Illicit

      После нескольких неудачных попыток, Хосоку все же удается разгадать шифр, вводя в поле для пароля слово «Canary». Самодовольно улыбаясь и, чувствуя себя победителем, который вот-вот докопается до правды. Хочется ли ему этого? Если честно, то Хосок думать об этом не особо желает, купируя любые сомнения моментально. Система односложно приветствует Хосока, пуская его под именем Ким Намджуна, что дает ему допуск к огромной библиотеке файлов. Намджун по статусу был выше Хосока. Теперь. Какое-то время назад, будучи одним из самых лучших действующих агентов, имя Чон Хосока было у всех на устах, пока в один момент, все это у него не отобрали. Пришедший на него отчет, раскрыл его деяния не с самой лучшей стороны, была вытащена подноготная, которая зарыла карьеру агента Чон Хосока в могилу. Он был разжалован до аналитика, чья задача теперь перепроверять информацию, создавать отчеты и следить за статистикой. Работа явно не пыльная, отчасти даже спокойная, не имеющая ничего общего с риском. Но это не то, что хотел Хосок. Ему не хватает адреналина, как воздуха. Азарта, который он испытывал каждое задание и жажду поймать преступника. Да, порой его методы были жестоки, бесчеловечны, а если он вел допрос, то обычно крови было много. Но из-за этого он чувствовал себя живым, нужным, великим. Свое превосходство он вальяжно демонстрировал другим, и не важно, это был коллега или подозреваемый. А теперь ему приходится, как последняя крыса, заходить с чужого профиля, чтобы получить доступ к нужной информации. Взгляд Хосока падает на постоянные мелькающие черные полосы, которые перечеркивают половину биографии Ким Тэхёна, что задачу явно не облегчает, но спустя десятки минут ознакомления с огромным потоком информации, Хосок натыкается на следующую запись: «Ким Тэхён был задержан на митинге 22.06.2018 года при попытке сопротивляться аресту. Принадлежность к организации ДОН — подтверждена. Должность — неизвестно, но предположительно информатор. Ким Тэхён был отпущен под залог 25.06.2018 года. На судебное слушание не явился. Находится в розыске.» Дальше идет перечень смазанных фотографий, которые были сделаны в различные временные периоды, и еще пара заметок о предположительном местонахождении Тэхёна. Как оказалось, ищут его уже давно, но найти не могут. А Чонгук, который встретился с ним в кафе, вел непринужденный разговор, будто перед ним совсем не преступник сидит. В голову Хосока закрадываются очень неприятные сомнения, которые так не хочется подтверждать, но по итогу факты берут свое. Или Чонгук действительно переметнулся на чужую сторону, либо ведет игру в одиночку, пытаясь раздобыть еще больше информации. Прижимать его сейчас не хотелось, но Хосок внезапно чувствует…разочарование. Оно горькое, тягучее, как самое мерзкое лекарство от горла. Человек, которого он считал другом, которому доверял долгие годы, теперь поступает так? Это настолько отвратительно, что Хосоку кажется, что у него дыхание спирает, будто об измене только что узнал. И ощущение злости, которая мешается с невыносимой болью, провоцируя слезы. Но Хосок плакать не будет, он не будет раскисать, опуская руки. Если Чонгук выбрал свою сторону, если он расставил приоритеты именно таким образом, то Хосоку пора сделать свой выбор тоже. Шмыгая носом, он пролистывает еще несколько файлов, пока в его кабинет не врывается Намджун. На его лице злость, даже бешенство, и Хосоку на пару секунд становится страшно из-за чего он выходит из чужого профиля не сразу. Благо удается спрятать испуганный взгляд за монитором компьютера, но руки предательски трясутся. Намджун, как тайфун, за пару шагов достигает Хосока, и от него веяло агрессией, опасностью и безумием. — Раздевайся и залезай на стол, — командует он, попутно расслабляя галстук на своей шее. — Ч…что…э… — запинается Хосок, абсолютно не понимая, что происходит. За этот короткий промежуток времени он успел себя похоронить, думая, что система каким-то образом сработала, говоря о том, что был