***
Он просыпается в своей кровати в маленькой, но уютной квартире, заваленной милыми безделушками и сплошь обклеенной разноцветными постерами с любимыми исполнителями, широко улыбающимися фотографам. В голове медленно появляются мысли, первые и оттого кажущиеся какими-то необычными. Дункан смотрит на свои ладони, задерживает взгляд на маленькой татуировке в виде якоря, затем поднимает глаза и замечает зеркало. С интересом маленького ребёнка он изучает собственное отражение, осторожно проводит рукой по тёмным волосам, приглаживая непослушные кудри, и подмигивает Дункану, прячущемуся по ту сторону. Но тут же ощущает что-то новенькое, то, к чему ещё долго придётся привыкать: неведомые удары внутри, непонятным покалыванием распространяющиеся по коже и заставляющие подчиняться им. Словно загипнотизированный, он направляется к шкафу, надевает бархатный пиджак и выходит на улицу. Постепенно Дункан учится реагировать на сигналы быстрее. Теперь он знает, что им руководит Хозяин, постоянно сверяющийся с собственным планом и ведущий его далеко, в пугающую неизвестность. Может, в глубине души ему хотелось бы свободы, но он попросту не знает, что это, и ничего не меняется. Проходит день за днём, Дункан поёт в музыкальной группе, добивается определённых успехов и купается в любви зрителей, готовых на многое ради билета на его выступление, участвует в «Голосе». А потом отправляется на «Евровидение», и причина этой поездки — всё та же воля Хозяина. И это вызывает бешеное счастье, им гордятся, оглушительно хлопают, демонстрируя свой восторг, говорят, как же ему повезло. Дункан и сам это знает. Вот только на душе как-то неспокойно, будто дурное предчувствие не даёт расслабиться и веселиться вместе со всеми. А ещё с недавних пор напрягает вынужденное рабство. Если бы не Хозяин, в некоторых моментах он бы действовал совершенно иначе. Тем не менее, он понимает, что окружающие его люди такие же. Каждый из них действует не по своей воле, сочетание клавиш и клик компьютерной мыши определяют каждое слово, каждую фразу, каждое действие. И выбора нет ни у кого, они даже не задумываются, а просто выполняют задания, своеобразные приказы строителей своей жизни. Но в голову упрямо лезут мысли о бунте, осуществить который, впрочем, невозможно.***
Сидящий у компьютера человек покачивает головой в такт шумной музыке и, не переставая зевать, беспорядочно нажимает на клавиши. Внимание его рассеянно, и он не замечает задумчивого взгляда Дункана, мысли которого надёжно скрыты сложными кодами и алгоритмами. Пока всё идёт по плану. Ветер из открытой форточки осторожно шевелит мятые страницы исписанного чёрными чернилами блокнота, в котором изложена вся жизнь Дункана, в том числе и его будущее. Всё идёт по плану. Вот только Дункан считает иначе.***
Волнение доходит по предела, когда приближается церемония открытия. Оранжевый ковёр одновременно манит и отталкивает, а голова идёт кругом от всех переживаний. Дункан на мгновение теряется в огромном и торжественном мире, но уверенная рука Хозяина руководит им, и впервые за последнее время это радует. Всё хорошо, до второго полуфинала ещё есть время, и он с улыбкой даёт разнообразные интервью, пока ответы на многочисленные вопросы всплывают в его голове сами собой. И остаётся лишь повторять. А затем в многолюдной толпе он замечает парня в ярком костюме, и планы ломаются. Рушатся, словно карточный домик, быстро и красиво, а Дункан не может оторвать взгляда от широкой улыбки, освещающей пространство вокруг не хуже солнца. И тут же понимает, кто это, ведь из бегло просмотренных клипов «She got me» запоминается больше всего. Правда, тогда сладкоголосый исполнитель не казался каким-то особенным, как сейчас. Он притягивает к себе любопытные взгляды окружающих, словно магнит. Позитивный и счастливый, Лука Хенни заставляет незнакомых ему людей улыбаться и прекрасно знает о своём необыкновенном таланте. Рядом с ним забываются все печали, откладываются на второй план проблемы, и за ним хочется наблюдать издалека, будто за каким-то произведением искусства. А на самом деле, он нечто большее — весь мир, представленный в хрупком облике. Дункан спотыкается на ровном месте, не видит ничего вокруг, уходит в размышления, глубоко в себя, вызывая недоумение окружающих и не обращая на них никакого внимания. В его жизни впервые есть смысл. Не просто выполнение приказов, долгий путь в никуда, а Лука. Он внимательно наблюдает за ним, отмечая малейшие детали, жесты, мимику, возможно, ведёт себя глупо, но зато точно знает, что так нужно. Впервые Дункан уверен в чём-то. А Хозяин бессилен. Тоже впервые, создатель всего, он понимает, что происходит, и всеми силами пытается остановить это, но тщетно. День и ночь он беспорядочно нажимает на кнопки, пробует разнообразные коды, сочетания клавиш, но ничего не выходит, Дункан лишь сильнее влюбляется, постепенно сходя с ума от путаных мыслей и переживаний, но его по-прежнему держит в узде «Евровидение», бесконечные репетиции и интервью. Дункану больше не хочется побеждать, ведь Лука как никто другой