К черту правила

Тот же отель. Тот же номер. Есть время до трех. Отправлено с неизвестного ему номера. Вместо подписи - прикрепленное изображение: тонкая полоска коротких розовых волос на гладковыбритой коже. Фото сделано так, что в явном виде не содержит ничего эротического, ни, тем более, порнографического, но, только взглянув на него Джорно почувствовал прилив желания - настолько же острого, насколько и неуместного. Триш, ну я же тебе не мальчик по вызову. Он не стал это писать. Он вообще ничего не ответил. Во-первых - перед ним уже открыли высокие массивные двери, и он пожимал руки капо, представляющим конкурирующую семью на переговорах. Рукопожатия получились теплей и радушней, чем от него ожидали (да что там - теплей и радушней, чем он сам от себя ожидал). Во-вторых - она организовала все сама, фактически, впервые за все время их отношений: новую симку на чужое имя, удобное ему место встречи, понятный только им код, и, конечно, она сменила стрижку там просто в ответ на его замечание “мне бы этого хотелось”. И ему действительно этого хотелось. К сожалению, начало переговоров сулило долгие и изнуряющие споры, торговлю за каждую лиру, изматывание противника ожесточенными схватками по пустякам и попытки забрать себе все, что только можно и нельзя. Особенно то, что нельзя. Хотя простое согласие с планом молодого Дона могло регулярно приносить им миллионы лир. Да уж, Полнарефф был прав. Джорно, мафия не умеет сотрудничать. Они умеют только воевать - все против всех, подчинение или смерть. А иногда - просто смерть, без “или”. Любую твою уступку в мире мафии противник использует, чтобы стать сильней, а потом нападет и отнимет у тебя все. Любое согласие с тобой является частью более хитрого плана, как отнять у тебя больше, чем ты можешь дать. Я достаточно их изучил, чтобы знать это. Ты достаточно их изучил, чтобы подтвердить мои слова. К чему твои попытки изменить правила? Революционер не может изменить систему. Мафия рождается в предательстве, живет в вечном страхе и умирает от удара в спину. Какого доверия ты можешь ждать от этих людей? Они не способны на него. Да вряд ли они вообще знают, что это такое. Да, Полнарефф был прав во всем. Да и Джорно всё это прекрасно осознавал. Но все равно решил попытаться. Впервые у него было предложение “выиграл-выиграл”, впервые при взаимодействии они могли не только делить чужой пирог (предварительно отнятый), но и сами что-то создать. Риски при этом были ниже, а барыши - выше, но, как и ожидалось, этого было мало. Нельзя соглашаться на половину пирога, если вторую придется отдать. Им нужно было всё - и ещё немного сверху. И потому сейчас перед Джорно сидели два опытных волка, мертвая мимика которых почти не читалась, и монотонным голосом рассказывали, насколько обременительно предложение Дона Джованны для их семьи и как многим им придется пожертвовать ради исполнения своих обязательств. Эти двое когда-то тоже были молоды, тоже ненавидели пустые разговоры, на которые потихоньку по капле уходила их жизнь, тоже мечтали сделать что-то иначе... а в итоге сидят и рассказывают чертовки скучную историю, в которую даже сами не верят. Джорно не слушал. Ничего такого ему тут точно не скажут. Более того - вряд ли подумают что-то новое. Из головы не выходила Триш, какой она была раньше и какой стала теперь. В особняке она отчаянно экспериментировала с волосами, красясь то в брюнетку, то в рыжую. Не ограничиваясь прической, меняла цвет ресниц и бровей, стараясь полностью мимикрировать под своего очередного кумира. Но там, внизу, при этом оставалась настоящей. Сейчас она уже не пытается походить на кого-то - теперь цвет ее волос стал желанен для многих и до небес поднял продажи розовой краски “как у Триш Уны”. Но при этом вся она стала… словно лакированная. Ее улыбка теперь тщательно выверена: на сколько градусов поднять уголки губ, показывать ли зубы и насколько сильно, обязательно проявить ямочки на щеках, чуть наклонить голову влево. В образ также входили милый взгляд, превосходно уложенная прическа, идеальная кожа резиновой куклы без