Illicit

Желая обойтись малой кровью, Чонгук поднимает руки над головой, тем самым демонстрируя, что готов пойти на мирное решение конфликта. Вступать в спор с Хосоком у него не было желания, да и он был уверен, что все может печально закончится, если выбрать агрессию. — Послушай меня, пожалуйста, Хосок, — тихо просит Чонгук, абсолютно не шевелясь. На него все еще нацелен пистолет, дуло которого гипнотизирует, а страх, что оттуда вылетит пуля заставлял подкашиваться колени. И по виду Хосока было видно, что он, возможно, сомневается. В нем будто борются два начала. — Правительство — это не те люди, которым ты привык верить, — голос все такой же мягкий, но довольно-таки серьезный, чтобы до Хосока дошла суть, — они обманывают народ, прикрывая свои деяния, спихивая все на ДОН. Хосок, очнись, ты боролся не за тех людей! Это они предали тебя! — Замолчи, — шипит Хосок, отказываясь в это верить, но Чонгука было уже не остановить. Опустив руки, он медленно подходит к столу, все еще наблюдая за дулом пистолета. — Теракт в торговом центре был спланирован, чтобы прикрыть скандал в конгрессе, связанный с детским порно. Ю Кихён не был на деле святым ученым, который хотел лишь мира на земле. Как ты не понимаешь, Хосок? Нас используют, целое агентство шпионов, которые выполняют самую грязную работу, заметая следы людей, что сидят сверху, — внезапно Хосок убирает пистолет, и Чонгук шумно выдыхает, опираясь руками о кухонный стол. Неужели его услышали? В один момент Чонгук действительно верит в то, что Хосок заинтересован в разговоре, он хочет узнать правду, но стоило ему потерять бдительность, как лезвие кухонного ножа блестит в темноте, пронзая ладонь Чонгука насквозь, впиваясь в мягкое дерево через нее. Он истошно орет, ощущая ужасное жжение, видит окровавленную рану, а пальцы трясутся и ими практически невозможно пошевелить. — А теперь слушай меня сюда, мразь, — у Хосока спеклись последние мозги, они у него настолько промыты, что любая клевета в сторону правительства считается его личным триггером. Положив свою будущую жизнь на митинге, поверив в новое будущее, Хосок беззаветно следует зову государства. Он — их идеальная марионетка, которую переубедить невозможно, а если внезапно в нем и проклевывается что-то человеческое, живое, настоящее, то и это быстро купируется уже на автомате. — Ты посмел оклеветать наше государство, повесить вину на них за то, что они не делали. Сейчас, Чонгук, ты испытываешь мое терпение, а его осталось не так уж и много, — Хосок хватает Чонгука за волосы, который шумно дышит через нос, и ударив его лицо о стол, мгновенно разбивает нижнюю губу. Чонгуку больно, но он подавляет в себе вопли, злясь еще больше. В нем просыпается агрессивное начало, которое сдерживать ему не хочется. Сейчас им движет даже не гнев на Хосока, а страх, что если он умрет, что не сможет найти Юнги. Вот главная его мотивация, которая заставляет собрать в кулак все силы, что у него есть. — Ты так слеп, — процеживает Чонгук, облизывая окровавленные зубы. Двигаться сейчас ему было очень опасно, потому что каждое лишнее движение может стоить ему поврежденной ладони. Лезвие прошло насквозь, но оно не задело никаких сухожилий и важных связок, которые могли бы стать причиной дисфункции кисти. — Заткнись, Чонгук! Закрой рот! Ты — долбанный предатель, которого не жалко отдать под суд, и я надеюсь, что он будет самым жестоким, потому что я верил тебе, правительство верило тебе, а ты перешел на сторону тех, кто пытается все это разрушить! — Хосок ходит из стороны в сторону, измученный дилеммой, в которой сейчас находился. Он настолько озверел, что готов прямо сейчас пустить пулю в лоб Чонгуку, главное, чтобы поплатился за свое предательство. Ощущение, что у Хосока раздвоение личности, и в офисе он был абсолютно другим человеком: приветливым, дружелюбным, вечно смеющимся с пошлых шуток. Но то, что видит Чонгук перед собой — совершенно иная сущность. Незнакомая, пугающая, с пронзительным леденящим душу взглядом. Теперь становится ясно, почему