Шехзаде моего сердца

Несколько недель спустя мне стало намного лучше и лекарь сказал, что я уже вполне здорова. Это означало, что я могу покинуть покои Мустафы, ведь он запретил мне покидать их на время болезни, и вернуться в свои. Воспользовавшись тем, что все шехзаде, кроме маленького Селима, и повелитель уехали на недельную охоту, я вернулась к себе. Аслан и Селим были очень рады, что я, наконец-то, вернулась, и они могут видеть меня каждый день. Дальше дни потекли вполне обычно: я играла с сыном и шехзаде, когда у них было свободное время от занятий, гуляла с Михримах в саду, иногда нам с Мехметом (когда они уже вернулись) удавалось урвать несколько часов, чтобы пообщаться без малышей, которым всё время хочется играть и бегать, и спокойно погулять по прекрасным садам дворца. Обеды и ужины я проводила в компании сестры и племянников, а вот завтраки всегда были лишь с шехзаде Мустафой, ведь он каждый вечер звал меня к себе. Всё было очень хорошо, пока не пришла весть о том, что прибыл художник, который должен написать портреты всех шехзаде и повелителя. Я привела Мехмета и Селима в павильон, где нас ждал тот самый художник. Выяснилось, что я — единственная, кто может это сделать, ведь я являюсь свободной женщиной и могу встретиться с чужим мужчиной, почему-то никто не подумал, что я была наложницей Мустафы, тем более я была сопровождающей шехзаде. К тому же у Сюмбюля были какие-то дела, и он тоже не мог отлучиться из дворца. Султан и Мустафа должны были подойти позже, чтобы познакомиться с ним. — Ася? — раздался мужской голос на русском, когда Селим и Мехмет прошли в комнату, а я осталась ждать их на улице. — Мирон?  — это был мой жених, с которым нам пришлось расстаться. Мы любили друг друга, но потом его родители нашли для него богатую невесту, и он, не желая жениться на нелюбимой, сбежал из деревни, оставив мне напоследок письмо… — Ты теперь султанша?  — спросил он, подходя ближе. — Нет. Я — наложница шехзаде Мустафы, но являюсь свободной. Я не рабыня. Это всё так сложно, Мирон… Скажи лучше, как ты оказался здесь? Где жил эти годы?  — я не могла наглядеться на него, ведь думала, что его уже давно нет в живых. — Я много где жил. Вот уже как год живу в Стамбуле, работаю художником, как и мечтал. Меня заметил Ибрагим-паша и пригласил во дворец… — заговорил он, — А я ведь любил тебя все эти годы, Ася, — продолжил он, но его прервал крик стражников: — Дорогу! Султан Сулейман Хан Хазретлери и шехзаде Мустафа Хазретлери! По дорожке к нам приближались султан и Мустафа. И взгляд последнего мне очень не понравился… — Повелитель, шехзаде — склонилась я, и, стоя позади Мирона, слегка подтолкнула его локтем в спину, чтобы он тоже поклонился. — Так вы и есть тот самый великий художник, про которого Ибрагим-паша говорил мне? — улыбнулся султан, глядя на Мирона. — Да, повелитель, но не такой уж я и великий, — Мирон скромно улыбнулся, слегка покраснев. Прямо как в первые дни, когда он посватался ко мне, и мы проводили время вместе, чтобы получше узнать друг друга. Я улыбнулась, вспоминая прошлую спокойную жизнь и свою первую влюблённость, и не заметила, как осталась с Мустафой наедине. — Вы знакомы? — сразу спросил он, очень близко подойдя ко мне и глядя прямо в глаза. — Да, шехзаде… Мы жили в одной деревне и росли вместе, наши дома стояли рядом, но пять лет назад Мирон уехал, и я увидела его только сейчас, — ответила я, не решаясь сказать правду. Ведь кроме меня и самого Мирона не знает об этом, а я попрошу его, чтобы никто так и не узнал. — Это осталось в прошлом. Отныне недопустимо, чтобы вы виделись, тем более наедине, — сказал Мустафа, как-то жёстко, как мне показалось. — Простите, Шехзаде, такого больше не повторится, мы совершенно не ожидали увидеть друг друга спустя столько лет, — прошептала я, на что он тут же мягко улыбнулся, с нежностью глядя на меня. *** Три дня спустя я одна гуляла по саду, как вдруг меня затащили в кусты. — Мирон, что ты делаешь? — испуганно прошептала я, боясь, что нас могут увидеть. — Давай сбежим? Этой ночью. Я понял, что не могу находиться здесь и не видеть тебя. А так мы снова можем быть вместе, — сказал он, с надеждой глядя на меня. — Прости… я не могу уйти с тобой. Я только недавно нашла свою сестру, и