Fond de l air

Когда тебе двадцать пять, ты выглядишь хорошо всегда. Потому что ты - девушка. Тебя украшает молодость. Тебя делают притягательной живые искорки в глазах. Плевать, растрепаны ли твои волосы или уложены в идеальную прическу, неважно, что за одежда на тебе - ты просто очаровательна и точка. Но стрелки часов не стоят на месте. Тик-так, и можно забыть про то время, когда студент из параллельной группы дежурил под твоим окном с дешевым букетом роз в руках и идиотской, но счастливой улыбкой на лице. Тик-так, однокурсник больше не положит руку на твою коленку, пока профессор Стоун своим усыпляющим, скрипучим голосом будет толковать про симптомы скрытой депрессии. Тик-так, тик-так, больше ни одной прогулки под луной, потому что никто не позовет тебя на романтический ночной пикник, чтобы угостить тебя трюфелями и сыром, а потом, после двух-трех бокалов вина, сделать тебе массаж. Тик-так, Алана, тик-так. Все рано или поздно канет в лету. Для пациентов ты должна быть милой, светлой и доброй. Для них каждый локон твоих волос должен лежать идеально. Для них от тебя должно пахнуть чем-то приятно-сладким, напоминающим им мамины духи из детства. Это для них ты обязана одеваться неброско, чтобы они не принимали тебя за реально существующего человека, но и достаточно стильно, чтобы им нравился их вымышленный врач в юбке. Они приходят к тебе, чтобы говорить о себе, рассказывать все подряд, даже не думая, что тебе может быть противно слушать, что тебе хочется отойти и просто блевануть в раковину от подробностей их семейной жизни. Деньги заплачены, и ты, как элитная проститутка, покорно выполняешь свою работу. Ты знаешь, что у жены Мистера Эндерсона кривые пальцы на ногах. Что его раздражает ее темно-красный лак для ногтей, что она выглядит, как шлюха, когда надевает свои излишне яркие платья. Ты знаешь, что во время секса она не стонет, а проговаривает строчки из любимых песен на манер мантры или обрядового заклинания. Ты знаешь, что Мистер Эндерсон не может возбудиться с ней, потому что он не любит большую обвисшую грудь, а у его жены именно такая. И в твоей голове есть детальное описание каждого миллиметра этой груди, этих темных сосков. Ты также знаешь, что Мистер Эндерсон в силу своего вечного недовольства трахает студенток на своем рабочем столе. Каждый раз новую, но всегда в одной и той же позе. Мистер Эндерсон даже засекает время, потому что небольшие электронные часы находятся у него перед глазами, когда под ним отчаянно извивается очередная девчонка, обеспечивая себе зачет каждым уверенным движением попки в сторону огромного хозяйства Мистера Эндерсона, а оно, и ты, Алана, это знаешь, огромно. Ты знаешь, что Мисс Тодд, учительница младших классов, спит в обнимку с ножом. И чтобы спать хорошо, она облизывает его лезвие. Ты знаешь, что Линдси Стохэм, семнадцатилетняя выпускница, борется с подсознательным желанием изнасиловать и расчленить свою шестидесятилетнюю директриссу. И каждая новая фантазия Линдси - это твой новый ночной кошмар. Ты знаешь, что Фрэдди МакКорман собирает у себя в ящике рабочего стола трупики насекомых и иногда использует их перетертые тела в качестве приправы для еды. Ты знаешь, что Майкл Дэррэнс, живущий всего в трех домах от тебя, подсознательно сравнивает людей с фруктами и, если кто-то ему очень сильно не нравится, представляет себя соковыжималкой, способной превратить злосчастный фрукт в ничтожный сок с мякотью за считанные секунды. Как с этим жить? Никто и не просил тебя, Алана, жить после ухода твоего пациента из кабинета. Дверь захлопнулась, и ты имеешь полное право даже сдохнуть от тоски и бесконечной внутренней тошноты, вызванной отвращением к миру. Когда тебе двадцать, ты выглядишь хорошо всегда. Но потом свое дело делают старость и работа, объединяясь в команду "Преврати ее в закомплексованную суку с ужасными синяками под глазами". Вы спросите, почему "старость"? да, тридцать один - это еще далеко не старость. Только если вы не психотерапевт, поскольку в этом случае тридцать один звучит, как диагноз. Уже какой год подряд Алана глотает витамины горстями, чтобы хоть как-то избавиться от последствий ежедневного стресса. Какой год подряд не выходит из дома без маски из тонального крема и пудры, не ложится спать, не выпив своего любимого снотворного, к которому она привыкла так, как привыкают люди к снежку или к героину. Она держит в доме оружие, потому что знает, что окружающий мир кишит психопатами. Она запирает дверь на два замка и щеколду, потому что это создает иллюзию безопасности. Она боится даже открыть форточку ночью, потому что зло может просочиться