И я был покой, а ты — хаос. © СПБЧ — Метеоры, кометы, болиды
Разноцветные бабочки вились возле цветущей липы. Тонкие тени пёстрых крыльев плясали на асфальте. Кудрявое облако, распластавшееся на ярко-голубом небе, было изогнуто в нежной полуулыбке. В клинике неврозов сегодня царили тишина и умиротворение. Ярко-красный чай с приторно-сладким запахом давно остыл. Рядом с холодной металлической кружкой на усыпанной крошками, сахаром и бог знает чем ещё тумбочке лежал недоеденный бутерброд с сыром. Женя спал… Ему снилось детство. Вот он врезается со всего маху в дерево. Слышит писк. Испуганно оборачивается. Гнездо. Брат широко раскрытыми глазами смотрит на отчаянно щебечущего птенца. И вдруг он, Юра и чёрное нечто уже внезапно на крыльце бабушкиного дома. Морщинистые руки осторожно укладывают нахальный комок в корзину. Пыль приятно щекочет нос, хочется чихать… Комок недовольно щебечет. Женя, Юра, это воронёнок. Он хочет пить. Женя, Юра, это воронёнок. Ему плохо, он совсем один. Женя, Юра… Женя… — Женя! Женя поморщился. — Женя! Резко подорвавшись с постели, Женя испуганно распахнул глаза и озадаченно уставился на Алю. Растрёпанные чёрные волосы торчали в разные стороны. Зрачки странно блестели в полумраке тесной коморки. — Пойдём! Курить страшно хочется. Опять забыл закрыть дверь на щеколду. Чёрт… Женя устало посмотрел на нервно переминающуюся с ноги на ногу гостью. Будучи отпрыском известных актёров, он с юных лет вращался по мнению людей, далёких от искусства лицедейства, в весьма и весьма специфической среде, а потому довольно близко знал массу творческих личностей с массой нетворческих «причуд». Зачем далеко ходить, взять хотя бы отца. Однако то, как протекали мыслительные процессы в голове Али, для Жени было тайной, покрытой мраком. Ещё вчера она вела здоровый образ жизни и ратовала за отказ от вредных привычек. Почесав небритый подбородок, мужчина сладко зевнул, достал из ящика без ручки пачку сигарет, вручил «заначку» девушке и с тяжёлым вздохом встрял в тяжёлые тапки, выданные главврачом во временное пользование. Тапки Жене могли бы и подарить, он, в конце концов, с недавних пор кинозвезда, однако в этой клинике успело засветиться столько знаменитостей… На всех, как говорится, волостей не напасёшься. Аля шагала впереди. Женя медленно плёлся следом и сонным взглядом сверлил её затылок. Хоть бы расчесалась. Вечно с гнездом ходит. В пору ворон заселять. Миновав ступени и коридоры, они выскользнули на улицу и спрятались за высокой яблоней. Спички? Как старомодно. Где она их только достала? Наверняка умыкнула у какого-нибудь ротозея, у неё ведь ни гроша за душой. Чирк! Осечка. Что ж, дубль два. На сей раз удача. Аля выпустила облако ядовитого дыма изо рта и блаженно улыбнулась. Женя, которому курить отчего-то не хотелось, усмехнулся, отметив резкие перемены в настроении девушки. Вечно у неё семь пятниц на неделе… Впрочем, ругать её не стоит. В конце концов, если бы не она, он бы уже давно сделал ноги отсюда. — И как ты эту гадость пьёшь? — вдруг спросила Аля. — Ты о чём? — не понял вырванный из потока размышлений Женя и тупо уставился на неё. — О той бурде малинового цвета. — А как ты пьёшь свой растворимый кофе? И вообще, что прикажешь мне делать, если меня обманули? Обещали травяные настои, а в итоге шиш. Плюс, да будет тебе известно, это самый дорогой из самых дешёвых чаёв. Я у Говорухина снялся, «звезда» теперь. Могу себе позволить. — Ты всегда шутишь с каменным лицом, и я никогда не могу понять серьёзен ты или притворяешься, — фыркнула девушка и стряхнула пепел на клумбу. Женя заметил, как между густых, почти сросшихся бровей Али пролегла складочка. Однако лицо собеседницы быстро прояснилось. Швырнув окурок в сторону, Аля опустилась на корточки и ткнула перебинтованным пальцем куда-то в траву: — Пали чё, жук-олень! У меня дома такой засушенный валяется, ему лапу оторвало. — И зачем ты его хранишь? — Не знаю. Наверное, это напоминание о безоблачном детстве. Жук был безнадёжен, но я всё