больше не хочу расставаться с ней. Будет лучше, если ты уедешь один, — я с жалостью смотрела на него, понимая, как делаю ему больно, но я уже давно не люблю его. Я отчётливо понимаю, что моё сердце принадлежит Шехзаде Мустафе. Он хотел что-то сказать, но вдруг я увидела, как к нам идут трое стражников. — Беги! И никогда не возвращайся в Турцию! — крикнула я Мирону, когда они уже почти подошли к нам. Слава Богу, что он послушался меня и побежал к воротам, которые, на счастье, были открыты. Стражники не успели схватить его, а вот меня отвели в темницу, но я даже не сопротивлялась. У меня были подозрения, что это Фахрие нас видела и донесла об этом. Вечером третьего дня ко мне пришёл сам Мустафа. Я вновь сидела на холодному полу, прикованная цепями за ногу к стене. — Почему ты ослушалась меня? — Мустафа смотрел на меня с большим разочарованием. — Я не нарушала ваш запрет, Шехзаде. Я просто гуляла по саду, когда Мирон схватил меня за руку и предлагал сбежать этой ночью. Я отказалась, а потом увидела, что к нам идут стражники. Я не могла допустить, чтобы его схватили и казнили, — спокойно ответила я, стараясь не смотреть ему в глаза. — Почему же тогда он хотел сбежать с тобой, если вы были просто соседями? — он подошёл ближе ко мне, глядя прямо в глаза. — Потому что мы были не просто соседями… мы были помолвлены и любили друг друга. Его родители были не против, но прямо перед нашей свадьбой нашли ему невесту получше. Он сбежал, ведь мало кто хочет жениться на не любимом человеке, — устало рассказала я, вспоминать то время было очень больно до сих пор. — Ты всё ещё любишь его? — прошептал Мустафа прислонившись лбом к моему. — Нет, Шехзаде, я не люблю его, но воспоминания о тех днях очень болезненны для меня, — тихо выдохнула я, наслаждаясь его руками в моих волосах, — Жители деревни долго дразнили меня за то, что я была брошенной невестой, ведь никто не знал всю правду, и считали, что Мирон сбежал из-за того, что не хотел жениться именно на мне, — я прикусила губу, тихонько всхлипывая. Даже спустя столько лет было очень обидно. Мне же было всего восемнадцать, но взрослые люди злословили, тогда как мои немногочисленные подруги ссорились с родителями, защищая мою честь. — Кого ты любишь сейчас? — он пристально смотрел на меня, продолжая рукой поглаживать мои волосы. — Вас, Шехзаде… — и тут же мои губы обожгло поцелуем. Сильные руки легли на мою талию, сжимая всё сильнее и сильнее, воздух стал заканчиваться, и мне первой пришлось оторваться от Шехзаде. — Кто рассказал об этом? — спросила я, уже зная, что он ответит: — Фахрие-хатун. Кажется, она так и не поняла, что не стоит переходить мне дорогу. — Селим и Аслан волнуются, ищут тебя по всему дворцу. Нам пора идти, — он самолично отстегнул цепи, неожиданно подхватывая меня на руки. На мои заверения, что я и сама вполне могу дойти, Мустафа не обращал внимания. *** Я шла по коридору на кухню, потому что очень сильно хотела есть (в последнее время я довольно часто и много ем), как увидела Фахрие, которая шла мне навстречу. Одна. Как удачно! Я рванула к ней, прижав к стене. Судя по страху на её лице, она прекрасно поняла, что я всё знаю. — Я, кажется, говорила, чтобы ты не смела больше переходить мне дорогу? Ты не послушала меня, и совершила свою самую большую ошибку. Я уничтожу тебя, и никто не сможет обвинить меня в этом, — прошипела я ей на ухо. А потом она ударила меня по щеке. Как я и рассчитывала. — Что ты делаешь?! — закричала я, всхлипывая. Как я и планировала, на мои крики прибежали стражники и Сюмбюль с Нигяр. — Что случилось, Настя-хатун? — ко мне подошла калфа. — О-она у-ударила меня, — я всхлипнула ещё сильнее, наслаждаясь тем, как в её глазах разгорается уже не страх, а ужас, — Я просто шла на кухню, чтобы покушать, а она опять напала на меня и ударила. Говорила, что Шехзаде никогда не будет моим и оскорбляла такими словами, что даже повторять стыдно! — я заплакала ещё сильнее, слыша, как Нигяр велела отправить Фахрие в темницу, а меня повели в мои покои, приказав принести мне чего-нибудь поесть, раз я так голодна. Провожая взглядом сопротивляющуюся Фахрие, которую стражники вели в темницу, я наслаждалась своей победой, ибо была уверена, что теперь она точно не сможет отвертеться.