90210

В большинстве случаев ответственные решения приходится принимать в пространстве, ограниченном рамками времени и обстоятельств. Ответ на вопрос возникает будто вспышка аффекта, и в последующем приходиться сожалеть о выбранном пути решения проблемы. Мы хотим считать себя повелителями судьбы, но её резкие повороты каждый раз сбивают нас с дороги успеха. Марк к очередному испытанию оказывается не готов, потому только беспомощно прижимает к себе бумажный пакет с продуктами и отсчитывает мысленно три секунды, чтобы с головой нырнуть в последствия своего последующего действия. Приходится выбирать между голосом совести и громкими выкриками личной неприязни. Донхёк должен знать, что ничем хорошим его визит в эту часть южного района не закончится, и Марк, как прилежный воскресный прихожанин церкви, должен ему об этом напомнить. Мы должны держаться вместе. Только вот Марка в церковь приводят не благие призывы собственной души, потому на секунду он допускает мысль, что сам не против оставить на теле Донхёка пару ярких синяков за вечные издёвки и потерянное вдохновение. Тем более, что подобный выход агрессии может открыть доступ к адреналину и пусть по венам более живой ритм для новых текстов. Гордость и честолюбие очень вовремя напоминают о том, что при таких неравных шансах драка не принесёт никакого удовольствия, а Марка ещё долго будет преследовать чувство вины. Марк шумно выдыхает, оставляет пакет на кассе и оборачивается к Донхёку как раз в тот момент, когда тот кидает железную банку газировки одному из своих приятелей, всем своим беззаботным поведением показывая, что разбитое лицо и пару переломанных ребёр его никак не пугают. — Что ты и твои раскрашенные клоуны здесь забыли? — приходится придать своему голосу как можно более грубую и запугивающую интонацию. — Разве ты не в курсе, что ребята с баскетбольного поля могут с вами сделать, Донхёк? Донхёк реагирует не сразу, будто специально увлекаясь чтением состава кока-колы, пока его маска безмятежности трещит по швам. Видно, что он тоже раздумывает над своим ответом, а после Марк замечает горькую усмешку на его лице. Проходит ровно три секунды, прежде, чем Донхёк ставит колу на место и обращает своё внимание на присутствие рэпера, нагло врываясь в душу своим пронзительным взглядом. — Мы пришли показать, что больше не боимся гулять на вашей территории, сколько бы вас не было и какими агрессивными вы бы не хотели показаться, — с каждым слогом голос Донхёка набирает уверенность. — Хотя бы по той причине, что эта земля не принадлежит твоим дружкам, Марк. Марк начинает жалеть, что лезет в это дело, потому что часть ответственности за все возможные последующие катаклизмы теперь возлагается на него, а он всё ещё не готов к чему-то глобальному. Ему бы переубедить Донхёка, поскорее бы выгнать в более безопасную часть в избежание кровопролития, но Хёк сам идёт в наступление, приближаясь к Марку всё ближе и ближе. — А все свои предупреждения побереги для себя, — указательный палец Донхёка утыкается прямо Марку в грудь, где набирает обороты сомневающееся сердце. — Потому что за нас всегда вступится семья, а за тебя постоять некому, Марк Ли. Ты всего лишь шестёрка у них на побегушках. Марку бы схватить Донхёка за воротник рубашки и хорошенько встряхнуть, научить следить за словами, но никто не заслуживает наказания за правду. Раздражённое и беспомощное «чёрт с тобой» растворяется в пространстве, потому что Донхёк уходит и забирает с собой своих друзей. Очередной раунд их пока ещё словесной битвы остаётся за ним, и Марка это выводит гораздо сильнее, нежели потраченные карманные деньги. Марк забирает пакет с покупками и молча кивает продавцу, который никак не комментирует развернувшуюся на его глазах драму — привык. Парни на баскетбольном поле приветствуют газировку и прочие сладости громким свистом, и почему-то внутри это отзывается всплеском негатива. Всё самое интересное впереди, но Марк резко ощущает потребность вернуться домой. Он лжёт Сэму о своём обещании помочь на работе и уходит с поля. Никто больше с ним не прощается. Даже если Донхёка сегодня поймают и изобьют — Марку уже безразлично состояние его здоровья. Нет дела до возможных арестов тоже. Внутри просыпается демон кризиса самоопределения, и борьба с ним выходит на первое место. Вопросы, которые Марк должен задать сам себе, размываются, а ответы и вовсе рассеиваются в тумане депрессивного состояния. — Сынок, ты сегодня рано, — мама Марка встречает его с мягкой улыбкой и аккуратно интересуется. — Не поможешь мне на кухне? Марку так хочется попросить просто не трогать его, но он уже вырос из возраста подростковых капризов, а тренировки дерзости на родителях не принесут ему чести, поэтому он только просит дать время переодеться, не замечая всплеска