равно пыталась его спасти. Когда он умер, я прорыдала добрых полчаса. Мне даже любимый «Фруктовый лёд» купили, чтобы я реветь прекратила. Не сработало. Я, несмотря на все уговоры, продолжила стоически наматывать сопли на кулак. — И как тебя успокоили? — Купили ещё один «Фруктовый лёд». — Неужели это и впрямь помогло? — Я сделала вид, что помогло. Чтобы мама не расстраивалась. Жук, который минуту назад лениво переваливался с боку на бок, вдруг резко взмыл ввысь. Аля, проводив его взглядом, посмотрела на Женю и сказала: — Пойдём обратно, а то тут душно, шо капец. Посмотрим какой-нибудь стрёмный сериал на «России 1». Может, тебя там увидим. Поржём.***
На самом деле, у Жени всё было хорошо. Слово «было» стоит вычеркнуть. Клиника неврозов — случайность. Нелепое стечение обстоятельств. У Жени всё хорошо. Год начался более чем удачно. После съёмок у Говорухина его заметили. Взяли на главную роль в спортивной драме. Он наконец-то поймал удачу за хвост. Раньше приходилось сниматься где придётся. В том числе и в бесконечных мыльных операх, в которых любой актёр теряет счёт времени, не понимает, на что тратит свою жизнь, и постоянно задумывается о том, ради чего учился столько лет. Вспомнить хотя бы тот сериал о войне 1812 года, где войне отведено от силы серий семь, а всё остальное — сплошные интриги, предательства и внезапные душеизлияния густо напомаженных физиономий в дешёвых костюмах. Как бишь этот сериал назывался… «Дело чести». Да, точно, «Дело чести». Если бы не Аля, он ни за что бы не вспомнил. — Моя бабушка ненавидела тебя. Говорила, что ты ветрогон и балахвост, что ты всё портишь и попросту пудришь мозги бедной Софи. А потом, когда тебя убили на дуэли, она плакала и поносила сценаристов последними словами. Ей-богу, её смерть деда меньше тронула. — Минуточку, кто я? Ветрогон и… балахвост?! — Ты что, не слышал таких ругательств никогда? — Они звучат, как клички рыцарей из дешёвого фэнтези. В клинику Женю запихнули чуть ли не насильно. А всему виной один обморок. Это случилось на спектакле на замену. Вместо «Ревизора» школьникам решили показать «Скупого рыцаря». Зал был забит под завязку. Духота стояла страшная. Реплики коллег по несчастью удавалось разбирать только по губам и то далеко не с первого раза, ибо дети не умолкали ни на секунду. Женя играл Альбера. В тот день его буквально выдернули из постели на сцену. Он не успел ни поесть, ни проснуться. Геля потом очень ругалась. А ей ведь нельзя волноваться… Женя в амплуа сына барона Филиппа яростно спорил с ростовщиком, как вдруг в его глазах потемнело. Он потерял сознание. Когда очнулся, увидел сначала две сабли, воткнутые в пол. Затем Игоря Митерина, который, пытаясь сделать вид, что всё идёт по плану, с неподдельным испугом в голосе декламировал: — Коль не устраивает Вас цена, могу я уступить! После этого Женю отправили в отпуск. Хотя он упирался руками и ногами. Отлежаться дома ему не позволили. По страшному блату положили в клинику неврозов. В первый же день его подняли ни свет ни заря, хотели вместе с остальными несчастными послать красить забор. Благо главврач над ним смилостивилась. Вручила клей, ватман и гуашь и отправила делать стенгазету. Аля выбрала не самый подходящий момент для знакомства. Окликнула, когда Женя, перепачканный краской, остервенело разглаживал пузырящуюся бумагу. Злой и уставший, он исподлобья взглянул на потревожившую его покой особу. Нечто маленькое, лохматое, чёрное, неуклюжее, в бесформенной одежде, с любопытными глазами-уголёчками вопросительно уставилось на него. — Вы-то от меня чего хотите? — Ничего, — беззаботно ответило нечто. — Разве что руку и сердце отжать. — Что?! — Спокойно, дядя, тут за такое можно два куба успокоительного в пятку получить. Женя фыркнул. — Я шучу, не сердись. Меня отправили к тебе помогать. Ты за главного. Давай, руководи. Всё выполню. Только учти, я рисовать не умею. — Я тоже… — Ничё страшного! Если руки золотые, неважно, откуда они растут. Кстати, я Алевтина Пална. Будем знакомы!***