целей Хосока ненавидели вскрывать патологоанатомы, он, как маньяк, сначала издевался над ними, загоняя в ловушку, где тупик и выхода нет, а потом смаковал момент своего триумфа. Чонгуку и в голову прийти не могло, что он когда-либо окажется на месте тех людей. Перед ним сейчас не Хосок, это чужак с промытыми мозгами, отмеряющий шагами метры, попутно что-то обдумывая. — Если ты убьешь меня, никогда не простишь, — на свой страх и риск шипит Чонгук, наблюдая, как небольшая лужа крови растекается под его ладонью и лениво заполняет собой столешницу, капая на пол. В тот самый момент Хосок внезапно замирает, обдумывая какой-то план. Одному Богу известно, что у него на уме, но единственное известно точно — последние события подкосили его, сломали настолько, что Хосоку терять уже нечего. После того злосчастного вечера, на него снизошло озарение, что Намджуна он не любит, он страдает от него, а единственный человек, который был искренним с ним в отношениях, прогнал, как вшивого кота. И все наваливается, ломая кости, вырывая легкие из грудной клетки, поэтому Хосоку не продохнуть. Он — слабый, сломавшийся из-за обстоятельств, окончательно превратившийся в черствого убийцу, который ради цели готов убить своего друга. По факту у Хосока осталось лишь государство, которое опекает его, заключая в свои лживые лицемерные объятия, но на это можно закрыть глаза, особенно если ощущаешь дикое одиночество. Наблюдая за сомнениями Хосока, у Чонгука появляется время, чтобы хоть что-то предпринять. Ему явно нужно спасаться бегством из этой квартиры, потому что в любом случае его или убьют, или отправят под суд. Только ни то, ни другое не поможет найти ему Юнги. Как только Хосок отворачивается в очередной раз, погружаясь в размышления, Чонгук решает того на время дезориентировать, со всей силы пнув ему под ноги барный стул, который подкашивает колени, заставляя упасть. Слышна матерная речь, нелестные ругательства в свой адрес, потому что Хосок умудрился удариться об угол, что временно выбивает его из колеи. Действовать нужно было быстро и решительно, поэтому на глубоком вдохе Чонгук вытаскивает кухонный нож из своей ладони, при этом опять крича от пронзающей его боли. Кровь брызжет фонтаном, заливая собой кухню, и Чонгук кое-как пытается ее остановить, прикладывая к безразмерной толстовке, которая мгновенно окропляется багровым. Хосок все еще лежит на полу, пытаясь встать, и у Чонгука остается совсем мало времени, чтобы спасти себя. Понимая, что против Хосока в рукопашную он явно проиграет, хотя бы по тому, что его ладонь проткнули ножом, Чонгук принимает решение перестраховаться и успеть добраться до оружия, что спрятано в сейфе. Кое-как поднимаясь, едва ли не склонившись в три погибели, он добирается до спальни, ногой захлопнув дверь и закрыв ее на замок. Сейчас тело будто не принадлежало Чонгуку, будто оно было чужое, поэтому и управлять им было крайне сложно. Дрожащими, липкими от собственной крови, руками, Чонгук открывает дверцу, где находился сейф. Ему не с первого раза удается ввести заветный код, пальцы вечно соскальзывали из-за того, что слишком страшно. Настолько, что хочется орать. С третьей попытки Чонгуку все же удается нажать верные цифры, в то время, как одичавший Хосок начал ломиться в дверь. Его крики разносились по всей квартире, разлетаясь матерными отголосками в каждом углу. Чонгуку хочется впечататься в стенку, рыдая от того, что его хороший друг в момент стал врагом, желающим причинить вред. Максимум, что можно сейчас сделать, так это сбежать, потому что противостоять Чонгук Хосоку не хочет, да и не может. Рука повреждена, она недееспособна даже оружие держать. Проткнутая ладонь будто горит адским пламенем, а все внутри нее пульсирует до невозможности. Запихнув оружие себе в передний большой карман толстовки, которая была практически вся в крови, Чонгук успевает на скорую руку перебинтовать себе поврежденную руку каким-то куском ткани, прежде чем открыть окно и вылезть на пожарную лестницу. Именно это видит Хосок, когда