Illicit

Чимин взламывает замок какой-то припаркованной машины неподалеку от его съемной квартиры, залезая внутрь. Вообще такими вещами он заниматься не любил, но позвонивший ночью Чонгук, в чьем голосе звучало волнение, заставили Чимина немного нарушить свои принципы. В любом случае он в этом районе не задержится, потому что скрывается по съемным квартирам, которые снимает под поддельным документам, ибо боится, что его в конечном итоге раскроют. Оставаться в себе крайне тяжело, но последнее время паранойя берет свое, и уже несколько дней Чимин живет в совершенно незнакомой квартире, абсолютно забыв про свою. Звонок Чонгука поступил внезапно посередине ночи, и Чимину всю дорогу до места не давало покоя то, почему он позвонил именно ему и что вообще произошло. Единственное, что попросил Чонгук, так это приехать не на своей машине, а по возможности угнать, что, конечно, является нелегально, но лишних вопросов на такую просьбу все же не поступало. До приезда Чимина, Чонгук оставался наедине с пожирающим его страхом, что подбирается к горлу, смыкая свои уродливые пальцы в язвах. Смотреть на мертвое лицо Хосока было невыносимо, понимать, что он больше не дышит, было еще сложней. Кровь огромным пятном расплылась по бетону, и она все еще была горячая. У Чонгука пальцы дрожат, его самого бьет мелкой дрожью, потому что это из-за него Хосок мертв. Это он нажал на курок, и несмотря на то, что в тот момент счет шел на секунды, Чонгук до сих пор убежден, что мог все исправить. Подползая ближе к телу, Чонгук осторожно обыскивает карманы, ощущая, как от такого поступка у него слезы на глаза наворачиваются. Он часто моргает, пытаясь остановить внезапный приступ слишком сильных эмоций, но не может. Шмыгая носом, Чонгук продолжает открывать каждый карман, доставая оттуда то ключи от квартиры, то пару денежных купюр, но в одном из отсеков брюк, Чонгук натыкается на небрежно скомканный клочок бумаги. Это сразу привлекло его внимание, поэтому чуть хмурясь, Чонгук разворачивает листок, сначала не понимая, что только что прочитал, но чем чаще глаза пробегали по строчкам, тем давление поднималось выше. «Привет, Чонгук. Больше скрываться нет смысла, если ты отгадал все мои шифры, значит ты скоро найдешь меня. Вот адрес: ▃▃▃▃▃ ▃▃▃ ▃▃▃▃▃ Пожалуйста, поторопись. Юнги. » Чонгук часто моргает, качая головой, потому что у него мысли в этот момент путаются, а плохое предчувствие разрастается в районе груди уродливым комом. Значит, это Хосок, кто приходил в бар и забрал последнюю подсказку, но зачем? И зачем все замазал черным маркером, что ничего не видно. — Нет, нет, нет, — уже сквозь слезы начинает повторять Чонгук, истерически царапая бумагу со следами от черного маркера, будто пытается стереть его и увидеть заветный адрес, — пожалуйста, нет, этого не может быть, — слез становится еще больше, и Чонгук кричит куда-то в пустоту, скорей всего из-за слабости, отчаяния и боли утраты. До Юнги рукой подать, он держит последнюю подсказку, но толку от нее вообще никакого. Последняя зацепка оказалась бесполезной благодаря Хосоку, и он даже перед смертью успел сделать больней, чем обычно. Просто-напросто вырвал единственный шанс найти Юнги, узнать, что с ним произошло, а главное…зачем? Его ненависть настолько поглотила в один момент, что он решил поступить со своим другом таким образом, зная, что ему это очень важно? Чонгук проклинает себя, проклинает себя за то, что в принципе вступил в ряды ДОН, пошел работать двойным агентом, да агентом вообще. Был бы каким-нибудь рекламщиком, хоть менеджером в сетевом магазине, главное, чтобы Юнги был рядом и всего этого ужаса вокруг не происходило бы. Его Юнги. Такой родной, такой любимый и скорей всего навсегда потерянный. Чонгук рыдает в голос, уже не сдерживая своих эмоций, мнет лист, на котором, кажется, остался запах одеколона Юнги. Уютный и теплый, в который хочется завернутся, как в плед. Чонгук стоит на коленях, продолжая рвать свою глотку в крике отчаяния, который эхом разлетается по всему помещению. И теперь он понимает, что окончательно падает в бездну, откуда выбраться ему уже не удастся. Черные воды обволакивают его тело, тянут на дно, и хочется захлебнутся, но ядовитая боль все еще делает Чонгука живым, поэтому умереть он не может. » — Я люблю тебя, — внезапно