На память
5 сентября 2018 г. в 17:39
— И надолго ты уезжаешь в Америку? — негромко спросила Усаги, не поднимая на Мамору глаз.
— Сначала на год, — также тихо отозвался он. — А потом… как пойдёт, — слегка улыбнулся ей Мамору.
Усаги кивнула, все ещё не осмеливаясь посмотреть на него.
— Понятненько, — кивнула она, чувствуя, как где-то в глубине души что-то неприятно ёкнуло и заныло.
Не хотелось почему-то отпускать его в какую-то далёкую непонятную страну, о которой Усаги только слышала, но никогда не была в ней. Да и не особо её туда тянуло — в родной Японии и сердце радуется, и думы думаются. И что этот противный мальчишка нашёл в Штатах, что так рвался туда?
Они медленно шли по улицам Токио: так вышло, что в «Короне» случилась небольшая проблемка, из-за которой Мотоки пришлось её закрыть до вечера, а потому Мамору и Усаги пришлось покинуть заведение. Почему-то расходиться не хотелось, хоть и разговаривали они на повышенных тонах. Что-то не давало Усаги уйти, гордо задрав нос, и вскоре она поняла, почему. Мамору внезапно, но тихо сообщил, что улетает, и это острой болью застряло в сердце Усаги, от чего солёные слёзы неприятно щипали глаза.
— Наверное, ты давно мечтал об этом — и вот, мечта твоя осуществилась, — проговорила Усаги, натянуто улыбнувшись, но украдкой вытерла влагу со щёк.
Они остановились на большом мосту. За спиной гудели машины, а внизу мерно дрожала тёмно-синяя вода. Мамору облокотился о перила, а Усаги дрожащими пальцами вцепилась в холод металла, стараясь не навернуться на трясущихся на ногах и не упасть.
— Знаешь, на самом деле нет, — наконец ответил Мамору.
Прищурившись, он глядел куда-то вперёд, и ветер нещадно трепал его тёмные волосы. Сглотнув комок в горле, Усаги удивлённо на него посмотрела.
— Нет? Почему?
— Ну, моя основная мечта заключается в другом. Настоящее счастье — не в количестве высших образований или денег, по крайней мере, для меня, Оданго, — он перёвел взор на Усаги, и она отчего-то смутилась. — Я полечу, потому что мне это интересно. Но вовсе не из-за того, что с детства мечтал там учиться, нет.
Усаги слегка наклонила в бок голову, прищурившись от сильного ветра, что царапал глаза.
— А какая она — твоя мечта?
Мамору какое-то время молчал, внимательно изучая её лицо, потом посмотрел вниз, в собственное расплывчатое отражение. Усаги уже успела подумать, что зря она это спросила и что он сейчас ей вообще ничего не ответит, но Мамору вскоре заговорил, заглушая её мысли:
— Я никогда не знал тепла родителей, не помню улыбки матери и объятий отца. Я хочу, чтобы у меня была семья — пускай не такая, какая была, но зато я буду знать, что кто-то ждёт меня дома просто потому, что я есть, а не отдать конспект или пригласить на ненужную мне вечеринку.
Он снова поднял на неё голову, и Усаги поняла, что буквально тонет в этих синих, таких пронзительных, но печальных глазах. Она негромко выдохнула сквозь стиснутые зубы, сильнее сжала перила руками, но всё же нашла в себе силы ответить ему.
— Хочешь… я буду тебя ждать? — тихо спросила Усаги, не отводя от него взора. — Ну, чтобы у тебя был повод вернуться домой из твоей Америки?
Она робко смотрела на Мамору и чувствовала, как пульс слишком сильно стучал в висках, заглушая её мысли. А когда Мамору выпрямился и повернулся к ней — сердце совершило кульбит, и Усаги сильнее сжала пальцами прохладный металл, словно просила его, чтобы даровал ясность разуму.
Мамору неожиданно улыбнулся.
— Я… Буду очень рад, если… Ты будешь ждать меня, — негромко произнёс он.
У Усаги как будто камень с души спал: вот так вот сразу — раз — и стало легко-легко, что она готова была взлететь. За спиной как будто бы раскрылись два сильных крыла, готовых через секунду поднять её в воздух. Усаги заливисто рассмеялась, отпуская перила.
— Тогда… давай сделаем фото на память, чтобы ты всегда помнил об этом? — осторожно предложила она, нащупывая в кармане юбки телефон.
Мамору убрал с глаз надоедливую челку и, резким движением притянув не ожидавшую подобного Усаги к себе, улыбнулся:
— Тогда нам стоит сделать не одно: чтобы эта память была у нас обоих…