наконец-то выбивает дверь ногой. Кусок дерева безвольно падает на пол с характерным неприятным скрежетом, в то время, как Хосок орет вслед убегающему Чонгуку. Ярость полностью затмевает его разум, нацелив исключительно на убийство, потому что предательства Хосок прощать не собирается. Особенно, если это связано с государством, за которое он боролся, в которое верит до сих пор. Ему настолько промыли мозги, что наверное, он смог бы сдать собственных родителей, если бы те провинились, и даже бы глазом не моргнул и не чувствовал бы угрызений совести. — Ты не убежишь от меня, Чонгук! — кричит Хосок, выбегая следом на лестницу, которая ходила ходуном от того, что два человека спускались вниз по ржавеющим ступенькам. У Чонгука истерика в районе горла зарождается, как только его ноги касаются холодного асфальта. Он, будто, в одном из своих кошмаров, когда пытаешься убежать от преследователя, но ничего не выходит, то ноги ватные, то дорога внезапно становится вязким болотом, то все сразу. Сейчас у Чонгука инстинкт самосохранения зашкаливает, и он бежит, что есть сил по пустынной улице спального района, боясь оглянуться. Вдруг Хосок в паре метров от него? Вдруг Хосок вот-вот протянет руку и схватит за капюшон? Ощущение, что он дышит в затылок, скалится так пугающе, понимая, что скоро достигнет цели. От этих мыслей организм вырабатывает еще больше адреналина, позволяя ускориться. Кроссовки безжалостно топчут свежий газон, что поливали недавно, оставляя следы с логотипом бренда, и Чонгук чувствует, как ему не хватает воздуха, он задыхается, но продолжает бежать на максимуме своих возможностей, закидывая голову наверх от безвыходности. Ноги сами привели его на какую-то заброшенную стройку, где можно спрятаться хотя бы на время, потому что в таких местах очень много потайных лазеек, помогающих скрыться. У Чонгука созрел план, который он хочет осуществить. Если Хосока ему не победить в открытую, то стоит задействовать свои другие качества, например скрытность, которая позволит бесшумно оглушить оппонента, а после сбежать. Чонгук не хочет вредить Хосоку, не хочет убивать его, даже несмотря на то, что их желания очень разнятся. После стольких лет дружбы, Чонгук все еще привязан к нему, питая нежные чувства, которые в данной ситуации создают ужасную помеху, не позволяя принимать решения хладнокровно. Кажется, что Чонгук может слышать стук своего сердца, которое бьется так сильно, что проломит грудную клетку. Приходится прикрыть рот рукой, когда шаги Хосока стали четче, значит он где-то рядом. Вглядывается в тень, что может неественно падать, анализирует помещение, где могут быть хоть какие-нибудь зацепки, которые с легкостью выдадут Чонгука. Хосок — идеальная ищейка, он идеальный охотник, вынюхивающий жертву, а главное, что находящий ее так легко, будто играет в прятки с ребенком. За недолгое время, Чонгук успел пролезть в небольшую щель, которая представляла собой углубление, видимо для какого-нибудь дизайнерского шкафа в перспективе. Половина входов и выходов уже была заколочена из-за того, что стройку приостановили, поэтому выбирать было особо не из чего. Чонгук ощущал себя загнанным зверем, напуганным настолько, что хотелось просто совершить акт суицида, чтобы не страдать. Он и подумать не мог, что Хосок может быть настолько безжалостным, настолько опасным и что все дойдет да какой-то охоты на ведьм вместе с казнью. — Если ты сейчас покажешься, я возможно не буду причинять тебе больше вреда. Мы просто сразу поедем в офис, — признается Хосок, но Чонгук ему не верит. Того друга больше нет, вместо него пришла какая-то бесчувственная машина для убийств, которой без разницы кого убивать, главное достичь цели. Мысленно молясь всем богам, в которых Чонгук не верил, прося о их милосердии, он надеется, что Хосок не найдет его. Однако боги давно покинули эти места, богов здесь больше нет, поэтому Чонгук остается один на один со своим кошмаром, особенно тогда, когда Хосок в темноте замечает пару капель крови, что разбились о грязный пол рядом