произносит Юнги, когда они после чувственного секса лежат возле друг друга, тяжело дыша. В тот момент Чонгук понимал, что может быть настоящим, немного беззащитным и не взваливать слишком много ответственности на свои плечи. Закинув ногу на Юнги, он ощущает, как чужая рука ведет по его бедру, чуть царапая, и кажется, заводя вновь. Они лежат на мягких простынях дорого отеля где-то в центре города, решив, что сегодня будет особенный вечер. Еще не скоро удастся побыть вместе в такой роскоши, наблюдая через панорамные окна за огнями огромного мегаполиса. Номер был погружен в полумрак, но свет остальных небоскребов немного его освещал, а еще луна в ту ночь была полная и завораживающая. Сначала Чонгук не поверил, что это произнес Юнги, ведь знакомы они пару месяцев, и отношениями это назвать сложно. Ввиду занятости обоих, им приходится обходится переписками по телефону и такими внезапными ночами вместе, где они урывками могут насладиться друг другом. С утра Чонгук опять уйдет на работу, поэтому в два часа ночи он не спит, наслаждаясь компанией Юнги. — Я тоже люблю тебя, Юнги и никогда любить не перестану, — признается Чонгук и тянется за поцелуем, получая мгновенный отклик. Пальцы Юнги сразу зарываются любовнику в волосы, еще больше притягивая к себе, и он ощущает, как Чонгук начинает перемещаться с края кровати на самого партнера. У них есть только ночь вместе, прежде чем они вновь покинут друг друга на пару дней, утонув в работе. Порой хочется взять отпуск или вовсе прогулять, чтобы дарить близость друг другу без страха, что время начало неумолимый отсчет назад. Юнги глубоко вздыхает, когда Чонгук самостоятельно насаживается на его вставший член, предварительно проведя по стволу несколько раз, и упираясь о грудь партнера, начинает медленные фрикции, чуть постанывая. Когда Чонгук берет себя членом Юнги сверху, то это зрелище от которого невозможно оторваться, и он завороженно смотрит, как любимое тело красиво изгибается, а сам Чонгук не останавливается.» Грязный пол стройки покрыт кровью Хосока и слезами Чонгука, который задыхается от истерики, абсолютно забыв о том, что проткнутая ладонь все еще болит. Ему было плевать, потому что он даже готов себе руку отрубить, главное найти Юнги. Последнего шанса его лишили, поэтому Чонгук в ужасе и не знает, что делать дальше. Хотелось бы, чтобы это был всего лишь страшный сон, от которого можно пробудиться, но эта реальность, которая заключает в свои холодные объятия. В окнах мелькнул свет фар, ослепляя Чонгука, и он хочет надеяться, что это Чимин. Да даже если это не Чимин и пришли за ним агенты правительства, он сейчас сопротивляться не будет. Смысл, если все уже потеряно. Юнги не найти, он надеется, что Чонгук его отыщет, ведь они дали обещание никогда не расставаться, но на этот раз не получится. Чонгук провалил задание, он подвел Юнги, и теперь пожинает плоды, барахтаясь в трясине. Быстрые шаги рассекают мертвецкую тишину, которую нарушали лишь всхлипы Чонгука, и когда Чимин увидел картину, вводящую в оцепенение, он сначала начал сомневаться в том, что это сейчас происходит с ним. Хосок явно был мертв, и Чонгук поднимает заплаканные глаза, в которых читалась мольба о помощи. И в тот момент, глубоко вздыхая, Чимин пытается сдерживать свои эмоции, оставаясь хладнокровным. — Я устал, Чимин, просто устал, — невнятно шепчет Чонгук, ощущая чужие объятия. Он обхватывает руку Чимина, как спасательный круг, сразу пачкая чужой темно-синий бомбер своими слезами, которые никак не останавливались. В этот момент Чонгук чувствует, как слабеет, как не хочет больше бороться с этими ветряными мельницами и просто хочет позволить им перемолоть его в кровавую однородную массу. — Я просто не знаю, что делать. Я не хочу бороться, я не хочу ничего, — Чонгуку действительно тяжело, он просто не выдерживает это все тащить на себе, и сейчас на него скопом навалились смерть Хосока и потеря возможности найти Юнги. Чимин не задает лишних вопросов, он даже не спрашивает о том, как Хосок погиб, потому что обо всем догадывается сам. Зная этого человека слишком хорошо, зная, на что он способен, Чимин может воссоздать всю драку просто посмотрев на Чонгука, на то, во что превратил его Хосок за недолгую стычку. И даже несмотря на это, сердце кровью обливается