заслуживает получить заветный хрустальный микрофон. Но всё же воля Хозяина не испаряется, и всё продолжается, разве что в голове Дункана зарождается мысль наконец подойти к Хенни. А может, он и так замечает пламенные взгляды, способные прожечь насквозь? Они встречаются несколько раз, Лука каждый раз широко улыбается и, кажется, даже пытается завести диалог, но Дункан робеет, теряется и быстро уходит прочь. В редкие минуты отдыха он тихо напевает один и тот же ненавязчивый мотив, каждый раз придумывая новые слова, которые никак не желают превращаться в полноценную песню. «Ты ведёшь меня по улицам Амстердама», — шепчет Дункан, направляющийся в сторону лифта. Нажимает на кнопку, щёлк-щёлк, но больше не слышно ни звука. Он наконец замечает маленькую, незаметную табличку, приколотую ко стене, и вздыхает. Лифт сломан, теперь долгий подъём наверх. Его взору открывается длинная лестница, которая, кажется, может довести до самых облаков. Каждый шаг отдаётся стуком каблуков, старые ступеньки издают едва различимые вздохи. «Пока каналы шепчут нам что-то», — мысленно проговаривает Дункан, скользя рукой по гладким чёрным перилам. Как же он любит долгие подъёмы! С каждой секундой становится всё тяжелее, и он сожалеет, что недостаточно упорно занимался в тренажёрном зале последние два месяца. «Ветер вторит им». Усталость наваливается, пот маленькими водопадами стекает по спине, и хочется одного — умереть здесь же. — «Я сильнее погружаюсь в это болото», — с трудом произносит Дункан, приваливаясь к стене и жмурясь. Где-то сверху со скрипом открывается дверь, и приближаются торопливые, лёгкие шаги. Нежный голос заливисто смеётся, и этот звук подобен прекрасной мелодии, отзывающейся и эхом повторяющейся внутри Дункана. Несколько коротких фраз на немецком, из которых понятно только отрывистое «да», он открывает глаза, и перед ним появляется Лука. Даже одетый в обычную белую футболку и красные шорты, он выглядит так, словно сошёл с обложки модного журнала. Он, как всегда, ослепительно улыбается, демонстрируя белоснежные зубы, и Дункану безумно хочется спрятаться от ощущения собственного бессилия. — Auf Wiedersehen! — говорит Лука своему собеседнику и кладёт трубку. Конечно, он замечает Лоуренса, который безуспешно пытается слиться со стеной, и переходит на английский: — Привет! Как… — Он обрывает фразу, видя состояние Дункана. — Ты в порядке? Тот молча кивает, не в силах произнести слова, и продолжает пристально разглядывать Луку, стараясь унять нарастающее волнение. — Ты бледный. Уверен, что помощь не нужна? — Нет, спасибо, — с трудом выговаривает Дункан. «Он беспокоится обо мне», — стремительной молнией проносится в голове, и, кажется, даже становится легче. Неужели он что-то значит для него? А Хенни тем временем теряет свой солнечный свет, напряжённо думает о чём-то и выглядит сбитым с толку. — Ну ладно, — рассеянно протягивает он, не особенно убеждённый словами Дункана. — Слушай, это хорошо, что мы встретились сейчас. Я хотел сказать кое-что… — Лука глубоко вздыхает и собирается с мыслями. — Когда я впервые увидел тебя, произошло нечто странное. У меня получилось воспротивиться Хозяину. — Правда? Изумлению Дункана нет предела. Хенни чувствует то же самое! Это щекотливое ощущение свободы, ещё неокрепшее, неуверенное, будто слабый младенец, зато потрясающее и сводящее с ума. — То же самое и со мной! Лука остаётся спокойным, как будто весь этот диалог сводится к обсуждению погоды, а не чему-то невероятному. — Я так и думал. Это что-то значит, верно? И нам предстоит разобраться с этим. Как насчёт… Прогулки по вечернему Тель-Авиву? Дункан, не верящий своей удаче, радостно соглашается.***
Худощавый человек с кристально-голубыми глазами раз за разом бьёт кулаком о деревянный стол, не обращая внимания на медленно разливающуюся боль. Это конец всему. Конец плана, который составлялся с такой скрупулёзностью, а значит, и конец самой игры. Как можно управлять персонажем, который всё больше отдаляется, разрушает всякую связь и ведёт себя, как самостоятельный человек? Хозяин с ненавистью смотрит на счастливого Дункана, упоенно рассказывающего Луке забавные истории, замечает влюблённый взгляд последнего и в приступе бессилия опускает голову на сложенные руки. Ошибка. Хозяин поднимает глаза на фиолетовую надпись, занимающую половину экрана, и горько усмехается. Даже игра понимает, что всё пошло коту под хвост. Он быстро вводит нужный код. Вы уверены, что хотите завершить…? Он даже не дочитывает, нажимает «да», и широкий экран погружается во тьму.***
Дункан сразу же ощущает это. Пьянящий восторг кружит голосу, когда внезапно прекращаются привычные удары, и свобода небесно-голубыми реками растекается внутри. Хозяин оставляет свою миссию и наконец даёт ему шанс на прекрасную жизнь! — С тобой точно всё хорошо? — с беспокойством спрашивает Лука, которому до жути хочется поцеловать Лоуренса. — Восхитительно, — выдыхает Дункан и крепко обнимает его. Оба в замешательстве. Секунда, две, три, и Лука осторожно касается губ Дункана своими. Игра должна продолжаться…