Не один шаг

Маркиз проснулся от прикосновения чьих-то тонких пальцев к своим волосам. Это было весьма знакомое впечатление, однако... лишь одна женщина в мире делала это так заботливо. Его мама. - Mon poulet, - невольно сорвалось с уст француза. Это было прозвище, которым он называл свою мать... даже в ее последний день. Да, это было странно, и, быть может, даже несколько нелепо и глупо, «poulet» было первым словом маленького Мари. Именно поэтому прозвище так крепко привязалось к его матери. Именно в это короткое «poulet» укладывалось спокойствие, нежность и легкое дуновение счастья. Лафайет открыл глаза и еще несколько мгновений всматривался в лицо Маргариты. - Так ты становишься похожей на мою мать, - вновь сомкнув веки и наслаждаясь прикосновениями к своим кудрям, негромко произнес он. Нет, ему не хотелось жалости или же драматичности. Ему не хотелось сделать комплимент. Нет. Просто ему хотелось сказать то, что он чувствует, тем самым поблагодарив девушку за вновь испытанные ощущения. Внезапное пробуждение Лафайета заставило Маргариту остановиться и неловко одернуть руку от волос парня, заливаясь румянцем. До ума медленно доходило, что такие действия могли раздражать, злить или же попросту поставить француза в тупик. Однако следом последовала фраза, которую Пегги абсолютно не ожидала услышать и которая стала неким сигналом к продолжению. - Хах, - из груди вырвался сдавленно-удивленный смешок, - теперь, когда встречу твою мать, первым делом подумаю об этом, - девушка слегка ухмыльнулась. Она продолжала медленно перебирать пушистые волосы, попутно изучая лицо полудремного друга. Хоть он и выглядел болезненно, вместе с этим слегка нелепо. Жар отразился на его внешнем виде румянцем и легкими мешками под глазами. Хоть черты были несколько схожи с теми, когда Жильбер напивался, однако смотрелись совсем по-другому. - Не встретишь, - невольно вырвалось у француза, после минутной паузы и абсолютной тишины. Приятные воспоминания в голове сменились более серыми, тусклыми и...трагичными, пропитанными страхами ребенка. - Я говорил...Я имел ввиду свою родную маму, - чуть тише и сбивчивее добавил он, неожиданно для самого рассказывая самое сокровенное, самое дорогое, самое тайное. Он не говорил о своих биологических родителях даже со своими самыми близкими друзьями, а тут...решил открыться Пегги... Быть может, от того, что она ему столь же дорога? Неожиданно широкая улыбка вновь появилась на лице Жильбера: - Она точно так же перебирала мои волосы, когда я не мог уснуть, или же когда мне снились кошмары, - пояснил Лафайет, взглянув на Маргариту. - Это всегда успокаивало. Я думал, что никогда уже и не испытаю подобного, но... Кажется, в момент откровения Жильбера Пегги на секунду замерла и выпала из реальности. Кто-нибудь вообще мог подумать о том, что этот парень называет «мамой» и «папой» людей, которые таковыми не являются? Вот и Маргарита о таком не догадывалась. Однако уже через мгновение она собралась и, как ни в чем не бывало, продолжила слушать друга. Ему сейчас наверняка и без того сложно об этом говорить. Понимание того, что так француз возвращается в детство, давало Маргарите толику надежды, что от этих несложных махинаций с его волосами она сможет немного поддержать Мари. - Твои родители... Что с ними случилось? - любопытство взяло вверх над остальными мыслями и Скайлер, неожиданно для себя самой, спросила неудобный вопрос, о чем сразу же пожалела и уставилась на Лафайета несколько испуганным взглядом. Еще несколько мгновений Мари молча смотрел на девушку. И вновь он собирается сказать то, что до этого никому не было известно. - Мой отец умер еще до моего рождения, поэтому я знал его только по фотографиям, которые сохранились в нашем доме, - француз взял небольшую паузу, - Мы жили в доме дедушки, отца моей матери. Все было как...