несанкционированный вход под профилем повышенной безопасности, но оказывается, что это все его страхи. Кажется, пронесло, и Намджун пришел за совершенно другим. — Не заставляй меня повторять, — все так же грубо говорит Намджун, и в какой-либо другой ситуации Хосока бы это завело с полоборота, он бы уже на коленях стоял, позволяя делать с собой все, что вздумается, но только не сейчас. Сейчас Хосок уязвим, его, кажется, лучший друг предал, и хочется ласки, объятий и спокойствия, а не этой грубости и животной страсти. И внезапно, совершенно этого не желая, Хосок вспоминает о Чимине. О том, какие у них были отношения. Пускай Чимин эмоционален и подвержен порывам, как и сам Хосок, но у них была та невидимая связь, позволяющая чувствовать друг друга на клеточном уровне. Любые перепады настроения, тоскливые взгляды, все это помогало им понимать друг друга без слов. Пускай Хосок часто говорит о том, что теперь он с Намджуном, который трахается просто отлично, но он умалчивает об одной очень важной вещи. Хосок скучает по Чимину, по его чувственности, по его понимающему взгляду, по его поддержке. Поскольку Намджун весь в работе, буквально зарыт в ней, они с Хосоком чаще всего видятся или за обедом и то проводят его в молчании, либо в общей постели. С такими отношениями очень легко сбиться со счета когда последний раз они просто выходили куда-то погулять. Намджун уже стягивает с себя пиджак, швыряя его куда-то в сторону, пока Хосок лениво встает со своего места, перебираясь со стула на стол. Поганое чувство зарождается где-то внутри, а грустный взгляд Хосока просто-напросто игнорируется, Намджун за пеленой неведомой ненависти не видит, что сейчас переживает его партнер, какие муки совести его тревожат. — Может, объяснишь, что случилось? — интересуется Хосок, понимая, что возможно, им удастся поговорить. — Просто у нас очень тупое начальство, — коротко отвечает Намджун, закатывая рукава рубашки, пока Хосок нехотя снимает темно-синий пуловер с себя. И он прекрасно знал, что эта злость, вызванная начальством, сейчас будет вымещена на нем. И если бы настроение позволяло, то Хосок весь трепетал внутри, понимая, что сейчас будет происходить, как холодная кожа ремня будет касаться его ягодиц, как сладкая боль будет причиной стонов, как ему заткнут рот галстуком, чтобы не выдал того, что происходит за закрытыми дверьми. Все это Хосок любил. Но не сейчас. А отказать Намджуну он не мог, потому что это все равно не имело бы никакого смысла. — Может, мы просто поговорим? — настаивает Хосок, хватая Намджуна за руку и притягивая к себе. Он жмется к его груди, вслушиваясь в стук сердца, ощущая человеческое тепло, по которому успел истосковаться, но в ответ Хосок не получает должной заботы, а сталкивается с холодом суровых реалий. — Хосок, у меня нет времени на разговоры. Я хочу трахаться с тобой, — и как всегда, Намджун груб и властен, только из-за одного его взгляда мурашки по коже пробегают, то ли от приятного волнения, то ли от животного страха, а возможно все вместе. Но Хосок не хочет грубостей сейчас, однако ему приходится подставить лебединую шею под поцелуи и укусы, которые Намджун любил оставлять. Все это было похоже на пытку, когда человек, которого Хосок когда-то хотел, кажется отталкивающим. Приходится фальшиво стонать, когда чужие пальцы вплетаются в волосы, оттягивая голову назад. Больно. Неприятно. Противно от самого себя. — Что с твоим расследованием? — внезапно спрашивает Хосок, пытаясь хоть как-то это все остановить. К Намджуну он относился положительно, испытывал страсть, влечение, доверие, и так не хочется делать из него того, кто может разрушить эти отравляющие отношения. По факту, Хосок зависим от него, он хочет такого отношения к себе, когда партнер четко расставляет границы и не хочет ни с кем делить, но только не в этот вечер. — Боже, ты действительно хочешь сейчас об этом говорить? — недовольно бурчит Намджун, отрываясь от шеи. — Да, хочу. Я хочу знать, как идет расследование. — Плохо, Хосок. Единственный