с небольшим проемом. Наклонившись, он берет кровь на пробу, понимая, что та еще не успела высохнуть, поэтому выпрямляясь обратно, Хосок самодовольно улыбается. — Ты сам вылезешь или мне тебя оттуда доставать? — голос холодный, как ледяной клинок, что может пронзить плоть в любую секунду. Чонгук находится в оцепенении, вжимаясь в пыльную стену, сильно зажмурившись. Этого не может быть, не может быть, не может быть. Это все сон, дурацкий сон, от которого можно пробудиться. Хосок ненастоящий, стройка ненастоящая, все это выдумки больной от стресса фантазии. Но… Это была не выдумка. Разбиваясь о жестокую реальность, Чонгук ощущает, как рука Хосока лезет в этот проем. Будто сама Смерть тянется своими костлявыми пальцами и, хватая за ткань толстовки, силой вытаскивает его оттуда, швыряя в сторону. Чонгук падает на землю, сильно ударяясь головой о какой-то мешок с песком, тихо стонет от боли, пытаясь просчитать свои дальнейшие действия. — Ты проиграл, Чонгук, — шипит Хосок, при этом говорит с таким отвращением, будто они никогда вовсе не дружили, а были врагами всю свою жизнь, — ты, твоя жалкая организация, твое желание обмануть нас всех не сбудется, — подходя ближе, он наступает на поврежденную ладонь, тем самым заставляя Чонгука истошно закричать от боли, но сквозь этот ор, Хосок продолжает говорить, — такие как ты не заслуживают жизни. Крысы, что рыщут в поиске мусора, пытаясь хоть что-то откопать. Организация ДОН будет уничтожена, как и ты, как и твой Юнги, если он все еще жив. Вы все будете гореть, а на вашем пепелище мы построим более успешное государство, — замечая, как свободной рукой, все еще лежащий на полу Чонгук, достает оружие из кармана, Хосок смеется, — и что ты сделаешь, Чонгук? Убьешь меня? — издевательский смех эхом проносится по пустующим комнатам стройки, пока Чонгук направляет пистолет на друга, в подсознании понимая, что выстрелить действительно не сможет. — Давай, стреляй в меня, что ты завис? — саркастично командует Хосок, — я даже помогу тебе, — наклоняясь к Чонгуку, он приставляет дуло к своему лбу, смотря прямо в чужие напуганные глаза. Курок никогда не будет нажат, и Хосок уверен в этом, поэтому без страха идет на такие риски. — Я…я…я не могу, — шепчет Чонгук, признаваясь. Конечно он не справится, потому что слишком привязан к Хосоку, он все еще надеется через эту пелену агрессии найти тот самый добродушный взгляд. Но там его уже нет. — Слабак, — выбив пистолет из руки, Хосок хватает Чонгука за шиворот, поднимая, — ты сдохнешь здесь, — признается он и усмехается. Стоя беззащитно, Чонгук не верит в то, что сейчас происходит. Они будут драться? Хосок просто так убьет его? В голове вновь пролетает образ Юнги, он такой родной и любимый, но такой неосязаемый, что хочется разрыдаться из-за того, что его нет рядом. Чонгук действительно думает о Юнги, когда первый удар приходится в челюсть, потом второй и третий. Губа кровоточит, скула пульсирует, а сам Чонгук блокирует только четвертый хук, ловко подставив руки. — Одумайся, Хосок, что ты делаешь, — просит Чонгук, но его не слышат, продолжая совершать серию мощных джебов, которые можно только блокировать и не более того. Драться с Хосоком не хочется, но видимо другого и не остается, когда он смыкает свои руки на шее Чонгука, пытаясь задушить. В тот самый момент в нем опять что-то переключается. Это все мысли о Юнги, которого нужно отыскать, который, наверное, ждет, что его вытащат из того пиздеца, в который он, возможно, попал. Этого допустить никак нельзя, поэтому Чонгук дотягивается до какой-то балки, ударяя Хосока, чтобы дезориентировать его и выбраться из его цепких рук, которые в один момент перекрыли доступ к кислороду. — Я не хотел драться с тобой, — уже более серьезно говорит Чонгук, вставая в оборонительную позицию, когда Хосок, довольно улыбаясь, идет в атаку. Их стили ведения боя были совершенно разными, по крайней мере, Хосок бил более агрессивно, не боясь играть грязно, в то время, как Чонгук пытался обойтись малой кровью, желая противника