунд, не шевелясь, как статуя. Она не успевает стряхнуть пепел с кончика сигареты, и он падает прямо на стол. Ульф, будто неловко извиняясь, рукой сгребает его в пепельницу, в итоге лишь замарав рукав ободранного свитера. — Ладно, — наконец выдавливает Алва, — ладно. Хорошо. Только я с вами еду тогда. Без возражений.

***

— Ты, кстати, тогда меня обманул, что Асдис только записку подкинет. Что вы там дальше собираетесь делать? Междугородняя ночная трасса освещается одним лишь желтым потоком света, исходящим из фар машины. Кольцо в хряще уха Алвы блестит на фоне ее темного силуэта. Ульф за рулем теряется в тени. — Надо будет поджечь склады с дурью, — Асдис сглатывает, боясь ее реакции, — но это не сегодня. — Понятно, что не сегодня. Ты знаешь, где они это все хранят? — не смотря на все опасения, голос Алвы добродушен. Ее сонные руки покоятся на коленях. — Да, знаю. Сегодня еще раз проверю. — Ас, — вставляет, наконец, Ульф, хриплым от усталости голосом, — может, все-таки не надо? Я съезжу, поговорю спокойно. Заберу тех, кто хочет. — Так не сработает, я уже объясняла. Несовершеннолетних ты точно забрать не сможешь. Я уже молчу о том, что тебя там точно обманут. — Если не втянут в это все, — подает голос Алва, опуская голову на переднее сидение и кладя руки на плечи водителю, — они умеют убеждать. План с поджогом неплохой. Заберем твоих друзей, заодно подговним этим сумасшедшим — мне нравится. Асдис улыбается, надеется, что Алва оценит это немое «спасибо». Ульф молчит, но она знает, что тот тоже почувствовал себя лучше. При личной беседе он очень сильно боялся, что Алва будет нервничать, а «сильно нервничать ей нельзя — она болеет». Автомобиль тормозит на обочине, до поселения остается дойти пару сотен метров. Асдис коротко переговаривается со своими спутниками и выходит наружу, одна. Ночной ветер пробирается под одежду, под кожу, дребезжит костями. Она сжимает в кармане записку, беспокоясь, что она выпадет. Другой рукой держит фонарик, слабо освещающий путь. Асдис идет по трассе, не чувствуя себя: ноги деревенеют и подкашиваются от холода, глаза не видят ничего больше подсвеченной под ногами пыли. Когда она, наконец, доходит до деревянных домиков, разбросанных по местности, то становится ощутимо теплее. При виде окон в потрескавшейся раме, накрененных заборчиков и сараев, она ощущает сильное чувство дереализации. Реальность перестает ощущаться в привычном ее понимании. Будто неполадки в системе, лаги проекции. Темное гематомное небо начинает опускаться, просачиваться сквозь воздух. Она не может вспомнить местонахождение жилища своих родителей, дома Клеменса, едва вспоминает, где обычно ночует Маттиас. Доходит до нужного места, стучит в окно его спальни, но не слышит ответа. Стучит настойчивее — без толку, парень явно не у себя. Реальность превращается для нее в ограниченный куб, где она одна среди полного отсутствия людей. Паника подкатывает к горлу, как тошнота. По сторонам — чернота, серота и редкий лунный свет. Асдис знает, что за ночь Маттиас все равно вернется к себе — надо просто подождать. Она садится на землю, закрывает глаза, чтобы отогнать пугающее наваждение и проваливается в беспокойный сон, даже скорее видение, в котором были бесконечные белые стены, желтая лампа на обглоданном проводе и мокрые разводы крови по всему обширному периметру. Просыпается она, чуть ли не крича от ужаса. Кто-то трясет ее за плечи. Запах металла все еще ощущается призрачным следом. — Асдис?.. Почему ты здесь? Она раскрывает глаза и видит перед собой две толстые черные луны. В них испуганно дрожит глянцевый свет. Маттиас смотрит на нее так, будто не верит своим глазам. — Где ты был? — все, что приходит ей на ум, еще заспанный и помятый. — Ты меня искала? Она не отвечает. Встает на ноги, и Маттиас поднимается вместе с ней. Она не чувствует его привычного тепла и живости. Ей очень хочется потрогать его лицо, проверить — не рассыпется ли кожа на пиксели? — Дай руку. Аккуратно, стараясь не прикасаться к нему, как к проекции, она вкладывает в его ладонь записку. Маттиас вопросительно