свидетель не может составить фоторобот, но он все еще находится под программой защиты про протоколу. Бесполезная трата времени, — поняв, что секса явно сегодня не будет, Намджун натягивает обратно пиджак, а недовольное лицо говорило о многом. — Они не хотят мне давать больше ресурсов, говоря, чтобы я работал с тем, что есть, но это невозможно. — Ты ведь превосходный специалист, возможно, они верят в то, что ты найдешь что-то и придешь к успеху? — подбадривает Хосок, на что получает суровый взгляд в ответ. Видимо, Намджун рассчитывал не на такую поддержку, поэтому буркнув что-то обидное, быстро ретируется из кабинета, не желая дальше продолжать разговор. В тот вечер ноги сами привели Хосока к подъезду Чимина. Кидая взгляд на знакомое окно, где горел свет, приятное чувство ностальгии заполняет каждую клеточку тела, заставляя чуть быстрее дышать. Докурив сигарету, Хосок использует запасные ключи, которые так и не отдал Чимину, но он уверен, что бывший партнер успел сменить замки в своей квартире, чтобы оградить себя от неприятных ситуаций. Несмотря на свое невыносимое поведение на работе, Хосок все же специально не демонстрирует свои отношения с Намджуном Чимину, он даже наоборот пытается хоть как-то с ним заговорить, подсознательно желая примирения. Но видимо, оно не светит, потому что Чимин настроен крайне враждебно. Рискуя всем, Хосок стучится в дверь, а в голове аж трещит от сильных ударов в набат, и ладони предательски потеют. Что он делает? Неужели настолько в подавленном состоянии, что приползает к бывшему за успокоением. Хосок точно сходит с ума, точно обезумел, если стоит, как вкопанный перед знакомой дверью. Ожидание слишком долгое, и Хосок уже собирается уходить, как замок в скважине поворачивается, являя ему Чимина. Такого домашнего, уютного, родного. Он был одет в безразмерный свитер с широкой вязкой, в домашние спортивные штаны и тапки с утками. — Хосок? — удивленно спрашивает он, поправляя большие очки в диоптриями. — Я…я…, — животный страх слишком велик, и заикание от волнения происходит само собой, выставляя Хосока таким дураком. — Что ты тут забыл? — враждебно настроенный Чимин явно гостеприимством не блещет, ему до сих пор больно из-за того, как с ним поступили, а сейчас видеть объект своей боли просто-напросто невыносимо. Хосок понимал все риски, на которые шел, явившись сюда. И подступающая тошнота из-за нервов тому прекрасный пример. Будто невидимая костлявая рука обхватила шею Хосока, делая его невероятно беспомощным и уязвимым, и поддавшись эмоциям, он пришел к Чимину от безвыходности. — Ты мне нужен, — на выдохе произносит Хосок, смотря прямо в глаза. Да, это было сложно, особенно видя перед собой хозяина квартиры, который явно не был рад нежданным гостям. — А ты мне нет, — грубо отвечает Чимин, и Хосок чувствует, как тупой нож режет его сердце. Так больно и так кроваво, — ты сделал свой выбор тогда. Нам не о чем с тобой разговаривать, — Чимин бесцеремонно закрывает перед Хосоком дверь, чтобы не продолжать этот разговор, и скатывается вниз прямо на пороге. Почему он все еще страдает по нему? Почему так сложно взять и разлюбить человека, который ушел к другому, даже не ценя то, что ты делаешь в отношениях? Чимин ощущает, как влага на глазах появляется, а ком застрял в горле, что так противно царапает его. Хотелось бы наложить мораторий на чувства, стереть Хосока из памяти, но он все еще является таким ярким и живым воспоминанием, что порой, Чимину кажется, что он чувствует его губы на своих через пелену дремы. «— Меня точно туда пустят? — сомневается Чонгук, когда Юнги ведет его по направлению к своему любимому андеграундному бару «Бейрут». — А почему не должны? — у Юнги приятная улыбка, заставляющая Чонгука следовать за ним по пятам, что он сейчас и делает. — Насколько мне известно, там обитают только творческие личности, у которых есть особый пропуск. Думаешь, я буду вписываться во всю вашу тусовку? — Чонгук всегда был не от мира сего. Порой ему казалось, что он не