из-за того, что некогда любимый человек стал таким монстром, но единственного, кого Чимин обвиняет в этом — себя самого. — Его нужно закопать, — понимая, что времени у них до рассвета остается все меньше и меньше, Чимин решает избавиться от тела на что получает немного осуждающий взгляд. — Его нужно похоронить, — поправляет Чонгук, потому что Хосок все еще, мать его, друг. Это государство извратило его сознание, превращая в бесчувсвенного монстра. — Нет, Чонгук. От тела нужно избавиться, потому что таким образом мы можем выиграть немного тебе времени. Скорей всего это был приказ сверху тебя убрать, поэтому искать его начнут совсем скоро, — Чимин осматривает помещение, обходит его в поисках лопат и хоть какого-нибудь полиэтилена, но второго не находит от слова совсем. Придется окровавленное тело нести именно так, все равно машина краденная. Мозг Чимина генерирует план, как все лучше сделать, чтобы все раскрылось не так быстро, как следовало бы. В любом случае Хосока будут искать, в любом случае его найдут или хотя бы поймут, что он мертв, а все спрятанные улики — это будет максимум попытка оттянуть неизбежное. Чимин смотрит на поникший взгляд Чонгука, когда они вдвоем тащили тело до багажника, и так становится его жалко чисто по-человечески, что ком невольно еще один в горле встает. Они в полной тишине поливают кровавую лужу какими-то найденными химикатами, что начали шипеть при реакции с кровью, и пятно становится менее заметным, что уже явный плюс. Нужно уничтожить улики хотя бы на поверхности, чтобы следы не были такими очевидными. Дорога до одинокого пустыря, где недалеко расположилась лесная полоса, занимала около сорока минут, и все это время никто не проронил ни слова. Чонгук смотрел в окно, продолжая глотать слезы, шмыгая носом и порой смотря на последнюю записку от Юнги, будто там магическим образом появится ответ. — Что это? — когда они уже практически подъезжали, спрашивает Чимин. После недолгого молчания, Чонгук тихо и хрипло произносит, — это был мой последний шанс найти Юнги, а теперь у меня даже его нет, — каждое слово давалось Чонгуку тяжело, его будто заживо резали, не дав анестезии. — Сначала мы закопаем Хосо… — Похороним, — отрезает Чонгук, поворачивая недобрый взгляд на Чимина. И почему он так взъелся на эти слова. — Хорошо, Чонгук, похороним, а потом решим, что делать с Юнги, — останавливая машину, Чимин первый покидает салон, чтобы достать из багажника две лопаты. Найдя более-менее адекватное место захоронение, рядом с дубом и прекрасным видом на лес, Чимин понимая, что Чонгук из-за своей травмы все равно ничего сделать не сможет, начинает копать в одиночку. И физический труд в данный момент Чимину действительно помог, рьяно отбрасывая землю, он будто всю свою ненависть, что накопилась за недолгий промежуток времени, вкладывает в это блядское копание. Лопата легко входит в мягкую землю, поэтому у Чимина ушло около трех часов, но светать все равно еще не начало. Уставший, вспотевший Чимин протягивает руку, чтобы Чонгук его вытащил из могилы глубиной в два метра, и негромко благодарит. К этому моменту Чонгук немного уже успокоился, но скулы на его лице впали, а сам цвет стал какого-то сероватого оттенка. — Дай мне минуту, пожалуйста, — когда они принесли Хосока к месту захоронения, на лице Чимина явно виднелась тоска, и Чонгук прекрасно понимал его, поэтому отошел на десяток метров, чтобы не подслушивать монолог. Вставая на колени, Чимин сначала всматривается в лицо Хосока, на котором читалось умиротворение, бережно стирает рукавом бомбера уже застывшую в уголке губы кровь, и кажется только сейчас до него дошло происходящее. Все эти часы он думал обо всем, но только не о том, кто лежит в багажнике. Он думал над уничтожением улик, над тем, как помочь Чонгуку, а во время копания могилы просто отключил свой мозг, сосредотачиваясь на физическом труде. Но сейчас Чимин уже не может убежать от реальности, и она лезвием исполосовала его душу, убеждая в том, что это он виноват. Ведь Хосок приходил к нему на днях, и скорей всего, ему нужна была помощь, вдруг Чимин бы смог предотвратить его смерть, вдруг Чимин смог бы изменить его, показав, как нуждается в нем на самом деле. — Извини меня, — но эти слова уже никто не услышит, они бесполезны, и Чимин знает