единого волоска или царапины. Теперь она всегда готова к изучению тысячами внимательных глаз в режиме 24 на 7. Ему хотелось видеть, как с нее слезает весь этот лак, как ее губы раскроются в стоне, как она потеряет контроль над своим лицом, как спутаются ее волосы. Хотелось видеть ее кожу - кожу шестнадцатилетней девчонки, доступную только Джорно, кожу, которую никому кроме него и не планирует показывать. А если случайный прохожий и заметит что-то не идеальное в разрезе юбки - ну, пусть считает, что ему повезло, а свое мнение оставит при себе. Час дня. Уже час дня. Не было ни единого шанса закончить до трех, вряд ли они вообще выйдут отсюда до полуночи - конечно, если следовать правилам. А принять внезапное решение нарушить правила, встать и уйти, подставив под удар весь клан из-за сообщения девчонки - пусть даже самой желанной в Италии - он, конечно, не мог. Хорошо, что нарушить правила он решил еще до встречи. Не умеете меняться? Не можете приспособиться? Не способны сотрудничать? Тогда просто исчезнете. - Мне кажется, вы нас неправильно поняли, - тихо, но ясно сказал Джорно, прервав монолог противоположной стороны. - Мы пришли сюда не обсуждать условия. Они просто не подлежат обсуждению. Мы пришли услышать ваше да или нет. По крайней мере с лиц переговорщиков он сбил надменные выражения - теперь там ясно читалось “что этот щенок себе позволяет” и “так дела не делаются”. Джорно почти увидел, как за его спиной беспокойно начинают бегать глаза Фуго, как улыбается Миста. Осталось добраться до Триш... - Похоже, вы пока не готовы дать ответ. Что ж, мы ждем до завтра. Последнее было сказано уже даже не капо, а их человеку (по факту – его человеку), стоявшему среди многочисленной свиты и тоже не понимающему, что происходит. Он очень осторожно опустил голову. Он понял. Встреча с ним состоится сегодня. Но позже, и до нового раунда переговоров… каких, к черту переговоров - до заключения соглашения или до объявления войны, или до войны без объявления. В любом случае - они будут готовы. Джорно лучезарно улыбнулся - как будто бы его слова не обещали резню на улицах Неаполя - встал и направилась к выходу. Вся его свита последовала за ним, вслед им неслось невысказанное “что это сейчас было?” Впрочем, стоило дверям закрыться - и этот вопрос буквально прокричали. Его люди мысленно присоединились к крику. - Джорно, я все понимаю... - Нет, Фуго, ты ничего не понимаешь, но это и не важно. Мне нужно уехать. До конца дня ты говоришь от моего имени. - О чем говорю? О чем сейчас можно вообще говорить?! - О чем говорит семья, выигравшая в переговорах? - Но мы же не… - Мы выиграли. Раньше казалось, что их возможные выигрыши - согласиться на половину или вытащить из нас все. Теперь же варианты изменились... - ...согласиться на половину или все потерять. Да, выбор очевиден. Но если все же… - А на этот случай ты навестишь сегодня наших неофициальных друзей. - А как же встреча с… как же вторая встреча? Она ведь сорвана. То, что его поняла агент, но не понял собственный заместитель - не самая приятная новость. - Позже, Паннакота. Жди сигнала и сделай все правильно. Сам. Миста, ты мне нужен. Они вдвоем отделились от общей группы - точнее, все остальные тактично отстали. - Где ближайшая чистая машина? - Насколько чистая? - Достаточно чистая, чтобы перевозить Папу римского. - Одна есть недалеко, но там недостаток конструкции - она не оснащена двухметровой стеклянной кабины, позволяющей твоей пастве лицезреть тебя полностью - от ботинок Прада до самого нимба. - Моя паства как-нибудь это переживет. Гораздо важней, чтобы его “паства” как-нибудь пережила эту ночь. Да, скорее всего, их будущие союзники поступят благоразумно, но если... - Гвидо, Паннакота отвечает за мирный вариант. И за то, чтобы в случае войны полиция повела себя правильно. А если они все же решат, что мы слабы, что мы достаточно слабы - тогда за нашу победу в войне отвечаешь ты. - Понял, босс. - Миста сиял. Он мысленно уже был не здесь, за рулем их обычной машины, он уже оповещал всех, отзывал парней с заданий, проверял оружие… В