принадлежит ни одной социальной группе, потому что просто-напросто не знает, куда ему стоит податься, чтобы чувствовать себя в своей тарелке. Еще в школе у Чонгука были проблемы с социализацией, он поменял огромное количество кружков, но так и не смог вписаться ни в один коллектив. Теперь страх, что придется быть лишним, стоя в стороне, усиливается с каждым шагом. — Мы же уже были там на нашем первом свидании. — Да, но тогда это был обычный рядовой бар, куда ходили все, а теперь элита. — Ну брось, Чонгук, — Юнги нежно целует его в уголок губ, прежде чем открыть дверь в бар. Там было шумно и людно. А еще богемно настолько, что ощущение, будто погружаешься в какую-то запретную жизнь, которая раньше не была доступна. Это настолько шокирует, что у Чонгука рот открывается от восторга. Играла приятная музыка, причем не громко, как бывает в обычных барах; присутствующие неторопливо беседовали друг с другом, помешивая авторские коктейли черными тонкими соломинками; еще кто-то собрал вокруг себя небольшую толпу, зачитывая свеже написанное стихотворение. С последнего визита бар действительно изменился, Чонгук подметил дизайн в минималистическом скандинавском стиле, где преобладали серо-белые тона, при этом интерьер не выглядел уныло, он наоборот привлекал своим тонкими дизайнерскими решениями. Вокруг бара небольшая толкучка, все хотят попробовать новый гранатовый коктейль с водкой, но вот Юнги не торопится стать частью этой толпы, а здоровается со всеми знакомыми, не забывая представить Чонгука. В определенных кругах имя Мин Юнги на устах, потому что он является довольно-таки востребованным графическим дизайнером, чьи работы несколько раз были удостоены различный премий, как по стране, так и за ее пределами. Порой Чонгук задумывается, что такой талантливый и уникальный человек нашел в нем. Может работа Чонгука по-своему интересна, но опасна, это не отменяет тот факт, что он находит себя скучным собеседником, не имеющим никаких выдающихся черт, как Юнги. Усаживаясь за один из самых дальних столиков, до куда лишь обрывками долетали фразы поэта, все еще читающего свое творение, Юнги и Чонгук обмениваются взглядами, пробуя новый гранатовый коктейль. — Я не просто так сюда тебя позвал, — признается Юнги, отрываясь от напитка. — М? — Чонгук слушает внимательно, мысленно приготавливаясь к самому плохому, как обычно любит это делать, чтобы в случае негативных новостей, падать было не так уж и болезненно. — Я хочу, чтобы мы начали жить вместе, — эта фраза, как гром среди ясного неба, такая же внезапная. Чонгук давится своим коктейлем, не веря ушам. — П-прости, что? — и не то, чтобы он был против, наоборот. От такого предложения у Чонгука внутри все затрепетало и ощущение, будто он попал в одну из своих мечт, которые когда-то казались слишком далекими. Расплываясь в смущенной искренней улыбке, Чонгук на пару минут дар речи теряет, чтобы не завизжать, как какая-то фанатка при виде любимой знаменитости. Юнги. Хочет. Жить. С ним. И это не сон, это реальность, которая происходит прямо сейчас. Чонгук был уверен, что Юнги слишком хорош для него, что он не тот человек, который готов связать свою жизнь на долгое время с таким, как он. В его понимании творческие люди лучше сходятся вместе, и Чонгук был готов, что в конечном итоге Юнги уйдет к какому-нибудь миловидному художнику или скрипачу из местного оркестра. — Да-да-да, я согласен, — наконец-то придя в себя от такой новости, лепечет Чонгук, все еще улыбаясь во все тридцать три зуба. Он просит Юнги ущипнуть себя, чтобы убедиться, что это не сон. Юнги щипает и довольно-таки больно, на что Чонгук бормочет «ау», но улыбаться не перестает. » От хаотичного сна Чонгука пробуждает ночной телефонный звонок, а на другом конце провода, как оказалось, был Тэхён, звонящий с одноразового номера. Перед тем, как ответить, Чонгук задумчиво проводит рукой по подушке Юнги, чей запах все еще она хранила, понимая, что каждый раз, пробуждаясь, он хочет, чтобы пропажа любимого человека было