Возвращение

Хуже всего было то, что его никто не винил. Кроме него самого. Не винили Дасти и Алекс – наоборот, пытались ободрить, видя его состояние, и брали на себя организационную работу. Не винил Вальтер – зато на все корки честил Меркатца и через слово ворчал, что тому надо было тайком вывезти Фаренхайта из крепости. Сам Шенкопф, мол, отвернулся бы и сделал вид, что не заметил, если бы заранее знал, чем кончится эта затея. Не винили остальные изерлонцы, считавшие соглашение с имперцами злом, конечно, но неизмеримо меньшим, чем жесткое продолжение осады или новое сражение на заведомо невыгодных условиях. И уж точно не винили воскресшие. То, что Ян привез их с собой, подкрепило репутацию чудотворца, и вряд ли кто-нибудь думал о том, что он сам хотел бы сотворить совсем другое чудо. Федор, наверное, понимал, что мучает Вэньли, но вслух ничего не говорил. Не портил последние дни перед переездом. Только размышлял вслух о том, что обязательно сделает, когда вернется на Хайнессен. Не винил даже Юлиан, и это было больнее всего. Они с Фредерикой были слишком рады, что он вернулся, и эту радость не омрачала ни сдача крепости, ни поступок Карин. «Наверное, я ее чем-то обидел, или ей внимания не хватало», – только и сказал сын, когда узнал о романе, как оказалось, его девушки с заложником-имперцем. На стороне Фаренхайта было сразу несколько факторов – полная свобода действий, необычная привлекательная внешность, опыт, наконец... Фредерика даже вспомнила, как Катерозе приходила к ней за советом. Спрашивала, каково это – быть замужем за человеком, который намного старше. И еще что-то про разницу в званиях и привычках. Жена призналась, что решила, будто Карин собирается бросить Юлиана ради Дасти, но лезть с нравоучениями не стала. В конце концов, не все же выбирают свою судьбу в ранней молодости раз и навсегда, большинство какое-то время ищет, и это их личное дело. Вэньли согласился, что его сын в некоторых вопросах еще совсем ребенок, а Катерозе хоть и младше него, но кое в чем обогнала. И не только Юлиана. Например, когда вскрылось, кто именно является избранницей Фаренхайта и собирается вот прямо сейчас с ним улетать, Шенкопфу первому не хватило слов для выражения своей позиции. За топор схватился, еле удержали. Однако, Ян дорого дал бы за то, чтобы только проблемой с Кройцер творящееся вокруг безобразие и ограничилось. В крепости скопилось много народа, некогда бросившего все и рванувшего сюда, кое-кому было попросту некуда возвращаться. Конечно, имперцам тоже не нужны были проблемы с агрессивно настроенными людьми, и они готовы были посодействовать, но в разумных пределах. Намного сильнее их все же беспокоило, не осталось ли в руках сдавшихся бунтовщиков чего опасного. А сотни тысяч неустроенных изерлонцев, не заслуживших еще права на пенсии и пособия – капля в океане Нового Рейха. Короче говоря, нужно было разбираться самостоятельно, а Ян еще не до конца вник во многие нюансы и при всем желании не мог помочь каждому так, как хотелось бы. Поэтому все чаще рука тянулась к бутылке, и чай в чашке упорно проигрывал напитку покрепче. Так продолжалось до того дня, когда Фредерика сказала, что им нужно серьезно поговорить. И положила перед Вэньли на стол бланк с заключением врача. Трезвого ума хватило, чтобы не ляпнуть «так дело было не в твоих кулинарных экспериментах!», а обнять жену и наконец-то искренне порадоваться, раз повод появился. Новость о будущем ребенке заставила Яна встряхнуться и прекратить самобичевание. Только от него самого теперь зависело, в каком мире будет жить его семья. И пусть он пока не знает, что делать, но обязательно придумает. Чудотворец он или нет?