последнее время они так много говорили, но так мало стреляли. Это в полной мере подходило характеру Джорно и Паннакотты, но шло вразрез с самой сутью Гвидо. Если молодые щенки не показывают зубы - им просто нечем кусаться. Да, в этом Польнарефф тоже был прав. Миста очень хотел показать зубы. Хотя сегодня вряд ли ему дадут шанс это сделать. - Если война все же случится - мне мало победы. Мы должны получить все, что у них есть - их землю, их связи, их деньги, по возможности - их людей. Нам это нужно. Мне это нужно. - Джорно, я сделаю, что могу, но ты же знаешь - для меня это слишком… - Нет, не слишком. Ты можешь. Мне нужно, чтобы ты мог. Гвидо уже не так радостен. Что ж, пусть сперва примерит на себя эту роль. Пусть пока только задумается… Следующий раз случится скоро. А пока - его ждет маленький серый фиат с тонированными стеклами, уже покрытый небольшим слоем пыли. В прошлый раз он не прятался. Но есть огромная разница между разовой встречей – тогда он еще искренне считал, что это будет встреча, а не свидание – и отношениями. Или каким-то подобием отношений. С периодичностью встреч раз в несколько месяцев. Как такое можно вообще назвать, есть ли у этого специальное название? - Дальше я сам, - Джованна протянул Мисте свой телефон. Он уже выяснил, какой номер в спешке бронировал в прошлый раз, а дальше от телефона вреда больше, чем пользы. Гвидо не спрашивает “как мы тебя найдем”, и Джорно благодарен ему за это. Справьтесь сами. Вы должны справиться сами. Тем более, что войны не будет. Не должно быть. Уже 13-25.

***

Дверь была открыта (что странно) и он не стал стучать - просто вошел, и сразу увидел ее. Триш читала, стоя у окна - брови нахмурены, губы сжаты, розовые волосы подсвечивает солнце. Босая, без укладки и макияжа, в небрежно завязанном гостиничном халате - Триш была лучше, чем на своих рекламных плакатах. Она подняла глаза, увидела Джорно и… улыбнулась ему самой неправильной и самой искренней улыбкой - Триш была даже лучше, чем в его воспоминаниях. Джорно был ослепителен, как и всегда. Золотые волосы в его привычной сложной укладке, кремовый летний костюм. Конечно, без галстука. Конечно, голубая рубашка в тон глазам уже расстегнута на две верхние пуговицы. Он стал еще выше? Или ей кажется? Мягкая улыбка на его полных губах была такой манящей... Бумаги из ее рук полетели то ли на стол, то ли на пол. Она подбежала к нему так быстро, что он успел только чуть прийти в себя и закрыть дверь. Кажется, она просто подпрыгнула, и его руки поймали ее талию. Обвить руками его шею, накрыть его губы своими, уже раскрытыми жадно, и целовать, целовать, целовать... Он держит в своих руках и ничто не мешает ее ногам обвиться вокруг его талии. - Я скучала. - Шепчет она, ненадолго прерывая поцелуй. “Я заметил” – думает он, внося ее в комнату. Кровать должна быть близко, он просто ставит ее туда, и его лицо теперь на уровне ее груди. Ему кажется, или под халатом действительно ничего нет? Пояс развязан, и – да, не кажется. Ее грудь ничем не прикрыта и так доступна. Черт, как удобно все это устроено. Как удобно, что можно зажать сосок губами, лаская при этом языком. Он тоже скучал. По этому запаху, по рукам, сминающим его пиджак, по тихим “Оооо” - это пока еще не стоны, но стоны тоже скоро будут. Внизу живота становится жарко, и тесно, и он весь в предвкушении... - И давай на этот раз ты не будешь метить меня засосами, - ее голос стал ниже, слова как будто с трудом ей даются. - Или? - чтобы говорить, надо оторваться от ее груди. Но оно точно будет того стоить. - Или сделаю тату “я не твоя”. - Интересное предложение. А где сделаешь? - Там, где снова сбрею розовые волосы. Ой, ну ты сама напросилась. Он поднимает лицо вверх, улыбается дьявольски, в голубых глазах пляшут черти, и произносит: - А давай. И тут же ставит засос. Место на этот раз выбирает незаметное - все равно через неделю после их последней встречи светская хроника оповестила о разрыве Триш Уны и сына-мэра-Венеции. С тех пор официально рядом с ней никто не вертится, а если и существует кто-то на правах маленького