лишь кошмаром. Но из раза в раз Чонгук сталкивается с холодными реалиями, вновь и вновь разбиваясь о скалы сурового мира. Протирая глаза, Чонгук наконец-то берет трубку, протягивая заспанное и хриплое «слушаю». Тэхён, как всегда не многословен. Говорит четко и по делу, не размениваясь на сантименты и извинения, что разбудил в три часа. Действительно, кто спит в такое время суток. Все еще не отошедший ото сна Чонгук, понимает, что единственное, что от него хотят — это явиться завтра на заброшенную фабрику, где Тэхён познакомит еще с одним внедрившимся в правительство шпионом. По его словам, он работает там долго и еще ни разу не подвел, поэтому доверять ему можно на все сто процентов. Пробурчав согласие в ответ, Чонгук сразу кладет трубку, отрубаясь мгновенно. Ему вновь снится Юнги, его чувственные губы и такой манящий взгляд, которому хочется лишь подчиняться. Даже во сне Чонгук скучает по Юнги, тонет в этой боли, раз за разом позволяя невидимым жгутам обвить его шею, чтобы задохнуться от безвыходности. На улице промозглый дождь бьет в лицо, пока Чонгук добирается до заброшенной фабрики в семь утра. Идеальное субботнее утро, когда хочется подольше полежать в кровати, наслаждаясь теплом, а не перелезать через разбитое окно внутрь. Фабрику прикрыли после нераскрытого преступления, когда двух девушек нашли в баках с водой на крыше. Все, где был причастен к этому делу имели алиби, а убийца слишком идеально замел следы и остался не пойманным. Теперь это место частая обитель наркоманов и бомжей, сирот и диких кошек да собак. Практически все оборудование со временем либо вывезли, либо разворовали, сдав на металл, и теперь фабрика похожа на один огромный, покрытый пылью и плесенью амбар, где эхо гуляет от любого шороха, а уукание птиц, что свили гнездо под крышей, раздается по всему помещению. Чонгук ступает по холодному бетону, оставляя за собой следы на грязном полу, взглядом ищет Тэхёна, с которым договорился встретиться при входе блока А. Там его уже ждали, и скинув капюшон, намокший от дождя, Чонгук холодно кивает. — Это замечательно, что ты смог прийти вовремя, — начинает Тэхён и замечает, как его собеседник недовольно закатывает глаза, про себя подмечая, что теперь это будет проскальзывать в каждом разговоре. — И тебе доброе утро, Тэхён, — говорит он, следом ступая по незнакомому помещению. Блок А немного отличался от всего здания фабрики, видимо здесь по большей части были комнаты персонала и кабинеты начальства, в один из которых они зашли. Там не было окон, и место было более-менее обжито. По крайней мере не пыльно, но запах сырости все же присутствовал. Чонгук замечает силуэт, который скрючился за компьютером и что-то быстро печатал, рука незнакомца, сидящего спиной, тянется к очередному энергетику, шумно его открывая. — Мы вернулись, — начинает Тэхён, огибая стол. — Ну наконец-то, я уж думал, что вы там заблудились, — и голос Чонгуку кажется до ужаса знакомым, слишком знакомым, едва ли не родным, и когда незнакомец поворачивается, то у Чонгука челюсть с полом встречается от такого неожиданного поворота. — Чимин? — не верит своим глазам Чонгук. Он шокирован и в панике из-за того, как такое вообще возможно. Разве Чимин всем своим видом не показывал насколько он лоялен к правительству, насколько он готов служить ему, что может заложить любого, если заподозрит. — Нет, святой дух, — язвит он, отпивая химозного энергетика, чтобы оставаться в сознании. По его виду можно было сказать, что из-за чего-то явно всю ночь переживал — глаза красные, а лицо опухшее, но Чонгук делает вид, что ему не интересно состояние своего коллеги. Его больше интересует какого черта Чимин тут делает, а в принципе это и спрашивает. — Какого черта, Чимин? — Наше государство — отстой, — коротко и ясно, вообще вопросов не остается, но только не у Чонгука. Он собирается провести допрос, чтобы понять мотивы такого поступка. — Я это знаю, спасибо. Но что именно ТЫ делаешь тут? Как же твоя работа на правительство? Недовольно