Тучи сгустились над зданием. Женя стоял на балконе и задумчиво смотрел вдаль. У Гели шла тридцать восьмая неделя беременности. Ещё немного и он скоро сам родит от переживаний… Нужно будет позвонить ей вечером, узнать, как дела, как самочувствие. Вдруг ему стоит вернуться? Впрочем, Геля не обрадуется, если он не пройдёт курс лечения до конца. Аля сегодня, кажется, была в приподнятом настроении. Она с аппетитом жевала кислющее зелёное яблоко и с нетерпением ждала, «когда уже ливанёт». Сегодня ей хотелось поговорить. — Когда мы во дворе играли в дочки-матери, я всегда была младшим ребёнком в семье, потому что надеялась дождаться, когда все умрут от старости. — Чтобы получить наследство? — Не, мне просто было страшно умирать. — Аля. — Да? — А ты ведь мне соврала. — Я? Да ну, не может такого быть. В этом мире нет глаз честнее, чем у меня! — Ты умеешь рисовать. — И всё-то ты подмечаешь! Что, мой паблос с рисунками нашёл? Давненько там не было обновлений… Женя достал из кармана маленький потрёпанный блокнотик и протянул его девушке. — Ясно. Я уже думала, что с концами потеряла его. — У тебя неплохие скетчи. Только незаконченные. Чего-то не хватает. — Вдохновения не хватает. — Что, муза покинула? — Муза? Муза в формалине плавает. — Как долго? — Года полтора. Если не больше. — Вот как… Аля спрятала рисунки в рукав безразмерной толстовки. — Знаешь, в детстве я чувствовала себя гением. Чуть выше Пушкина. Так порою не хватает этого чувства теперь. В десять лет я свято верила в то, что мои стихи чего-то стоят. И рисовать любила безумно. Анкеты постоянно всякие составляла, коллажики мутила, в «Пейнте» чё-то пыталась воссоздать. Однажды «слепила» тетрадь для лучшего друга. Ну типа подарок на память. Не поверишь, но эта тетрадь до сих пор со мной. Потому что нету у меня друзей. — Сама себе друг? — Ну ладно, ты мой кореш на века. Доволен? Между бровей девушки снова появилась складочка. Вдалеке раздались раскаты грома. Серое небо разрезал жёлтый зигзаг. Начался дождь. У Гели шла тридцать восьмая неделя беременности. А Женя… Женя влюбился.***
«У пианистов самые изящные пальцы». Ложь. Самые изящные пальцы у скрипачей. Вот где хрупкость и сила! Красивее рук Гели не было в этом мире. Женя Листьев полюбил один раз и на всю жизнь. Мадонна Рафаэля не могла сравниться с Ангелиной, особенно когда Ангелина улыбалась. Женя Листьев полюбил один раз и на всю жизнь. Он не переживёт, если Геля его бросит. Никто не понимает его лучше, чем она. Даже мама. Однако… Третья сигарета подряд. Женя сидел под яблоней на мокрой траве и напряжённо думал. «Нравится» — «влюблён» — «люблю»… В жизни Жени прочно обосновалось «люблю». И где-то в полуюношеских воспоминаниях растворилось неопределённое «нравится». — Чё такой кислый? Аля умела появляться неожиданно. — Да так… Женя никогда не влюблялся. И вот сегодня он осознал, что это произошло. Ему было страшно. Что, если он ошибётся? — Товарищ Листьев, Земля вызывает Марс! Женя посмотрел на Алю. Ничего не будет. Он уже сделал свой выбор. Он боготворил Гелю и не лгал, когда говорил, что сопьётся, если жена его бросит, ведь семья — его гордость, его достижение. — Чел, да что с тобою? Женя встрепенулся. Аля плюхнулась рядом. В руке у неё был какой-то свёрток. — Я пришла поведать тебе офигительную историю! — Неужели? А можно я… — Нет, нельзя! Слушай! У моего бати есть друг, он полковник или типа того. Его зовут Витя. Всякий раз, когда этот Витя заваливается к нам в гости, он, если есть деньги, дарит дорогой коньяк. Если денег нет, то приносит водку. А недавно (ну, относительно недавно) он припёр Библию! Сказал, что ему в аэропорту всучил какой-то проповедник. У него дома ни одной книги, а у бати целая библиотека. Выкинуть не смог, жалко стало. Это было пару лет назад. Батя тогда, как ты, всё думал о смысле бытия. Решил, что Библия — знак свыше. В религию ударился. Вчера я попросила его что-нибудь почитать привезти. И угадай с трёх раз… Аля потрясла свёртком в руке. — Держи, дарю. У меня с самоопределением всё в порядке. С нервами нет, а вот с самоопределением… Короче почитай, вдруг просветление обретёшь. — Я читал Библию. Меня бабушка в детстве заставляла. — Серьёзно? Ну что ж, тогда сохрани на память. Когда-нибудь станешь суперизвестным и расскажешь эту странную историю в одном из интервью. Думаю, народ оценит, поорёт. Ладно, пойду я. Тут холодно, сыро и ты с лимонной мордой сидишь. Ещё заражусь от тебя занудством…***