смотрит на нее, склоняя голову, а затем кладет бумажку в карман. — Прости, — тихо произносит Асдис, — сегодня еще не все. Но я обязательно помогу вам позже. А теперь мне надо идти. Асдис замирает от неожиданности, когда чувствует, как его руки обнимают ее. На нее градом посыпались ощущения — тепло кожи, стук сердца под грудной клеткой, горячие дыхание, мокрые из-за ночной росы волосы. На секунду ей даже кажется, будто она задыхается, тонет под волной всего живого. — Ладно, хорошо, — говорит он, наконец, выпуская ее из рук, — хотя подожди. У тебя все в порядке? — Да… да, за меня беспокоиться не стоит. — Спасибо, что помогаешь. Даже после этого. Асдис сначала теряется с ответом: — Все в порядке, тогда действительно было трудно собраться с силами. Я вас обоих поняла. Хотя это, конечно, не отменяет того, что вы поступили, как полные придурки. Сердце неожиданно пропускает неровный удар. Асдис тревожно оглядывается, боясь выглядеть кого-то, кто мог бы их услышать. Никого. Кажется, будто сам холм спит и дышит, равномерно опускается и поднимается. — На самом деле… эту вашу реакцию и Ронья предсказывала, — тихо признается Асдис, опуская взгляд в пол. — Письмо?.. — Да. На несколько секунд повисает тишина, настолько осмысленная и тяжелая, что становится физически больно молчать. — Ну, ладно. Мне пора. До встречи. — Спокойной ночи. Путь обратно кажется менее темным и пыльным. Над травой скапливаются тучки из мошек — предвестники скорого рассвета. Машину она замечает уже сразу, несмотря на то, что фары были погашены. Небо успело окраситься в серо-синий оттенок, который оно обыкновенно приобретает к летним четырем утра. Ульф стоит, облокотившись на капот машины, и размеренно курит сигареты, купленные по пути в каком-то круглосуточном супермаркете. Завидев вдалеке Асдис, он лишь молча кивает. — Только тихо, — произносит он, когда она уже оказывается в метре от него, — Алва уснула. Асдис молча встает рядом. — Как все прошло? Тебя долго не было. — Маттиас где-то шлялся. Пришлось его ждать, — она перехватывает его руку и подносит сигаретный фильтр к своим губам, затягивается и тут же начинает хрипло кашлять внутрь себя. — Ну и дерьмо, — выхаркивает она, а Ульф лишь тихо смеется. — Помнишь, я говорил, что Алва болеет? — говорит, наконец, Ульф, после нескольких секунд молчания. — У нее падучая. — Оу… — Не серьезная стадия, но ее надо постоянно контролировать. Это я к чему, — он бросает окурок на землю и втаптывает подошвой, — нельзя ей переживать. Может, она сейчас и не подает виду, но все-таки вся эта ситуация достаточно волнительная. — Ты хочешь все бросить? — спрашивает Асдис, сама не узнавая своего опустошенного голоса. — Нет, нет, я не это имел в виду. Если бы я был так категорически против — я бы это и не начинал. Я к тому, что со всем этим лучше не задерживать. Ожидание накаляет обстановку. — Ладно, я тебя поняла. — И лучше не рассказывай ей каких-нибудь слишком жестоких подробностей пока что. Она вообще-то не пугливая, но сейчас в машине у нее были судороги. Так что лучше лишний раз приукрасить тамошние условия жизни. Дальше они стоят молча. Асдис смотрит под ноги, пиная носком ботинка мелкие камушки и песок. В голове совершенно пусто, как в донной коробке. — Ладно, поехали, — говорит Ульф, трепля сестру за плечо, — садись сзади, присмотри за Алвой. Как только они открывают двери, девушка подскакивает, выпадая из сна, и оглядывает их, сонно потирая глаза. — Ой, ты пришла уже. — Да, — отвечает Асдис, присаживаясь, — спи давай. И Алва послушно падает головой на колени девушки, прикрывая глаза. Через некоторое время в разговоре, который она вела с Ульфом, чтобы он не уснул за рулем, проскакивает довольное: — Ну, посмотри на небо! Она отрывает взгляд от посапывающий Алвы, смотрит в окно и видит: нежно-лиловое полотно, мягко-розовые брызги клубничного сока. Золотые лучи — как струны ангельской арфы, которые изо всех сил пробиваются сквозь сладкую вату облаков. Асдис кажется, что она никогда не чувствовала окружающее лучше и чище, несмотря на ледяную тревогу, пульсирующую за сердцем.