лишь отправить в нокаут, но явно не убить. Хосок бьет с колена по животу Чонгука, после хватая за руку, чтобы заломить ее за спину, как оппонент ловко выбирается из захвата, совершая подсечку. Едва ли устояв на ногах, Хосок вскипает окончательно, и, расчехляет нож, тем самым демонстрируя, что настроен крайне решительно, чтобы разделаться со своим бывшим другом. Лезвие холодного оружия несколько раз мелькает в сумерках помещения, которое освещал лишь уличный фонарь, да полная луна, что светила через разбитое окно. Чонгуку удавалось уходить от атак ножа, отступая в сторону, до тех пор, пока лезвие в один момент все же не зацепило его, оставляя неглубокий порез в районе груди. Следующие попытки задеть Чонгука были тщетны, он стал более осторожным, а в один момент, так вовсе перехватывает руку Хосока, сильно выворачивая ее, чтобы выбить оружие из руки. От боли Хосок кричит, и когда он остался без оружия, то вновь ударяет Чонгука сначала по лицу, а потом с ноги в район солнечного сплетения, чтобы тот упал навзничь. — Это зашло слишком далеко, — тяжело дыша и, сплевывая кровь из-за разбитой губы, цедит Хосок, доставая из кобуры пистолет. Он действительно заигрался со своей целью, думая, что Чонгук противостоять ему не сможет, а по факту смог. Как итог у Хосока теперь лицо разбито, а несколько пальцев вывихнуты из-за чего действительно больно. — Я тебе предложил варианты, ты видимо выбрал мешок, — Хосок направляет дуло пистолета на Чонгука, целясь в голову. На этот раз рука его уже не дрожала, он был готов сделать это, поэтому нажимает курок. Выстрел. После которого наступает звонкая тишина, что оглушает. Тяжело дыша, Чонгук смотрит на Хосока, который чуть морщится и, прикладывая руку к своему животу, видит там кровь. Его пистолет, который так и не выстрелил, падает на пол, а следом и Хосок, захлебываясь своей кровью. Судорожно выдыхая, Чонгук не сразу осознал, что натворил. В момент, когда Хосок доставал из кобуры свое оружие, Чонгуку удалось нащупать свое, что выбили в начале драки. В тот момент он не думал, в тот момент он действительно боялся за свою жизнь, понимая, что здесь у него лишь два варианта: убить или быть убитым. Хосок не пошел на компромисс, он и не хотел мирного разрешения конфликта, поэтому Чонгук был вынужден сделать выбор. Подползая к умирающему другу, изо рта которого вытекала обильно кровь, Чонгук едва ли сдерживает слезы, осознавая, что сделал. Хосок смотрит на него понимающе и испуганно, ему больно, а простреленные органы перестают функционировать. Тело Хосока умирает, как и сам Хосок. Дышит он прерывисто, будто цепляясь за остатки жизни, надеясь, что сможет выбраться, но у него не получается. Еще один хаотичный вздох, и дрожащее от боли тело обмякает прямо перед Чонгуком, который закусывает травмированную губу, понимая, как ком истерики медленно подбирается к горлу. Глаза Хосока застыли в животном ужасе, отображая человеческий страх перед смертью. На смертном одре мы все становится равны. — Прости меня, Хосок, — шепчет Чонгук, касаясь все еще теплой щеки. Возможно был другой выбор, если бы Чонгуку удалось его уговорить, но верится в этом с трудом. Если честно, то не верится вообще. Чонгук стойко переносит убийство своего друга, хотя внутри все горит синим пламенем, а душа воет из-за того, что кошмары происходят наяву. Но снаружи Чонгук внезапно становится апатичным, будто вместе с Хосоком умерла и какая-то часть него самого, покинув этот мир навсегда. Перед глазами все еще стоит этот безумный и жестокий взгляд Хосока, его улыбка маньяка и то, как он предвкушал свой триумф. Это уже не был его друг, это был кто-то другой, кто хочет навредить, кто хочет убить. Чонгук сидит рядом с трупом, не замечая, как кровь растекается по грязному полу мерзким вязким пятном. Нужно что-то сделать с телом, даже после всего того, что произошло, он не может Хосока оставить здесь, как безликого солдата, которого могут скинуть вместе с остальными в братскую могилу, о месте захоронения которого никто даже и не вспомнит.