в комнату вместе со свежим ночным воздухом. Когда Алана Блум в очередной раз перешагнула порог своей квартиры с гудящей от нагрузок головой, неприятно ноющими ногами и легкой тошнотой, - последний раз она перекусила утром - раздражение внутри нее уже переросло в привычную легкую меланхолию. Сегодняшняя выходка Уилла привела Кроуфорда в ярость, которую тот выместил, конечно, на Алане. Как будто это она была виновата в том, что Грэм методично сходил с ума, видел сны с оленями, гулял по ночам, запросто влезал в головы к убийцам и пытался целовать свою коллегу, как будто той не хватало невротиков и агрессоров по жизни. Как будто она была просто обязана потакать во всем Уиллу только для того, чтобы обеспечить душевную гармонию одному из лучших умов ФБР. Нет, они жестоко ошибались, если думали, что нашли себе свою персональную мать Терезу. Алана небрежно скинула туфли и, всего в пару шагов достигнув дивана, рухнула прямо в подушки, отчаянно пытаясь "выключить" внутренний голос, который опять нашептывал "плохие слова". "Плохие слова" - это ее личный термин из детства. Мысли о самоубийстве теснились в голове Доктора Блум всегда, что стало половиной причины ее выбора профессии, но с возрастом они становились все более и более навязчивыми. Дело было даже не в том, что она чувствовала себя одинокой. Не в том, что однажды отчим угрожал ей ножом. И совсем не в том, что проблемы ее пациентов становились ее кошмарами. Она просто всегда боялась, что не сможет никого любить. Так оно и случилось. Сожалеть? Всегда пожалуйста. Алана Блум была готова жалеть кого угодно: котенка под дождем и нищего с протянутой рукой. Совсем другое - любить. Секс и поцелуи - это приятно, счастливые семейные пары и хихикающие малыши в колясках - это мило, но не больше. Во всяком случае, в мире Аланы. То, что случилось с несчастной молодой девочкой, на которую они смотрели сегодня, было новой личной трагедией Доктора Блум. Ей ужасно хотелось отвернуться и не смотреть, потому что будь она сама этим изувеченным замороженным телом, ей было бы жутко стыдно за нелепое расположение конечностей в пространстве даже после смерти. Эти руки, вывернутые под неправильным углом. Эти широко раздвинутые ноги. Убийца дал волю своей фантазии. И Алана даст волю своей - еще несколько ночей подряд она будет мерзнуть. Будет чувствовать, как ей в ноги впиваются осколки стекла. Как невидимый психопат стягивает ее запястья колючей проволокой. Первые пару минут бесцельного лежания на диване Алана думала о том, чтобы позвонить Уиллу. Чтобы спросить, как у него дела. Чтобы все-таки обозначить свою позицию: она ценит его светлые душевные порывы, но не сожалеет о том, что отстранилась, когда почувствовала прикосновение теплых, сухих губ. Потому что все было, как обычно: приятно, но не больше. Легкие мурашки по всему телу, но никакой эйфории. Слишком простые, даже примитивные физиологические ощущения. Через некоторое время ей пришлось отказаться от своей затеи. Для того, чтобы позвонить, следовало встать, сделать около пяти шагов до стола, залезть в сумку и выудить из нее телефон, что представлялось непосильным физическим упражнением. И тогда Алана просто закрыла глаза, проваливаясь в сон. Каким бы он ни был, кошмарным или спокойным, у Аланы не было выбора. Она безмерно устала. *** Прохладный ветер, пасмурное небо. Он стоял, прижимаясь к кирпичной стене дома Незнакомки. Незнакомки с красивой, точеной фигуркой и очаровательной улыбкой. Он нервно потирал руки. Какая все-таки красивая женщина. Сильная женщина. Он приподнялся и, на цыпочках, замер у окна, через которое можно было увидеть гостиную. Пока что Ему удалось разглядеть только светлые обои с цветочным орнаментом. Внутри что-то клокотало, словно перед бурей. Даже эти обои, эта, казалось бы, незначительная деталь! Как много она значила, являясь всего лишь небольшой частичкой мира Незнакомки. Он хотел знать, как пахнут Ее духи. Он хотел знать, каково это - прикасаться к Ее коже. Еще никогда в Нем не было столько тошнотворной романтики, которую он презирал и не признавал! Только что ему было делать теперь, когда он, как какой-нибудь полоумный пес, плелся за своей воображаемой хозяйкой до самого дома, чтобы потом замереть у окна и ждать непонятно чего. Он попробовал заглянуть внутрь еще раз. "Еще один последний разочек, " - уговаривал Он себя. Краем глаза он увидел картину на стене и несколько статуэток на полке. А еще - небольшой диванчик, на котором свернулась калачиком Незнакомка. Она мирно дремала среди атласных подушек. Как Спящая Красавица подумал Он, потирая руки. Совсем, как Его Спящая Красавица.