вздохнув, Чимин полностью разворачивается к Чонгуку на старом офисном стуле, чтобы поведать свою историю. Конечно, мало приятно понимать, что твой коллега оказался кротом, но и сам Чонгук далеко не святой, если так поступил. Теперь встает вопрос: а кому вообще можно доверять в таком случае? Если каждый может оказаться подставным офицером, агентом ФБР, убийцей. Как теперь по ночам то нормально спать без заряженного пистолета под подушкой. Чонгук ощущает, что он на грани нервного срыва, потому что навалилось на него слишком много, как только он вернулся из прикрытия, будто сама судьба наказывает его за такое предательство перед государством. — А, ну я уже два года работаю на ДОН. Я их главный информатор, — спокойно отвечает Чимин, будто рассказывает о том, что пачку макарон по акции купил, а не государство предал. — Помнишь теракт, который произошел в 2015ом в торговом центре? Тогда еще полиция отказалась вести расследование и сразу передала его нам? — Да, я помню, — такое невозможно забыть, когда сотни людей в воскресный день были погреблены заживо под четырехэтажным торговым центром. Разумеется, в теракте обвинили Демократическую Общую Нацию, как акт протеста против нового премьер-министра. — В свое время я дружил с одним аналитиком, помнишь Чон Хвиин? Она была очень тихой и никогда не вмешивалась ни в один конфликт, вы еще с ней были в одной академии много лет назад, — Чонгук согласно кивает, — она первая, кто заметил несостыковку в отчетах. — Какую? — В отчете сказано, что балки третьего этажа рухнули под навесом четвертого в тот самый момент, когда происходила эвакуация, а на деле там уже был заложен динамит, который спровоцировал обрушение, не дав людям выбраться. — Но…но зачем это им придумывать? — Чонгук явно ничего не понимал, что сейчас Чимин хочет ему донести. Тот теракт он прекрасно помнит, но над делом не работал, потому что временно покинул город, чтобы повысить квалификацию в академии. Но что тогда знает Чимин, что повлияло на его решение? Нахмурив брови, Чонгук продолжает слушать, ощущая…страх. Да, ему страшно узнать правду, он боится копнуть настолько глубоко, что это станет его могилой. — В то время два члена конгресса были замешаны в скандал, связанный с педофилией. Как оказалось, они участвовали в съемках детского порно, держа детей взаперти. Несколько независимых журналистов провели расследование, где оказалось, что сам премьер-министр покрывал их, потому что они были давними друзьями. Понимаешь? Человек, чье решение может повлиять на целое государство, закрывает глаза на такие ужасы, — видно, как Чимину до одури противно пересказывать эту историю, как ему против вновь разбирать по полочкам факты, но он должен, — а теперь скажи мне, Чонгук. Помнишь ли ты этот скандал? — Нет. — Конечно, потому что теракт произошел очень вовремя и был настолько мощным, настолько неожиданным, настолько чудовищным, что народу дали новый кусок свежего мяса — теракт от организации ДОН, которые похоронили людей под завалами, которые протестуют против правительства, которое хочет лишь блага народу, но по факту — это все фальшивка. — Я не понимаю, Чимин. Ничего не понимаю, — хватаясь за голову, паникует Чонгук. Неужели все настолько глубже, чем может показаться на самом деле? Все это время правительство использует их в своих целях, как какой-то ресурс, который может помочь бороться с вымышленным врагом, который по факту не виновен. — Правительство — вот кто главный враг в этой ситуации, — встревает в разговор Тэхён, — ваше государство было инициатором того теракта, чтобы люди забыли о скандале с педофилией и премьер-министре, который все это покрывал. Пока общество было обеспокоено трагедией, они быстро замели следы, придумав контраргументы, но уже тогда, объединенная новые общим врагом, общественность уже точила ножи вовсе не для членов конгресса, а для членов ДОН. Они были ослеплены яростью утраты, потерявшие семьи, друзей, близких, поэтому скандал был забыт, а вместо него пришли гонения совершенно