Трель стационарного телефона, зелёного, с дисковым номеронабирателем, разбила тишину кабинета главврача. Жилистая рука с красными ногтями подняла трубку. Женщина с чинным выражением лица вдруг встревоженно посмотрела на часы, несколько раз сказала «угу» и выбежала в коридор. Вооружённая карандашом Аля сидела на скамеечке рядом с каким-то забитым парнишкой и увлечённо рисовала что-то в блокноте. — Беляева! — позвала девушку главврач. — Срочно беги к Евгению Михайловичу! До него никто дозвониться не может. У него жена рожает, если поторопится, успеет на пятичасовой автобус. Аля, понимающе кивнув, бросила блокнот и рванула на улицу. Говорила же, не пей эту гадость! Нет, не послушал! И нате, пожалуйста! Вчера пролил чай на телефон. Идиот!***
Знаете это странное чувство? Вы идёте к остановке. Видите автобус. Он уже мигает фарами, собирается уезжать. А Вы страшно опаздываете. Этот автобус — последний шанс не толкаться в душной маршрутке. Вы медленно плетётесь к пешеходному переходу, понимая, что уже поздно, как вдруг, сами того не ведая, неожиданного для самого себя делаете рывок и изо всех сил мчитесь вперёд. Внезапный, неведомый порыв несёт Вас, хотя ещё секунду назад Вы были абсолютно не готовы действовать. И вот, когда кажется, что всё пропало, Вы буквально в последнюю секунду успеваете влететь в едва не захлопнувшиеся перед Вашим носом двери… — Когда… когда родился Дима, мой младший брат, папа, которому поручили перерезать пуповину, грохнулся в обморок, — едва переводя дыхание, на бегу тараторила Аля. — Батя у нас вообще натура впе… впечатлительная. Помню, как Дима сломал руку. Ему накла… кладывали гипс. Он закричал от боли. И папа тут же потерял сознание! Удивляюсь, что он не вырубается всякий раз, когда видит малого! Ты, судя по всему, такой же. Так что… так что в родильное отделение не лезь, жди готового! — Аля, по-братски, сейчас не до твоих советов! — воскликнул бледный от волнения Женя. — Следи за дорогой, я ведь здесь ни черта не знаю! Когда уже остановка? — Я тебя от тревожных мыслей отвлекаю, дурак! Не думай ни о чём, просто шевели ногами и слушай меня! Это самый короткий из всех возможных путей, так что рот на замок, я сегодня главнюк! Белый «ПАЗик» уже мигал фарами. Женя и Аля, которые к пункту назначения добирались через какие-то дворы, кусты и помойки, с изодранными руками и ногами выбежали наконец-то на тротуар. — Не успеем… — переходя на шаг, обречённо констатировал мужчина. — Успеем! — не обращая внимания на боль в боку и жжение в груди, выпалила Аля. — Он уже уходит. — У кого из нас жена рожает, чёрт возьми?! А ну-ка соберись, тряпка!***
Они сидели в раскалённом салоне автобуса и смотрели на проплывающие мимо дома, деревья, столбы. Успеют. Всё-таки успеют… — На кой-чёрт ты меня с собой потащил? — вдруг спросила Аля. Женя усмехнулся. — Ну должна же Геля знать, кому она обязана своевременной доставкой мужа к роддому. Аля отвернулась к окну. — Если не дашь денег на обратную дорогу, останусь жить у тебя на правах третьего ребёнка. Женя улыбнулся. Он всё-таки совершил ошибку. Цепочка «нравится» — «влюблён» — «люблю» априори была неправильной. Дружба. Вот что он упустил. За две недели в клинике неврозов у него появился друг. Друг, который не переносил транспорт, но был готов абсолютно безвозмездно доставить едва знакомого человека хоть на край света. Мужчина взглянул на Алю. Сердитая и счастливая, она наблюдала, как в синем небе кружатся птицы. Женя, Юра, это воронёнок. Он хочет пить. Женя, Юра, это воронёнок. Ему плохо, он совсем один. Женя, Юра… Женя…