это, — если бы я только мог, Хосок, если бы я только мог повернуть время вспять, — Чимин берет его холодеющую руку в свою, чуть сжимает пальцы и ощущает, как горячие слезы обжигают его щеки, будто раскаленный металл, — я не уберег тебя, хотя мог. Сможешь ли ты меня простить после этого? — кусая щеку изнутри, Чимин сдерживается, чтобы не зарыдать, как Чонгук недавно. Он дрожащими губами касается уже холодных губ Хосока в последний раз целуя его нежно на прощание. Обычное прикосновение, легкое и невесомое, но Чимин понимает, как ему больно отпускать Хосока сейчас. И когда они уже вместе закапывали его, Чимин с ужасом смотрел, как на любимое лицо падает черная земля, как с каждым новым взмахом чертовой лопаты, Хосока становится не видно еще больше, пока в один момент первый слой чернозема вовсе не скрыл его от чужих глаз, навсегда похоронив здесь не только человека, но и страшную тайну о нем. Они курят сигареты, найденные в бардачке украденной тачки, Чимин оперевшись о черенок лопаты, и поставивший одну ногу на ребро металлического полотна, затягивается в очередной раз, смотря на сидящего рядом на земле Чонгука. Руки Чимина в мозолях из-за непрерывной трехчасовой работы, они кровят, но хочется отчего-то сделать еще больней, расковырять все в мясо, чтобы было больно телу, а не душе. — Это все из-за меня, — выдыхая густой дым, признается Чимин, а Чонгук поднимает на него вопросительный взгляд. — Я думал, что уберег его тогда, — продолжает Чимин, но пока непонятно, что именно он хочет сказать, но на немой вопрос быстро приходит ответ, — я два года работаю на ДОН, и в один момент, им стал очень мешать Хосок, с которым я тогда уже был в отношениях. Его имени действительно боялись, потому что Хосок был лучшим действующим агентом на тот момент, он поймал столько членов организации ДОН, столько же и убил, поэтому он стал мешать им. Встал вопрос о его ликвидации, даже киллера тогда начали подыскивать, чтобы тот убрал его чисто и без всяких улик. Безупречная работа, которая должна была быть выполнена. И тогда я испугался за Хосока, потому что любил так сильно, что не мог позволить ему умереть. Ты понимаешь меня, Чонгук? — Чимин прикуривает еще одну сигарету от тлеющего бычка, продолжая свой рассказ, — переубедить я их не мог, также как я не мог попросить и Хосока перестать, потому что он выполнял приказы начальства. Но мешал организации именно Хосок в роли неподкупного агента, тогда я сделал это, — Чонгук качает головой, не понимая, что именно хочет донести до него Чимин, но рассказчик молчал, будто пытался собраться с мыслями и признаться в чем-то очень страшном. — Я подделал отчет о работе Хосока и это я подделал его медицинскую карту, чтобы его понизили до аналитика. Это из-за меня у Хосока забрали его значок действующего агента, но я… — поднимая голову наверх, Чимин ощущает, как слезы вновь собираются в уголках глаз, — я просто хотел спасти его, понимаешь? И черт, он был в безопасности все это время, потому что я смог убедить ДОН, что Хосок теперь не их цель. Но когда он ушел от меня к Намджуну, боже, это было…было…так мерзко, я почувствовал себя оплеванным, преданным, будто меня выкинули на помойку, но самое ужасное, что я не переставал Хосока любить все это время и я не пожалел, что спас его задницу, — Чимин стирает слезы со своего лица, шмыгнув носом, желая купировать все эмоции, что заполоняют его сейчас. — Я понимаю тебя, Чимин, — отвечает Чонгук, ласково беря его за руку в качестве поддержки, — ради Юнги я бы сделал тоже самое даже не задумываясь о последствиях. Любовь такая безумная, а? — на эти слова Чимин горько усмехается, что и делает Чонгук. Им обоим больно, у них одна скорбь на двоих, но переживать ее немного легче, если ее можно хоть как-то разделить. — Ты просил меня поискать что-нибудь о Юнги, я попробую это сделать. Приходи ко мне завтра вечером, думаю, что все будет уже готово, — Чимин выкидывает окурок куда-то в сторону, закидывая лопату себе на плечо, — нам нужно уезжать. Скоро светает, а не от всех улик мы избавились. Усталость берет постепенно свое, как физическая, так и моральная, сложно даже покидать это место, где под килограммами земли погреблен Хосок, и Чимин с тяжелым сердцем заводит двигатель, мысленно прощаясь со своей любовью в последний раз.