на невинных людей. Прекрасно сыграно, не так ли? Чонгук от шока прикрывает рот рукой, оседая на ближайший стул. Анализ информации в его мозгу начал происходить стремительно, пытаясь достать такие факты, которые были давно забыты, но точно смогут сейчас помочь. И в этот самый момент Чонгук чувствует себя мерзко, его будто в грязи изваляли и бросили в этой луже, мол выбирайся сам. То, что он узнал — горькая правда с примесью отвратительной вони, которая смердит за километры. Как вообще такое возможно? — Получается, что-то правительство, за которое люди боролись одиннадцать лет назад просто-напросто предало их? — массируя виски пальцами, спрашивает Чонгук. — Возможно, в самом начале они действительно выполняли свои обещания, но потом приоритеты были расставлены иначе. По итогу мы сейчас имеем государство, которое любое свое деяние сможет прикрыть чем-то другим или вовсе повесить все на организацию ДОН, — резюмирует Тэхён, и в тот самый момент у него звонит телефон. По характеру разговора это было опять какое-то супер тайное дело, которое требовало отлучиться на время, поэтому попрощавшись со всеми, Тэхён быстро ретируется, обещая связаться и вновь всех собрать в ближайшие дни. Эта встреча подходила к своему логическому завершению, потому что ее главный посыл был в том, чтобы представить Чонгуку еще одного засланного шпиона для более быстрой и продуктивной работы. Сам Чимин давно знал о том, что Чонгук был переманен на их сторону, поэтому выглядел менее растерянным и явно не находился в замешательстве. — Что вы сейчас делаете? — интересуется Чонгук, понимая, что в ближайшее время не хочет покидать это место. Ему нужно отойти, прийти в себя, чтобы с чистой головой прожить остаток дня, который начался со слишком неожиданных новостей. — Когда произошло убийство Ю Кихёна, оказалось, что есть свидетель, который все это видел. Однако поскольку его посадили под программу защиты свидетелей, мы не можем узнать, кем он является. Его настоящее имя, фамилия, возраст, внешность. Уже несколько дней я пытаюсь хоть каким-то образом получить доступ к файлам, но все безуспешно, — отвечает Чимин, не отрываясь от работы за компьютером. Система, конечно, все делает за него, но он попутно еще пишет какой-то отчет, быстро печатая на клавиатуре, а едва ли слышная музыка доносилась из динамиков. И тут Чонгук задумывается, а если Чимин может что-то найти на Мин Юнги? Если Чимин может поискать информацию, возможно это поможет в его поисках и ускорит процесс. — А ты можешь кое-что поискать для меня? — Смотря что, — Чимин усмехается, но от монитора не отрывается. — Просто проверь по системам имя Мин Юнги, — просит Чонгук, чувствуя, что даже от одного имени его партнера у него сердце бешено начинает биться. — Интересно. А кто он тебе? — Извини, это личная информация и ее я могу доверить только Хосоку. В этот момент Чимин вновь поворачивается к Чонгуку, смотря с прищуром, будто сканируя его. — Можешь доверять или хочешь доверять? — переспрашивает Чимин, но ответа не дожидается, — ладно, посмотрю, что можно найти когда будет время. Сейчас Чонгук опять чувствует себя паршиво, наверное, этими словами он задел Чимина, который бескорыстно согласился помочь. Хочется себя мысленно отругать за то, что язык за зубами не может держать, а вечно говорит, как есть. Иногда уж лучше отмолчаться, чтобы не попасть в подобную неловкую ситуацию. Понимая, что здесь разговор исчерпан, Чонгук кидает небрежное «увидимся», и оставляет Чимина одного, зарытого в горы информации, которую он перелистывает изо дня в день. Кажется, что у него не мозг, а огромный компьютер, иначе как он справляется с таким огромным потоком документации, оставаясь при этом в себе? Поскольку поход на фабрику был секретным мероприятием, Чонгук садится на автобус, чтобы вернуться в центр. У него в планах все еще решить загадку с панорамой, поэтому он исследует все высокие точки города, надеясь, что это приведет его к цели. Голова забита лишь одними мыслями о Юнги, и во время поездки