грязного секрета – пусть им и остается. - Сделай это, Триш. - Одна рука сжала ее грудь, перекатывая сосок между пальцами. - Можно прямо сегодня. Я сам отведу тебя в салон. Только тебе ведь придется почаще показывать мне это тату, иначе ведь я забуду, что ты-не-моя, правда? Но это даже не главное... Глядя на то, как ее лицо становится из непонимающего яростным, он скользит рукой ниже, проходится по розовым волосам и ныряет между ее ног. Там тоже нет белья – и, Боже, как это прекрасно. Вторая рука по прежнему обнимает ее за талию и прижимает близко к его телу. Положение достаточно неустойчивое, Триш должна думать о том, как не упасть и хвататься за Джорно, но при этом его хватка достаточно сильная, что бы она не могла ничего изменить. - ... главное, что любой парень, который увидит тебя голой – примет эту надпись на свой счет. И тебе придется каждому объяснять, что есть на свете такой Джорно Джованна, которому ты настолько не принадлежишь, что даже сделала тату персонально для него. Либо есть еще один вариант... Два, нет, все четыре пальца входят в нее. Она уже мокрая и горячая, и непонятно, с чего бы это, но потом разберемся, а сейчас пятый палец раздвигает складки ее тела, ища ее главную эрогенную зону. -... до конца жизни трахаться только со мной. А дальше, как только Триш находила слова для ответной колкости и открывала рот, он просто чуть усиливал давление большого пальца, и она могла издать только глухой стон. Все остроумные фразы разом забывались, хотелось просто упасть уже на кровать и извиваться под его руками. Наконец, она оставила попытки выдать достойно ответить и сделала это в высшей степени недостойно - застонала, уже вообще не сдерживая себя. О, эти стоны... Самое дурацкое во всей эстрадной карьере Триш было то, что Джорно, хотя и уважал ее успехи, вообще не любил ее песни. Гвидо, кажется, они нравились. Жан-Пьер был не против слушать любой милый женский голос, хоть бы он объявления на вокзале зачитывал. Паннакотта сдержанно называл песни Триш “коммерчески успешным продуктом”. В общем, Джованна не любил ее песни, но обожал ее стоны. Если бы вот их записать... это был бы его потрясающий трек. Хит на все времена. Вряд ли бы у него была хорошая ротация на радио, но его бы точно знали все. Любили все. Некоторые, возможно, любили бы особенно часто - каждую ночь. По несколько раз. Черт, ему бы пришлось скупить весь тираж и выкупить авторские права. Надо будет уговорить ее заняться сексом в студии звукозаписи. Обязательно. Когда-нибудь потом... А сейчас... Кажется, он хотел поговорить с ней. Точнее, он был уверен, что это Триш нужно поговорить с ним. Прежде она часто (слишком часто) пыталась выяснить отношения, а теперь находилась несколько месяцев в макимально подвешенном состоянии, не получала от него вообще ни одного звонка или сообщения, и все, что он от нее слышит - “я скучала” и “не оставляй следов”? Не похоже на нее. Хотя... какая, к черту, разница, если она окончательно обмякла в его руках, простонала в другой тональности, она... кончила? Сколько времени прошло? Он не засекал, даже и не думал, но похоже, это был самый стремительный оргазм в его практике. Он осторожно выпустил ее на кровать, и Триш на спине отползла к изголовью, откинулась на подушки, развела ноги, обнажая себя всю совершенно непристойным образом и произнесла: - Иди ко мне. Она не приглашала полежать, потом возобновить ласки, потом продолжить. Она приглашала сразу войти в нее. И это было странно. Они оба знали, что ей нужно время, что она не может сразу перейти к новому раунду, начнет сохнуть, появиться дискомфорт - словом, все должно идти в определенном порядке. А сейчас она вообще игнорирует эти особенности. Сильное возбуждение “ни с чего”. Рекордное время достижения оргазма. Интерес только к сексу. Чрезмерный интерес к сексу. В ком дело? Нет, даже, не так - в чем дело? - Триш, чем ты накачана? - Джорно старался говорить это максимально спокойно, и его голос получается совсем чужим. Самое поганое, действительно самое поганое – его возбуждение никуда не пропало. Оно усилилось.