счастья в глазах женщины. По радио передают свежие вечерние новости, а после включают какую-то незатейливую испанскую песенку, на фоне которой почти бесшумно течёт вода из-под крана и танцует масло на раскалённой сковороде. Мама Марка неосознанно двигается в такт мелодии и нежно треплет своего сына по волосам, когда он на отлично справляется с её очередным заданием. Марк чувствует, что в этот момент ему не нужно быть кем-то и что-то доказывать, потому он выдыхает со спокойной душой и забывает про ситуацию в магазине до следующего дня. В то время как Донхёк прячется за углом обшарпанного кирпичного дома, дышит тяжело и сильно зажмуривается. За проявление смелости всегда приходится платить высокую цену, но результат не всегда стоит заявленных ожиданий. Внутреннее упрямство не позволило ему прислушаться к словам Марка, потому они с друзьями всё же решили пройти мимо баскетбольного поля — любая революция начинается с небольших акций протеста — и навлекли на себя гнев большинства. И только проезжающая мимо полицейская машина подарила фору на побег, позволив отдалиться на приличное расстояние. Донхёк одним резким движением срывает чокер с шеи, потому что он мешает сделать полноценный вдох, и прислоняется затылком к грязной стене, прислушиваясь к вою сирены вдалеке. Единство помогает их вог-дому выживать и добиваться каких-то высот, и Донхёк поступил очень необдуманно, решив начать борьбу за права в меньшинстве и разделиться во время погони. Теперь ему в одиночестве искать обходные пути, в одиночестве выслушивать нотации от главы дома. Донхёк знает, что, на самом деле, за него никто не вступится, никто не попытается оправдать необдуманность его действий, потому что большинство ожидает его провала гораздо сильнее заслуженного восхождения. Донхёк не шестёрка. Он — принц своего дома, ведь его навыки на высоте и только продолжают улучшаться, и подобное всегда имеет две стороны: одни восхищаются, другие завидуют и ненавидят, и каждый день превращается в погоню за выживанием. И сейчас самый подходящий момент, чтобы бросить всё и сдаться, но Хёк не позволит себе проиграть. Он аккуратно выглядывает из-за угла, осматривает пустующие перекрёстки и выжидает пару минут, прежде чем снова начать двигаться. Хвоста не наблюдается, и он отправляется домой. Ещё два квартала пешком, и он окажется в безопасности. Дышать от осознания становится легче, но эйфория от собственного спасения длится недолго — кто-то грубо хватает Донхёка за локоть и резко разворачивает к себе. — Попалась птичка, — мерзкий тон и запах перегара. — И теперь ты пойдёшь со мной. Донхёк не узнаёт в нападающем никого из преследующих его с баскетбольного поля. На нём нет ни кепки, ни золотых цепей, ни банданы. И это пугает гораздо сильнее, чем драка толпы против одного — Донхёк не знает, чего ожидать, и инстинкт самосохранения срабатывает быстрее мыслительных процессов. Наступить на ногу — резко вырвать руку — сбежать. Оставшееся расстояние Донхёк пробегает без оглядки. В уголках глаз собираются слёзы, и лёгкие садит нещадно, потому что подобные марафоны вкупе со страхом отнимают гораздо больше энергии, нежели танцевальные тренировки, и колени дрожат скорее от обиды, чем от нехватки выносливости, которой у Донхёка хоть отбавляй. Их дом — бывшее студенческое общежитие, неприветливое снаружи, но душевно тёплое внутри. Только сегодня Донхёка встречают не с улыбками, а с нескрываемым разочарованием. Глава дома не даёт времени на передышку и сразу же зовёт за собой в свой кабинет, чтобы отчитать за проявление безответственности. Донхёк невольно сравнивает свои ощущения с тем, что ему приходится испытывать в церкви, когда он ловит на себе очередной косой взгляд, и происходящее здесь и сейчас кажется куда страшнее. Одно дело, когда тебя не понимают и не принимают чужие, совсем другое, когда близкие люди не оценивают порывов твоей буйной души. — Этого больше не повторится, — тихо произносит Донхёк и чувствует, как жгучая обида царапает горло. — Я больше не заставлю Вас переживать и не подставлю братьев под удар. Прошу меня извинить. Собственная отдельная комната (особая привилегия) сегодня напоминает одиночную камеру, и Донхёк впервые за всю жизнь мечтает родиться самым обычным ребёнком в обыкновенной семье, ведя борьбу лишь за отличные оценки в колледже и свободное место в спортивном клубе. — Нет, парень, такая жизнь не для тебя, — с грустной улыбкой говорит Донхёк сам себе, а после заваливается на нерасправленную кровать. — Но в следующий раз попробуй прислушаться к Марку Ли. Мы должны держаться вместе. Возможно, что в будущем Донхёк тоже найдёт для себя в этих словах новый смысл, но сейчас усталость и Морфей забирают его в своё далёкое царство, ведь с утра начнётся новая гонка по ранее неизведанной трассе.