Чонгук даже успевает чуть отойти от шокирующих новостей о государстве и его манипуляции фактами. В голове Чонгука целое действие, где вновь разум генерирует огромное количество вопросов. Почему за Юнги не просят выкуп? Значит, это не похищение, но тогда почему следы борьбы присутствуют в квартире? Кстати, в нее все сложнее и сложнее возвращаться, и кажется, что пора привыкнуть, что Юнги там нет. Его запах парфюма медленно испаряется, и Чонгук боится, что скоро Юнги вообще сотрется из его памяти, и останется лишь воспоминаниям на фотографиях. И вновь подступающая тошнота, что мешается с болью утраты. Почему нельзя взять и отключить на время чувства, чтобы так сильно не болело, что кажется, если один раз упадешь, то уже не встанешь. Чонгук чахнет, задыхается без Юнги, а бабочки в животе медленно, но стремительно умирают, создавая кладбище похороненных чувств, где только боль утраты холодным ветром разлетается, не давая вздохнуть полной грудью. На одной из автобусных остановок заходит молодая парочка, они весело что-то обсуждают, громко смеясь. Девушка выглядела очень счастливой в крепких объятиях своего молодого человека, и Чонгук невольно улыбнулся тому, что наблюдал перед собой. — И куда мы сейчас отправляемся? — спрашивает она, смотря на своего партнера взглядом, полного любви. — На колесо обозрения, там прекрасная панорама на город, — отвечает он, нежно целуя в лоб. В ту самую секунду у Чонгука улыбку с лица, как резинкой стерли. Панорама. Панорама. Панорама… Конечно, это чертово колесо обозрения, которое Чонгук просто ненавидит из-за постоянной толкучки. Они с Юнги туда ходили несколько раз, потому что он всегда ловит там вдохновение для своих проектов, но только не Чонгук. У Чонгука есть боязнь высоты, поэтому садился в кабинку всегда на ватных ногах, а после крепко держал руку Юнги, потому что было страшно до ужаса. Все это время ответ был очевиден, но из-за своей нелюбви к данному аттракциону, мозг Чонгука не додумался до такой очевидной вещи, как колесо обозрения. Как он был слеп все это время! И конечно в выходной день одно сплошное столпотворение, где не пропихнуться и не продохнуть. Практически все пришли с семьями, дети в которых были максимально капризными. Это действительно раздражало, но выбора другого не было. Чонгук смотрит на гигантское построение, кабины которого медленно двигались, чтобы все смогли насладиться пейзажем, и лениво покачивались из стороны в стороны. Даже от вида колеса у Чонгука все в горле пересыхает, и он чувствует животный страх. Неужели Юнги, зная, его боязнь высоты, спрятал очередное послание именно здесь? И как вообще узнать, в какой из кабин оно находится, если Чонгук точно не помнит где они сидели. Да и невозможно это помнить, они все одинаковые! — Черт, Юнги, что ты творишь, — шепчет Чонгук, вставая в очередь. У него не было плана в этот момент, и он начинает импровизировать, чтобы с чего-то начать, надеясь, что пришел в правильное место. Очередь двигалась очень медленно, а шум толпы начинал бить по ушам. Когда Чонгук нервничает, у него все рецепторы еще сильней реагируют на внешние раздражители. Страшно до чертиков, а еще скрип металла, будто перед ним стоит огромный величественный робот, который вот-вот и раздавить может, подняв свою механическую ногу. Внезапно в Чонгука кто-то врезается, по темно-серому комбинезону можно было понять, что это один из работников колеса обозрения. — Извините, — щебечет он, быстро удаляясь. Чонгук смотрит ему вслед задумчиво, понимая, что в его руке что-то теперь оказалось. Хмурясь, Чонгук раскрывает ладонь, видя перед собой смятую бумажку, и раскрыв ее, читает очередной запутанный шифр. Чонгук только хочет отыскать работника, но он, как под землю провалился, нигде его видно уже не было. А если он знает что-то, если он действительно может помочь? Понимая, что нужды в колесе обозрения уже нет, Чонгук покидает очередь, чтобы отыскать загадочного парня, попутно рассматривая бумажку с шифром: 9561930 33°53′13″ 35°30′47″.