как в какой-то параллельной реальности, словно все было окутано какой-то дымкой, точно это не настоящий мир, а вовсе сказка, - вспоминая детство, продолжал Жильбер, а затем, собираясь сказать главное, едва заметно выдохнул. - Когда мне было тринадцать, мама серьезно заболела и буквально за два месяца все ее жизненные силы иссякли. Для деда это было серьезным ударом, я полагаю, поэтому его не стало через неделю после смерти мамы, - еще один вздох. - Ну и вскоре мои новые... нынешние родители забрали меня в Америку. И зачем только Маргарита полезла в это? В голове творился абсолютный хаос из мыслей, как и в груди из эмоций. Девушка молча убрала руки и потерла ладонями глаза. Она не плакала, нет. Этот жест был для того, что бы немного собраться. После она положила их на колени, сильно сжимая кулаки, и уткнула виноватый взгляд в пол, закусывая губу. - Прости... - на выдохе произнесла Пегги, - я... Ты не голоден? Скоро надо будет лекарства принимать... - ретированно продолжала она, не смея поднимать взгляд на друга. - О, нет-нет, я не...Все в порядке, правда, - сбивчиво ответил француз на извинения Маргариты, и потянулся было до ее руки, дабы этим жестом лишь больше уверить ее в только что сказанных словах, однако что-то остановило его. - Нет, спасибо, я не хочу есть, - ответил Жильбер и был весьма честен. Сейчас ему совсем не хотелось есть. Последовала еще одна небольшая пауза. - Ты и без того уже очень много времени потратила на меня, - чуть улыбнувшись добавил Лафайет. - И вообще, ты же, получается, тоже с пар ушла. Как нагонять будешь? - поинтересовался он. - О чем ты, мы намного больше времени тратили в клубах и за приставкой, пару часов в компании больного француза мне не в тягость, - с усмешкой ответила Скайлер, - О себе бы лучше позаботился, - Пегги вновь потрепала тёмные кудряшки, - все нормально, я обычно быстро схватываю материал. Однако Маргарита уже предвещала тяжёлые вечера, заканчивающиеся около двух часов ночи. Хоть она и не соврала, и изученное довольно быстро доходило до неё, последняя тема выдалась непривычно тяжёлой на подъем. Так ещё и являлась фундаментом для последующей учебной программы, так что усвоить её надо было в любом случае. В комнате, где не было ни одного включенного источника света, постепенно начинало темнеть, что заставило девушку всерьез подумать об отправке домой. Она перевела заботливый взгляд на Мари: - Тебе хоть немного лучше? - Определенно, - мило улыбнулся Жильбер, вставая с постели и бросив взгляд в окно, - жалко Вам об этом сообщать, леди, но Вам следует возвращаться домой. Во имя Вашей же безопасности, лучше проделать этот путь пока полностью не смеркалось, - иногда, в качестве шутки и старой привычки, Мари настигал деловой стиль, с которого начиналось его общение с Пегги. От таких речей веяло теплыми воспоминаниями, которые он бережно хранил в своем сердце. В ответ Маргарита слегка посмеялась: - Думаю, вы правы, месье, - после чего встала на ноги и побрела к выходу, по пути захватив с дивана свой рюкзак, значки которого она сумела отыскать и прицепить обратно на положенное место. За девушкой проследовал и Лафайет, накинув на плечи одеяло. Когда было время уже покидать квартиру француза, Скайлер внезапно замешкалась на пороге, оборачиваясь на парня: - Ты точно знаешь, какие и когда лекарства следует принимать? – спросила студентка и, не дождавшись ответа, продолжила, загибая поочередно пальцы, - VicksNyQuil SevereCold & FlyRelief- 3 раза в день, можно без приема пищи, Аспирин – утром и вечером после еды, с Sudafed будь аккуратней! И… - Пегги, все нормально, я разберусь, - прервал жестом и интонацией Мари, прикрыв глаза и улыбнувшись. Маргарите ничего не оставалось, кроме как вздохнуть и на слово поверить другу, надеясь, что ей и вправду не стоит все разъяснять. - Следи за температурой. Если выше тридцати семи и пяти – не вздумай идти на занятия! Специально проверять буду, – пригрозила она, не сомневаясь в своих словах. - Mon ami, успокойся… Я даже не подумаю тебе перечить! – усмехнувшись, произнёс парень, вскидывая руки. В последний раз вздохнув, Пегги отворила дверь позади себя и почти вышла за порог. Мари хотел было уже попрощаться, как девушка остановилась, странно переминаясь с ноги на ногу. - Что такое? – приподнял он одну бровь, перед тем, как Скайлер развернулась, и он смог увидеть ее порозовевшие скулы. В следующее мгновение он почувствовал прикосновение губ Пегги, которой пришлось буквально встать на носочки, чтобы дотянуться до его щеки, что сразу стала еще более красной, превращая его в помидорку. - Пока… - проговорила подруга, отстраняясь и смущенно улыбаясь. И только когда она спешно развернулась и пошла прочь, Лафайет, стоя в дверях, одной рукой придерживая одеяло на плечах, глупо улыбнулся и ей вслед ответил: - Пока.